Без лица: Другие

Без лица: Другие

Лайла Карим

© Лайла Карим, 2025

ISBN 978-5-0068-1574-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Офицер полиции Шади Мостафа откинулся в скрипучем кресле и прикрыл глаза. На лицо то и дело садилась навязчивая муха, но у мужчины не было сил совершить привычное движение рукой, чтобы отогнать насекомое. Тем более, что в этом не было особого смысла: через пару секунд муха вновь атакует распаренную кожу, которую почти не охлаждал работающий в полную силу кондиционер.

У Шади раскалывалась голова, как это обычно бывает в первый день священного месяца Рамадан. Воздержание от пищи и воды сорокалетний полицейский переносил стойко, как и полагается верующему. Сказывалась привычка поститься с самого детства на протяжении тридцати дней в году. Но только не в первые сутки – тело ещё не успело перестроиться. Уже завтра все будет хорошо: плотный ночной завтрак незадолго до рассвета обеспечит его сносное самочувствие на весь следующий день. А навык дремать прямо на рабочем месте даст мозгу необходимый перерыв, чтобы затем дотянуть до заката.

Сейчас же офицер никак не мог заснуть, так сильны были его муки. Он мечтал о глотке традиционного египетского напитка, приготовленного из «индийского финика». И, возможно, о стакане сладкого охлажденного каркаде после. Господин Шади – именно так он часто называл себя мысленно – усиленно гнал от себя эти образы, так как считал их почти непристойными. Чтобы отвлечься, раз желанная дрема никак не хотела ласково накрывать его разум, он взглянул на камеры наблюдения. Аппаратура исправно транслировала происходящее в камерах предварительного заключения и допросной, а также с проходной, где один из младших полицейских чинов как раз спал, уронив голову на скрещенные на столе руки.

Что-то в наблюдаемой картине было неправильным. Левый нижний экран фиксировал суматошные движения, и Шади Мостафа пригляделся, превозмогая боль. Несколько полицейских избивали задержанного, попеременно быстро отскакивая от него и бурно жестикулируя. Сама по себе эта ситуация не являлась из ряда вон выходящей. Даже во время священного месяца улицы Каира заполнялись ворами и воришками всех мастей и специализации. Для них, у кого в жизни не было ничего святого, в Рамадан наступало благодатное время жатвы. Прилавки ломятся от товаров, покупатели не слишком внимательны… Отделения полиции не пустовали, а были забиты под завязку. И это с учётом, что далеко не каждый пойманный с поличным харами передавался в органы правопорядка. Чаще всего торговцы разбирались с ним на месте. Хорошо, если тому удавалось выжить.

Словом, господин Шади напрягся вовсе не из-за того, что подчинённые били задержанного. Ему не понравилось, как тот выглядел. Слишком хорошо для привычного контингента, который попадал в его отделение. Двое полицейских скрылись из поля зрения – должно быть, вышли из камеры – ещё двое теперь держались от мужчины на некотором расстоянии. Задержанный лежал на полу в позе эмбриона, прикрывая руками голову. Он был одет в деловой костюм, а рядом валялся классический мужской ботинок.

Офицер уже достаточно давно работал в полиции, чтобы понимать: человек в костюме-двойке мог оказаться неоднозначным «постояльцем», который позже принесет ему немало головной боли. Еще большей интенсивности, чем сегодня. И поэтому господин Шади решил, что дело требует его вмешательства, пока недалекие подчиненные не наломали дров. «Хорошо ещё, что бить прекратили», – подумал он и встал с кресла. Ужасающая тупая боль немедленно усилилась. Офицер направился в путешествие по длинному коридору, по пути вознося Всевышнему короткую молитву, дабы избавил от возможных неприятных последствий инцидента.

Коридор свернул, и прямо на повороте Шади Мостафа наткнулся на двоих подчиненных, которые спешили ему навстречу. Один из них тут же схватил начальника за локоть, чем несказанно удивил последнего. Никто из нижестоящих чинов никогда не позволял себе подобного. Офицер перевел взгляд на лицо полицейского и вздрогнул. Тот смотрел расширенными от ужаса глазами и хватал ртом воздух. Второй, имя которого удалось вспомнить – Яссер, нашелся быстрее:

– Устаз Шади, хадретак! – затараторил он, полностью выходя за рамки субординации и уставных правил обращения. – Там такое, мы бежали за вами!

– Аузу билляхи мин эш—шайтани ражиим… – пробормотал другой полицейский, продолжая сжимать локоть уже порядком раздраженного начальника. Тот стряхнул его руку и обратился к более вменяемому подчиненному:

– Быстро доложи по сути дела. Идём, – и устремился дальше, увлекая за собой обоих мужчин.

– Мы выехали по звонку, – начал Яссер, следуя за шефом и то и дело сбиваясь с дыхания. – Толпа собралась возле одного из офисных зданий на Аббас Аккад. Окружили его, кричали, кидали камни. Кто-то позвонил в полицию. Вроде помощница доктора, сказала, что он и есть доктор. Голову он замотал шарфом, так и привезли, а уж когда мы увидели, что под шарфом. Астагфирулла…

– И что? Что там у него, рога что ли? – прервал господин Шади бессвязный рассказ, ускоряя шаг.

– Там вместо лица… – Яссер не смог продолжить, но полицейские уже достигли пункта назначения. Поэтому Шади Мостафа не стал уточнять, а просто толкнул дверь камеры и вошел внутрь.

Открывшаяся мизансцена поразила его до глубины души. Двое бледных полицейских сбились в одном углу, наставив на задержанного табельное оружие. Тот продолжал лежать на полу в позе эмбриона, издавая тихие скулящие звуки. Цепкий взгляд офицера заметил женский головной платок на полу, грязный и порванный. Не лучше выглядела и бывшей когда-то щегольской пара. «Точно доктор», – подумал начальник районного отделения полиции. Доктора частной практики в Египте стоят ближе к вершине социальной пирамиды. Примерно там же, где и сам господин Шади. В том, что избитый мужчина состоятелен, его убедили и хорошие кожаные полуботинки.

– В чем дело? – резко спросил он у двоих охваченных ужасом полицейских, которые при его появлении медленно опустили оружие и даже предприняли попытку встать, как полагается. – Он был вооружен? Оказывал сопротивление? Документы проверили?

– Никак нет, – невнятно ответил один из мужчин.

– Да что здесь происходит?! – взорвался Шади Мостафа. Голову разрывало на части. Он подошёл к задержанному, присел на корточки и тронул того за плечо. Мужчина прекратил скулить и сжался. Офицер с силой отвел одну руку «доктора». На миг под ней мелькнуло какое-то неясное месиво, и полицейский отпрянул.

– Посадить на стул, – велел он подчиненным, и те с опаской приблизились к совершенно безобидному на вид мужчине. Они приподняли его с двух сторон, а один из полицейских подставил стул. После этого все сделали шаг назад.

– Бэша, ты в порядке? Посмотри на меня, – довольно дружелюбно обратился Шади Мостафа к мужчине. Как можно более спокойным в данной ситуации голосом. Тот с опаской начал опускать руки, всё ещё прижимая локти к груди.

То, что увидел офицер в тот момент, он не смог бы описать никакими словами. Для такого не хватало даже богатого, образного арабского языка. Его резко замутило, хотя желудок был пуст, как пересохший колодец в пустыне. У «доктора» не было лица в привычном человеческом смысле. Не было оно и поврежденным либо уродливым. Шади дернулся назад и замер в оцепенении. Сердце грохотало и билось о ребра, легкие сдавило так, что не сделать вдоха.

– Субхан Аллах, – протолкнул он кое-как в парализованное горло.

На месте лица маялась, дергалась в разных направлениях субстанция, похожая на много раз провернутый фарш. Шади повидал немало покореженной человеческой плоти вроде сломанных носов, разбитых губ и даже вытекших глаз. Один раз был свидетелем того, как человек прострелил себе голову. Но более тошнотворной и отталкивающей картины он за свои сорок с небольшим не видел. Это – инородное, чуждое и как будто внеземное – жило своей жизнью. Закручивалось спиралью и тут же разворачивалось вспять с постоянно меняющейся скоростью, вызывая у наблюдателей рвотные позывы.

– Что я такого сделал, объясните, во имя Всевышнего, – донёсся полный боли сдавленный голос. Слышать его было невыносимо, противоестественно, даже кощунственно!

– Молчать! – неожиданно для самого себя заорал офицер. Ему хотелось заткнуть уши. Мелькнула и исчезла мысль взять у одного из подчиненных табельное оружие и выстрелить. Но каким-то неимоверным усилием он напомнил себе, что сегодня первый день священного месяца. Скоро, уже совсем скоро время разговения, а потом – и молитвы «таравих». Все, как и должно было быть, пока не появился этот без всякого преувеличения странный человек. Да и человек ли?

– Прикройте его! – не в силах придумать более удачного решения, приказал Шади Мостафа. – Документы были при нем?

Яссер, лучше всех владевший собой, накинул на голову задержанного легкий цветной шарфик. Тот тихо простонал, но не пошевелился.

– У нас его портфель. Ещё был пакет из магазина с новыми женскими вещами. Я принесу. Разрешите выйти?

Офицер отпустил Яссера кивком головы. Ему тоже хотелось уйти, но начальник с тоской уже начал понимать, что никуда он сегодня из отделения не денется.

– Отвечайте на вопросы, – глухо сказал он, обращаясь к непонятному пугающему субъекту. – Имя и место работы?

– Абделькарим… Али Набиль, – с трудом и паузами прошептал тот из-под платка свое полное имя. – Я врач-невролог… Я ничего не делал!

– Разберемся. Что с лицом?

– Я не знаю! Я уходил с работы и посмотрел в зеркало – все как обычно! – повысил голос мужчина. Видимо, он начинал отходить от болевого шока. – Спустился вниз, вышел на улицу и стал ждать, пока подъедет водитель. Вдруг вокруг меня стали кричать, потом бросать камни! Одна женщина вопила, что у меня лицо, как у шайтана. Я ничего не понял вообще, пробовал говорить, потом кто-то налетел на меня и толкнул на землю… Я… Я только подумал, что надо закрыть лицо, вытащил из пакета платок, подарок… жене хотел сделать, – сбивчиво закончил мужчина и замолчал. Он тяжело задышал, а потом, судя по звукам, заплакал.

Шади Мостафа потер лоб и виски. Ничего дельного в голову не приходило. От необходимости продолжать этот из ряда вон выходящий допрос его избавило появление Яссера.

– Господин начальник, документы, – полицейский почтительно протянул небольшую пластиковую карточку своему руководителю. Тот принял удостоверение личности и вскоре убедился, что информация об имени и профессии соответствует действительности. Сейчас, когда мужчина перед ним был накрыт платком, ему начало казаться, что несколько минут назад у него случилась галлюцинация. «Групповая?» – тут же задал он себе логичный вопрос. Шади Мостафа был неглупым и даже немного начитанным человеком. Это очень пригождалось в беседах с тестем, который служил в Министерстве внутренних дел.

Он тут же понял, что нужно делать – позвонить отцу жены. Интуиция подсказывала, что здесь не обойдется без Амн Дауля (иными словами, Госбезопасности), но Шади Мостафа решил подстраховаться и сначала попросить совета. И даже настоять на визите тестя в отделение, хотя такой наглости тот мог и не простить.

– Дать ему воды. Все на выход, дверь запереть, охранять. Четверо на пост. – начальник отделения подумал, что у кого-то из подчиненных, останься они внутри, могли не выдержать нервы. А отвечать потом придется ему, Шади Мостафе.

В сильно взбудораженном, растерянном состоянии, которое он постарался не показывать подчиненным, офицер полиции вышел из камеры и направился в свой кабинет. Он собирался сделать несколько звонков и отдать некоторые необходимые распоряжения. Например, отправить полицейских за записью со всех камер, которые могли зафиксировать инцидент на улице. Впервые он не был уверен, как должен действовать – протокол таких случаев совсем не предусматривал. Поэтому сначала – тесть.

Отец жены оказался недоступен. На Шади Мостафу, который закрылся один в своем кабинете, давила тишина и ощущение, что он понемногу сходит с ума. Начальник решил совершить молитву, которая благотворно влияет на ум и сердце.

– Слава Всевышнему, господину миров, – сидя на коврике, выговаривал про себя офицер привычные слова, что были частью его души и сознания. Завершив внеочередной намаз, Шади Мостафа крепко задумался. А после набрал номер знакомого авторитетного шейха, своего духовного наставника. Служба службой, но опытному полицейскому было ужасно не по себе от ощущения, что он соприкоснулся с чем-то выходящим за пределы человеческих компетенций.

Парень по имени Пит, двадцати лет от роду, крутился на высоком стуле за кассой небольшого магазинчика у дороги, принадлежавшему сети «Камберлэнд Фармс». Он вовсю погрузился в просмотр трендовых видео в интернете и даже не поднял головы, когда в магазин вошел молодой человек в толстовке с капюшоном. Смена Пита заканчивалась в полночь, после чего ему предстояло снять кассу и, заперев двери на ночь, отправиться домой на велосипеде. Общественного транспорта в таком маленьком городишке, как Северный Графтон, штат Массачусетс, не было и в помине.

Человек с капюшоном скрылся между рядами, коих в магазине было всего три штуки. Поэтому шоппинг занимал у покупателей отсилы пару минут – тут продавали снеки и напитки, кофе и сигареты. Нехитрый набор для заезжего автомобилиста. Пит подумал, что не хочет ставить ролик на паузу, до того он был забавным. А потому почувствовал благодарность к позднему посетителю за то, что тот не торопится подходить к кассе. Парень капитально застрял на ряду с чипсами. «Не может выбрать между тремя видами. Вот она, типичная проблема современного потребителя», – подумал Пит, студент второго курса экономического факультета, подрабатывающий на летних каникулах. Видео давно закончилось, а человек все не показывался. Пит посмотрел на экран, закрепленный над кассой с его стороны. Она удачно поймала анфас посетителя. У него были очень тонкие губы, сжатые в линию, и довольно крупный нос. Руки он держал в карманах. Наконец, субъект развернулся и быстрым шагом пошел по проходу к кассе. Пит тут же уткнулся в телефон, чтобы не показывать свой интерес.

За секунду до того, как посетитель рванулся к нему через стойку прилавка с жвачками, Пит подумал, что ему стоило обратить внимание на нетипичное поведение человека. Он разом вспомнил короткий рабочий тренинг для новеньких, где учили распознавать признаки грядущего ограбления, но было уже поздно. В лицо Питу уткнулось дуло пистолета, и мир сузился до маленького черного круга диаметром в один сантиметр.

– Живо открывай кассу и доставай бабло, а не то башку прострелю! – тихо, но четко сказал грабитель, и Пит, конечно, подчинился. В кассе редко хранилось более тысячи долларов, поэтому он справился очень быстро, несмотря на дрожащие руки и удушливую волну страха. Штаны парня намокли.

Грабитель схватил деньги, опустил голову и вышел из магазина. Пит, парализованный ужасом, все же смог нашарить под прилавком тревожную кнопку. Затем он присел на корточки так, чтобы наблюдать за происходящим из окна одним лишь глазом. Грабитель как раз садился на пассажирское сидение автомобиля, который после этого, однако, не тронулся с места. Что-то происходило внутри, но что именно, Пит, конечно, разобрать не смог.

В машине грабитель повернулся к своему приятелю, чтобы широко ухмыльнуться и скомандовать «Трогай!». Парень за рулём отличался заторможенной реакцией, вызванной одним из запрещенных веществ. Вероятно, он хотел сначала убедиться, что в этой дыре удалось достать немного денег, а потому нетерпеливо заглянул в лицо подельника. Сначала зрачки водителя, и без того расширенные, полностью затопили радужку. Затем он истошно заорал, повторяя вновь и вновь самое грязное из известных ему ругательств. А после схватил с приборной панели мясницкий нож и всадил несколько раз в грудь того, кто вернулся из магазина вместо его приятеля.

Защититься тот не мог, даже если бы успел сообразить, что к чему. В руках у грабителя был обыкновенный муляж, купленный на блошином рынке городишки Уорчестер недалеко от Северного Графтона. Они с приятелем долго спорили, что использовать: игрушечный пистолет, в глазах обывателей выглядевший вполне достоверно, или холодное оружие. Сошлись на том, что в случае задержания копами нож послужит отягчающим обстоятельством. Поэтому он и остался в машине.

Жертва атаки попыталась закрыться и даже поймала руку с ножом на очередном замахе, но это придало нападающему ещё больше сил. Он оглушительно кричал, не переставая, кровь забрызгала лицо и одежду. Наконец, водитель рванул дверь машины и спиной вывалился на парковку, тут же принявшись отползать назад. Через несколько метров он отключился.

Марина сладко спала в супружеской кровати и видела бессюжетный, но приятный сон. Как будто она брела меж развешанных тут и там отрезов шелка, ласкающих ее кожу прохладными нежными прикосновениями. Вот ткань скользнула по обнаженному плечу, затем – бедру. Это было очень приятно.

Марина плыла между сном и явью, то приближаясь к поверхности сна, то снова погружаясь в его пучины, как игривый поплавок. В моменты «всплытия» она угадывала прикосновения мужа, который снова вернулся домой с работы за полночь. Графики у них совершенно не совпадали, а супруг скучал. И по взаимной договоренности наверстывал упущенное вот так, с разомлевшей, податливой, но совершенно безынициативной женой.

Марина привычно раскинула руки и открылась навстречу прикосновениям, не размыкая тяжелых век. Мужчина был настойчив, но бережен, чутко понимая грань, после которой жена точно проснется. Она принимала его, ровно дыша – как и десятки раз до этого.

Сон Марины вдруг стал беспокойным. Полотна шёлка больше не касались вскользь, а плотно стягивали ее тело, пеленая руки, живот, бедра. Необычно… и немного пугающе. Она захотела ослабить захват и задвигалась, забормотала что-то бессвязное. Это стало сигналом к усилению напора. Марину стало выталкивать на поверхность сна. Она приоткрыла глаза.

Над Мариной склонился темный силуэт, который не мог принадлежать никому, кроме ее мужа. Это же подтверждала самая точная в мире биометрическая система распознавания – память тела близкого человека. Запах, тактильные ощущения, амплитуда дыхания говорили, что рядом он. Однако что-то было не так… навеяло сном? Марина несколько раз моргнула и проснулась окончательно. Облик мужа скрывали тени, но даже в полумраке она должна была разглядеть слабый рельеф лица. Однако его не было.

Неясное, смутное чувство – предвестник страха и паники – заставили Марину все сильнее и сильнее распахивать глаза, вглядываясь в того, кто овладевал ее телом. Звуки этого мира словно бы кончились. Она не могла сказать ни слова. За считанные секунды ощущение неправильности усилилось в сотни раз. С огромным трудом Марина заставила себя поднять руку и протянуть ее к мужниному лицу, но запястье скрутил резкий спазм. Она вскрикнула, и собственный голос молотом ударил в голове.

Марина начала биться в животном ужасе. С ней был не муж. Кто угодно, только не он.

– Что?! Что такое, Марина, девочка моя! Успокойся! – родной, знакомый голос едва достигал сознания. Она не могла думать. Охваченное истерикой тело контролировала древняя, как сама ДНК, сигнальная система: «Чужой! Беги!».

Тот, кто пришел к ней в ночи, ослабил захват – или это все же были объятия? – и ударил по выключателю прикроватного ночника. Слабый рассеянный свет проявил облик человека. Или того, кто казался им ещё несколько минут назад.

Марина любила смотреть фильмы ужасов. Но ни грудной ребенок, в которого вселился злобный дух, ни женщина, рожающая окровавленного изломанного монстра, не могли и близко соперничать с увиденным. Противоестественное, хаотичное подергивание перемешанной плоти на месте человеческого лица – самого дорогого лица на свете – выбило из нее остатки разума.

Марина исторгла дикий крик, скатилась с кровати и бросилась ко входной двери. Через пару секунд она оказалась на лестничной клетке абсолютно обнаженной. Один полный глубинного ужаса взгляд на входную дверь, которая начала приоткрываться вновь – и женщина устремилась вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньки и почти чудом сохраняя равновесие. Выбравшись на улицу, она побежала как есть, босиком, скользя по подтаявшему снегу. Температура на улице апрельской ночью не поднималась выше нуля.

Продавщица круглосуточного магазина, задумчиво смотревшая сквозь витрину на свет фонарей, вдруг очнулась от своеобразной спячки, которая отличает всех представителей этой профессии в неурочный час. Ей показалось – ну, конечно же, показалось? – что мимо, прямо по снегу, пробежала голая женщина. «Наверно, пьянчуги поскандалили, – флегматично подумала она. – Сейчас мужик спустится за бутылкой». Другого объяснения происходящему у нее не было и быть не могло.

Однако «мужик» не спустился. А ещё через пятнадцать минут в обратном направлении проехала полицейская машина. Позже продавщица ругала себя за то, что спокойно продремала остаток ночи.

Глава 1. Про уродов и людей

Саша ввинтилась в автобус, когда он уже тронулся с места. Пассажиры спрессовались так плотно, что пробиться дальше нижней ступеньки не представлялось возможным. Кто-то немедленно наступил ей на ногу. «Кедам конец», – решила она. Обувь уже пережила два сезона и вступила в пору зрелости, которая, похоже, окончится прямо здесь и сейчас скоропостижной смертью. Каждый предмет Сашиного гардероба представлял для нее большую ценность, так как обновку удавалось купить не часто. Впрочем, то же самое касалось большинства тех, кто вместе с ней стремился этим утром достичь места назначения.

Начинался новый день, и угрюмые, заспанные лица пассажиров были тому прямым подтверждением. Саша привыкла ездить стоя. Эпоха комфортного транспорта закончилась пять лет назад. Как и все привычное мирное существование. «Интересно, есть ли тут хотя бы один человек, который не задается вопросом: может, я сплю? Неужели все это правда?» – подумала студентка второго курса Института социально-философских наук и массовых коммуникаций. Образование это было по нынешним меркам совершенно бесполезным, о чем Саше регулярно напоминала мать. Но сама она так не считала.

Институт, входящий в состав одного из крупнейших и старейших вузов страны – Казанского Федерального Университета – оставался небольшим островком свободомыслия. Ни на телевидении, ни в интернете свободно обсуждать Безликих было нельзя. Даже за само это слово можно нарваться на неприятности. Правильнее говорить «люди с альтернативным обликом». Однако на лекциях по социологии и философии часть преподавателей регулярно поднимала волнующие всех темы, пусть и за пределами установленного плана занятий. Да и как изучать взаимодействие общества без поправки на современные реалии? Безликие существовали – это установленный факт.

Нет, конечно, множество людей вокруг в них просто не верили. Ярким представителем этого сословия была Сашина мама. Она резко сворачивала любые разговоры на неудобную тему, и все обсуждение из ряда вон выходящего феномена сводилось к следующему:

– Мам, знаешь, что сегодня было на лекции по социальной стратификации? Преподаватель сказал, что из-за Безликих всю социологию придется переписывать заново.

– Александра, я же просила тебя. Нет никаких Безликих, не называй их так. Подумаешь, и раньше люди рождались с шестью пальцами, или вообще без рук и ног.

– Мам, ну ты же понимаешь, что это совсем другое! Они же на видео и фотографиях выглядят, как обычные люди, а когда умирают, снова обретают прежнее, человеческое лицо! Это же фантастика!

– Вот именно, фантастика. Коронавирус пережили, и это переживём. Главное, чтобы эти сети радиоактивные больше не запускали.

– Мам, это не радиоактивные сети, а обычная связь, называется «шесть джи». Никакого эффекта она на людей не оказывает.

– А ты откуда знаешь? Самая умная? Может, умнее нашего Лидера?

Здесь Саша обычно глубоко вздыхала и уходила в свою комнату. С авторитетом Лидера она соперничать, конечно, не в силах. Вон он, Лидер – на каждом столбу, во всех магазинах, автобусах, даже в университете портрет висит во многих аудиториях. И у них дома – на самом видном месте в гостиной. «Мамин иконостас», – иронизировала Саша. Портрет пожилого мужчины и вправду обрамляли простые бумажные изображения святых, пришпиленные к обоям булавками.

Автобус, который наконец добрался до центра города, сильно опустел. Саша присела на освободившееся место, хотя ехать ей оставалось буквально две остановки. Резиновая подошва кедов отошла в одном месте. Это означало, что придется искать суперклей, который был в большом дефиците. Девушка расстроилась. Хорошо выглядеть становилось все труднее.

Джинсы настолько растянулись и выцвели, что носить их было уже на грани приличия. Сашу спасали простые белые футболки, которые мама приобрела оптом еще пять лет назад, с началом «антропокризиса».