Без лица: Другие

Саша обводила глазами древний лес. Птичьего гомона слышно не было – стояла тишина, прерываемая лишь людскими голосами. Едва уловимое движение зацепило взгляд. У нее резко забилось сердце. От ствола к стволу быстро метнулась фигура, обернутая в нечто коричневое с головы до пят. Секунда – и от видения ничего не осталось. Не колыхнулся папоротник, не скрипнула под ногой ветка. Саша во все глаза вглядывалась в том направлении, но больше так ничего и не заметила. Она вернулась в салон, украдкой взглянув на единственного пассажира с «корочкой». Он смотрел прямо перед собой, наблюдая за работой по избавлению от преграды. Похоже, дело пошло на лад: два поваленных ствола теперь лежали параллельно дороге, и группа, потирая пострадавшие руки, возвращалась к машине. Наконец все благополучно загрузились. «Газель» завелась не сразу – только с третьего раза, водитель хмурился, все остальные притихли. Леденичев загадочно улыбался. На щеке у него образовалась небольшая царапина.

Микроавтобус споро покатил по лесной дороге. Вскоре пассажиры заметили признаки поселения: между сосен показались дома – правда, черные, обветшалые. Покинутые… как Саша ни вглядывалась, ни одного человека заметить не удалось. Деревня словно отползла вглубь леса, втянулась, как раненый зверь, поглубже в чашу. Уж не ждет ли их пустое, брошенное место? Не на удачу же они едут – наверняка все согласовано. Так рассуждала про себя девушка, невольно ежась от вида частично обгоревших, частично разрушенных жилищ. Один раз Дима тронул ее за плечо и указал на свое окно – мимо проплывал шест с водруженным сверху черепом какого-то рогатого животного. Красноречивый знак!

– Они просто отпугивают злых духов, – пояснил Дима. – Не бойся! – и приобнял Сашу за плечи. Никто не обращал на них внимания: все прилипли к окнам в гнетущем молчании.

Совершенно неожиданно за очередной петлей лесной дороги показалось самые настоящие ворота, обнесенные по верху колючей проволокой. По обе стороны уходил высокий забор. Водитель затормозил и просигналил три раза. Через пару минут ворота отворились, выпустив наружу высокого мужчину с ружьём на плече. Он немного помедлил, а потом подошёл к «газельке» со стороны водителя.

– Доброго, – коротко и необычно поздоровался он. – Из Казани? Студенты?

– Они самые, – водитель кивнул на салон и притихших пассажиров.

«Вожатый», как заметила Саша, не стремился вступать в диалог: видимо, вид ружья отбил охоту оттягивать на себя внимание и корчить главного. Тем более, что их сопровождал человек с непростым удостоверением. Ему и разбираться, если что. Но последний молчал. Коммуникацией занимался словоохотливый водитель. Он протянул постовому пачку документов.

– Тут все документы на машину и сопроводительные, из вуза. Все данные на участников практики. А у вас тут так… чуть ли не по-военному!

– А как иначе? В лесу живём, – отрубил постовой. – Всякие прохожие бывают. А у нас дети. Не возбраняется, – зачем-то добавил он. – Я Ринат Акбиров, ваш земляк, кстати. Только не из Казани, из Челнов.

– Ну так отворяй, Ринат! А местные-то есть? – уже намного тише осведомился водитель.

– Марийцы? А как же. Все вместе дружно живём. Татары, русские, мордва. Марийцы многие, конечно, глубже в лес ушли, как затрясло-то мир…

– Давайте мы уже внутрь проедем, – вдруг подал голос человек в штатском. – Мы несколько часов были в пути.

Ринат несколько секунд молча смотрел на пассажира и, видимо, уяснив что-то для себя, пошел открывать ворота. Микроавтобус въехал на открытое пространство, похожее на деревенскую площадь: вытоптанный ровный круг песчаной почвы, несколько низких строений с простыми деревянными вывесками «Магазин», «Клуб», «Общежитие». Пустынно, тихо. Из магазина вышла женщина в длинной юбке, на голове – платок. Глянула хмуро, быстро зашагала в сторону обрисовавшейся среди сосен улицы с нестройным рядом домов.

Из ликбеза, озвученного во время путешествия, Саша запомнила, что прежнее процветающее село почти что сгорело дотла. Лес затянул раны, люди отстроили, что могли.

– Припаркуйтесь возле общежития. Там вы сегодня будете ночевать – так староста сказал.

– А сам староста где? – осведомился приободрившийся «вожатый».

– На молениях. Скоро вернётся, полчаса буквально подождите.

– На молениях … – протянул «штатский» и, открыв дверь, одним гибким хищным движением «вытек» наружу. А затем он направился к бараку, именуемому «общежитием». Следом потянулись остальные – растеряно озираясь по сторонам, провожая взглядом уносящиеся в небо сосны, пытаясь углядеть хоть кого-то из поселенцев. С кем им предстоит общаться? Кого расспрашивать? Исходя из данных последней переписи, в селе проживали почти две тысячи человек.

– Где же все? – задумчиво спросил Леденичев, вторя Сашиным мыслям.

– Может, на промыслах? Охота, рыбалка… – предположила она.

– Все? А старики, дети? – продолжал задавать вопросы Дима.

– Без понятия… Может, у них тут школа есть, должна же быть хоть одна школа… классы какие-то! Дети там учатся.

Саша выдвинула версию, но не поверила сама себе.

– Можешь считать меня конспирологом, но мне кажется, деревня эта не совсем настоящая… типа витрины, или бутафории. А настоящая жизнь глубоко в лесу, – продолжал рассуждать парень, подходя к двери общежития. Внутри уже скрылись их товарищи по практике.

Перешагнув порог, Саша увидела узкий коридор с несколькими хлипкими деревянными дверями. Заглянула в ближайшую, открытую: четыре кровати, стулья, стол, на нем – электрический чайник.

– Удобства на улице, за общежитием, вы уж поймите… тут по-простому все, – раздалось из-за спины. Александра обернулась: их нагнал Ринат. – Если что, в конце коридора оставим на ночь ведро. На случай, если будет страшно выходить, – тут он неожиданно весело подмигнул и вышел, нимало не смутившись. А вот Саше стало не по себе. Она представила, как будет журчать в ночной тиши, в то время как из-за хлипких стенок остальные смогут в деталях расслышать этот концерт, и дала себе слово, что страх не заставит ее пойти на такое унижение.

– Мне совершенно не хочется здесь располагаться. Может, оставим вещи и посидим снаружи, пока староста не пришел? – предложил Леденичев, и Саша согласилась.

Они немного погуляли вокруг площади, заглянули в магазин. Как и ожидалось, выбор был скудный: немного посуды, инструментов и рыболовных снастей, а также вещей, наверняка пригодных в хозяйстве, но горожанам практически незнакомых. Свежих продуктов питания не было – только консервы. Ценники отсутствовали, и Саша предположила, что здесь имеет место быть натуральный обмен. Либо этот магазин, как и вся видимая деревня, не совсем настоящий…

– Казанские! – раздался зычный клич.

Саша и Дима поспешили на выход. Снаружи стояло несколько местных. Выделялся среди них коренастый низкий человек, одетый странно: белая рубаха с красной вышивкой, полотняные штаны заправлены в кирзовые сапоги. Над близко посаженными глазами нависали кустистые брови, подбородок скрывала полуседая борода. На голове – черная шапочка с маленькими загнутыми полями. Ну ни дать, ни взять старичок-лесовичок из сказок!

– Антураж, – пробормотал Леденичев. Саша промолчала, уставившись на персонажа во все глаза. С другой стороны к группе подходил их «вожатый». Человека с корочками было не видно. Через минуту подтянулись и студенты с аспирантами. Все это время мужчина (стариком его назвать все же было нельзя) пристально разглядывал приезжих.

– Меня зовут Сарман, – веско сказал он, когда небольшая группа практикантов расположилась полукругом, замерев напротив местных с настороженностью, витающей в воздухе. – Я староста этой деревни. Знаю, что времени у вас не так-то много, а опросить вы намерены двести человек. Все правильно?

– Да, все верно. Двести в этой деревне и еще сто – в Юзо Вер, – пояснил «вожатый».

При этих словах местные переглянулись. Саша вспомнила, что название деревни буквально означает «колдовское место».

– Хорошо. Списков дать не могу… какие документы сгорели, какие изъяли с выемкой во время переписи.

Говорил по-русски он гладко, и вместе с традиционным внешним видом это создавало какую-то странную картину диссонанса. Младший преподаватель Аркадий чесал нос пальцем, видимо, пребывая в неком замешательстве. Саша подумала, что для социологического опроса по всем правилам должна быть намечена выборка, и немного удивилась заданным нечетким условиям.

– Наши парни помогут сориентироваться, подскажут, как записать адреса, – продолжил Сарман. – Но учтите: у многих и документов-то нет. Живут по справкам.

– Мы знаем, – неохотно сказал Аркадий. – Опрос анонимный.

– Ну да, ну да, – улыбнулся староста. – Что ж, с Богом.

– Хвала Лидеру, – неуверенно произнес кто-то из студентов, но местные промолчали. Впервые Саша увидела, как кто-то не повторил догматическую формулу. Девушка машинально пошевелила губами, как делала всегда, когда отвечали хором. Видимо, другие поступили так же. Иначе почему все спрятали глаза?

– Разобьемся на тройки, – взял себя в руки Аркадий. – Студент-аспирант и один человек от ваших. Простите, – слегка поморщился он. – Познакомиться мы забыли, даже не представились по-человечески…

– По пути познакомимся, – весело сказал Ринат. – Я пойду с вами.

– Так, аспирантов меньше… Леденичев, вы берите себе в пару студента.

– Беру Колину, – быстро ответил тот.

Некоторое время ушло на то, чтобы организоваться и разделить бланки опросников. К Саше и Леденичеву шагнул немолодой мужчина со скуластым лицом и черным бровями, похожий на старосту, и поманил за собой – в сторону от площади, к нестройной линии домов, теряющейся в лесу.

– Тукай меня зовут. Айда, ребя.

Парочка переглянулась. «Тукай? Прямо как улица Тукая – в честь великого татарского поэта?» – читалось в глазах обоих. Мужчина обернулся и поманил за собой, и Леденичев двинулся следом, взяв Сашу за руку. В лес убегала широкая натоптанная тропа – местная улица. От нее ветвились мелкие тропки к неказистым домикам.

– Тут хозяев нет, ушли на промысел, – «поэтический тезка» махнул на ближайшую хижину с закрытыми ставнями. – А вон там, похоже, жильцы на месте. – Слова сопроводились указательным жестом в сторону неказистого дома, теряющегося за деревьями.

– Как вы это поняли? – пытливо поинтересовался Дима.

– Так дым же, – пожал плечами Тукай.

«Какой ещё дым?», подумала Саша. Она не ощущала никакого запаха, а уж тем более не могла ничего углядеть под сенью сосен, создающих естественную тень. Однако стоило им подойти поближе, как Саша действительно почувствовала слабый смоляной аромат из печной трубы. Дымок слабо вился над дощатой крышей. Забора у дома не было, как и у любых строений в этой странной деревне. «Наверно, здесь все свои и друг друга знают. А от вора или бандита хлипкий забор не спасет… вон, сами дома какие…» – рассуждала Саша, чье сердце внезапно сжалось от острой жалости.

Тукай постучал в дверь, за которой угадывался слабый шум. На стук открыла хозяйка – женщина средних лет с суровым лицом, каким оно показалось в тот момент Саше. Кожа была темной, волосы скрывал платок. Густые брови выдавали в ней кровную родство со старостой, что, впрочем, могло быть и местной особенностью. Подол длинной юбки был заткнут за пояс, открывая крепкие икры и странного вида тапочки, похожие на открытые лапти. В руках хозяйка держала веник, с которого на пол капала вода. Саше вдруг причудилось, как женщина замахивается на них этим веником, а то и коротко, уверенно бьёт ее по лицу. Чужаки, да ещё и с нелепой миссией – как ещё с ними?..

– Влажная уборка, – неожиданно высоким и чистым голосом сказала хозяйка, кивнув на веник. – Салам, Тукай. Чего надо?

– Студентов из Казани привел, соцопрос, помнишь? – нимало не смутившись грубого по форме вопроса, ответил мужчина.

– Вы всех предупредили? – встрял Дима. Он озвучил Сашины мысли, но она неприятно поразилась бестактности Леденичева. Предупредили, конечно; по всему выходит, чужаки здесь бывают не так, чтобы часто. Вид местной «гостиницы» намекал на это слишком явно. И вооруженный пост… наверно, староста собрал деревню и объявил о приезде казанских социологов. «Не поэтому ли тут так пусто? Хотя кто мы такие, и какая от нас опасность… но с нами человек из «органов», который тут же куда-то испарился…». Мысли пролетели за секунду-другую – как раз достаточно, чтобы заполнить образовавшуюся паузу – но так ни к чему не привели. Женщина заговорила.

– В дом не приглашаю, грязно там у меня пока. Айда на завалинку.

Она аккуратно притворила покосившуюся дверь, которая не сразу встала в проем из-за расшатавшихся петель, и отправилась в обход дома. С обратной, незримой с тропы стороны, нашлись две добротно сколоченные скамейки и пенек, приспособленный под столик. Что-то вроде летней веранды для душевных посиделок, только без пола и потолка. Лес начинался – или, точнее, продолжался – тут же, в двух шагах от вытоптанного пятачка. Никакого перехода. Дом, похоже, построили на изначально свободном от сосен небольшом естественном пространстве. Саша не заметила ни туалета, но сарая, ни других построек, которые в ее представлении должны иметься у деревенских жителей. Даже если они живут в лесу.

Хозяйка молча села на скамейку и сделала неуверенный приглашающий жест. В другой жизни, должно быть, он пригождался гораздо чаще. Саша выбрала противоположную сторону, Дима умостился рядом. Тукай сел прямо на землю и достал заготовленную самокрутку. Женщина смотрела на Леденичева, который, в первый раз на Сашиной памяти смутившись, доставал из папки бланк-опросник и проверял ручку. Смотрела ровно, без тени интереса или неудовольствия.

– Вы, похоже, уже знаете о предстоящем исследовании… об опросе, – поправил сам себя Леденичев, пытаясь быть кратким. – Но мне по инструкции все равно нужно объяснить. Итак, мы зададим вам вопросы, разделенные на пять условных тем: о государственном устройстве, реформах, общественной платформе, культуре и продовольственном обеспечении. В общем, о жизни, – неожиданно закончил он.

– Я поняла, задавайте, – хозяйка теперь смотрела вглубь леса, задумчиво теребя край головного платка.

– Опрос анонимный, – добавил Дима, и женщина кривовато улыбнулась, кивнув. – Но нам бы хотелось обращаться к вам по имени или так, как вам удобно.

– Марьяна я, – пожав плечами, ответила хозяйка.

– Марьяна… – Леденичев помедлил, оглядев «респондента»: густые темные брови, смуглую кожу, черные как смоль глаза. – А по батюшке?

– Не было у меня его. Марьяна, – твердо произнесла она и вновь посмотрела сквозь собеседников.

– Хорошо, тогда… – парень зашуршал листами. Саша почувствовала его растерянность.

– Как ваши дела? – ни с того, ни с сего, выдала Саша и покраснела. Ей хотелось сказать хоть что-то человеческое этой женщине, которая вела, должно быть, весьма суровый образ жизни, граничащий с выживанием. Ей стало неловко за ещё не заданные вопросы.

– Первый вопрос, – Леденичев откашлялся, не дав Марьяне ответить – да она и не пыталась. – Одобряете ли вы в целом нынешний курс государства? Варианты ответов: одобряю целиком и полностью; скорее одобряю, но можно было бы улучшить некоторые аспекты; одобряю только частично; скорее не одобряю.

Марьяна вновь криво улыбнулась и спросила:

– А «не одобряю целиком и полностью» – нет такого варианта?

– Мара, – тихо позвал Тукай. Женщина отмахнулась.

– Просто интересно стало. Вариант первый – одобряю целиком и полностью. Дальше.

– Ммм… Что вы думаете о предстоящей реформе образования, в частности, раздельном обучении для мальчиков и девочек? Варианты ответов: одобряю целиком и полностью…

– Одобряю, – перебила Марьяна.

– Мне нужно назвать другие варианты…

– Зачем? Я одобряю целиком и полностью. Дальше, – властно велела хозяйка.

Леденичев посмотрел на Сашу. Она тихо сказала:

– У нас ещё тридцать опросников.

Дима согласно кивнул. Он с самого начала говорил, что это просто фарс, формальность; что студентов послали сюда с непонятной целью, которой точно не был социологический опрос. Зачем же выдерживать все инструкции?

Леденичев монотонно задавал один вопрос за другим, Марьяна быстро отвечала в духе полнейшего согласия, единения, слияния, социальной ответственности и так далее, и тому подобное. Последний вопрос на тему продовольственного обеспечения женщина выслушала полностью с четырьмя вариантами, всем своим видом демонстрируя преувеличенное внимание. А потом затихла надолго, потерла ладонью лоб, опустила тяжёлые веки. Студенты переглядывались, Леденичев почти незаметно закатил глаза.

– Вариант два, – торжественно произнесла Марьяна-Мара и четко выговорила: – Скорее одобряю, но можно было бы улучшить некоторые аспекты.

Она уставилась на Сашу, и та заметила, что женщина косит: один глаз смотрел прямо на собеседника, второй – почти мимо, в лес. Вдруг хозяйка дома захохотала, хлопнув себя по колену. По Сашиной спине покатились холодные мурашки. Во рту у местной жительницы не хватало нескольких зубов. Превращение вышло мгновенным: только что Саша видела перед собой уставшую от тяжелого быта, но вполне адекватную и даже ироничную женщину, однако хохот помог сбросить личину – перед ними была настоящая лесная ведьма.

– Спасибо вам большое! – Саша вскочила со скамьи, беспомощно посмотрела на Тукая. Тот слабо улыбался уголками рта, продолжая выпускать дым. Леденичев сидел, как заворожённый уставившись на Марьяну, что зашлась полубезумным смехом. «Да что с ним? Обычно он реагирует на все первым, быстрее меня», – подумала Саша.

– Вы видели Безликих? – громко, перебивая хохот, спросил Леденичев. Как оказалось, он не пребывал в шоке, а думал.

Тукай крякнул, женщина мгновенно смолкла.

– Кого? – без перехода, серьезно спросила она, прищурив глаз.

– Безликих, – терпеливо повторил Дима Леденичев. – Людей с отвратным месивом вместо лица, от которого тянет блевать. Кого сейчас убивают или увозят в неизвестном направлении. Видели таких? – он смотрел на Марьяну в упор.

– Тылмаче, – пробормотала она и тяжко поднялась, махнула рукой, шаркающей походкой направилась прочь, огибая дом. Спустя несколько секунд хлопнула дверь.

– Идем дальше? – жизнерадостно произнёс Тукай.

Глава 5. В поисках Керемета

Саша сидела на койке в отведенной ей комнате, тупо глядя на стену. Остывшая еда на столе – каша с кусочками тушёнки – внушала отвращение. Саша дико устала. Нет, не от обхода домов и монотонной процедуры опроса – скорее, от глухого отчаяния, которое нарастало с каждым посещенным жилищем, с каждым разговором. В памяти хаотично всплывали лица: тугой на ухо старик Суербай, который долго вчитывался в текст анкеты, что-то шепчущий ему на ухо чумазый внук Шумат, молодая пара – Ямвика и Эсан, бородатый русский мужик Сергей, который не расставался с топором. И ещё много лиц, которые вращались, сливаясь в одно, и странные имена, которые тут же забывались. Роднили их всех, помимо места, три вещи: холодная настороженность, едва уловимое презрение и непреклонный ответ «одобряю целиком и полностью» на любой заданный вопрос.