Тени за волнами

– Крох. Его зовут Крох, – выпалила я нервным голосом, переключая внимание на лицо соседа. Он будто не замечал, какое влияние производит на меня, толком ничего при этом не делая.

– Забавно, – заключил он с вернувшейся на лицо лёгкой улыбкой. Я просияла, садясь на корточки рядом с ним и делая вид, что мне очень любопытно, чем он тут занимается этим утром. На самом деле, мне правда было интересно всё.

Он ещё немного покопался в шестерёнке, после чего отбросил инструменты прямо на землю и поднялся, протянув руку и мне. Я опешила, не сразу решаясь её подать – это значило прикоснуться к его коже. Мне стало жарко, хотя на улице бушевал привычный для этих краёв ветер, но руку я всё же протянула. На какой-то короткий момент наши ладони соединились, и я смогла почувствовать тепло его тела – моя рука по-прежнему оставалась прохладной, что было свойственно привычной для меня температуре. Я поднялась следом за соседом, очарованная этим мгновением и мечтающая о том, чтобы чувствовать его ладонь в своей как можно дольше. Он осторожно вытянул руку из моей, и я постаралась привести дыхание в норму. Мои глаза заметались из стороны в сторону, не находя для себя утешения и облегчения.

Парень проявил чуткость и предложил мне сесть на скамью, что ютилась на старой веранде – мы прошли туда вместе и сели рядышком.

Он всё так же молчал. Поэтому я продолжила:Прошло пару мгновений, он посмотрел на меня с нейтральным выражением лица и просто спросил: – Тебе тут нравится? Он понял, что я здесь новенькая, а значит, всё это время меня замечал. Я внутри возликовала и задумчиво произнесла: – Я ещё не решила. Иногда Браннелэй кажется уютным, особенно когда солнце. А иногда – как будто всё это временно. Будто меня вот-вот снова куда-то перевезут, – я перевела дыхание, не сразу решаясь начать откровенничать с соседом. Он меня внимательно слушал, но никак не выказывал своего интереса. Я всё же захотела ему рассказать что-то о себе. – Знаешь, я проводила здесь много времени в детстве, в дедушкином доме. Теперь от этих воспоминаний остался лишь дедушкин дом, в котором мы поселились и делаем ремонт.

– Мы переехали сюда с мамой и Кайлом, это мой брат. Он младше, иногда довольно шумный. Ты, должно быть, видел нас вместе, когда мы шли в школу, – улыбнулась с лёгкой дрожью в голосе я. Заводить контакты по-прежнему давалось мне тяжело после неприятных событий в Бруклине. – Маме было тяжело оставаться после развода с отцом в Америке, а тут – дедушкин дом. Он достался нам, и было решено привести его в порядок и пожить в Браннелэй.

Я украдкой посмотрела на него. Он слушал. И не перебивал. Это было как будто… ново.

– Родители развелись несколько месяцев назад, – сказала я, и вдруг стало странно легко, а страх перед общением с этим парнем куда-то медленно улетучивался. – Папа остался в Бруклине. У него теперь новая жизнь без нас, вроде как. Мама долго не могла прийти в себя, не ожидав такой резкой перемены событий. А потом… ну, сказала, что пора всё полностью поменять. Я думаю, что… что они с отцом давно не любили друг друга, но в день переезда она призналась мне, что до сих пор тяжело это переживает.

– Я сначала думала, что это наказание. Но потом… знаешь, Кайл сказал, что здесь пахнет зелёными красками и фисташковым мороженым. Наверное, он имел в виду насыщенные пейзажи вокруг и ассоциировал это со своим любимым цветом и едой. После этого я почему-то решила, что он прав. Иногда запахи и чувства говорят больше, чем слова.Я повертела в руках подвеску от наушников.

– Мы тоже не отсюда.Сосед вдруг чуть кивнул – как будто ему это было знакомо. Потом сказал:

Я почувствовала, как будто в этой фразе он оставил для меня щель в своей тишине – и я уже знала, что снова пройду мимо его дома завтра и оглянусь.

Следом за первым чувством я испытала радость, что моя догадка вдруг подтвердилась, и возбуждённо подняла голову. Не зря я не встречала его раньше здесь, в Браннелэй.

– Я родился в Дублине. Там была квартира, другая школа, старые друзья. Некоторые из них остались до сих пор, но из-за учёбы и расстояния мы редко общаемся, – я слушала каждое его слово с замиранием сердца, обрадовавшись тому, что смогла его разговорить и вывести на историю о себе. Парень продолжал говорить и ничего не подозревал. – У отца был бизнес… что-то про ремонт и кухни.

Он ненадолго замолчал.

– А потом бизнес развалился. Сначала думали, временно. Потом временно стало навсегда. Мы переехали сюда – это мамино родное место. Я был в шестом классе, когда это произошло.

– Шесть лет назад? – я спрашивала наугад, но не ожидала, что на мой вопрос сосед согласится лёгким кивком. Меня это слегка поразило и приободрило в то же время.

– Получается, ты живёшь в трёх домах от дома моего дедушки уже целую вечность.

Он хмыкнул.

– Наверное. Но ты ведь только что приехала. Когда ты была в Браннелэй до этого в последний раз?

– Очень давно, ещё до рождения Кайла. Ему стукнуло как раз шесть в этом году.

Мы снова помолчали. Граф появился где-то сбоку, забрался прямо на подоконник и устроился клубком. Мне стало жаль его потерянное ухо.

– Как он лишился одного из слуховых аппаратов? – не сдержалась я.

– Я не знаю. Когда мы переехали сюда и арендовали самый недорогой, что был в округе, дом, он уже здесь жил и был таким. Мать стала о нём заботиться и даже водила к местному ветеринару.

– К Рори? – неожиданно обрадовалась я.

– Да, к нему, – парень удивлённо посмотрел на меня, обдавая вновь своим обаянием, присутствующим во всём, начиная от пронзительных глаз и заканчивая мальчишеской твёрдой силой духа.

– Ты часто бываешь на пирсе? – я опустила глаза вниз, пряча своё смятение и переводя разговор в другое русло.

– Иногда, – задумчиво ответил он. – Я на нём изредка играю на скрипке, чтобы никому не мешать в доме. Отец теперь работает на стройках, и часто приходит уставшим домой. А мать… ей временами нездоровится, и она едва успевает следить за домом и хозяйством, не то, что отдыхать.

Моё сердце заполнила незнакомая ранее печаль, на что оно предательски сжалось в груди. Жизнь у соседа непростая, и похоже, что намного сложнее моей собственной.

– Я тебя случайно увидела. Ты выглядел так, словно… погружённый в процесс, как поэты, когда пишут, или как художники, когда рисуют в порыве страсти и вдохновения… наверное, это твоё призвание.

– Там редко кто-то бывает кроме меня, – он пропустил мои слова о призвании мимо ушей, словно нарочито это сделав. Его голос стал твёрже. – На тебя я тогда толком не обратил внимание. Я правда заигрался, и мне пора было срочно бежать домой.

Я раздосадованно прикусила губу, почти до боли, и сжала в кулачки похолодевшие вновь ладони. Диалог перестал быть лёгким и приносил странный спектр чувств – сложных и многогранных, тяжёлых и грустных, как тучи на небе Браннелэй.

Время за беседой пролетело незаметно. Пахло сосной, выгоревшими под летним солнцем досками. На подоконнике замурчал Граф, когда сосед начал его чесать.

– Я рада, что мы заговорили, – тихо сказала я, вытаскивая из себя эти слова с большим сопротивлением.

Сосед кивнул.

– Я не особо болтлив, – из его уст послышалась лёгкая ироничная усмешка.

– Зато хорошо слушаешь. Это редкость.

– Может, потому что никто ничего особо не рассказывает, – парень ухмыльнулся, явно намекая на то, что мне просто повезло этим утром с ним.

– Ну тогда ты обречён. Я – тот человек, который много говорит, когда нервничает, – я поняла, что ляпнула, только когда это уже произошло, и стыдливо прикусила язык.

– Я понял, – спокойно ответил он без тени эмоций.

– Как я могу к тебе обращаться? – Я поняла, что до сих пор не знаю, как его зовут, и решила напоследок это исправить.

– Финн, – бегло проговорил он, будто не желая на этом останавливаться. – Финн Маккан.

– А я Хейли Карсон, – припечатала я тут же, радуясь нашему долгожданному знакомству и ещё не переживая тогда ни о чём. – Просто Хейли.

– Мне пора… Я опоздаю на занятия, – я не решилась добавить, что и он тоже, если прямо сейчас не пойдёт в школу. Здравый смысл подсказал не вмешиваться в то, как Финн распоряжается своим расписанием.Он едва заметно улыбнулся. Я с удовольствием отметила, какая у него красивая, ровная улыбка.

Я обернулась, сердце застучало в груди так, будто я вернулась с долгой пробежки в гору.Он промолчал, когда я встала. И только когда я уже закрывала за собой калитку, он внезапно окликнул меня: – Хейли.

– Ты можешь заходить, если хочешь.

Сердце продолжало выбиваться из ритма, делая сальто в грудной клетке. Но я сдержала радостную улыбку. Просто кивнула.

– Ладно. Но только если Граф даст добро, – вымолвила я дрогнувшим голосом. Давно я не разговаривала с кем-то так – тепло, по-дружески, как будто мы были старыми знакомыми.

Финн Маккан не ответил. Просто смотрел мне вслед, пока я не свернула за угол.

На следующий день он сидел на том же месте. И я подошла. Просто так, будто для нас это стало чем-то само собой разумеющимся.

Но уже в среду, после первого урока, я узнала о соседе нечто такое, что в один расчётливый миг подорвало всё ощущение близости и хрупкой дружбы. Я почувствовала знакомый привкус разочарования и страха – резкий и внезапный.

Глава 4

Школьный день был похож на все прочие и ничем значимым не выделялся. Я зашла в кабинет литературы, держа в руках увесистую стопку моих тетрадей и учебников. В рюкзаке на спине и без того был беспорядок – утром я свалила в него кипу старых вещей, чтобы принести их в школу и показать Эйлин. Мы договорились обмениваться какими-то лишними вещами, утратившими для нас свою значимость. Она приносила много летних нарядов, которые покупала исключительно для отдыха за границей, а я отдавала ей гору своих джинсов, на которые уже давно не могла смотреть. Эйлин была худенькой, как и я, и размеры одежды у нас совпадали. Мы заключили дружескую сделку взаимовыгодного обмена – я любила лёгкие наряды и собиралась гулять в них, когда полечу следующим летом с отцом и Кайлом в деревню к бабушке по линии папы, а Эйлин, несмотря на её склонность к мини-юбкам и коротким шортам, с радостью прибрала к рукам мои устаревшие штаны. Она пообещала какие-то носить в неизменном виде, а из каких-то устаревших моделей сделать шорты с помощью ножниц и маленькой швейной машинки. Это было её своеобразным хобби, и я была рада ей помогать с материалами для вдохновения и творения новых шедевров.

Мы обедали прямо в классе, каждая за своим столом, – наши места шли друг за другом. Я откусила яблоко и собиралась налить себе молоко в кружку, которую принесла в школу ещё в первый учебный день, когда в кабинет зашла преподавательница литературы строгого вида. Эйлин зашептала, что пора готовиться к занятию, и в спешке принялась убирать еду в ланч-пакет. Я едва не закашлялась, забыв проследить за течением времени и подготовиться к занятию. Утирая со рта крошки после сэндвича, я аккуратно сложила остатки пищи в контейнер, заботливо собранный этим утром мамой.

В кабинете повисла напряжённая атмосфера. Мисс Дуган с особой внимательностью изучала унылые лица учащихся, размышляя, кого ей выбрать в жертвы на этот раз. Домашнее задание по литературе я подготовила, но несмотря на это, невольно сжалась на своём сидении, не желая, чтобы меня заметили и вызвали к доске. Это повышенное внимание, а его я хотела меньше всего. Я едва успела переварить пищу в желудке. Эйлин понимающе мне подмигнула. Никто не хотел отвечать, и мисс Дуган пришлось тыкнуть пальцем в первого попавшегося ученика. Это был высокий юноша, не похожий на всех остальных – он казался особенно худощавым и неказистым на фоне одноклассников. Я мысленно ему посочувствовала, предполагая, как нелегко ему учиться в школе. Над такими ребятами, как он, всегда подшучивают и издеваются по поводу внешности. Тот, кто отличается, всегда жертва, в том или ином смысле. Кто-то жертва восхищения, а кто-то унижения.

Когда парень поднялся и вышел к доске, все тут же успокоились и потеряли всякий интерес к происходящему. Это означало небольшую отсрочку, и можно было снова расслабленно бездельничать. А наблюдать за тем, как кто-то другой мнётся у доски, не зная ответ, было немалым удовольствием для многих.

– Фрэнк, – не преминула обратиться к ученику мисс Дуган. – Скажи мне ответ вот на этот вопрос, – она раскрыла старый потрёпанный учебник на первых страницах. Вопросы были в конце первой и второй глав, и прошлым вечером после прочтения нужной книги я написала в своём конспекте целый справочник-глоссарий с ответами. – Глава первая. Номер один и номер пятнадцать. И не вздумай искать в лицах одноклассников подсказки. Я слежу за тобой, – повторила мисс Дуган с лёгкой ноткой язвительности.

Мне на секунду показалось, что Фрэнк весь вспотел, начав переминаться с ноги на ногу. Он играл с пальцами, нервно сжимая их и ковыряя ногти. Я вспомнила, что чувствовала нечто подобное, когда меня вызвали к директору после нашумевшей статьи о популярном футболисте-агрессоре в старой школе. Мама тогда краснела за меня, а я могла лишь стоять за её спиной и испытывать невыразимое унижение и злость на почве очевидной несправедливости. Никто не верил мне, и это удручало даже сильнее прямого выговора школьного директора.

Фрэнк сглотнул. В кабинете воцарилась такая тишина, что было слышно, как кто-то щёлкнул ручкой в заднем ряду. Несколько человек хихикнули, но быстро замолкли под взглядом мисс Дуган.

– Вопрос первый… Мы должны были начать изучать «Of Mice and Men»[1]Джона Стейнбека. В главе первой мы знакомимся с Ленной и Джорджем, которые идут к новому месту работы. Важно то, как описывается природа вокруг них – спокойная, почти идиллическая сцена. Это создаёт контраст с тем, что происходит дальше. А ещё через диалог мы узнаём об их прошлом: Ленн заставил их сбежать из прошлой работы из-за инцидента с девочкой в красном платье.Он открыл рот – и, к удивлению многих, заговорил довольно уверенно:

Он замолчал, будто прислушиваясь к реакции. В классе послышался лёгкий ропот – кто-то явно не ожидал такого ответа от Фрэнка. Крутые парни в задних рядах похлопали ему, явно подтрунивая и издеваясь. Но Фрэнка это не смутило, теперь он казался почти собранным и открытым к контакту.

– Продолжай, – сказала мисс Дуган чуть мягче.

– Пятнадцатый вопрос… – он нахмурился, но потом, словно что-то вспомнив, произнёс: – «Почему Джордж остаётся с Ленни, несмотря на его трудности?». Джордж говорит, что у него есть друг – друг, за которого он в ответе. Это не только чувство долга, но и своего рода потребность Джорджа в смысле. Они отличаются от остальных: «Guys like us, that work on ranches, are the loneliest guys in the world… but not us, because I got you and you got me». [2]Он остаётся, потому что в мире, где почти все одиноки, у него есть кто-то. Ленни даёт ему ощущение человечности.

– Удовлетворительно. Садись, Фрэнк.Мисс Дуган закрыла учебник. Она не улыбалась, но и строгость в её голосе исчезла. Я почуяла в её скрытном выражении лица, что женщина осталась под большим впечатлением от услышанного.

Он кивнул и пошёл на своё место. На щеках проступил румянец – возможно, от гордости, возможно, от облегчения.

Я проводила его взглядом. Неожиданно для себя я почувствовала уважение. Он знал ответы. И знал их не механически, как те, кто зубрил ради оценки. Он понял. А это в школе случается не так уж часто.

Я бы не согласилась переезжать в Браннелэй, если бы не знала, что в Ирландии подавляющее большинство школ обучают на моём родном английском языке. Ирландский, он же гэльский язык, также изучается как обязательный предмет, но редко используется, как основной язык преподавания, за исключением школ с погружением в народный язык. Занятия по ирландскому языку ещё не начались, но Эйлин сказала мне, что преподаватель, который ведёт у нас этот предмет, ещё хуже мисс Дуган. Я готовилась к первому уроку ирландского со скрежетом в зубах. Если другие в моём классе изучали этот язык с первого класса, я не знала на нём почти ничего – разве что пару слов вроде sláinte[3], craic[4], failte[5]… и dia dhuit[6]. Правда, последнее я, кажется, всё время произносила неправильно. Эти слова я услышала в детстве от своего дедушки, и на удивление, они остались в подкорке детской памяти.

Кроме моих банальных опасений по поводу ужасного уровня владения этим языком, занятия должны были проходить сразу для нескольких групп учеников, в том числе и старшеклассников. Это вызывало во мне настороженность и лёгкую тревожность.

Эйлин предупредила, что учитель, мистер О'Хейли, – человек безжалостный.

От её слов мне стало только хуже.– Он замечает всё. И если ты не знаешь, где ставится ударение, можешь попрощаться с самооценкой. Особенно если ты не из семьи, где говорят по-гэльски.

Занятия по ирландскому, как я уже сказала, проводили в большой группе – туда попадали как ученики, которых я уже знала, так и несколько человек из старшего класса.

Первый урок начался строго. Мистер О'Хейли вошёл в класс, как будто маршировал. Высокий, с прямой спиной и почти военной выправкой, он произнёс:

– Dia daoibh[7], – и ждал в тишине.

– Dia is Muire daoibh[8],– пробормотали ребята. Я – нет. Просто сидела, надеясь, что меня не заметят.

Фрэнк, отвечавший на предыдущем занятии по литературе, сидел ближе к окну. Он вообще редко разговаривал с кем-либо, но, как оказалось, и ирландский у него был очень хороший. Учителям будто нравилось его вызывать к доске, и всякий раз парень неплохо справлялся с ответами. Мистер О'Хейли смотрел на всех в классе испытующе, словно подготавливал к битве. Учитель искоса на меня глянул, но не решился вызвать к доске. Кажется, его предупредили, откуда я перевелась, и по его хлёсткому, как лезвие бритвы, взгляду, я поняла, что я для него новая головная боль.

Но была и одна приятная для меня новость. Перед началом занятия я изучила список учеников, входящих в эту группу. Финн Маккан числился одним из последних в списке.

Его сегодня не было. Он часто прогуливал занятия, по всей видимости, и куда больше времени уделял своей скрипке. Тихим шёпотом я решила спросить у подруги, которая также ходила на ирландский вместе со мной, знает ли она, где парень по имени Финн Маккан. Эйлин сказала, что он снова «испарился». Никто не знал, где он. Учителя это явно злило, но, казалось, и он давно перестал удивляться его прогулам. Это недовольство плавно переместилось на меня. Я покраснела.

– Новенькая, – сказал мистер О'Хейли. – Имя?

– Хейли Карсон, – ответила я нервным голосом.

– Ирландский учили? – он поправил очки, то и дело падающие с переносицы.

– Почти нет. Только пару слов… – я предательски покраснела, чувствуя на себе насмешливые взгляды довольных ирландцев.

– Тогда начнём твою адаптацию. Посмотрим, насколько «пару».Преподаватель нахмурился.

Он продиктовал фразу. Длинную и странную, как будто лил мёдом на шипящий камень. Я попыталась повторить. Не получилось. Снова. Опять. Класс захихикал.

– Попробуем ещё, – с нажимом сказал он. – Здесь ты не отделаешься английским.

Мне стало жарко. От стыда, от давления. Я внутренне вся напряглась, и вдруг услышала знакомый голос:

– Seanfhocal atá aici fós le foghlaim.[9]

Это был Финн.

– Ах, так ты у нас философ, Маккан?Мистер О’Хейли приподнял бровь.

Смех в классе зазвучал вновь, но на этот раз не надо мной.

Я, конечно, не поняла, что именно он сказал, но почувствовала: Финн заступился. И на секунду, совсем короткую, он посмотрел на меня. Я поймала этот взгляд и почему-то задержала дыхание. Эйлин с недоумением скосила на меня глаза, затем на моего соседа, эффектно появившегося в классе. В кабинете стало тихо, будто все с его появлением замолкли, а время замедлилось.

Он двигался как человек, которого не ждут, но которого всё равно боятся. На ходу протянул учителю тонкую папку с ирландской непонятной надписью и произнёс сухо:

– Tá an aiste réidh. Caithfidh mé imeacht – fadhbanna sa bhaile.[10]

Затем, не глядя ни на кого, он пошёл к выходу из кабинета. Прежде чем он покинул комнату, я почувствовала то, как Финн Маккан прожёг меня своим взглядом – пристальным, осмысленным, сдержанно яростным. Это выглядело так, будто он хотел меня о чём-то предупредить. Или попрощаться.

– Маккан! – резко окликнул его мистер О’Хайло, сжимая в пальцах папку, как будто она обжигала. Финн в это время уже оглушил всех присутствующих громко хлопнувшей дверью. Учитель кричал ему вдогонку, надеясь быть услышанным. – Знай: от таланта до бездны – всего один шаг. И ты уже сделал его.

Несколько ребят в зале фыркнули. Кто-то зашептался. Кто-то, как я, просто застыл. Я впервые услышала, как мистер О’Хайло кричит его фамилию. Маккан.

– Он снова это сделал, – пробормотала темноволосая девочка впереди, переглянувшись с подругой. – Опять пришёл и ушёл. Мутный он какой-то. Ничему жизнь не научила.

– Опасный тип, – добавил кто-то сбоку. – Лучше бы его вообще исключили.

Я чувствовала, как внутри стягивается что-то ледяное. Молчание давило, как толстое стекло аквариума.

После урока я догнала Эйлин у лестницы.

– Кто он? Финн Маккан… Что с ним не так?

Эйлин пожала плечами, но взгляд её потемнел.

– Все о нём говорят, – произнесла она сдержанно. – И все держатся подальше. Была история… Он раньше дружил с Шейном О’Каллаганом, Стэном Флинном и Бренной Даули – они из местных «сливок общества», если можно так сказать. Им всё всегда с рук сходит. Богатые семьи, связи, тусовки. Так вот. На одной вечеринке, за городом… что-то случилось.

– Что? – у меня появилось дурное предчувствие, и я с тяжёлым вздохом продолжила слушать рассказ из уст Эйлин.

– Там была девушка. Очень пьяная. Кто-то сказал, что он пытался её тронуть. Другие говорят – всё не так, но осадок остался. Вскоре после этого какие-то ребята, говорят, в масках, за футбольным полем, избили Финна. Жестоко. Все решили, что это так бывшие «друзья» наказали его. Эта история быстро разрушила ему жизнь. А таких же связей и родителей, как у близких друзей, у Финна не оказалось. Его отец днями напролёт ремонтирует дома и строит здания в Браннелэй. А о матери мне известно не больше, чем тебе, Хейли. Погоди… а зачем ты спросила о нём? – заподозрила неладное подруга, прищурив янтарно-зелёные глаза.

Я ощущала, как в груди крепнет смутное чувство тревоги и злости.

– И всё? Он просто… стал изгоем? – я проигнорировала вопрос Эйлин, зациклившись на своём.

– Он ушёл из театрального кружка, хотя играл там шикарно. Ты бы видела его Гамлета… люди стоя хлопали. А потом – всё. Он исчез. Словно перестал быть одним из нас. Все притворяются, что его нет. Или боятся. Я не знаю. – Эйлин посмотрела на меня. – Хейли, правда. Лучше держись от него подальше.

Я согласно кивнула, словно понимала, почему стоит опасаться и избегать Финна Маккана. Но внутри всё говорило об обратном. Сердце сжалось в груди.

Чёрт бы побрал! Ну почему Финн Маккан оказался таким чудовищем? Я и прежде испытывала разочарование в людях, но это не было похоже ни на какое из предыдущих. Словно я ожидала получить сладкий сливочный пудинг, а вместо него мне кто-то подложил старой костлявой рукой испорченный кусок резины. Гнетущее чувство не давало мне уснуть этой ночью. Услышав шорох веток деревьев за окном, я вскочила с кровати как ужаленная и подбежала, чтобы убедиться, что это он. Но Финна Маккана за окном не было.

[1] Произведение классической зарубежной литературы «О мышах и людях», автор Джон Стейнбек. Было впервые опубликовано в 1937 году.

[2] Цитата из вышеупомянутой книги Джона Стейнбека. Дословный перевод: «Парни вроде нас, что работают на ранчо, – самые одинокие люди на свете. У них нет семьи. Они нигде не нужны.

…Но не мы. Потому что у меня есть ты, а у тебя – я.»

[3] sláinte (произносится: "сло́нча") – «за здоровье!» (традиционный тост, как английское cheers!).

[4] craic (произносится: "крак") – веселье, хорошее времяпрепровождение, общение. Уникальное ирландское слово, описывающее душевную, весёлую атмосферу (напр.: What's the craic? – Как дела? Что нового?).

[5] fáilte (произносится: "фа́льча") – «добро пожаловать».

[6] dia dhuit (произносится: "дииа гвит") – «привет» или «здравствуйте» (буквально: «бог с тобой» – традиционное гэльское приветствие).

[7] Dia daoibh (произносится: «дииа ив») – «Здравствуйте» (обращение ко многим людям). Буквально: «Бог с вами».

[8] Dia is Muire daoibh (произносится: «дииа ис мВира ив») – ответ на первое приветствие: «Бог и Мария с вами». Это более вежливая, религиозная форма приветствия, часто используется в традиционных или формальных контекстах.

[9] Дословный перевод с ирландского: «Ей ещё предстоит выучить пословицу».

[10] Дословный перевод:«Эссе готово. Мне нужно идти – проблемы дома».

Глава 5