Секретарь ЦК

***

Перед императором Хирохито встал вопрос – пытаться осуществить высадку десанта во Владивостоке, смысл которой уже терялся. Ведь теперь русскую армию, во всяком случае провиантом, будет снабжать вся Корея, в тиски ее уже не зажмешь, а там и сами русские подтянут дополнительные силы и Япония лишится большей части своей армии. Или же… перенаправить десант на полуостров, чтобы остановить «бешеного маршала» и тоже подумать хотя бы о перемирии с северными гайдзинами. Ведь всем становилось очевидно, что в Европе боевые действия заканчиваются. Япония даже с одной советской армией в полной мере справиться не смогла, а когда их станет две? Для империи восходящего солнца это станет приговором.

Даже помощь американцев не изменит ситуации, а лишь оттянет агонию.

– Корея не должна достаться северянам, – обронил на совещании Хирохито. – Бросьте все силы на ее удержание. И запросите переговоров. Мы готовы вывести свои войска с Карафуто*, если они покинут полуостров. Иначе Карафуто станет безлюдным напоминанием об их несговорчивости.

* – так в Японии называют Сахалин

Глава 3

Май 1939 года

Девятое мая в моей прошлой жизни было символической датой Победы. Вот так с большой буквы. Здесь же… с победой эта дата тоже ассоциировалась, но все же значение ее было в разы меньше. Потому что не было четырех лет войны на выживание. Не было миллионных потерь. Не было руин на месте советских городов. И это хорошо!

Девятого мая тысяча девятьсот тридцать девятого года Третий Рейх завершил вывод своих войск из Франции и начал взаимный с СССР вывод войск с приграничных территорий между Германией и Польшей. В эту же дату состоялись выборы в новый парламент Испании, поставившие точку в гражданской войне. Вместе с Рейхом из войны автоматически вышла Швейцария, что неудивительно – с ее-то географическим положением! А вот Швеция пока продолжала воевать, перебрасывая новые войска в Финляндию. Финны не собирались отдавать ни клочка своей территории, упорно сражаясь за каждый километр. А драться они умели, этого не отнять. Тем более в своих лесах.

– От береговой линии нас с корейцами отогнали, – докладывал генерал Анисимов, прилетевший в Москву с восточного фронта. – Подошел их флот – против их калибра мы противопоставить ничего не можем. Лишь людей зазря потеряем. Главнокомандующий корейскими силами Пак Гон Ху…

– Он уже и главнокомандующим себя объявил? – удивился Жуков, перебив докладчика.

Товарищ Сталин покосился на него недовольно и Георгий Константинович смолк.

– Пак Гон Ху, – продолжил Анисимов, – просит больше оружия. Он организовал две армии, численностью примерно в пять дивизий. Конечно, без нашей помощи окончательно с японцами они не расправятся, но с такими силами нам не нужно перебрасывать войска западного фронта. Достаточно обеспечить самих корейцев – вояки они отчаянные, только умения не хватает.

– Если мы примем ультиматум-предложение японского императора, нам придется отказать им в помощи, – заметил я.

– А мы примем? – спросил с любопытством Иосиф Виссарионович.

– Как решит Ставка и Политбюро, – пожал я плечами. – Но я бы не принимал.

– И не жаль население Сахалина? – испытующе посмотрел на меня Сталин.

– Там наши корабли подошли. Они могут обеспечить переброску гарнизона Владивостока. Японский флот-то ушел на юг – корейцев усмирять. А силами уже высаженных на Сахалин войск японцы быстро геноцид не совершат. Соглашаться на ультиматум Хирохито – значит бросить лояльный к нам народ Кореи. И не забываем, что за нами и нашими действиями следит весь мир. Если нас «прогнет» император Японии, то принудить к миру Великобританию станет в разы сложнее.

Иосиф Виссарионович кивнул, словно я подтвердил только что и его собственные мысли. А еще – словно только что сдал какой-то «тест», но какой именно – знает лишь сам Сталин.

Жалко ли мне было людей на Сахалине? Да. Ставил ли я себя на их место? Ну… пытался. Хотелось бы мне в этом случае, чтобы правительство согласилось на ультиматум Японии? Не буду врать, да, будь я на месте сахалинцев, то очень хотел бы, чтобы СССР пошел на сделку. Умирать никому не охота. Но для страны в целом такой шаг может обернуться куда большей кровью. Если не сейчас, то в будущем. Это понимали все присутствующие на совещании.

– Оружие маршалу Блюхеру и товарищам корейцам мы поставим, – подвел итог Сталин. – Товарищ Анисимов – вам следует незамедлительно отправиться обратно на Дальний Восток и организовать прием боеприпасов и техники. Александр Николаевич, – обратился он к Поскребышеву, – подготовьте приказ для адмирала Кузнецова о срочной переброске красноармейцев из Владивостока на Сахалин и сразу мне на подпись. Медлить в этом вопросе нельзя. А теперь перейдем к тому, что у нас творится на северном фронте…

Кроме попытки подбить японцев на самоубийственную атаку, Британия сделал свой ход и в другом месте. Девятого мая, когда в Европе люди надеялись на скорое завершение конфликта и возвращение к мирной жизни, объединенные силы Великобритании и их индийской колонии пересекли иранскую границу. Массированная атака снесла пограничный заслон и заблокировала связь, после чего войска противника двинулись на всех парах к Тегерану. Британцы для переброски войск собрали огромное количество грузовиков, и их длинная вереница заполонила весь тракт. Как это проморгал Берия, с его-то возможностями по получению данных от англичан, на голову превышающие все остальные возможности нашей разведки – для меня загадка. Однако такой маневр, при удачном стечении обстоятельств для врага, мог позволить собранным силам Великобритании добраться до столицы Ирана всего за сутки!

Да, это была серьезная угроза. И колонну врага смогли остановить лишь на подходе к Тегерану.

Когда при очередном сеансе связи не смогли связаться с пограничными войсками, наш гарнизон в столице забил тревогу и выслал разведывательный самолет. Он-то и засек подход войск неприятеля. После чего все подъездные дороги были спешно заминированы, а населению приказали сидеть по домам и не высовываться. Шаха Пехлеви взяли под стражу – во избежание необдуманных шагов с его стороны. Половину гарнизона вывели из столицы. Генерал Миронов, комендант наших войск, решил не просто встретить врага на подходе, но и после срабатывания мин ударить колонну по флангам. Безумный прорыв, который британцы готовили в тайне, делая основную ставку на внезапность и скорость, закончился для них кровавой бойней. Да, если бы Миронов не среагировал вовремя, не наладил до этого постоянную связь с границей, да не решился вывести часть войск для удара во фланг – то без всего этого бойню устроили бы нам. Или как минимум взяли в осаду город, перерезав контроль над остальной частью страны. И главное – перекрыв нам поставки иранской нефти. Это был бы очень ощутимый удар. Но вот исполнение… Чувствовалось, что готовили операцию от отчаяния, в спешке, как последнюю попытку впиться в нас зубами, чтобы хоть как-то повернуть ситуацию в свою пользу. Не срослось. Не помог и выбор даты, когда по задумке врага мы были бы отвлечены на согласование вывода войск в Германии.

***

– Это конец, Невилл, – отпив из бокала-снифтера коньяк, сказал лорд Галифакс. И тут же уточнил. – Для твоей карьеры. Пора заключать мир с комми, пока нам есть чем на них давить. Сейчас они выведут свои войска у колбасников и перебросят их не на Восток, а на Север.

– Надо поднять шум, что красные бросили своих граждан в этом, как его… на их островке возле япошек! – процедил Чемберлен, не желая сдаваться.

– Поднимем, – согласно кивнул Галифакс. – Но это не сильно поможет. Их информбюро работает не хуже нашего Би-Би-Си. А в каких-то вопросах, вынужден признать, что даже лучше. Особенно это ощутилось, когда эту структуру возглавил сталинский любимчик – Огнефф. Даже ходят слухи, будто он подбил красного вождя влезть в европейский конфликт так рано. Но не суть. В любом случае ты, Невилл, уже вне игры. Тебе осталось лишь поставить подпись в мирном договоре, когда его подготовят дипломаты. Максимум, что ты можешь – выторговать более выгодные для нас условия. Тогда у тебя будет шанс… остаться в обойме.

Чемберлен проскрежетал зубами, но ничего сделать не мог. Спешно и втайне даже от собственных спецслужб подготовленная операция в Иране с треском провалилась. Пост премьер-министра ему не оставят. Но, как и сказал лорд Галифакс, если удастся получить хорошие условия мирного договора, то у него еще появится шанс продолжить свою карьеру, пусть и в ином месте. Уж лучше так, чем быть выброшенным на свалку.

– Хорошо, – выдохнул мужчина. – Я подготовлю пункты. Мне нужно знать – в чем мы можем подвинуться, а за что – стоять насмерть.

Он повернулся к Галифаксу. Последнее предложение было реверансом в его сторону и сторону тех, кто останется у власти после ухода Чемберлена в отставку. Прогнуться перед ними, чтобы потом они вытянули Невилла обратно – нормальная практика для их круга.

– Будем ждать твой вариант договора, – улыбнулся Галифакс, поняв намек премьер-министра.

***

– Похоже, британцы выдохлись, – так прокомментировал маршал Жуков зачитанное Литвиновым письмо, переданное ему из английского посольства.

– Этого следовало ожидать, – пожал я плечами. – Германия из войны вышла. Италия тоже. В Испании уже даже не стреляют. Новое правительство стремительно наводит порядок, разоружая особо непонятливых и сажая тех под арест. Ставка на рывок к Тегерану не сыграла, а Япония увязла на корейском полуострове. Франция уже перекидывает подкрепления в Африку, которые уже не нужны на их территории. У них в «активе» остались лишь Финляндия с Швецией.

– Швеция усиленно ищет способ без репутационных потерь выйти из войны, – вставил слово Лаврентий Павлович.

– Вот, – кивнул я. – В такой обстановке они останутся один на один с нами. А без союзников британцы воевать не любят. Кинуть некого, – усмехнулся я в конце. – Но вот их условия для заключения мира – тут они конечно загнули.

А предложения Великобритании заключались в том, что советские войска обязаны покинуть территорию Финляндии и выплатить им компенсацию, а самим британцам мы должны возместить ущерб – за удар по Лондон-Сити и Скапа-Флоу. Сами же островитяне обязуются… прекратить военные действия. И все.

– Наглость – второе счастье, – пожал плечами маршал Белов. – А им и наглости и высокомерия не занимать.

– Жахнуть по ним еще разок – чтобы губу закатали, – предложил Георгий Константинович.

– Думаю, надо исключить Великобританию из переговорного процесса, – предложил я. – Будем договариваться с финнами напрямую. Зачем нам посредники? Да еще такие неадекватные.

– В Японии английское посольство было ликвидировано, – неожиданно добавил Максим Максимович. – Самими японцами. Им очень не понравилось, чем закончилось предложение британцев. Из нашего представительства во Владивостоке прислали телеграмму – адмирал Ёнай совершил вчера сэппуку. Это их ритуальное самоубийство, – пояснил он для маршалов, которые не поняли значения слова.

– Ровно на следующий день, как мы вернули Сахалин под свой контроль, – удовлетворенно кивнул Жуков.

– Но отступать из Кореи они не собираются, – добавил Литвинов. – Все силы туда стягивают.

– Да, Василий Константинович уже докладывал, что у него боеприпасы заканчиваются – даже с учетом новых поставок их не хватает, – заметил генерал Егоров, второй представитель маршала Блюхера в Ставке.

Еще немного обсудив «предложения» англичан, мы пришли к выводу, что они ничего не стоят.

– Контакт с Великобританией продолжайте, – подвел черту заседанию товарищ Сталин, обращаясь к Литвинову. – Но наше мнение – эти условия для заключения мира для СССР неприемлемы. Усильте работы с финскими дипломатами. Объясните им, что принципиальность Великобритании и их собственная в вопросе занятых советскими войсками территорий дорого им обходится. И скоро они могут оказаться в одиночку против нашей страны. А там и вернутся «обратно домой», – усмехнулся Иосиф Виссарионович, намекая, что еще недавно Финляндия входила в состав Российской империи. – Войска маршала Блюхера необходимо усилить, – это уже адресовалось Белову. – Четыре дивизии, что мы выводим с западного фронта, в ближайшее время должны быть передислоцированы на Восток. Остальные нужно перевести на северный фронт. Иначе финны не поверят словам Максима Максимовича.

На этом совещание закончилось.

Дома меня ждали с особым нетерпением.

– Война же почти закончилась, да? – чуть не «била копытом» Люда.

– Да, хотя Британия с Японией пока и не хотят соглашаться с этим фактом.

– Так может, в это лето нормально в отпуск съездим куда-нибудь? – глаза любимой горели.

На улице люди тоже улыбались, заметил, когда домой возвращался. Вообще после девятого мая настроение у народа было праздничным. Хоть бойцы с западного фронта не скоро вернутся домой, но на восточный фронт они отправятся «проездом» через всю страну. И естественно, что вставал вопрос – давать ли им увольнительную хотя бы на день или нет. Решено было все же дать, но не больше суток. Чтобы не успели расслабиться и не наделали ошибок на Дальнем Востоке. Как объяснил мне маршал Белов – это чистая психология. Вот-вот победа, человек «отпускает» нервы и идет в новый бой уже не таким собранным и внимательным, как раньше. Как итог – погибает от обычной опасности, которую до этого всегда замечал.

Вот и Люде передалось это общее праздничное настроение. Я хоть на фронте уже давненько не был, но и дома редко бываю подолгу. Рано утром бегу в информбюро, чтобы собрать новостные сводки, проверить материалы газет, да подтвердить или вернуть на доработку материалы статей. После чего отправляюсь к товарищу Сталину на заседание Ставки. Там уже при необходимости сам делаю отчет по своей работе, или вот как сегодня – обсуждаю направление дальнейших действий на международной арене. Потом снова в информбюро – дать задания с учетом решений Ставки, и уже под вечер возвращаюсь домой. Неудивительно, то в каком-то смысле для моей любимой я «на фронте». А тут – лето скоро, пора отпусков, хочется на море покупаться, просто позагорать и ничем не заниматься. Ну и моральная усталость от войны есть. Пусть в Москве люди не слышат взрыва бомб или свиста пуль, однако у многих родные на фронте, по радио Левитан каждый день сводки зачитывает, ну и кладбища сильно увеличились за последний год. Все это вместе сильно давит на людей. Первое мая – вон даже в этом году не отмечали парадом, как и в прошлом. Решили отложить до победы и скорее всего осенью проведем, в честь годовщины Революции. Люди устали, и моя любимая не исключение.

– И куда ты хочешь поехать?

– Мне в Сочи понравилось, – сверкнула глазами Люда. – Но можно и снова в Крым. Там не такая провинция. Или – я с девочками общалась – на побережье Украины. В Мариуполь. Очень хвалили их пляжи. Еще можно в Одессу – там, говорят, неповторимый местный колорит!

– Ладно, – рассмеялся я, – ты пока определяйся, а позже с датами уточним.

– Ты – лучший! – тут же был я зацелован.

– Мы летом едем на море? – высунулся Леша. – Ура! Купаться! Там волны – у-у-у! Мне пацаны не верят, а мы фотографии сделаем.

Сын уже был достаточно большим, чтобы вполне взросло рассуждать, хоть и в школу еще не пошел. Люда говорила, что он этим в меня. Моя мама лишь подтверждала ее мнение, вспоминая мое детство. Ира пока что такое «море» не знала, но видя воодушевление мамы, заранее улыбалась и радовалась.

Заверив Алексея, что обязательно и фото сделаем, и мороженое поедим, я прошел на кухню. А там – мандарины с грушами в вазочке. С момента подписания договора с Турцией южные фрукты постепенно стали входить в обиход не только высокопоставленных партийцев, но и обычного народа. Вот и у нас на столе они все чаще и чаще появлялись, но я до сих пор еще иногда смотрю на эту картину – и не верю. Так отвык, что чем-то нереальным они первое время казались.

Быстро съев жареную картошку, я с удовольствием впился зубами в сочный плод, мысленно насвистывая незатейливый мотивчик. Люда в это время убежала в комнату – укладывать детей спать. Благостный вечер прервала длинная трель телефона. Междугородний звонок! И в такое время – кому я вообще понадобился?

Я быстро снял трубку, пока звонок окончательно не разбудил уже начавшую дремать Иру.

– Алло… – сквозь хрипы послышался знакомый голос. – Серег, ты слыш… ишь меня?.. лло!

– Да, слышу! – невольно повысил я голос, словно это могло помочь докричаться до собеседника.

– Это… орис. Серег… ей Палыч в больниц…

Шипение усилилось, а потом связь и вовсе оборвалась, оставив меня в растерянности.

Глава 4

Май – июнь 1939 года

После звонка я места себе не находил. Восстановив в памяти весь разговор, понял, что звонил Борис, и Королев почему-то оказался в больнице. Но что случилось? Первая мысль – британцы сумели выйти на него и как в прошлый раз устроили диверсию. Тут же позвонил в НКВД, запросив соединить меня с Лаврентием Павловичем. Там меня давно знали, поэтому тянуть с ответом не стали. Уже через пять минут я разговаривал с Берией.

– Нет, диверсий на объекте не было, мне бы уже доложили, – успокоил он меня с одной стороны, а с другой – что тогда с Королевым. – Я сейчас же свяжусь с полковником Ивановым, узнаю подробности.

– Буду рад, если потом мне сообщите – что там у них случилось, – попросил я.

– Хорошо, до связи, – коротко отозвался Берия и положил трубку.

Следующий час я был сам не свой, чем очень потревожил Люду. Рассказывать ей подробности не мог – все же секретная информация, просто сказал, что возникли проблемы на работе. Наконец снова зазвонил телефон.

– Инсульт, – сказал всего одно слово Лаврентий Павлович, после чего отключился.

Вот совсем не успокоил! Инсульт ведь и к смерти привести может, а без срочной медицинской помощи – так почти гарантированно человек умирает. На полигоне, как я знал, медики были. Но хватит ли их квалификации, чтобы помочь Сергей Палычу?

– Успокойся и поспи хоть немного, – гладила меня по спине Люда. – Сейчас ты все равно ничего не сделаешь, я правильно поняла?

– Да, – вздохнул я тяжело.

– Тогда выспись. С утра все и исправишь. Ты у меня справишься, я верю!

Не сказать, что ее слова меня успокоили, но в одном она права – прямо сейчас я ничего не могу сделать. И все подробности будут как раз к утру. Заставить себя заснуть я смог лишь через два часа.

Встал я с головной болью – не выспался. Быстро закинул в себя завтрак и кинулся в Кремль. В голове свербело, что без Королева ракетная программа сильно затормозится. Только бы он выжил! И не только из-за его важности, мы с ним и чисто по-человечески сошлись.

Добравшись до своего кабинета, я тут же запросил связать меня с Берией. Голос у Лаврентия Павловича был усталый – тоже не выспался, если вообще ложился.

– Его везут в Москву. К вечеру самолет должен прибыть.

– А что конкретно произошло? Из-за чего инсульт?

– С ним твой друг, Черток, в сопровождении – у него и узнаешь подробности, – отмахнулся он от меня.

Только продиктовал время прилета самолета и аэропорт, после чего сбросил звонок. Ну и ладно. Похоже, больше я от нашего чекиста ничего не узнаю.

Сосредоточиться на работе после таких новостей было непросто. Но все же удалось волевым усилием переключить себя на просмотр подготовленных для информбюро статей. Основной упор в них мы делали на правильное освещение событий на Дальнем Востоке, а то англичане уже начали поднимать волну, будто мы бросили своих граждан, скромно замалчивая о моральной стороне действий японской армии. Ну а мы про их попытку геноцида не молчали, заодно пропагандируя стойкость и мужество советских людей, и героизм красноармейцев и наших моряков.

После обеда как обычно отправился на заседание Ставки. И главной темой сегодня стали события в Казахстане, а конкретно – что именно произошло там.

– Взорвалась? – вскинул бровь товарищ Сталин после короткого доклада Берии.

– Да, – кивнул Лаврентий Павлович.

– Диверсия?

– Нет, недостаточная надежность ракеты. Товарищ Королев с самого начала нас предупреждал, что любое изделие может взорваться в самый неподходящий момент. Нам повезло, что боевые пуски прошли штатно. Напомню, что пять первых запусков закончились аварией. Лишь после удачного старта шестой ракеты было принято решение о боевом применении изделия. Но и в последующие запуски было выявлено множество ошибок в управлении. Надежность тоже «хромала». Вот товарищ Королев, пока мы не совершаем новых боевых запусков, и затребовал провести еще пуски – для полной отработки. Много научных данных о ракете при седьмом и восьмом старте не было получено – сами понимаете, по каким причинам.

– Не поставишь вместо боевой части научное оборудование, – прошептал я, но Берия меня услышал.

– Именно так. Однако девятый пуск окончился взрывом. И вот после него товарищу Королеву резко и поплохело. Первую помощь ему оказали быстро, но более подробную информацию о его здоровье и причинах инсульта получим лишь, когда он будет в Москве.

– Держите меня в курсе здоровья товарища Королева, – веско сказал Иосиф Виссарионович.

Берия лишь кивнул, после чего мы перешли непосредственно к обстановке на фронтах и на дипломатическом поле. Тут пока особых изменений не было. Британскому послу передали, что условия, предложенные его правительством, для нас не приемлемы. Также связались с послом Финляндии и передали ему наши предложения: остановка конфликта по текущей линии боестолкновения. Все территории, занятые советскими войсками, переходят под нашу юрисдикцию. СССР готов «забыть» блокаду Ленинграда, если Финляндия признает эти земли нашими и не будет настаивать на британском варианте договора. В противном случае – боевые действия не только продолжатся, но и новые условия для мира станут жестче. Финны пока молчат.

Этим вечером я не отправился домой, а приказал водителю ехать на аэродром, адрес которого дал мне Лаврентий Павлович. Хотел лично встретить Королева с Борей.

Самолет приземлился уже в первом часу ночи. Кроме меня его прилета ожидала медицинская бригада, готовясь сразу забрать пациента и отправиться в больницу. Вскоре подали трап, и медики кинулись принимать из рук летчика и Бориса Сергея Павловича. Он был в сознании и даже вяло отмахивался от посторонней помощи, но при этом был бледен и держался не уверенно.

Я успел лишь поприветствовать Королева, как его взяли в оборот врачи и на каталке увезли в сторону своей машины. Боря с тревогой провожал их взглядом и лишь когда Сергей Палыч оказался в машине скорой помощи и скрылся с наших глаз, едва заметно выдохнул и перевел внимание на меня.

– Спасибо, Серег, – с чувством сказал он.

– Товарищу Берии спасибо – это он организовал доставку и медбригаду, – отмахнулся я от благодарности. – Лучше расскажи – как так получилось-то?

– Перенервничал Сергей Палыч, – вздохнул друг.

Мы неспешным шагом направились от трапа на выход с аэродрома.

– Только нервы? – удивился я. – Много кто нервничает, но чтобы инсульт…

– Не у всех такая ответственность, как у Сергей Палыча. Ты бы видел, как он переживал, когда первый боевой запуск проводили. Сигарету за сигаретой выкуривал, не останавливаясь. На восьмом – то же самое. Ты же знаешь, что Сергей Палыч не особо верующий, но в те моменты он тихонечко под нос молился. Всю важность полетов до нас довели, и если бы хоть один из них сорвался… – Борис покачал головой удрученно. – Когда выдалась пауза, он тут же стал Иванова дергать – чтобы провести новый запуск, но уже для отработки ракеты. Тот сначала отнекивался, кивал на Москву, что в любой момент может приказ прийти о новом запуске. Лишь когда две ракеты у нас в наличии оказались, товарищ полковник дал добро на пуск. Ты бы видел его лицо, когда ракета взорвалась, пролетев всего два километра! А ведь Сергей Палыч предупреждал!

– И у него видно очень хорошее воображение, – вздохнул я. – Наверное представил, что бы было, если запуск оказался не в целях отработки надежности ракеты, а боевым.

– Вот-вот, – закивал Борис.

– Ладно, будем надеяться на лучшее. Давай, я тебя до дома подкину, а то где ты сейчас транспорт найдешь.

Отказываться друг не стал, и в итоге домой я вернулся лишь во втором часу ночи.

– Стресс, плохое питание, слишком много курева и сильнейшая мозговая нагрузка – все это и привело к текущему результату, – говорил мне лечащий Сергей Палыча врач. – Ему сейчас требуется полный покой. Минимум месяц, а лучше два – никакой работы. Полный отказ от курения и хорошее регулярное питание. А еще сон – сильнейшее переутомление от недосыпа тоже внесло свою лепту.

Я слушал мужчину и понимал – загнал себя Сергей Палыч. И как бы ни нуждались мы сейчас в нем, я сам буду настаивать, чтобы он весь месяц здесь пролежал. Иначе потеряем его, а другого такого же инженера, который четко представляет, что необходимо для создания космической ракеты, у нас нет.