Пустыня радости, или Оазис забвения. Повести, рассказы, поэзия

Он улыбнулся и нежно поцеловал.

– Я подарю им ковчег, – произнёс он. – Похожий на тот, в котором плавал Ной во время Всемирного потопа. Но это будет летающий ковчег, который доставит каждую в свой дом или туда, куда она сама пожелает. Даже на далёкие обитаемые планеты или в другие галактики.

– Но тогда они вечно будут кружиться по Вселенной, пытаясь выбрать то одно, то другое место, – рассмеялась она, привстав на колени, не отрывая от него влюблённых глаз.

– Ты права. Но это удел всех неразумных женщин. Разумные всегда возвращаются к своему очагу, – расхохотался он в ответ и опять увлёк её, заключив в свои крепкие объятья.

Звёзды на утреннем небосклоне исчезли, и вместе с ними пропала голубая звезда. В этот миг Оазис забвенья исчез. А место, где он когда-то был, люди до сих пор называют Пустыней радости. Хотя никто не может сказать, почему. Она лежит где-то там, на западе, а может, и на востоке известного нам мира…

С тех пор прошли века. И уже в наши дни, как настойчиво сообщает пресса, астронавты, которые были в космосе, часто наблюдают в межзвёздном пространстве сигарообразный светящийся объект большой величины, который резко меняет траекторию своего движения, пролетая то в одну, то в другую сторону. Как заявил один астронавт, вернувшись из полёта, якобы когда его корабль смог случайно сблизиться с этим удивительным объектом, он видел в иллюминаторах лица красивых девушек с изумлёнными глазами и, как ему показалось, немного уставшими от бесконечного поиска чего-то неведомого. Астронавт утверждал, что этот объект чем-то был похож на древний ковчег. Или ему это просто показалось.

После своего возвращению на Землю комиссия психоаналитиков отстранила беднягу от полётов.

Говорят, он и сейчас живёт в уютном доме где-то в канадских лесах и пытается убедить местных жителей в том, что это действительно были лица прекрасных девушек.

Друзья дровосеки и соседские крестьяне жалеют его. Проходя мимо, хлопают по плечу, желают крепкого здоровья и идут рубить свой лес дальше.

Май 2023 г.

Незваные гости

Идея рассказа Елизаветы Гладилиной

                                           1

Солнце взошло вовремя. Оно всегда встаёт в срок. У меня так не получается. Я люблю лежать в постели, провожая сон и наслаждаясь негой тающего естества, которое плывёт по волнам исчезающих сновидений. Это может длиться часами. Но наслаждение не бывает вечно. Потихоньку суета дня вовлекает в водоворот событий, встреч, пустых надежд и потока монотонных будней. С годами понимаешь, что бы тебе хотелось и чего ты ждёшь. Эти желания гнездятся где-то там, за всеми страхами повседневной жизни. Они требуют перемен. И обязательно, чтобы эти перемены были к лучшему. И чтобы к лучшему они изменили всю твою жизнь.

Я повернул голову на подушке и посмотрел в окно, за которым виднелись красивые облака. Внизу лежал город, который я вряд ли мог назвать красивым, уютным или добрым. Надо было вставать и идти на работу.

Тот день в моей памяти был обычным и пролетел незаметно, оставив в голове запах пыльных коридоров, суеты и всего того, что прекрасно знает любой человек, который отработал свои восемь часов времени, где бы он ни был.

Моё внимание привлёк человек, который, как показалось, светился изнутри. Внешне вполне обычный, немного полноватый парень сидел в метро напротив меня, когда я уже возвращался вечером с работы домой. На поводке он держал собаку, и оба ели мороженое. Точнее, ел он, а огромный лохматый ньюфаундленд с завистью провожал тоскливым взглядом каждый кусочек, исчезавший во рту хозяина. Собачьи слюни текли, и, казалось, горю пса не будет конца, потому что хозяин не давал ему откусить ни кусочка.

– Увалень, – подумал я. – И сладкоежка. Таким в школе всегда достаётся. Хорошо, что он её уже когда-то закончил.

Парень взглянул на меня с добродушной улыбкой и спросил:

– Что читаешь?

Я повернул к нему обложкой маленькую книгу, которую держал в руках.

– Библия – это хорошо! – одобрительно кивнул он и сладострастно откусил тающее мороженое.

Собака заскулила, тоскливо провожая взглядом свою несбывшуюся мечту.

– Странный он какой-то, – подумал я. – Чем-то не совсем реальный, что ли.

Внешне такой тип полных людей мне никогда не нравился. Наверное, потому что мои родители были стройные и я сам много лет тренировался спортом, чтобы быть в форме. Это большой труд – быть в форме. Остальные никогда не вызывали у меня особого интереса.

Однако этот светился изнутри. Было странно наблюдать человека, по моим меркам, совсем непривлекательного и понимать, что что-то светящееся в его облике не позволяет отвести глаз.

В метро, когда возвращаешься домой после работы, может почудиться любое. Усталость после родной университетской кафедры, переходящая в образы гневающегося профессора – руководителя проекта, или плывущие лица подмигивающих сотрудниц в обеденный перерыв, или телефонные звонки с таблицами и формулами на экране компьютера, сливающиеся в протяжный вой серых, монотонных будней.

Я закрыл глаза, чтобы не додумывать о светящемся парне и не убеждать себя, что это мираж, фантастика, переутомление или что-то ещё. Глаза слипались. Наверное, после прочтённого мною в метро какого-то сюжета из Библии в засыпающем сознании внезапно ясно прозвучала фраза: «Ангелы спускались в метро, чтобы проникнуть под землю дальше…» Провалившись в сон, я чуть было не пропустил свою станцию. Стремглав выбежав на перрон, я увидел, что в удаляющемся поезде парня с собакой уже не было.

Поднявшись по лестнице из подземного перехода, я огляделся. Магазинные лавки с грязными стенами и бранящимися мужиками, которые попивали рядом пиво, в голос бранились и были уже готовы побить друг друга только за то, что один из них болел не за ту футбольную команду, составляли весь пейзаж района, в котором я жил всю свою жизнь. Я понимал, что всё, что меня окружало, я не любил с детства. Мне всегда хотелось покинуть это место. Опустив голову в серый асфальт, я подошёл к остановке, разрисованной аляповатыми граффити, и сел в автобус, который, кряхтя и поскрипывая всеми своими металлическими внутренностями, довёз меня до дома. Конечно, можно было пройти эти привычные две остановки пешком и подышать свежим воздухом, но сегодня не хотелось. После трудового дня всё было как-то лениво. Хотелось скорее домой.

Дома меня застали привычный уют, вкусный ужин и тихая джазовая музыка, которая фоном наполняла всё пространство и, казалось, заставляла дышать чистотой и негой своих ритмов все предметы вокруг. Запах вкусной еды, цветы на столе и бесконечный комфорт, созданный моей женой.

– Привет, ужин готов, – улыбнулась она и чмокнула меня в щёку. Её передник, облегающий талию, широкая, упругая грудь и лучезарный, искренний взгляд заставили меня залюбоваться и почувствовать сладострастную мысль. Опустив глаза и густо покраснев, я снял ботинки и, повесив своё пальто на вешалку, прошёл в ванную мыть руки.

«Почему, собственно говоря, я стыжусь своих чувств к человеку, которого так люблю, – промелькнуло в моей голове. – Это от усталости. Это детские комплексы, выходящие из подсознания. Это надо остановить усилием воли, – проанализировал сложившуюся ситуацию мой логически безупречный мозг. – Надо поесть, выпить вина и просто расслабиться».

Я вышел, глубоко вздохнул и погрузился в то, где сейчас был.

Это был воздух родного дома со своим оттенком тёплого аромата, запахом и тонкой нотой фантастического уюта, созданного нами с женой среди огромного, шумного и неприветливого города. Это был наш мир, который я никогда бы не осмелился променять ни на что другое.

Мы сели за стол, я разлил по бокалам терпкое красное вино, и горящие окна на улицах большого города старались убедить нас, что в каждом из них присутствует такая же тишина вечерней неги и семейного счастья. Свеча догорала, и мы наслаждались своим привычным диалогом, делясь событиями прошедшего дня.

                                              2

Внезапно в дверь позвонили.

– Странно, кто бы это мог быть? – спросила жена. – Ты кого-то приглашал?

– Нет, – ответил я, немного огорчённый из-за нарушенного чудесного отдыха, по каплям возвращавшего силы после рабочих будней.

– Сейчас узнаю, – сказал я. И, шаркая по полу домашними тапочками, пошёл открывать.

На пороге стояли двое незнакомых людей. Полный, громоздкий мужчина в потёртом костюме с остатками сальных волос, прикрывающих лысину и наглым, недвижимым взглядом. Он мне показался неприятным, чем-то одновременно во всём. Рядом с ним стояла худая, высокая женщина со взглядом полной и чрезмерной уверенности в самой себе. На ней было закрытое облегающее платье, половинчатые бухгалтерские очки, слегка прикрывающие её хищно-свирепый взгляд, и маленький пучок давно не мытых волос на голове. От обоих шёл запах дорожной усталости и какой-то нечистоты. Сзади на лестничной клетке стояло пять или семь пыльных и весьма небрежных дорожных чемоданов. Вид обоих напоминал по меньшей мере картину неизвестного художника под названием «Явление из преисподней».

Я растерялся и замер.

– Мы решили остановиться у тебя, – уверенным голосом заявил толстяк и, отодвинув меня плечом, смело зашёл в квартиру.

За ним так же уверенно последовала его дама.

– Вы кто? – опешил я. – Я вас не знаю.

– Брось притворяться, – сказал толстый.

– Вспоминай давай.

И, развернувшись ко мне красным, вспотевшим лицом, он попытался улыбнуться. Сквозь его неровные гнилые зубы пахнуло чесноком с чем-то кислым, в результате чего внешность незнакомца сделалась ещё ужасней.

Я непроизвольно отступил на шаг назад. Однако, как мне тогда показалось, он чем-то походил на моего одноклассника Димку, с которым мы были в приятельских отношениях в старших классах школы. Но и полной уверенности, что это так, у меня тоже не возникало. Был похож, но как-то не до конца.

– Слюсаренко? Дима? – растерянно спросил я.

– Чего переспрашивать? Давай руки в ноги и чемоданы быстро заноси, пока их твои соседи не украли, – скомандовал он.

– У нас хорошие соседи, – робко ответил я.

– Хороших соседей не бывает. Неси давай.

Я с усилием занёс в комнату первый чемодан.

– Кто там пришёл? – спросила жена, домывая посуду.

– Дима, мой старый приятель ещё со школы. Попросили остановиться пока. Я не смог отказать. Он с женой, точнее, с женщиной. Я не знаю точно. В общем, помочь надо. Неудобно отказывать.

Жена вышла к гостям, вежливо представилась и, не говоря лишних слов, стала помогать заносить вещи.

– Почему от них так скверно пахнет и чемоданы такие неряшливые? – спросила она, вытягивая изо всех сил громоздкий, изрядно запачканный саквояж.

– Надо будет их сперва протереть.

– Не надо ничего протирать, – приказным тоном сказала дама в очках, которую Дима представил как подругу молодости.

– Несите в нашу комнату, где мы сами создадим свой собственный уют, – переходя на дребезжащий баритон, произнесла она, при этом томно и мрачно глядя на своего спутника, как на икону.

– Ты заметил, у него носки рваные? – ахнула тихо жена.

– А у неё колготки на пятках тоже, – сквозь зубы процедил я.

– Мы к вам ненадолго. Привыкли жить комфортно поэтому вы уж не обессудьте, займём большую комнату. А вы перестелите себе в ту, которая поменьше, – театрально, с каким-то неучтивым апломбом, но в то же время утвердительно буркнул обрюзгший Димка.

– Да, и есть мы привыкли не на кухне, а у себя, – надменным тоном произнесла женщина, которую Дима называл каким-то непонятным именем, которое мы так и не смогли запомнить. – И помогите быстро разложить вещи. Мы устали с дороги.

Они открыли ключами чемоданы. Оттуда пахнуло грязной одеждой. Мы с женой в ужасе переглянулись.

Гости, достав давно не стиранное постельное бельё, стали надевать его поверх наших белоснежных простыней. Завершив, они одновременно плюхнулись в кожаные кресла, стоящие друг напротив друга. При этом ноги в рваных носках демонстративно закинули на журнальный столик.

– Ты говорил, что у тебя в роду были дворяне из Франции, – задумчиво произнесла жена, глядя на кухне в окно на желтеющие деревья, контуры которых постепенно растворялись в сумерках прошедшего дня.

– Надеюсь, это не они… Последние её слова совпали с лучом заходящего солнца, растворившегося в ночи. Наступила ночь.

С этого дня наша жизнь изменилась. Мне пришлось на работе взять отпуск за свой счёт, потому что жена взмолилась уже на третий день пребывания незваных гостей.

– Не могу больше за ними убирать. Ты знаешь, что для меня уборка никогда не была проблемой. Но тут что-то особенное. Они всё разрушают вокруг себя и даже не замечают этого. У меня не получается сказать им что-нибудь против. Я пыталась. Но они говорят, что они так привыкли и им так комфортно. Я поняла, что это у них такой образ жизни. Они не в состоянии услышать никаких просьб. Просто не могут.

Я включился как мог и понял, что дела совсем плохи. Что-то неуловимое присутствовало в общении между нами. Они сорили и не убирали, не мылись сами и пачкали всё вокруг. Но сказать им что-то против у нас не получалось. Однажды, зайдя на кухню, я увидел перед холодильником разбитую банку томатной пасты и пятна разлетевшихся остатков на обоях. Всё лежало недвижимо на полу. За столом сидел Дима. Вяло глядел в окно, хлюпая ртом и всасывая в себя остывшее кипячёное молоко с застывшей пенкой, прилипающей к его нижней губе. При этом он откусывал кусок нечищеной селёдки, которую держал сальной рукой.

«Сейчас стошнит!» – пронеслось у меня в голове.

– Ты уж потерпи, – не здороваясь, рыгнул он, сплёвывая прямо в чашку кости от съеденной селёдки.

– Устроится всё, когда-нибудь всё устроится…

Это был предел моих сил. Я выбежал на улицу, чтобы глотнуть свежего воздуха. На углу дома нос к носу столкнулся с нашей соседкой Наташкой, которая, спеша, возвращалась из магазина.

– Она у меня, пошли, – спокойно и как-то по-армейски властно произнесла она. Схватив меня в охапку одной рукой и ловко перекинув сумки в другую, уверенной, кавалерийской походкой, потащила к себе.

Жена сидела на полу в её гостиной и, поджав ноги, смотрела в стену.

– Надо что-то делать, не отрывая взгляда, сказала она, когда я появился в дверном проёме.

– Они разрушают нашу квартиру. Ты это видишь. Я не могу сейчас туда вернуться, я поживу здесь. Ты тоже можешь остаться. Наташа разрешила.

– Нам надо понять, что происходит. Я знаю, это всё не просто так. Нам этим что-то показывают. Что-то будет. Я не знаю что. Главное, чтобы не был хуже. Это какое-то искушение, посланное свыше.

– Прекрати! – взмолился я. Сейчас не до твоих религиозных страданий и духовных раздумий.

– Мы всегда были гостеприимны, ты это знаешь. Даже более того – продолжала она, не реагируя на мои замечания.

– Помнишь, мы смотрели фильм «Мы не ангелы»? Там ещё Роберт де Ниро молодой играл. Два мелких мошенника в Америке из тюрьмы сбежали и в деревне прятались. А местные их за священников приняли.

– Помню. Хороший фильм.

– Так вот. Там фраза в фильме была из Библии: «Страннопреимство не избегайте. Ибо многие, не зная этого, оказали гостеприимство и Ангелам». Может, не совсем точно, но суть такая была. Странноприимство, я узнавала, это означает принимать у себя дома странников, не отказывая им ни в чём. Оказывается, раньше, принимая у себя путешествующего человека, можно было помочь и Ангелам, которые могли принимать вид простых людей. Но у нас что-то другое. Может, к батюшке в церковь сходить?

– Я знаю, что он ответит, грубо парировал я.

– Что?

– Претерпевший до конца, спасётся…

– А, ну да, ну да… конечно спасётся, – сказала жена и тихо перекрестилась, вытирая появившиеся на щеках слёзы.

– У вас просто характера не хватает и смелости, чтобы выставить их вон! – вскипела Наташка.

– Почему вы так не поступите? Неужели ваша доброта и излишняя, на мой взгляд, религиозность сделали вас психами? Соберитесь! Любое добро обязано защищаться, обязано защищать свои права, свои устои, свой дом, наконец! Иначе разруха будет. Вы что, сами не видите, что произошло? Ваш уютный дом – где он? Во что он превратился?

– Успокойся, пожалуйста, у нас так получилось. Это же наши знакомые. Им надо было где-то перекантоваться.

– Ага, лучше не скажешь – перекантоваться! И уничтожить дом, который вы создавали годами совместных усилий. С его уютом, с его полнотой, с его счастьем!

Наташка негодовала.

– Какие они вам знакомые? Ты точно помнишь, что с ним учился? Именно с ним?

– Не точно, – ответил я растерянно.

– Я так и подозревала. Тогда вот что, – сказала решительно Наташка. – Вы мне когда-то помогли получить эту мою квартиру. Я целых полгода жила у вас, пока сносили старые пятиэтажки и оформляли документы на новое жильё. Вы меня тогда по-настоящему спасли. Теперь я иду спасать вашу квартиру, наш с вами чудесный, добрый уют! Я ведь сама уже третий день не сплю, когда узнала, что там у вас происходит.

Наташка распалялась всё сильнее, переходя в свой так называемый «боевой режим». Она была старшей медсестрой запаса. В молодости прошла Афганистан, работая в военно-полевом госпитале. Нервы у неё были резиновые. А сила воли железобетонная.

Однажды она оказалась в плену у душманов. Они атаковали госпиталь, где она работала. Рассказывала только, что когда били и одежду срывали, серебряный медальон с Богородицей с неё сняли, который бабушка подарила.

– Он как оберег у меня был. Тихвинская Богородица. Бабушка говорила, что она всем, кто на войне, помогает.

Из плена вернулась через три дня. Наши отбили, успели подойти. И сколько мы ни пытались расспросить её о подробностях, она молчала в ответ. Только улыбалась своими большими голубыми глазами.

Наташка внезапно встала и, надевая на ходу куртку, решительно направилась к коридору.

– Сейчас я этим душманам устрою кишлак в Кандагаре! Ждите! – и хлопнула входной дверью.

Мы похолодели от ужаса. Нет, Наташка была доброй и очень хорошей. Мы привыкли к её рассудительности и какой-то неженской внутренней силе, которая всегда сквозила через её спокойный, уверенный взгляд. Но в этот момент мы с ужасом поняли, что означает человек, прошедший войну. Увидели в первый раз за все годы нашей с ней дружбы.

Первой очнулась супруга.

– Послушай, я знаю, что ты к религии не сильно склонен, хоть и принимаешь её. Ты прекрасно знаешь, что на соседней улице есть храм, куда я хожу. Отец Сергий сейчас должен быть там. Пошли к нему. Молитв и духовного совета попросим. Она же не убьёт их там.

– Да, – только и смог произнести я.

В храме было прохладно и пахло ладаном. Народу почти не было. Служба давно закончилась, и сердобольные бабушки в платочках чистили подсвечники, тщательно намывая полы.

Отец Сергий – пожилой, мудрый священник, знавший несколько языков и читавший лекции по теологии в духовной академии, – выслушал нас внимательно и погрузился в глубокое молчание. Казалось, он смотрит куда-то в глубину происходящего и не спешит делиться советом.

– Вы в сказки верите? – спросил он, внимательно поднимая на нас свои добрые глаза.

– Нам не до шуток, батюшка, – произнёс я, сдерживая нарастающее раздражение.

– Верим, – с решительностью ответила жена, незаметно дёргая меня за рукав.

– Тогда возвращайтесь к себе. Всё будет хорошо. Благословляю.

– Лучшего совета представить себе было невозможно, – сердито произнёс я, выходя на улицу.

– Ты ещё удивляешься, почему я стал равнодушен к религии.

– Ничего. Главное, что в тебе вера есть, – ответила жена, – ты же умный, ты физик и спортом долго занимался.

– Глупее не скажешь, дорогая, – парировал я.

– Послушай, к нам я сейчас не пойду, несмотря ни на какое благословение. Давай вернёмся к Наташе. Кажется, мы в спешке дверь не заперли.

Когда мы вернулись, нас уже ждали. Разъярённая Наташка молча стояла посреди комнаты, метая молнии из своих округлившихся от злобы глаз.

– Вы так сговорились, чтобы надо мной пошутить? Но так нельзя шутить с друзьями! Вы понимаете, что после этого наши отношения окончены?! Окончены навсегда!

– В смысле? – ахнули мы одновременно.

– Идите вон оба! – со слезами Наташка вытолкнула нас на лестницу.

– Там нет никого! – донеслось из-за хлопнувшейся за нами двери.

Ноги подкашивались, и происходящее начинало выходить за рамки обычного человеческого понимания.

– Домой! – скомандовал я. – Там что-то не так!

И, схватив за руку онемевшую статую, в которую превратилась моя жена, кинулся по лестнице вниз к нашей квартире.

Благо мы жили тремя этажами ниже, и это заняло буквально одну минуту времени. Я ногой толкнул дверь. Она легко поддалась. Вбежав и оставив стоять в коридоре онемевшую супругу, я влетел в большую комнату и застыл как вкопанный! Везде была звенящая чистота! Гостей в доме не было, и их вещей тоже. Всё было идеально прибрано, пахло каким-то удивительно нежным ароматом, похожим на цветущие ландыши. Шторы, кресла, обои, постель – всё сияло какой-то невообразимой чистотой и красотой.

Я без сил опустился на журнальный столик, стоявший посредине комнаты, и сразу вскочил.

На нём лежал лист бумаги, на котором аккуратным почерком было написано следующее: Merci por vostre hospitalité. Atendez vos a noveles qui changieront vostre vie por le miex («Спасибо за гостеприимство. Ожидайте новостей, которые изменят вашу жизнь к лучшему» – средневек. франц.).

Сверху листка лежал старинный серебряный медальон с образом Пресвятой Богородицы. – Что это за язык? – спросил я у жены, которая, покачиваясь, подошла и стояла уже рядом.

– Не знаю, похож на французский – ответила она и, медленно взяв в руки медальон, стала внимательно разглядывать, поднеся его близко к глазам.

После долгого раздумья она произнесла:

– Это медальон Наташи. Тот самый, с войны.

– Хватит бредить, – только и смог произнести я, когда что-то рядом зашуршало, странно зашевелилось, негромко охнуло и я поймал на руки тело жены, провалившейся в глубокий женский обморок…

                                             3

На следующий день, после напряжённых споров о произошедшем, мы решили как можно скорее просить отца Сергия найти время прийти к нам домой на обед, чтобы рассказать всё, что произошло в эти странные для нас дни.

Батюшка неожиданно быстро дал согласие и пришёл даже чуть раньше намеченного срока. Жена суетилась с угощением, я помогал чем мог, а отец Сергий, внимательно осмотрев наше жильё, долго разглядывал и читал записку на непонятном языке, оставленную непрошеными гостями.

Во время трапезы он учтиво выслушал все сбивчивые рассказы, ни разу не перебив никого из нас, и затем предложил пойти в комнату для разговора.

– Записка написана на французском языке, – глубокомысленно произнёс он, оправляя свою седую остроконечную бороду.

– Здесь сказано: «Спасибо за гостеприимство. Ждите известий, которые изменят вашу жизнь».

Потом, подумав, добавил:

– Но ситуация действительно необычна, поскольку в этом письме присутствуют два лингвистических оборота из средневекового французского. В современном мире так уже не говорят. Вот взгляните на это окончание и вот этот предлог.

И он с видом учёного погрузился в подробные филологические объяснения языковой структуры современного и древнефранцузского языка. Мы утвердительно кивали головами, хотя оба были совсем несведущие в лингвистике.

Батюшка отложил листок в сторону, поднял голову и глубокомысленно посмотрел в потолок.

– Похоже, история только начинается, – молвил он. – Вам понадобится много сил и терпения.

– Терпения для чего? – спросил я.

– Терпение понадобится, чтобы поверить, что сказка существует в нашей жизни и что это может стать вашей реальностью.

Мне захотелось выругаться, но жена, поняв мою приближающуюся вспыльчивость, больно наступила под столом на ногу. Я покраснел от боли и негодования, но стерпел, держа вежливую и слегка идиотскую улыбку на исказившемся лице.

Произошло неловкое молчание.

– А медальон? – поинтересовалась супруга, протягивая его батюшке. Он перекрестился, взял его в руки и поднёс близко к глазам.

– Похоже, на образ, – отец Сергий на секунду задумался.

– Да, это Тихвинский образ Пресвятой Богородицы, – произнёс он уверенно.

– Это великий образ! Страну нашу от невзгод спасает. Сталин, будучи неверующим коммунистом, чтобы выиграть битву под Москвой в 1941 году, велел провести вокруг столицы молебен с её образом на самолёте, летящем вокруг города. Ветераны, которые прошли войну, рассказывали, что немцы тогда уже район Тушино взяли и советские солдаты не могли понять, почему внезапно враг начал не просто отступать, а спасаться бегством. Сибирские части, которые тогда в срочном порядке перебрасывали с Дальнего Востока, были уже где-то недалеко, но к тому моменту ещё точно не подошли как минимум на пятьдесят километров. А враг бежал, причём не просто бежал, а отступил по всему фронту на двести километров.