Пустыня радости, или Оазис забвения. Повести, рассказы, поэзия

Он с благодарностью кивнул в ответ.

                                             7

Мы вошли в замок, когда было уже за полночь. На моё удивление я увидел через окно, что на первом этаже тускло горели светильники, и дворецкий в своём неизменно изящном костюме встретил нас так, будто его кто-то предупредил о предстоящем визите.

Я искренне устал от прошедших событий и надеялся просто отдохнуть, поэтому не стал задавать лишних вопросов, а оповестив слугу о новом постояльце, быстро пошёл в свои покои. Но ситуация опять приняла неожиданный разворот.

– Здравствуй, Грегори, – произнёс рыцарь.

– Я приветствую вас, рыцарь Йохан. Ваша комната готова, – учтиво поклонился дворецкий.

Я замер.

– Вы что, знакомы? – обернулся я с лицом, полным удивления.

Однако ответа не последовало. Рыцарь и дворецкий обнимались. На глазах обоих были слёзы искренней радости. Опять реальность превосходила все мои возможные мысли, мечты, догадки.

– Мы знакомы с XIII века и многое сумели пройти бок о бок, – произнёс Грегори, смахивая слезу белоснежным платком. – Я приготовил чудесных омаров. Прошу к столу.

Кажется, первый раз в своей спортивной жизни я схватился за сердце, и чтобы не потерять равновесие, опёрся на щит, стоявший у стены рыцарских лат.

                                             8

Кофе в чашке остывал, но на улицу выходить не хотелось. За окном с утра моросил унылый дождь, и в кафе, куда я зашёл, было тепло и спокойно. Последний разговор с рыцарем Йоханом заставлял задуматься, и мне надо было побыть одному, чтобы осознать происходящее. Его предложение начать некое новое обучение, основанное на других принципах законов мироздания, звучало интригующе и манило неизвестностью. К тому же оно перекликалось с письмом, которое оставила мне моя родственница и которую передал нам при первой встрече дворецкий: «…помимо наследства, вам будут переданы знания». Отсюда следовало, что они с рыцарем не только знакомы, но и оба во что-то посвящены, в какие-то древние знания. И, похоже, Грегори среди них старший. Иначе в письме был бы указан рыцарь Йохан. Но для меня как учёного физика это требовало пересмотра или даже возможного отказа от тех научных знаний, которые по крупице и с таким интересом собирал всю свою жизнь. Это предложение вызывало глубокое отрицание предложенного мне пути как такового. Совсем не хотелось уходить своим умом в сторону мистики или алхимии.

Рыцарь Йохан говорил, что это новое никак не противоречит истине. Все известные законы природы верны, просто они объясняются современной наукой с не совсем верных позиций.

– Тогда получается, что алхимия и хиромантия были более совершенными, чем современная химия и физика вместе взятые? Но это бред, полный бред! – противился я.

Однако тот случай, когда бомж-рыцарь на моих глазах менял свой облик, то делаясь стройнее и моложе, то становясь каким-то рыхлым и одутловатым, не вызывал сомнений в наличии у него неких древних навыков и умений, неизвестных современной науке.

Интерес был велик. Он будоражил моё сознание чем-то неведомым и таинственным. Против такого я устоять не мог и сдался на «милость победителя». В конце концов, убеждал я сам себя, поколебать мои научные знания невозможно. Я в них полностью уверен. Однако узнать что-то новое, неизведанное, даже из той же пресловутой алхимии, мне было интересно. Очень интересно! Я внутри себя утвердительно сказал «да»!

В этот момент за окном появился голубь, который уже долго прыгал по мостовой перед кафе, выискивая крошки на мостовой. И только сейчас я осознал, что всё это время неосознанно и неотрывно наблюдал за ним, будучи поглощённым своими мыслями. В полёте он задержался у окна буквально на секунду. Я поднял голову, и мой взгляд запечатлел этот миг – белый голубь с распростёртыми крыльями в виде небольшого парящего перед окном креста. Мне даже показалось, что это выглядит как некий знак. Но нет, мистику впускать в науку никак нельзя, сказал я себе, и решительно отвёл взгляд в сторону, и сразу же встретился глазами с рыцарем. Он только что зашёл в кафе и был похож скорее на джентльмена времён викторианской Англии, чем на обычного горожанина. Он уже неделю гостил в нашем замке. Утром тихо уходил куда-то, как он говорил, по делам, и возвращался только к вечеру. Здесь я никак не ожидал встретиться с ним столь внезапно.

На нём был дорогой твидовый костюм, подчёркивающий его стать, красивый галстук и белоснежная рубашка с рубиновыми запонками. Могло показаться, что это кто-то другой. Но я ясно понимал, что это был именно он. Как ни в чём не бывало он приблизился к моему столику. Учтиво поклонился и попросил присесть. У меня создалось впечатление, что мы заранее договаривались о деловой встрече, которая не преминула случиться.

– Сегодня чудесный день, не правда ли? – начал он свой вежливый разговор.

Я никак не мог освоиться с его бесконечной сменой внешности, поведения и стиля. «От бомжа до джентльмена всего один шаг!» – пронеслась в моей голове очередная шальная мысль, но отступать я не привык и решил взять быка за рога.

– Если алхимия как наука объективна, то из понимания теории единства поля должна существовать некая отдельная энергия, которая соединяет всё в мироздании. То есть вся и всё. Все поля вместе, вы понимаете? Но формулу, объединяющую все существующие взаимодействия: магнитное, электрическое, гравитационное – не смог вывести даже Эйнштейн. Можете ли вы мне это объяснить? – взволнованно и переходя в агрессивный научный спор, которые всегда случались в моём институте при защите новой диссертации, выпалил я. В глубине своей души, которая на тот момент полностью состояла из научных знаний, и облачённый в броню формул, интегралов, логарифмов и физико-математических законов, я был уверен в своей полной и безоговорочной победе.

– Прежде всего здравствуйте, – ещё раз учтиво поклонился он. – Разрешите присесть?

Я утвердительно кивнул.

Неуловимым движением руки он пригласил официанта, который, как мне показалось, проявил слишком большую услужливость. И наш стол как-то внезапно засиял ароматом свежего кофе, круассанов и нежных пирожных, которые в какую-то секунду закрыли наше пространство уютной атмосферой доброго комфорта.

– Да, такая энергия существует, – спокойным и вежливым голосом, как и подобает джентльмену, ответил рыцарь с каким-то непревзойдённым спокойствием, которое вибрировало в каждой нотке его низкого, чем-то по-своему согревающего тембра. – Она называется эфир.

– Это бред, – парировал я, понимая, что раздражаюсь на его спокойствие и элегантный вид. – Вы, похоже, не знакомы с известным экспериментом XIX века Майкельсона – Морли, который полностью опроверг эту наивную догадку.

– Я не могу сейчас вступать в научный спор и изменять те знания, которыми вы владеете, – остановил мой пыл Йохан. – Просто поверьте, эфир есть, и эта энергия пронизывает всё. Абсолютно всё мироздание.

– А её можно зафиксировать метрически? То есть с помощью приборов? – не унимался я.

– Да, можно. Однако есть ещё более Великая во всех отношениях энергия. Это энергия Святого Духа. – Рыцарь благоговейно перекрестился всей ладонью. – И из взаимодействия этих двух сил складывается и существует весь окружающий нас мир.

Я поперхнулся и раскашлялся. Круассан застрял у меня в горле. Больше я этого слушать не мог. Это не умещалась ни в какие рамки и было полностью антинаучно! Моя категоричность превзошла допускаемые нормы вежливости, и я, расплатившись, вместо прощания махнув рукой, выбежал на улицу, надевая на ходу свою куртку.

В тот вечер, сидя у камина, жена долго успокаивала меня, пытаясь привести в нормальное состояние.

– Ну что же так кипятиться? Ну ты, ну ты же не на кафедре, дорогой, к чему так волноваться? Он же из средневековья. Просто забудь. Поверь в нашу науку. Помнишь, как в песне поётся: «И на Марсе будут яблони цвести!»

                                             9

Однако не прошло и недели, как наш разговор продолжился с новой силой.

Однажды вечером дверь в гостиной приоткрылась, и на пороге появился Йохан, который был по-вечернему одет в прекрасный халат из вишнёвого бархата поверх белоснежной средневековой рубахи с пышным воротником. Под рукой у него были шахматы.

– Не хотите ли сыграть, маэстро? – с улыбкой спросил он.

– С радостью, – ответил я, и, расставив фигуры, мы кинулись в шахматный бой.

Камин согревал и лучился рубинами догорающих поленьев. Всё располагало к отдыху и общению. Зашла жена поставила хрустальный графин терпкого красного вина и поднос с фруктами. Взглянув на наряд рыцаря, она вздохнула, залюбовавшись его средневековым образом, и, пожелав хорошей игры, вежливо удалилась.

– Что для тебя вера, рыцарь? – спросил я, начиная партию. – Мне нужен ответ. Ты знаешь, что иногда я хожу с женой в храм. Но это только чтобы не обижать её. Она ведь действительно верит. А я… ты пойми меня правильно. Я вырос и воспитан материалистом. Про веру в Бога нам не говорили. Нам давали только научные знания. В школе, в институте, в аспирантуре мне объясняли, что реальность это только то, что можно зафиксировать приборами, или то, что можно потрогать руками. Когда я слышу слово «поверь», я не могу понять, как можно поверить в то, что не видишь и до чего не можешь дотронуться? Или как можно поверить, не видя первопричину этой веры?

– Вера есть уверенность в невидимом, – ответил рыцарь спокойным голосом.

– Не смеши меня, пожалуйста. Похоже, ты совсем не владеешь современной логикой. Всё какая-то средневековая схоластика. Давай я тебе приведу некий выдуманный сюжет. Этакий творческий образ. Может, тогда тебе станет понятнее, – улыбнулся я, атакуя его фигуры на шахматной доске. – Вся твоя вера – это сказка, которую кто-то когда-то сочинил, чтобы многие пошли по пути, который для чего-то был им нужен. Согласись, что это вполне логично.

– Это вполне логично для логики современного человека, выросшего только на знаниях материальных наук, – ответил Йоханнис, ускользая от моих агрессивных атак.

Однако я не унимался.

– Давай я тоже сочиню сказку, что где-то там, в далёком океане, в солнечный день великого полнолуния из-под воды появляется жёлтая гора с гигантской бабочкой наверху. И она непременно исполнит все твои желания! Поверишь?

– Нет, – отпарировал он.

– А почему? – ехидно улыбнулся я.

Рыцарь поднял голову и остановил на мне свой внимательный взгляд.

– Потому что полнолуние не бывает солнечным днём. Его видно только ночью, – невозмутимо ответил он. – И непонятно, кто будет выполнять мои желания, – жёлтая гора или гигантская бабочка. – И опять погрузился в партию.

– А ты всё равно поверь, – съехидничал я. – А если не исполнится, значит, плохо просил. Вот и вся твоя вера, по-моему. Тебе даже ответить нечего. Тебе шах!

– Я услышал тебя, – ответил рыцарь, искусно уходя от атаки моего офицера. – Могу я тебя попросить об одном? Чтобы ты смог понять мой ответ, постарайся не спешить. Знания приходят постепенно.

– Это ты говоришь современному учёному, кандидату физико-математических наук? Мне ли этого не знать?! – я гордо поднял голову и, выпрямив спину от своей собственной значимости, выстрелил в него привычным «научным» взглядом поверх очков, которым обычно усмирял зарвавшихся студентов на экзаменах.

– Начну, как тебе может показаться, совсем с другого.

Он поднял бокал вина и поднёс его к моим раскалившимся от свирепого взгляда очкам. Чтобы защититься, я молниеносно выставил вперёд свой, и мы совсем неожиданным для меня образом чокнулись.

– Ты просто слушай и спрашивай. Только не так агрессивно. Тогда понимание потихоньку будет проникать в твоё сознание, – продолжил он и, сделав ход, откинулся на спинку кожаного кресла.

– Есть древняя китайская притча. Один мудрец сказал, чтобы быть счастливым, надо сидеть на берегу реки, делать добро и отпускать его в воду, чтобы река донесла его до океана счастья. Тогда ты и сам будешь счастливым, как этот океан.

Я искренне рассмеялся в ответ.

– Прежде всего, следуя этой идее, я стану бедным и голодным, а не счастливым, если я сяду на берегу и буду ничего не делать, – раздражённо сказал я, выдвигая пешку по правому флангу в надежде провести её в ферзи.

– Во многом ты прав, – сказал рыцарь. – И твой дебют Гроба, с которого ты начал партию, мне тоже нравится. Я искренне люблю всё нестандартное.

– Согласись, ведь для тебя удобнее тянуть своими силами паром через реку, поперёк потока реки, чтобы на том берегу встретить человека, который тебе продаст что-то необходимое для жизни. И просто так сидеть без дела на берегу тебе тоже скучно. Точнее, не просто скучно, а искренне страшно. Вдруг завтра проголодаешься? Да и по твоей логике дело с «океаном счастья» для тебя весьма сомнительно. Дойдёт ли твоё доброе дело до него или нет? Да и сколько времени и сил надо, чтобы сделать это некое доброе дело, и непонятно кому? Да и зачем время тратить, когда на том берегу стоит человек с ведром картошки на завтрашний день? Просто тащи паром за канат, напрягайся, потей, уставай, но свой кусок хлеба ты получишь.

– Однако есть другое понимание. Люди, искренне верующие, знают такое слово, как «отпустить». Это когда ты отпускаешь канат парома, за который всю жизнь держался. И паром, срываясь, несётся вниз по течению к океану. Но сейчас ты уверен, что это безумие, потому что для тебя, если нет руля, точных координат, карт, маршрута и знаний, то плыть в неизвестность – это смертельно опасно. И тебя сковывает страх.

Именно поэтому вы с человеком на том берегу продолжаете тянуть канат поперёк потока, боясь остановиться. И когда умираете, то и на том свете продолжаете делать то же самое. И так будет вечно, пока кто-то из вас не отпустит канат, поняв, что управлял вами не страх голода, а страх дать себе возможность быть свободными. Отпустить канат предстоит не по знаниям, а по чувству в душе, по нарастающей внутренней вере, что где-то должно быть что-то другое, искреннее, светлое. И Оно ждёт тебя. Ждёт, когда ты отпустишь эту толстую верёвку и отдашься в его Волю. В волю Того, Кто тебя создал. Но сделаешь это сам, по своему желанию, по своему сложившемуся в тебе пониманию, а не по приказу. По вере в то, что океан счастья даст тебе всё и намного больше. Потому что Он сам нас и создал когда-то. И все мы Его дети. Это и есть смысл фразы из Святого Писания – что Вера есть уверенность в невидимом. Вспомни книгу или фильм «Солярис», где всепланетный океан обладал разумом и пытался помочь людям, которые прилетели с другой планеты, чтобы исследовать его научными методами и аппаратами.