
Полная версия
Девушка из другой эпохи
– Добрый вечер, леди Ковингтон, – здороваюсь я с женщиной, которой меня только что представила тетя.
– Кальпурния, пора уже устроить Ребекке дебют. Еще год, и этот волшебный цветок зачахнет! Какая жестокость.
– Леди Сефтон будет так любезна представить ее при дворе как крестная.
В общении со всеми повторяются одни и те же фразы: замечания о моем позднем дебюте, о еще цветущем, несмотря на «возраст», виде, состоянии здоровья и неминуемом представлении королеве.
И все те же шепотки об Эмили, Максиме и семье Фрэзеров. Я видела эстампы в витринах магазина Хамфри, одного из самых известных книгопечатников города, славящегося в том числе своими безжалостными карикатурами. На одной из них, без малейшей капельки такта, Эмили была изображена погруженной на тачку, чтобы до крайности подчеркнуть ее хромоту, а толкал тачку ее любовник со значками денег вместо глаз. Но хуже всего было видеть, сколько людей показывали на карикатуру пальцем и издевательски хохотали…
– Вы просто обязаны подарить первый танец моему сыну! – восклицает леди Ковингтон.
– Сожалею. Первый танец я танцую со своим кузеном, эта честь принадлежит ему, – с готовностью отвечаю я.
– В таком случае второй! – решительно настаивает она. – Я пойду поищу Генри.
Еще один Генри?!
Сколько Генри уже должны танцевать со мной? Я быстро заглядываю в бальную книжку: Генри Певерелл записан на котильон, Генри Далтон на шотландский рил, Генри Уитли на кадриль и еще Генри с нечитабельной фамилией на буланже[16].
– Ну почему их всех зовут Генри? – шепчу я Арчи на ухо.
– Ищи преимущества, Ребекка: так тебе не придется мучиться и вспоминать имя своего кавалера.
– А вот и наша прелестная хозяйка! – громко произносит леди Сефтон. – Селеста, какой восхитительный прием! У вас настоящий дар. Вы уже знакомы с Кальпурнией Шеридан и ее сыном Арчибальдом. Сегодня с ними и, э-э, юная Ребекка, будущая дебютантка.
Леди Селеста сдвигает маскарадную маску с лица и улыбается мне, но, несмотря на ослепительно-белые зубы, улыбка кажется тусклой.
– Мои поздравления, Ребекка.
Селеста Мэндерли излучает грацию и элегантность, и все же я не могу избавиться от ощущения, что ее красота кажется безжизненной и даже немного грустной.
Чтобы понять причину, достаточно посмотреть на мужчину, который подходит и встает рядом.
– Дорогая супруга, пора открывать бал.
И это ее муж?!
Остолбенев, я кошусь на Арчи, который, едва заметно дернув головой, разделяет мое замешательство.
Для успокоения покрепче вцепляюсь в руку кузена. Как могла семья Селесты так с ней поступить? Лорд Мэндерли… уродлив. По-другому его описать нельзя. Уродлив и к тому же стар. В отцы ей годится. А она примерно моего возраста.
По спине пробегает дрожь: а если вокруг меня будут крутиться ухажеры вроде этого лорда Мэндерли?
Мне-то нужен мистер Дарси, а не его дедушка.
Как только хозяева дома удаляются на достаточное расстояние, я поворачиваюсь к Арчи с умоляющим взглядом:
– Даже не думай, что я соглашусь протанцевать хотя бы один танец с кем-то похожим на этого… эту…
– Не оскорбляй хозяина дома, – предупреждает он, ведя меня в центр зала, где уже собираются группы на сицилиану[17].
– Мумию, – заканчиваю я, не слушая его.
– Скажем так, на решения о браке влияют определенные условия, – отвечает Арчи.
– Определенные наказания, ты хочешь сказать, – понизив голос так, что меня едва слышно, говорю я. – Он уже воняет мертвечиной.
– Деньги не пахнут.
И хотя они не такие старые, как лорд Мэндерли, мои кавалеры, все эти Генри, которых я для удобства назвала Г1, Г2, Г3 и Г4, оставляют желать лучшего, практически заставив меня скучать по тем парням из «Тиндера».
Г1 наступает мне на ноги и вместо того, чтобы извиниться, с раздражающим упорством обвиняет в каждой ошибке меня.
Г2 потеет. Причем везде: лоб, нос, шея, волосы… он напоминает фонтан.
У Г3 отвратительно пахнет изо рта, как у дяди Элджернона. Каждый раз, когда он что-то мне говорит, я чуть не падаю в обморок и постепенно начинаю думать, что рухнуть на пол может быть неплохим выходом из ситуации.
Когда заканчивается танец, я уже вижу, как Г4 появляется неведомо откуда и идет мне навстречу, но меня слишком измотали предыдущие три кавалера, и еще одного я просто не вынесу, поэтому тайком удаляюсь.
К тому же у меня есть хорошее оправдание: мне нужно найти туалет или нечто подобное, потому что не знаю, сколько еще смогу сдерживаться. Не надо было перед выходом пить столько чая.
И потом, мне просто необходимо снять эти зудящие перчатки.
Выйдя из зала, я поднимаюсь на следующий этаж, затем в полутемный коридор: идти приходится наугад, заглядывая в комнаты и надеясь, что Мэндерли тоже решили установить ватерклозет.
К чему я привыкаю, так это к тому, как темно становится в домах с наступлением вечера. Сериалы врали, показывая ярко сияющие залы, ведь в вечном сумраке дрожит лишь тусклое пламя свечей, что может казаться романтичным или зловещим, в зависимости от ситуации.
Из-за одной из закрытых дверей доносится странный стон, который кажется одновременно тяжелым дыханием и жалобным причитанием. Я осторожно прижимаю ухо к двери, и стон слышится еще отчетливее. Это женщина. Может, ей плохо?
Чуть-чуть приоткрываю дверь, но к представшей передо мной сцене оказываюсь совсем не готова: женщина не одна, с ней мужчина – даже на ней, и рука его находится у женщины под платьем.
6
Женщина вздрагивает, беспорядочно взмахивает руками, и сначала я думаю, что это нападение. Запускаю руку в декольте в поисках перцового баллончика, который, следуя рекомендациям Гвенды, теперь всегда ношу с собой в корсаже – легко использовать в случае необходимости. Но за секунду до того, как нажать, я вдруг понимаю, что это стоны удовольствия.
Что бы ни делал с ней этот мужчина, ей хорошо. Даже более чем хорошо.
Она сидит на туалетном столике, и зеркало за ее спиной вздрагивает в такт ее движениям.
Женщина откидывается назад, позволяя увидеть ее лицо: это леди Селеста Мэндерли!
Но мужчина совершенно определенно не лорд Мэндерли.
Муж Селесты невысокий, коренастый и лысеющий, а мужчина с ней раза в два выше графа, с широкими плечами, рельефной мускулатурой и копной темно-каштановых волос, достигающих почти до плеч.
Мне надо уйти, но отражение лица мужчины, пусть и частично скрытое маской, меня гипнотизирует.
И хотя я с самыми лучшими намерениями честно собираюсь уйти, каждое мое «Все, ухожу» растворяется с новым стоном Селесты.
Она явно не притворяется, поэтому он, очевидно, хорош. Снимаю шляпу, леди Мэндерли…
И вдруг наши взгляды пересекаются в зеркале.
Прежде, прикрыв глаза или уткнувшись лицом в шею леди Селесты, он не замечал моего присутствия; но сейчас смотрит, не отрываясь, с нахальной усмешкой и дерзким вызовом во взгляде.
Подпрыгнув от смущения, я пячусь назад и наступаю на подол платья так, что чуть не отрываю его.
Спешу по коридору и обратно вниз по лестнице, даже не глядя, куда иду, и в итоге наталкиваюсь на кого-то так, что шлепаюсь на пол.
– От тебя, как всегда, сплошные проблемы, Ребекка, – замечает Аузония Осборн, смерив меня взглядом сверху вниз. – Впрочем, это было ожидаемо.
Клянусь, я сотру эту раздражающую улыбочку!
– Твоя злоба тоже предсказуема, Аузония, – отвечаю я.
– А ты без перчаток из-за нонконформизма или гордишься своими пальцами в чернилах?
Черт, я не надела перчатки!
– По крайней мере, чернильные пятна подтверждают, что я умею писать. А вот твои руки без единого пятнышка оставляют сомнения. – А потом машу перчатками перед ее носом: – Но раз это оскорбляет твой взор, я их надену. – И только натянув одну, я понимаю, что потеряла другую.
– Раскрасневшаяся, растрепанная, в одной перчатке и помятом платье, еще и вышла с другого, удаленного от праздника этажа. Ребекка, если бы не твоя репутация, я бы предположила, что ты занималась чем-то непозволительным.
– Ребекка! – зовет меня тетя Кальпурния, рядом с которой стоят леди Сефтон и еще двое мужчин. Один достаточно молодой и, должна признать, первый по-настоящему привлекательный джентльмен на балу, другой постарше и более внушительного вида, с темно-синей лентой ордена Подвязки[18]. – Вот ты где! Пока мы не уехали, хотим представить тебя лорду Чарльзу Резерфорду, герцогу Уиндэму.
– Леди Ребекка, слухи о вашей красоте не отдают вам должное, – приветствует меня молодой красавец.
Светло-каштановые волосы, карие глаза, никаких шрамов от оспы, он не потеет, и зубы все на месте. Подходит! В 1816 году мои требования стремительно снижаются.
– Зависит от того, кого вы слушали, лорд Резерфорд, друзей или врагов, – отвечаю я, бросив взгляд на Аузонию.
Леди Сефтон, в свою очередь, представляет мужчину с лентой:
– Артур Уэлесли, герцог Веллингтон, тот самый, кто освободил Европу от кошмара в лице Наполеона. Лорд Уэлесли, Ребекка Шеридан, я намереваюсь представить ее ко двору. А, и это леди Астория Осборн.
– Аузония, – уязвленно поправляет она сквозь сжатые зубы.
Я приседаю в глубоком реверансе, Аузония следом.
– Польщена нашим знакомством, – говорю я. Эх, видела бы меня эта старая грымза, профессор Салли!
– Прелестные юные леди, – замечает Веллингтон. – Вы, должно быть, кузины?
Я могла бы оскорбиться от предположения, что кто-либо мог счесть меня родственницей Аузонии, но могу сыграть на ситуации иначе.
– Будь это так, герцог, в таком случае и я могла бы сказать, что состою в родстве с вами, но этой честью может похвастаться только Аузония.
Застывший взгляд этой принцессы снобов и озадаченный вид Веллингтона показывают, что я попала в точку.
– Племянница, если я верно помню, – добавляю я.
– Дальняя, – поспешно вставляет Аузония. – Дальняя племянница.
– Однако… Вынужден предположить, что память меня подводит: я и не подозревал, что благодаря моим четверым братьям у меня столько племянников и племянниц, о которых узнал за последние месяцы. В этом следует винить мою семью, что не сообщали мне о родственниках за все те годы, что я провел на войне и вдали от Англии.
Учтиво кивнув, герцог отходит, направившись к другим гостям, нетерпеливо ожидающим его величественного присутствия.
– Я бы с удовольствием попросил вас оказать мне честь и потанцевать со мной, леди Ребекка, – говорит тем временем лорд Резерфорд, тоже явно прощаясь. – Но, полагаю, будет более уместно подождать до вашего официального дебюта. Прошу вас оставить мне танец.
– А я свободна! – кудахчет Аузония. – То есть… у меня еще есть пара свободных мест в бальной книжке, так как я хотела немного отдохнуть, но я буду рада уделить вам танец.
Вот же надоедливая коза…
Герцог смотрит на нее с непроницаемым выражением.
– Возможно, в следующий раз. – И кивает уже мне: – Хорошего вечера, леди Ребекка.
– Леди Селеста! – зовет тетя Кальпурния, взмахнув веером.
К нашей группке подходит хозяйка дома, но стоит ей встретиться со мной взглядом, как она опускает голову на свой бокал и выдавливает натянутую улыбку.
Ощутив ее неловкость, я молчу, предоставив вежливые прощания тете, а сама обращаюсь снова к Аузонии:
– Чем сплетнями интересоваться, я бы тебе посоветовала почаще писать своему дяде, герцогу Веллингтону; не похоже, чтобы он тебя вспомнил. Кто-то мог бы подумать, что ты просто выдумала это родство.

Вслед за тетей Кальпурнией и леди Сефтон выхожу и сажусь в экипаж, размышляя о вечере. Гвенда мне посоветовала наслаждаться балами, и, возможно, виной тому мои завышенные ожидания после романов Патриции О'Нил и ей подобных, но этот мой первый бал не оказался таким уж приятным. Не говоря уже о местных джентльменах. Может, будь там Эмили, мы бы посмеялись вместе!
– Арчи не вернется с нами? – спрашиваю я тетю, заметив его отсутствие.
– Он предпочел остаться пообщаться со своим другом Беннетом. В душе я искренне надеюсь, что жена Беннета представит его какой-нибудь достойной девушке и он бросит эту актрисульку из Сохо. Теперь, когда Арчи носит титул твоего отца, на первом плане у него должна стоять женитьба на женщине, подходящей на эту роль, а не развлечения с новой любовницей каждый месяц. В этом сезоне у нас должно быть много визитов, дадим бал в твою честь… Твой дядя своим ворчанием доведет меня до изнеможения, но как иначе, ведь в этом году твой дебют. А как тебе герцог Уиндэм? Прекрасная партия, прекрасная…
Но я тетю больше не слушаю: все внимание переключилось на карету, остановившуюся на противоположной стороне улицы, куда как раз садится мужчина в маске. Тот самый, что был с леди Селестой.
Он оборачивается и, когда видит меня, коротко кивает в тот самый момент, когда наш экипаж трогается с места.
Четверг, 16 мая, 1816 год
7
– Люси, этот «Морнинг Пост» порван! – возмущается тетя Кальпурния, взяв газету с подноса.
– Повезло, что хотя бы она досталась, – отвечает она. – Два камердинера чуть не подрались, чтобы ухватить ее.
– Похоже, нужно радоваться и порванной, – фыркает тетя.
Наступил день моего дебюта: сегодня в два часа пополудни я предстану перед королевой, и весь дом ходит ходуном.
Люси отправили за «Морнинг Пост», который обычно уделял достаточно внимания дебютанткам.
– Сомневаюсь, что «Пост» раскупили только из-за моего имени в списках представлений ко двору, – возражаю я.
– По правде сказать, статья, о которой все говорят, находится на третьей странице, – уточняет Люси. – Кто-то даже перепродавал ее в три раза дороже всей газеты.
– И о чем статья на третьей странице? – с любопытством спрашиваю я.
– Там нет ничего, что должно интересовать юную леди, – отрезает дядя Элджернон с набитым пирожными ртом.
– Она о некоем Ридлане Ноксе, – отвечает Арчи.
– Сброд, – добавляет дядя.
Учитывая, что никому, кроме меня, не интересно, я беру третью страницу посмотреть.
– «Пират и рыцарь, – читаю вслух я. – Двери Букингемского дворца распахнутся для противоречивой фигуры Ридлана Нокса, которого собираются посвятить в рыцари. Бывший лейтенант Королевского флота, преступник, в тысяча восемьсот двенадцатом году поднял мятеж против капитана Кройдона, затем подался в пираты и захватил рекордные сорок судов. Каперское свидетельство, выданное в тысяча восемьсот четырнадцатом году, превратило самого разыскиваемого пирата Европы с ценой в пятьдесят тысяч гиней за голову в капера его величества в противодействие пиратству, которому содействовал Наполеон в Средиземном море».
– Это возмутительно, – замечает дядя. – Регент же не хочет в самом деле начать раздавать титулы каждому висельнику, который хотя бы пальцем шевельнул против французов?
Они-то хотя бы пальцем шевельнули, хочу сказать я, но дядя выходит из гостиной к гостю, которого дворецкий объявил как Брэнсби Купера, зубного врача.
– Я принес большой выбор зубов, милорд, – объявляет Купер.
Дяде Элджернону действительно не хватает половины, что, с учетом того, сколько сладостей он ест, неудивительно.
– Я не хочу деревянный мусор, – предупреждает его дядя. – Фарфоровые у вас есть?
– У меня есть даже лучше: настоящие зубы, которые не трескаются, как фарфоровые.
От отвратительных подробностей у меня пропадает аппетит, и я кладу недоеденный сэндвич на тарелку.
– Пожалуй, пойду приму ванну, – объявляю я.
– Но ты же вчера ее принимала, – возражает тетя Кальпурния.
– Именно, – соглашаюсь я.
– Тебе не стоит так часто мыться, Ребекка, – укоряет меня дядя от дверей. – Если тереть кожу, сотрешь естественный защитный слой и заболеешь, как твои родители.
Судя по запахам на балу леди Селесты, многие разделяют точку зрения дяди.
– Рискну, – отвечаю я.

Когда Люси видит красные пятна на полотенце, чуть не падает в обморок: месячные.
И это в тот день, когда я должна быть в белом с головы до ног и сделать реверанс перед королевой и всем двором!
– Надо подложить в два раза больше ткани, – говорит она, возясь с длинной полоской, которой собирается обмотать меня, как младенца в подгузник. – Даже нет, в три.
– Я не могу надеть это нечто, в нем даже шага не сделаешь, – жалуюсь я, пробуя повторить торжественный проход к трону, который мы вчера репетировали до тошноты. – Я похожа на утку.
– Других вариантов нет.
А вот и есть. Еще как! Беру свою аптечку скорой помощи и достаю небольшой цилиндр в пластиковой упаковке.
– Как я тебя люблю, – говорю я, чмокнув тампон.
– И что это? – озадаченно спрашивает Люси, глядя, как я его разворачиваю.
– «Тампакс», – отвечаю я. – Внутренний впитывающий тампон.
Но она все еще озадачена.
– Внутренний? Вы хотите сказать…
– Хочу сказать, что его вставляют внутрь.
Я уже собираюсь начать, когда она бросается на меня всем весом, собираясь вырвать его из рук, и мы обе падаем на землю.
– Но ваша невинность! Ради всего святого, не делайте глупостей!
– Люси, я его использовала тысячу раз, и ничего со мной не случилось, – возражаю я, пытаясь заполучить обратно единственный «Тампакс» в 1816 году.
– Вы не из этих женщин легкого поведения! Я вам не позволю!
– Люси, или я использую «Тампакс», или никакого дебюта. Выбирай.
Но Люси быстрее меня, она бросает тампон в камин, лишив меня драгоценного спасательного круга.
– Надевайте повязку, леди Ребекка. Немедленно.
8
В Букингемском дворце, в комнате ожидания перед залом, в котором пройдет церемония, настоящее столпотворение. Матери, тети и сестры повторяют дебютанткам наставления: не жестикулировать, не чихать, не кашлять, не чесаться в присутствии королевы.
Не чесаться… та еще задачка, кожа рук зудит просто нестерпимо.
– Не вертись, – повторяет стоящая рядом леди Сефтон. Но в этих туфлях, жестких, как деревянные ящики, я скучаю по своим кедам.
Как я поняла, народу вокруг столько потому, что это первый четверг за долгие месяцы, когда королева принимает при дворе: только на прошлой неделе состоялась свадьба принцессы.
И там, в толпе, в ожидании аудиенции у правительницы, все только и обсуждают юную принцессу Шарлотту.
– Учитывая, как принц Георг с Каролиной ненавидят друг друга, просто чудо, что им удалось произвести наследника, хоть и женского пола, – замечает женщина с гигантским плюмажем на голове.
– Какая жалость, что наследным принцессам приходится выходить замуж только за принцев, у которых нет ни земель, ни денег.
– Саксен-Кобург-Заальфельдский – просто фамилия, и ничего больше, – со смешком замечает другая женщина, пониже.
– Леопольд хоть и беден, да, но по крайней мере красив, – шепчет третья, помоложе. Вероятно, тоже дебютантка с матерью и крестной.
– Богат или беден, не важно: нужно было замять скандал, – добавляет пернатая женщина, скрывшись за веером. – Юная принцесса увлеклась офицером из Легкого драгунского полка, неким капитаном Гессом.
– А кому не нравятся офицеры? – шутит низенькая женщина.
– А правда, что компаньонка принцессы скрывала их тайные встречи? – с любопытством спрашивает дебютантка.
Пернатая сплетница кивает:
– Похоже, леди Корнелия пускала Гесса через потайной ход. Когда принц-регент об этом узнал, пришел в полнейшую ярость.
– Как будто сам регент святой, с его-то любовницами, – замечает низенькая.
– Не считая внебрачных отпрысков, – добавляет дама с плюмажем.
– Но и принц Леопольд ни в чем себе не отказывал, оказавшись с дипломатической миссией в Париже, – продолжает низенькая.
Пернатая дама с заговорщицким видом склоняется к своим спутницам:
– Я назову только одно имя: Гортензия Бонапарт.
Они в ответ вытаращиваются на нее:
– Падчерица Наполеона!
К сожалению, из-за сплетен я потеряла счет времени и, как только двери распахиваются, осознаю, что наступил мой черед.
Придворный камергер три раза стучит жезлом и звучно объявляет:
– Леди Мария Молинье, графиня Сефтон, представляет вашему величеству леди Ребекку Шеридан, дочь лорда Уильяма Шеридана и Терезы Шеридан, кузину маркиза Леннокса.
И леди Сефтон ведет меня по красному ковру, который надо пройти до самого подножия трона.
Меня охватывает паника: все взгляды направлены на меня, они оценивают, разглядывают, просчитывают. Я чувствую подступающее удушье, но времени достать ингалятор нет.
Никого не интересует глубина моих рассуждений или моя красноречивость: эту партию нужно сыграть за несколько минут, а единственные карты у меня на руках – это внешний вид, осанка и значимость моей крестной.
И реверанс. Выражая свое почтение королеве в поклоне, я повторяю слова, которые так часто повторяла мне тетя: грация, скромность и изящество. Грация, скромность и изящество.
Грация, скромность и изящество. И в тот самый момент, когда я склоняюсь в реверансе, ткань, которую Люси привязала мне на талию, развязывается.
Ужасно, ужасно не вовремя!
– Вот Анубисов сын, – выдыхаю я сквозь зубы.
– Выпрямись, дорогая, – шепчет мне леди Сефтон.
Легко сказать. Скрещиваю ноги, пытаясь удержать этот своеобразный подгузник, чтобы не выпал. «Красным» ковер сейчас будет во всех смыслах.
– Леди Сефтон, щедрость, с которой вы помогаете юным дебютанткам, достойна восхищения, – поздравляет ее королева.
– Леди Ребекка заслуживает дебюта по всем правилам, учитывая ее статус, – отвечает крестная.
– А также учитывая ее приданое, – добавляет королева. – Разумеется, в Лондоне никто не сможет соревноваться с вами в изяществе, происхождении и богатстве. И тем не менее у меня один вопрос: сколько вам лет?
– Двадцать один год, ваше величество, – отвечаю я.
– У вас несколько запоздалый дебют, – замечает правительница.
– Семья захотела соблюсти траур после потери моих родителей и подождать, пока мое здоровье окончательно не восстановится после болезни, – объясняю я.
– В вашем возрасте у меня уже было трое детей и я ждала дочь, – доносится мне в ответ. – Не боитесь, что слишком долго медлили?
Я могла бы ответить простым «нет», но у меня не выходит.
– Возможно, ваше величество, но меня это не пугает. Ведь и ваши дочери, хотя и старше меня, до сих пор не вышли замуж. – И никогда не выйдут и не подарят престолу наследников, но этого я сказать не могу. От дебютантки до ведьмы один шаг.
После моей реплики по залу прокатываются шепотки.
Королева смотрит на меня, изогнув бровь, и отвечает:
– Но они есть в очереди престолонаследия.
– Как ваше величество подчеркнули, надеюсь, мое солидное приданое компенсирует возраст.
– Леди Сефтон, девушке из хорошей семьи не подобает вести себя с подобным бесстыдством, я советую вам как следует заняться ее воспитанием. Вы как жемчужина, Ребекка, но жемчужина дикая, – выговаривает мне королева. – Можете идти.
Мелкими шажочками иду за леди Сефтон по направлению к группкам гостей, которые выстроились у подножия трона, на котором сидит королева.
Тетя Кальпурния укоряюще смотрит на меня, а Арчи качает головой в попытке скрыть насмешливую улыбку.
Как только я оказываюсь вне поля зрения королевы, кое-как подтягиваю неудобный подгузник и разрешаю себе почесать руки, которые в перчатках все еще зудят так, что сводят с ума.
Представления ко двору следующих двух дебютанток ничем не примечательны: среди них в сопровождении сплетницы с плюмажем девушка, которую, как оказывается, зовут Мэгги Блайдж, та, что съела солитера, чтобы похудеть, ей восемнадцать лет. Сопровождает ее виконтесса Астрей.
Но весь зал оживляется, когда камергер объявляет имя сэра Ридлана Нокса.
Это он! Пират.
Я вытягиваюсь вперед и вижу, как он рассекает людское море, и с удивлением отмечаю, что мужчина, который вот-вот преклонит колени перед королевой, ничуть не похож на тот образ, который я себе представила.
Никакого крюка вместо руки, никакой деревянной ноги или попугая на плече.
Он проходит совсем близко, и я вижу, что это… тот самый человек, которого я видела в понедельник у «Хэтчердс», я шла к Гвенде, а он со мной поздоровался!
Шаг у него уверенный, на грани с самоуверенным, будто это он король и приехал с визитом к равному; взгляд решительный, а полуулыбка почти вызывающая.
Шум голосов вокруг становится громче, в особенности дам, которые не скупятся на похвалу его внешности.
– Какие густые волосы, – шепчет одна. – Брюнеты как раз в моем вкусе.
– По сравнению с ним наши мужья просто чахоточные и стоят одной ногой в могиле, – замечает другая.
– А его глаза… два горящих уголька. Он может воспламенить женщину одним взглядом.