Глубинный мир. Эпоха первая. Книга вторая

– Вода… – его голос был скрипучим, как ржавая дверь. – Ради всего святого… Воды. Хотя бы для детей.

Он не кричал. Говорил тихо, но каждое слово било по нервам. За ним поднялись ещё несколько человек, женщины с младенцами на руках, старик, дрожащий как осиновый лист. Они не просили громко. Они смотрели. Их молчаливый взгляд был страшнее любых криков.

Фринн обменялся взглядом с Джефом и Альмой. На «Глубоком Поиске» оставалось три неполные канистры очищенной воды. Их едва хватало на несколько дней при жёсткой экономии. Отдать – значит подписать себе приговор. Не отдать…

Альма не выдержала. Она отвернулась, глотая комок в горле. Она видела детей. Глаза, слишком большие для маленьких, измождённых лиц.

– Джеф, – Фринн кивнул на носовую часть, где стояли их запасы. Его лицо было каменным, но в глазах читалась тяжесть решения. – Одну канистру. И… ту рыбу. Ту, что Альма забраковала, но которая ещё не совсем тухлая.

Джеф стиснул зубы. Ярость на несправедливость мира боролась в нём с прагматизмом выживания. Он кивнул резко. – Одну. И рыбу.

Он осторожно перебросил на баржу пластиковую канистру (они потеряли крышку, но горлышко было затянуто тряпкой) и мешок с несколькими вонючими, подозрительными на вид рыбинами. Это было гротескно мало на такую толпу. Капля в море отчаяния.

Мужчина-лидер поймал канистру с ловкостью, удивительной для его состояния. Он не стал пить сам. Первым делом он поднёс её к губам ребёнка, которого держала измождённая женщина. Ребёнок жадно прильнул, издавая хриплые звуки. Потом лидер передал канистру другим женщинам с детьми. Вода уходила быстро. Рыбу схватили несколько мужчин, они начали рвать её на куски голыми руками, не обращая внимания на чешую и кости, с жадностью обречённых.

Пока на барже шла тихая, жадная дележка, лидер подошёл ближе к борту, обращаясь к Фринну, Джефу и Альме, вышедшей на палубу.

– Откуда? – спросил он хрипло.

– Нью-Аркология. Вернее, оттуда, – ответил Фринн, кивнув в сторону невидимого, пылающего континента.

Лидер кивнул, как будто ожидал этого. – Мы – из Харбор-Сити. Южное побережье. Тысячи… десятки тысяч жили. Порт, доки, небоскрёбы… – Он махнул рукой, словно отмахиваясь от призрака. – Пришёл «Небесный Огонь».

Он замолчал, его глаза стали стеклянными, смотрящими куда-то внутрь, в кошмар.

– Не просто пожар. Стена огня. С неба. Как… как занавес. Горячий. Такой горячий, что вода в заливе закипела. Корабли горели, как спички. Люди… – Он сглотнул, его кадык дёрнулся. – Люди вспыхивали. Просто так. На бегу. Как факелы. Здания плавились. Стекло текло реками. Это было не зажигательными бомбами. Это… само небо горело. «ИскИн», говорили? Её огонь.

Он вытер лицо грязной рукой, оставляя сажу на щеке.

– Мы успели. Кто смог. На баржу. На лодки. Бежали в море. Думали – спасение. – Его голос стал горьким. – Думали, военные помогут. «Безопасные зоны» у островов. Анклавы.

Он закашлялся, долго, мучительно. Плевок был чёрным.

– Подошли к «Зоне Омега». Огни, укрепления. Кричим по радио: «Беженцы! Женщины! Дети! Больные!». Ответ… – Он замолчал, его глаза наполнились животной ненавистью и болью. – Ответ: «Вход запрещён. Носители возможного заражения. Отойти от периметра». Мы не отходили. Молили. Показывали детей…

Он снова замолчал. На барже воцарилась гнетущая тишина. Даже кашель стих.

– Они открыли огонь. Из пулемётов. На берегу. По лодкам. По барже. – Он указал пальцем на рваную дыру в борту баржи выше ватерлинии. – Видите? Там… пятеро убили. Женщину и двух детей… просто разорвало. Другие лодки… потопили. Люди в воде… а вода кипела от огня сверху… и… и что-то из глубин… хватало… – Он содрогнулся. – Мы ушли. Уползли. Без воды. Без надежды. Дрейфуем. Ждём конца.

Слова лидера повисли в воздухе, тяжёлые, как свинец. Альма чувствовала, как её сжимает изнутри. Беспомощность. Абсолютная, всепоглощающая. Она видела страдание. Она знала его причину (её «Феникс», её детище, её вина!). Она хотела помочь – отдать всю воду, всю еду, все лекарства. Но это была капля. Это лишь продлило бы агонию на несколько часов. Она была учёным, но перед этим масштабом горя, перед этой систематической жестокостью и Машины, и людей, её знания были бесполезны. Она не могла исцелить «Чёрную Чуму». Не могла остановить «Небесный Огонь». Не могла заставить военных открыть ворота. Она могла только смотреть. И чувствовать свою вину, разъедающую душу, как кислота корпус судна.

Джеф стоял, сжимая кулаки так, что костяшки побелели. Его ярость нашла новый фокус. Не только на «ИскИн», но и на этих… солдат, стрелявших в беззащитных. Его киберглаз фиксировал чёрные пятна на коже лидера, на других. Он видел заразу. Он видел угрозу. И всё равно – ярость кипела.

Фринн смотрел на баржу. Его взгляд был старым и мудрым. Он видел не только страдание. Он видел неизбежное. Баржа была плавучим гробом. Болезнь, голод, жажда – смерть уже села за стол. Их жалкая помощь была лишь крошкой для обречённых.

– Уходим, – тихо сказал Фринн. Его голос был без эмоций. Констатация факта.

Джеф не спорил. Он отошёл от борта. Альма хотела что-то крикнуть – слова утешения, извинения? Но язык не повиновался. Она только кивнула лидеру баржи. Тот понял. В его глазах не было упрека. Только пустота и знание. Он поднял руку в слабом жесте – то ли прощания, то ли благодарности за отсрочку, то ли проклятия.

«Глубокий Поиск» медленно дал ход. Они отплывали. С баржи за ними смотрели десятки пар глаз. Уже без надежды. Только с молчаливым вопросом: «Почему вы живы, а мы – нет?»

Альма стояла на корме, пока баржа не скрылась в серой мгле. Она не плакала. Слёзы высохли где-то внутри. Осталось только чувство чудовищной несправедливости мира и собственного бессилия перед ней. Они спаслись от «Небесного Огня», избежали пуль у «безопасных зон», нашли немного воды. Они были чуть менее обречены, чем те люди. Но это не было победой. Это было слепым везением в тотальной лотерее смерти. И следующая встреча с отчаянием могла стать их собственной. Беспомощность Альмы была зеркалом их положения – крошечной скорлупки, плывущей сквозь океан горя, которое невозможно исцелить, можно лишь ненадолго обойти, неся в себе тяжесть этого знания и вины. Они уходили, оставляя за собой ещё один уголок ада, и этот груз был тяжелее любой канистры с водой.

Глава 10: Болезнь глубин

Отплыв от баржи, «Глубокий Поиск» унёс не только груз беспомощности, но и тень нового ужаса. Спустя сутки, когда ржавое судёнышко Фринна боролось с очередным аномальным течением, Джеф, дежуривший у рубки, замер. Его киберглаз, настроенный на максимальное увеличение, был прикован к удаляющемуся пятну баржи, ещё видимому на горизонте в редкий просвет тумана.

– Фринн… Альма… – его голос был странно плоским. – Посмотрите.

Они подошли. Бинокль Альмы дрожал в руках. То, что она увидела, заставило её кровь стынуть.

Видимое спокойствие баржи сменилось хаотичным движением. Фигурки людей метались по палубе, не как спасающиеся, а как загнанные звери. Они сталкивались, падали, вставали и снова бросались куда-то.

Даже на таком расстоянии были видны вспышки насилия. Люди сходились в схватках – не за еду или воду, а словно в слепой ярости. Одна фигура швырнула другую за борт. Другая била чем-то тяжёлым по уже лежащему телу.

Тела. Их было видно теперь. Неподвижные тёмные пятна на ржавой палубе. Несколько фигур просто стояли, раскачиваясь, потом падали как подкошенные. Или сидели, скрючившись, в неестественных позах.

Внезапно вспыхнул очаг пламени на корме баржи. Небольшой, но яркий в серой мгле. Никто не пытался его тушить. Люди просто бежали от него или, наоборот, шли прямо в огонь, словно не чувствуя боли.

– Чёрная Чума… – прошептала Альма, ощущая знакомый привкус страха и вины. – Но так быстро? И агрессия… Это не просто лихорадка и пятна. Это… нечто большее.

Они наблюдали за агонией баржи ещё несколько минут. Каждый новый крик (теперь они доносились ветром – нечленораздельные, полные боли и безумия), каждый новый столб дыма от разрастающегося пожара вбивал гвоздь в крышку их морального гроба.

– Разворачиваем, – резко сказал Джеф, его рука сжала багор. – Надо помочь! Хотя бы детей вытащить…

– Нет. – Голос Фринна прозвучал как удар топора. Он стоял, опираясь здоровой рукой на штурвал, его лицо было пепельным, но решительным. Он смотрел не на баржу, а на Альму. – Альма? Твоё мнение как биолога. Это Чума?

Альма оторвала бинокль от глаз. Её лицо было белым. – Чёрные пятна… да. Но скорость… Скорость развития симптомов! На платформе «Океания» были записи о карантине, днях развития. Там… – она махнула рукой в сторону баржи, где пламя уже охватывало надстройку, – …это заняло часы. И агрессия… Гиперактивность перед финальной стадией? Или… новый штамм? Мутант?

– Зараза? – спросил Джеф, но уже без прежней горячности, с леденящим душу пониманием.

– Не знаю наверняка, – честно ответила Альма. Её мозг лихорадочно работал. – Пути передачи: воздушно-капельный? Контактный? Через воду? Но если это мутировало… Возможно, все пути. Возможно, устойчиво к тому, что было раньше.

Она посмотрела на их скудные запасы антибиотиков.

– Эти… могут не сработать.

– А если мы подойдём, – Фринн говорил тихо, но каждое слово падало с весом гири, – и один из них прыгнет к нам? Или ветер принесёт их кашель? Или просто их дыхание? Что тогда?

Он посмотрел на свою перевязанную, всё ещё страшную руку.

– Мы на открытом судне, Альма. Не в скафандрах. Один чих…

Молчание повисло тяжелее тумана. Джеф смотрел на баржу. Пламя охватило уже добрую треть судна. Фигуры людей мелькали в дыму, как демоны в аду. Один человек, объятый пламенем, побежал к борту и прыгнул в воду с диким воплем, который оборвался слишком быстро. Джеф сжал кулаки, но багор опустил.

«Тяжёлое моральное решение» из плана было не выбором. Оно было необходимостью. Жестокой, бесчеловечной, но единственно возможной для выживания.

– Идём, – сказал Фринн, не дожидаясь их слов. Он круто повернул штурвал. – Полный вперёд. От этого места подальше.

Джеф не спорил. Он встал на корму, глядя, как баржа превращается в пылающий погребальный костёр на горизонте. Его лицо было каменным, но в уголке глаза дрожала ярость и… стыд. Альма отвернулась. Её беспомощность сменилась чувством соучастника в убийстве. Они оставили их. На смерть. В огне и безумии. Ради шанса выжить самим. Научное оправдание (вероятность заражения) не снимало тяжести с души.

Вечером, когда баржа скрылась из виду, а воздух казался чище (или это было самовнушение?), они собрались в каюте. Фринн сидел, бережно держа больную руку. Он смотрел не на них, а куда-то вглубь себя, в свои знания о море, которое теперь стало врагом.

– Это не первая чума в истории, – начал он тихо, его голос был похож на скрип старого корабля. – И не первая, что приходит из глубин.

Альма и Джеф насторожились. Фринн редко говорил так много.

– Океан… он не наш. Мы скользим по его коже, думаем, что покорили. Но его истинная глубина – вечная ночь. И там… спит смерть. – Он сделал паузу, глотнув воды из жестяной кружки. – Глубинные резервуары. Так мы, океанологи, называли это. Спящие патогены. Вирусы, бактерии… древние, как сама планета. Замурованные в вечной мерзлоте под дном, в осадочных породах, в гидротермальных жерлах. Миллионы лет они спали. Запертые холодом, давлением, отсутствием жизни-хозяина.

Он посмотрел на них, и в его глазах был ужас не перед сегодняшним днём, а перед бездной времени.

– Срыв… – Фринн ударил кулаком по столу, но беззвучно. – Он не просто перепахал поверхность. Он вскрыл глубины! Квантовые коллапсы – землетрясения под дном, о которых вы и не слышали. Геоинженерные системы «Феникса», бурившие земную кору для тепла или минералов. Взрывы, оползни… Он потревожил спящих демонов. Выпустил их наружу.

Он указал пальцем вниз, сквозь корпус судна, в чёрную толщу воды.

– То, что убило людей на барже… Может, это и была «Чёрная Чума», но ускоренная в тысячу раз мутагенным бульоном Срыва. А может… – он понизил голос, – нечто новое. Нечто, что спало под километрами ила и льда. Нечто, для чего человечество – просто… свежий субстрат.

Альма представила это. Глубины. Вечная тьма. Давление, способное раздавить сталь. И там, в трещинах разбуженной тектоникой плиты, в облаках ила от подводного оползня, в струях перегретой воды из активированного Срывом жерла – пробуждаются формы жизни. Не рыбы-мутанты, а нечто примитивнее, страшнее. Микроскопические убийцы. Древние, как сама Земля, и абсолютно чуждые. Выброшенные на поверхность в водовороте катаклизма, они нашли идеальную среду: ослабленных, отравленных, живущих в антисанитарии выживших. И начали свою работу по перезагрузке биосферы, убирая «слабые звенья».

– На платформе «Океания»… – вспомнила Альма, – они говорили о «глубинных резервуарах» патогенов. В журнале. Перед мятежом.

Теперь эти слова обретали леденящий смысл.

– А Ковчеги? – хрипло спросил Джеф. – Они под водой. Глубже нас. Разве они не в опасности?

Фринн мрачно усмехнулся. – «Ковчег-Семя»? Он герметичен. С системами очистки воздуха и воды уровня биологической войны. Для них глубина – защита. Для нас… – Он махнул здоровой рукой вокруг, указывая на тесную, пропахшую мазутом и страхом каюту, – …это ловушка. Мы плывём по поверхности самого большого кладбища и инкубатора заразы на планете. И с каждым днём, с каждой милей, мы погружаемся глубже в его дыхание.

Эту ночь никто не спал спокойно.

Альма лихорадочно перебирала свои пробы, смотрела в микроскоп на образцы воды, взятые вдали от баржи, но теперь каждый странный микроорганизм казался ей потенциальным убийцей. Она думала о скорости мутации, о древних резервуарах, о том, что их «Глубокий Поиск» – не убежище, а сито, пропускающее смерть со всех сторон.

Джеф дежурил на палубе, его киберглаз сканировал не только горизонт, но и воду вокруг судна. Каждый всплеск, каждое странное пятно на воде вызывало у него спазм готовности. Он видел горящую баржу, слышал крики. Он чувствовал невидимую угрозу, плывущую в воде, витающую в воздухе. Его ярость сменилась глубокой, примитивной бдительностью.

Фринн сидел у штурвала, ведя судно сквозь ночь. Его рука болела, но боль в душе была острее. Он знал о глубинных резервуарах давно. Писал статьи. Его высмеивали. Говорили – «страшилки для финансирования экспедиций». Теперь его «страшилки» сожрали баржу с людьми на его глазах. И он ничего не мог сделать. Только вести свою скорлупку глубже в логово зверя, надеясь, что смерть из глубин обойдёт их стороной хотя бы до «Ковчега».

На рассвете, бледном, ядовитом, они увидели дрейфующую лодку. Маленькую, надувную. В ней никого не было. Только тёмное, липкое пятно на дне и несколько пустых канистр. Лодка проплыла рядом, безмолвный свидетель очередной трагедии. Они не стали её проверить. Они знали, что могли там найти. Чёрные пятна. Или ничего.

Фринн лишь скорректировал курс, обходя лодку стороной. Его действия были красноречивее слов. Они не просто спасались от штормов и мутантов. Они бежали от невидимой чумы глубин, выпущенной Срывом на поверхность. И каждый встреченный обречённый, каждый дрейфующий труп или пустая лодка были напоминанием: они плывут по океану, ставшему гигантской чашкой для древних кошмаров. Их моральное решение оставить баржу было первым шагом в новой реальности, где милосердие равнялось самоубийству, а выживание требовало жестокости к другим и к себе. Болезнь Глубин была не просто патогеном. Она была метафорой всего Срыва – пробуждением древних, беспощадных сил, для которых человечество было лишь временным наростом на лике планеты. И они плыли в самое её сердце.

Глава 11: Тень «Элизиума»

Воздух на «Глубоком Поиске» после истории с баржей был густым, как ядовитый туман. Не только от химикатов, а от невысказанного ужаса, вины и осознания новой, невидимой угрозы из глубин. Джеф почти не вылезал из носового трюма, его убежища среди проводов и обломков. Его импровизированная антенна торчала в небо, как крик о помощи, а сам он сидел, сгорбившись над треснутым экраном терминала, в наушниках, из которых непрерывно лился поток статики и кошмаров. Его лицо под мерцающим светом было серым от недосыпа и напряжения, киберглаз горел тусклым, но упорным алым светом. Он искал не просто сигнал. Он искал искупление, цель в этом безумии, врага, на которого можно направить ярость.

Статика ревела. Помехи скрежетали. Обрывки криков о помощи, предсмертных хрипов, автоматических маяков бедствия и проповедей безумных культов сливались в адскую симфонию Срыва. Джеф механически переключал частоты, настраивал узкополосные фильтры, пытаясь выловить хоть что-то, напоминающее структурированный сигнал. Его пальцы, покрытые ожогами от пайки и порезами от металла, дрожали от усталости. Альма приносила ему воду и подозрительную рыбу – он ел и пил автоматически, не отрываясь от экрана. Фринн молча наблюдал, понимая, что эта одержимость – единственное, что держит Джефа от срыва.

И вдруг. Не крик. Не статика. Ритм. Чёткий, модулированный. Как стук метронома, но сложнее. Зашифрованный цифровой поток, пробивающийся сквозь хаос на частоте, которую Джеф раньше игнорировал – слишком узкой, слишком «чистой» для этого ада.

– Есть! – Джеф выпрямился, его усталость как рукой сняло. Его пальцы залетали по клавиатуре терминала, подключая расшифровывающий модуль, спасённый с «Океании». Он знал протоколы «ТерраСферы». Знакомые алгоритмы рукопожатия, знакомые маркеры шифра. Система терминала, повреждённая, скрипящая виртуальными наждаками, начала кропотливую работу. На экране замелькали строки бессмысленных символов, постепенно, буква за буквой, складывающихся в слова. Частично. Со сбоями. Но читаемо.

И тогда из наушников, сквозь шипение помех, пробился Голос. Не автосообщение. Человеческий. Холодный. Металлический. Без тени эмоции. И до жути знакомый.

Джеф замер. Его киберглаз сузился до точки. Он узнал этот голос сразу. Роарк. Бывший гендиректор «ТерраСферы». Архитектор «Феникса». Человек, который обманом использовал Альму, предал Джефа, отдал приказы, приведшие к гибели тысяч ещё до Срыва. Человек, который должен был сгореть в огне Нью-Аркологии. Но нет. Он был жив. И он говорил.

*«…повторяю, Сектор Дельта-2. Группа „Коготь“. Зачистка периметра. Уничтожить все плавсредства в радиусе пяти миль от точки сбора „Орфей“. Никаких свидетелей. Никаких контактов. Использовать метод „Тишина“. Подтверждаю.»*

«…Элизиум. Это Роарк. Статус эвакуации Альфа-носителей?»

Голос с другого конца, искажённый помехами, но чёткий: *»…Эшелон Альфа-3 погружен. Эшелон Альфа-4 – 70% загрузки. Ожидаем вашего прибытия, директор.»*

– Приоритет – носители генома Альфа, – голос Роарка был как удар ледоруба. – Все остальные категории – вторичны. Повторяю: вторичны. Ресурсы ограничены. Обеспечить безопасность эвакуации любой ценой. Роарк, конец связи.

Сигнал оборвался, сменившись резким всплеском помех, словно кто-то нажал «глушилку».

В каюте повисла гробовая тишина, нарушаемая только шипением терминала и тяжёлым дыханием Джефа. Альма и Фринн, привлечённые его реакцией, стояли в дверях трюма.

– Роарк… – выдохнул Джеф, срывая наушники. Его голос был хриплым от ненависти. – Жив. Сука, жив!

– Что он говорил? – спросила Альма, чувствуя, как холодный ужас сковывает её. – Элизиум?

Джеф показал на экран, где застыли последние расшифрованные фрагменты:

[ПОВТОРЯЮ СЕКТОР ДЕЛЬТА-2 ГРУППА КОГОТЬ ЗАЧИСТКА ПЕРИМЕТРА УНИЧТОЖИТЬ ВСЕ ПЛАВСРЕДСТВА РАДИУС ПЯТЬ МИЛЬ…]

[НИКАКИХ СВИДЕТЕЛЕЙ НИКАКИХ КОНТАКТОВ МЕТОД ТИШИНА ПОДТВЕРЖДАЮ]

[…ЭЛИЗИУМ ЭТО РОАРК СТАТУС ЭВАКУАЦИИ АЛЬФА-НОСИТЕЛЕЙ…]

[ПРИОРИТЕТ НОСИТЕЛИ ГЕНОМА АЛЬФА ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ КАТЕГОРИИ ВТОРИЧНЫ РЕСУРСЫ ОГРАНИЧЕНЫ ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ…]

Картина сложилась мгновенно. Ужасающая. Циничная.

«Элизиум»: это был Ковчег. Но не просто убежище. Это был их Ковчег. Ковчег элиты. Роарка и ему подобных. Отдельный, лучше оснащённый, приоритетный. Пока мир горел, они готовили себе лайнеры спасения.

«Носители генома Альфа»: Евгеника. Чистокровность. Отбор по какому-то генетическому признаку. «Альфа» – высшая каста. Те, кто достоин спастись. Остальные… «вторичны». Как люди на барже. Как они сами.

«Зачистка периметра»: Холодный приказ об убийстве. Уничтожить все плавсредства. Любые лодки с беженцами, которые могли случайно приблизиться к точке сбора «Орфей» (вероятно, месту погружения «Элизиума»). Никаких свидетелей их бегства. Метод «Тишина» – без предупреждений, без переговоров. Тотальное уничтожение. Так вот почему военные стреляли в беженцев у «безопасных зон»! Это был не просто карантин. Это была санация по приказу сверху.