Пустыня радости, или Оазис забвения. Повести, рассказы, поэзия

Супруга ахнула, обхватив лицо руками, и низко наклонилась вперёд с дрожащими от слёз плечами.

– Это медальон Наташи. Я сердцем знаю!

– Может, нам выпить кагору на дижестив? – предложил батюшка, улыбаясь всем своим благообразным естеством. Сразу стало как-то легче. Мы улыбнулись, и жена, вытирая лицо ладонями от слёз, стала доставать из серванта бокалы.

– Батюшка, прошу вас, отдайте образ Наташе сами. Объясните, как сможете. Это точно её. У меня сердце лопнет, – заливаясь слезами и уже без малейшего стеснения сказала супруга.

– Здесь нечего плакать. Дело Божье, – ответил отец Сергий, приняв святыню в свои руки.

Внезапно раздался звонок в дверь. Звук был громким, уверенным и чем-то совсем не обычным. Мы замерли.

Супруга кинулась открывать. В коридоре послышалось смятение неразборчивых слов, всхлипываний, криков, полуфраз, топтаний, заполнивших коридорное пространство суетливой какофонией чего-то предстоящего.

– Наташка, любимая, молчи, молчи, пошли за мной, – услышал я голос жены.

Наташка вырывалась из объятий жены.

– Я вам, негодяям, ваши вещи, которые вы у меня оставляли, принесла. Чтоб не видеть вас вовек!

Бросив пакет и оттолкнув жену, она попыталась захлопнуть дверь.

– Аль хам ду Лиля! – произнёс батюшка, уже стоявший в коридоре.

Наташка замерла.

– А вы откуда это знаете? – испуганно спросила она.

– Зайди в комнату, – не сказал, а приказал отец Сергий.

Она повиновалась.

– Что это за фраза? – попыталась спросить у меня жена, проходя за Наташкой в комнату.

– Это означает «Слава Аллаху» по-арабски, – ответил я.

– Так на Востоке все друг друга приветствуют. Это хорошая фраза. Не обидная.

– Это твоё? – спросил отец Сергий, протягивая к лицу Наташи медальон на вытянутой руке. – Господь тебе возвращает. Прими, раба Божия Наталья.

Она агрессивно взглянула на протянутую руку с маленьким медальоном, взгляд моментально замер, тело стало ватным и, держась за обои на стене, медленно сползло вниз. Рядом упала моя жена. Мы с отцом Сергием переглянулись.

– В Боге и не такое бывает, – констатировал батюшка. – Давай разложим матушек по кроватям. Устроится всё. Поверь. Это всё к лучшему. Это всё сказочно.

Было уже поздно, супруга и Наташка спали, и я предложил батюшке остаться переночевать у нас, чтобы не надо было ехать через весь город до дома и чтобы утром он смог сразу пойти в храм. Отец Сергий согласился и почему-то вместо положенных для него вечерних молитв предложил сыграть в шахматы. Он оказался сильным игроком, и, увлёкшись, мы провели за шахматной доской не один час.

                                              4

Утром меня разбудил резкий звонок городского телефона. Я запутался в простыне и, неловко надевая тапочки, споткнулся и растянулся всем телом на ковре посредине залы. Из-за двери показался батюшка уже в подряснике, который давно встал и вычитывал утренние молитвы.

– Не переживай, я возьму, – сказал он и уверенно снял трубку.

– Твоя фамилия Стасов? – спросил он, прикрывая трубку ладонью.

– Да, – ответил я.

– Тогда это тебя. Кто-то официальный. Думаю, это связано с той вчерашней запиской, – произнёс он, мечтательно поглядев в потолок.

«Перемолился, или мы ночью в шахматы слишком долго играли», – мелькнуло у меня в голове, пока я пытался встать на ноги, высвобождаясь от запутавшейся простыни. Наконец мне это удалось, и я взял трубку.

– Господин Стасов? – прозвучал уверенный женский голос тоном многоопытного клерка, в котором присутствовал небольшой иностранный акцент. – Вам звонят из французского посольства, чтобы официально подтвердить, что мейл с информацией о кончине вашей дальней родственницы мадам Стаси и вступлении вами в наследство отправлен вам вчера консулатом города Бурж. Просим письменно по мейлу отправить подтверждение о получении данного сообщения в течение двух дней.

– Вы не ошиблись? – переспросил я, окончательно проснувшись.

– Мы не ошибаемся. Хорошего вам дня, господин Стасов, – услышал я в ответ, и в трубке послышались короткие гудки окончания связи.

Я включил компьютер и открыл пришедшее письмо. В нём было следующее.

«Уважаемый господин Стасов С. В.!

Мы обращаемся к Вам от лица муниципалитета г. Бурж, департамента Шер, Франция, чтобы уведомить Вас о том, что в соответствии с последней волей умершей мадам Стаси, Вы являетесь наследником указанных ниже имущественных активов:

– Замок.

– Описание имущества: (недвижимость, денежные средства, ценные бумаги, предметы роскоши и т.д.).

– Стоимость имущества: (сумма денег, оценка стоимости).

– Условия наследования, предусмотренные в завещании.

– Дополнительная информация, которая может потребоваться получателю.

Подробная информация присутствует в прикреплённом ниже файле.

Мы просим Вас отправить письменное подтверждение о получении нашего письма в течение двух календарных дней и связаться с нашим офисом во Франции для получения дополнительной информации о наследстве и процедуре его передачи.

Мы готовы помочь Вам в любом вопросе, связанном с наследством. Пожалуйста, не стесняйтесь обращаться к нам по любым вопросам. Подпись».

Дочитав до конца, я в буквальном смысле сполз на пол.

«Всё, – пронеслась у меня в голове далёкая мысль, ускользающая за горизонт сумрачных видений, – это та самая записка: „Ожидайте известие, которое изменит вашу жизнь к лучшему“». Я громко икнул и про себя добавил: «Кажется, больше на работу ходить не надо», – и закрыл глаза, прижав к бьющемуся сердцу телефонную трубку, в которой ещё раздавались короткие гудки.

Из-за двери появился сияющий батюшка.

– Я на службу, – бодрым голосом сказал он и как-то по-юношески подмигнул мне.

Я икнул в ответ, пытаясь навести на него расплывающийся взгляд.

– Это всё хорошо. Поедете, обустроитесь, документы оформите. Там сказка сама к вам и придёт. А я пока помолюсь во Славу Божию о чудесах происходящих, – донеслось до меня вместе с топотом уходящих ног батюшки.

Сзади что-то ойкнуло. Я повернул голову к дивану и увидел давно проснувшихся матушек, которые, обнявшись и опираясь на постель локтями, поочерёдно икали и поочерёдно крестились с вытаращенными на меня глазами.

                                             5

Мы шли по сводчатому коридору, уводившему в глубь огромной крепости, и я невольно остановился, восхищаясь величественностью архитектуры. Впечатляющее великолепие замка превосходило моё понимание.

Управляющий дворецкий встретил нас с величественным достоинством. Отворив парадные двери, он учтиво поклонился и благоговейно пригласил войти. Хотя, как мне показалось, где-то в глубине его утончённой души он оценил нас примерно так же, как и мы оценили своих незваных гостей при нашей первой встрече. В состоянии сильнейшего возбуждения я стал исследовать реальность своего «воздушного замка». Это было новое пространство, новый мир, который поглощал и уводил во что-то таинственно великое и неизведанное. Это была некая галактика, которая поглотила всё моё сознание. Я чувствовал холод камня под ногами и слышал эхо собственных шагов. Я прекрасно осознавал, что это не сон, и старался незаметно дотронуться рукой до массивных влажных камней средневековых стен.

Показав наши апартаменты, которые были роскошны и выглядели в наших глазах чем-то безусловно сказочным, дворецкий сказал, что ужин будет подан к шести часам в парадном зале.

После двухкомнатной городской квартиры на нас обрушилось пространство, в которое мы никак не могли поверить и которое нам предстояло осознать. Мы зачарованно оглядывали всё вокруг, непроизвольно дотрагиваясь до предметов интерьера, столов, комодов и стоявших на них арабесок. Бархатные портьеры, клинки на стенах, рыцарские латы и кровати с шёлковыми паланкинами приводили нас в зачарованное своей нереальностью состояние внутреннего восторга и ощущение какого-то неведомого полёта. Кружилась голова от череды предметов и образов, охвативших нашу новую действительность.

– Это всё наше? – с какой-то детской неуверенностью спросила жена. В этот миг она была похожа на ребёнка, который не верит счастью новогоднего подарка, обнаруженного под новогодней ёлкой.

– По документам да, – нелепо сострил я, не в состоянии оторвать глаз от средневекового двуручного меча, блестевшего сталью в отражающемся пламени горящих свеч.

– Господа, обед подан, – услышали мы голос дворецкого, и одновременно он позвонил в небольшой колокольчик, висевший рядом с портьерой у входа в зал.

Мы проследовали в середину залы, где стоял большой вытянутый стол из красного дерева, накрытый ужином, который в полной мере соответствовал окружающему нас интерьеру. Сказка была реальной, и мы, разобравшись в большом количестве вилок и ложек, окружавших изысканную фарфоровую посуду, потихоньку стали проникать в глубины её ароматов и вкуса. К полуночи, насытившись и обессилев от усталости и выпитого вина, мы разошлись по своим комнатам. Так прошло несколько дней или неделя, которые понадобились нам, чтобы прийти в себя и хоть немного слиться с тем новым миром, который так внезапно и неожиданно поглотил нас своими объятиями.

– Господа, сегодня мне предстоит выполнить последнее, что завещала ваша покойная родственница. А именно передать вам документ, который является не только древним, но и крайне важным для вас обоих. Я был посвящён усопшей в суть происходящего для того, чтобы суметь ответить на ваши вопросы, которые возникнут после прочтения этого манускрипта, – сказал он, кладя перед нами серебряный поднос, на котором лежал старинный конверт с сургучной печатью. – Прошу вас открыть, и я переведу и разъясню смысл этого послания.

– Послания, – пробормотали мы одновременно.

Текст письма говорил следующее:

«Вы не случайно оказались здесь. Ваша цель – помогать ангелам так же, как они всегда помогают вам. Никто не имеет права принуждать вас к чему-либо, но родовую традицию прекращать нельзя. Помимо наследства, вам будут переданы знания».

Супруга положила руку на сердце, я на свой похолодевший лоб. Обоим что-то интуитивно подсказывало, что «кино» в нашей жизни только начинается…

                                             6

Из Бурже я прилетел в Париж, чтобы заверить и дооформить документы о наследстве. Париж – интересное место. Многие знают его по романтическому образу милого города мечты. И многие хотят «увидеть Париж и умереть». По-моему, это не так. Безусловно, в нём есть уютные кварталы и симпатичные места. Но в целом это огромный мегаполис с бесконечными проспектами, тянущимися на десятки километров, шум потоков машин, громоздкие дома, клошары в подворотнях и грязном метро, где по стенам приклеены блестящие рекламные плакаты с известными артистами и супермоделями. Особого уюта я в нём не находил.

Летя в самолёте, я достал из спинки кресла журнал авиакомпании, которая выполняла этот рейс. Моё внимание привлекла статья о Париже, где сообщалось, что со спутников из космоса были сделаны рентгеновские снимки города, на которых видно, что под землёй грунтовые воды образуют огромную ровную спираль, закрученную против часовой стрелки с центром, где стоит собор Парижской Богоматери – Нотр-Дам-де-Пари. Также говорилось, что эти снимки соответствуют рисункам спирали, изображённым на некоторых древних картах города. Они сохранились в Национальной парижской библиотеке.

«Наверное, когда этот собор загорится или будет разрушен, постепенно и неуклонно начнётся война, которая так или иначе уничтожит европейскую цивилизацию. А может, и весь мир. Календарь майя был прав. Нам всем осталось недолго», – подумал я тогда и провалился в сон под равномерный гул двигателей самолёта.

В кафе, куда я зашёл после посещения нотариуса, было тихо и уютно. Девушка со своей мамой, сидящие за столиком в углу, и двое взрослых парней, попивавшие пиво напротив, составляли на сегодняшний день всех посетителей у хлопотливой стройной хозяйки заведения, которой было примерно сорок.

– Сегодня не очень удачный день? – спросил я, заказывая бокал вина.

– Это не так, – улыбнулась она в ответ. – Если хотя бы один посетитель оставит один евро, я счастлива и благодарю Бога, что этот гость пришёл. Тогда завтра их придёт много. Если я буду сожалеть, то завтра придёт действительно только один или вообще никого.

– Вы мудрая, – заметил я.

– Я обычная. Просто умею замечать, что произошло в прошедший день, посланный мне той жизнью, которой я живу.

Я внимательно посмотрел ей в глаза поверх своих очков.

«Бывают же люди с чистой душой», – подумал я про себя.

Из окна был виден католический собор. Солнце ярко освещало его, играя лучами на многовековой кладке из больших каменных блоков и готических пилонах, устремлённых ввысь.

«Средневековая готика своим величием всегда затмевает маленького человека, стоящего на пороге храма, чтобы он осознал могущество Бога и ничтожность человеческой души, – вспомнил я фразу из фильма по истории европейской архитектуры. – Похоже на то, – подняв голову, я оценил могучие стены и высоту остроконечных шпилей храма, устремлённые в высь голубого неба. – Наверное раньше это был монастырь, судя по размаху здания».

Расплатившись в кафе, я решил зайти именно туда. Кажется, жена была права: вера потихоньку стала интересовать меня всё больше.

На моё удивление храм был полон. И люди продолжали приходить, рассаживаясь на длинные скамейки, заполнявшие всё пространство. Выяснилось, что сегодня была назначена торжественная месса в честь дня какого-то католического святого. Службу должен был вести епископ, и было видно, что к его приезду готовились особенно тщательно. Всё сияло чистотой и торжественным благоговением.

Служба началась, и прихожане, открыв молебники, лежавшие рядом на скамьях, стали петь псалмы, номера которых высвечивались на маленьких экранах колонн по левую и правую стороны. Пели дружно и молитвенно. Я удивился, насколько все пребывали на службе осознанно и пели с чувством глубокого понимания сути происходящего праздника.

Появился кардинал в белой мантии, которую за ним несли два прислужника. И служба облеклась в колоритную католическую значимость, ведущую своё начало от самого первоверховного апостола Петра.

Я внимал, затаив дыхание. Моя жена часто брала меня с собой в православные храмы на литургию. И сейчас, как учёному и человеку науки, мне было интересно сравнивать увиденное и сопоставлять это с моими воспоминаниями.

Однако запах, какой-то неприятный запах, сопровождавшийся посторонним шумом, отвлёк моё внимание. Справа от меня на лавку сел бомж.

«Только не это!» – промелькнуло у меня в голове.

Оборванный, средних лет клошар своим появлением испортил все мои внутренние настрои с их искренней глубиной понять службу, молитву, смысл веры. Мои желваки сжались, и костяшки захрустели на сжатых кулаках.

«Жаль, что Париж. На родине выволок бы за шиворот!» – посмотрев в глаза обидчику, я метнул мысленные молнии.

Однако бомж и не думал пугаться или стесняться. Он был одутловат и кого-то мне неосознанно напоминал чем-то неуловимым. Я даже вспомнил незваного Димку. Но нет, это был не он.

Самым неожиданным образом он стал активно участвовать в службе, выкрикивая слова одобрения на каждую фразу, которую произносил кардинал с амвона.

– Возлюбленные! – произносил пастырь.

– Ещё какие! – выкрикивал бомж.

– Я призываю вас любить друг друга!

– Очень хорошо. И про меня не забудьте. Лучше деньгами, – вторил клошар.

– Остановите зло в душах ваших.

– И не забывайте жертвовать мне и церкви, когда проходите мимо!

Так продолжалось уже достаточно долго. Бомж не унимался. Многие с неодобрением стали оглядываться, но тот и не собирался останавливаться. Вскакивая с места и размахивая руками, он то перебивал кардинала, то делал ему громкие замечания, что, мол, в жизни всё не так, как тот говорит, или кричал браво, если фраза святого отца приходилась ему по душе.

Кардинал, поняв, что ситуация стала выходить из-под контроля, попросил своего помощника проконтролировать происходящее. Тот, грациозной походкой приблизившись к нему, тихо и вежливо произнёс своим мелодичным голосом опытного инквизитора:

– Милостивый государь, прошу вас не мешать проведению службы, или вас придётся вывести.

Но в этот момент на словах кардинала «Мы все должны сподобиться Царствия Божьего» нарушитель спокойствия вскочил с места, поднял руки и прокричал на весь храм:

– Аллилуйя! – и, плюхнувшись рядом, обнял меня своими грязными руками, чмокнул в щеку и, повернувшись к помощнику кардинала, заявил: – Мы с ним вместе. Чего только меня выгоняете, а?!

Как видно, он ожидал, что я поцелую его в ответ. Но моё терпение к тому моменту уже давно лопнуло. Крепко схватив его правой рукой за шею, левой я нанёс сокрушительный удар в челюсть.

Обычно такие удары применяются для полной отключки противника. От них невозможно увернуться и невозможно выдержать. После них наступает частичная или полная потеря ориентации противника от десяти минут и больше, вплоть до летального исхода. По крайней мере, так меня учили японские мастера, у которых я десять лет занимался боевым дзюдо и джиу-джитсу.

Однако бомж проявил удивительную сноровку, ловкость и чудеса выносливости. Он мгновенно и резко повернул голову вбок так, что удар пришёлся в щёку, совсем ему не навредив. Мой удар промазал на все сто! От этого я озверел ещё больше. Но бомж был неостановим. Непонятно как он сумел высвободиться из моего стального захвата и вскочить. Я ринулся на него, и мы схватили друг друга за грудки. Вдруг я понял, что уступаю противнику. Он рывками тащил меня к выходу, а я не мог оказать нужного сопротивления и даже правильно сгруппироваться. На помощь пришёл послушник кардинала, но тут же отлетел в сторону, распластавшись на каменном полу. Не растерявшись, надо отдать ему должное, он не стал вскакивать, чтобы продолжить останавливать драку, а достав телефон, громко произнёс:

– Полиция? Храм на площади Ле Монтель. Срочно нужна помощь! Драка!

К тому времени благочестивые прихожане уже стали выбегать из храма, взволнованно оглядываясь по сторонам в надежде поймать такси и побыстрей скрыться с этого опасного места.

К этому времени бомж сумел вытащить меня за грудки на улицу, и прямо перед нами с визгом тормозов остановился полицейский фургон. Нас уложили на асфальт, надели наручники и, наконец, арестовали. Дорога в полицейский участок не заняла много времени.

Нас обоих заперли в камеру предварительного содержания. Клошар к тому времени уже давно успокоился и сидел на полу, положив голову на колени. Моя агрессия тоже улетучилась, и стало появляться осознание, что за подобное происшествие в Европе можно распрощаться с получением визы и попасть в компьютер как нарушитель закона. Я взволнованно ходил по камере, не находя себе места и покоя.

Тусклые лампы белого цвета на потолке, потрескивая, мигали, и это раздражало ещё больше.

– Тебя не тронут, – сказал клошар на свободном русском языке без малейшего акцента.

Он поднял голову и смотрел на меня немигающим взглядом.

Меня словно током ударило. Всё тело напряглось, будто перед очередной дракой, и я замер, не сводя с него глаз.

Он продолжил как ни в чём небывало, почёсывая одной рукой свою немытую, всклокоченную голову.

– Скажешь комиссару, что хотел меня успокоить и привести к порядку. А я возьму всё на себя. Я к тебе зла не испытываю. Подумаешь, потолкались немного. Тебя не только не накажут, но ещё и благодарность вынесут за поддержание общественного порядка. Здесь не та страна, откуда ты приехал. Здесь всё по-другому.

Я оставался недвижим и даже не слушал его слов, потому что внешне клошар преобразился. Точнее, преображался по ходу его речи. Я ясно вспомнил и наконец узнал – это был тот неуклюжий парень из метро с собакой, который ел мороженое. Но его лицо и фигура неостановимо изменялись, приобретая вполне благородный вид. Черты лица удлинялись, мужественный подбородок становился острее, появилась красивая осанка, и рыхлое тело стало пружинистым и каким-то мощным, несмотря на то что он сидел на полу и не двигался.

«Господи, как такое может быть?» – пронеслось у меня в голове.

– Вот смотри, какие в этой стране странные законы, – продолжал вальяжно разглагольствовать он как ни в чём ни бывало. – Если, к примеру, ты уехал из своей квартиры в отпуск или на пару дней по делам и в это время коим-то образом внутрь твоей квартиры проник бездомный и грязный клошар, как я, то по приезде он от тебя даже прятаться не станет. Потому что по закону ты не имеешь права выгнать бездомного, если он оказался у тебя в квартире. Если ты его выгонишь взашей, то он вызовет полицию, которая будет на его стороне. И клошар в доказательство, что он был здесь у тебя хотя бы день, обязательно достанет из твоего письменного стола свой рваный носок, который он припрятал специально для этого случая, и предъявит его в качестве доказательства властям. В каждой стране свои заморочки, – философски закончил он свою тираду и, выпрямив спину, прислонил голову к стене.

Передо мной сидел красавец с умным и сильным проникновенным взглядом.

– Ты кто? – спросил я сквозь зубы. – Ты человек?

– И да, и нет, – ответил он уклончиво. – Тебе придётся это понять, хоть ты и учёный, который верит только в показания приборов.

– Не только, – утвердительно произнёс я.

– Тогда слушай и постарайся поверить, что это всё правда. Когда-то в средние века за нами гонялась инквизиция, поэтому нам стало удобнее выглядеть бродягами, пилигримами, бомжами или клошарами. Чтобы помогать, мы должны оставаться незаметными.

– Кому помогать? – уже с интересом учёного-исследователя поинтересовался я.

– Людям, – ответил он вдумчиво и внимательно посмотрел на меня.

– Откуда у тебя такая сила? Я не смог с тобой сделать ничего. Но я знаю, что для этого надо много тренироваться. Очень много.

– Когда-то я был рыцарем. Тогда всё было тяжелее и сложнее, поэтому люди были намного сильнее и выносливее современных. Сам посуди, одни только латы весят более тридцати килограмм. Как говорил один русский поэт, которого так и не смогли перевести в Европе: «Уж были люди в наше время! Не то, что нынешнее племя. Богатыри – не вы!» Он красиво и правильно писал. Коротко и ясно, в самую суть умел попасть. Это во все времена было редкостью. Как же его звали?

– Лермонтов, – с ещё большим интересом ответил я. – Михаил Юрьевич Лермонтов.

Наше противостояние куда-то исчезло. Я чувствовал это глубоко внутри. Возникало искренне любопытство, переходящее в мой нескончаемый научный интерес ко всему невиданному.

– Значит, ты не любишь иезуитов? – спросил я, пытаясь найти хоть какие-то логические основания для разумного, как мне казалось, нашего общения.

– Почему? – удивился он.

– Как почему? Иезуиты и инквизиция это одно и то же. Именно их орден сжигал ведьм на кострах и искал несогласных.

– Ты ошибаешься, как и многие. Инквизицию основали монахи из ордена доминиканцев. Они же устроили сильнейшую клевету на орден иезуитов, которые достигли очень серьёзных результатов в южноамериканских колониях. Особенно в Парагвае. Иезуиты сумели создать там города-полисы, где все местные индейцы были поголовно грамотными и расцветали наука, образование и искусство. Но они, эти бедные индейцы, должны были быть рабами, а в результате миссионерской деятельности иезуитов они стали высокообразованными людьми. Этот рассвет продолжался более ста пятидесяти лет. Такое не могло понравиться верховной власти и тем, кто её представлял. Пошли многочисленные доносы в Рим к папе, и постепенно доминиканцы добились того, что слово «иезуит» стало нарицательным словом для хитреца или обманщика. Поверь, это не так. Они всегда были самыми образованными людьми из аристократических сословий той давней Европы. Это были только умные и сильные люди. Даже если сейчас ты захочешь по своей воле поступить в этот орден, у тебя не будет шансов. Потому что туда принимают со знанием не менее четырёх языков, два из которых должны быть древние. Ты говоришь на старогреческом или арамейском языках?

Я отрицательно покачал головой.

– То-то и оно, – промолвил он. – Я был воином из ордена иоаннитов. Мы были рыцари, которые помогали в средние века паломникам добраться до Иерусалима, чтобы поклониться храму Гроба Господня. Нашими братьями был орден госпитальеров и розенкрейцеров. Они строили первые больницы для путешествующих. Лечили и охраняли их от сарацинов. Шли века, и многое изменилось.

– Чем же вы занимаетесь сейчас? Сарацинов нет, больниц везде полно.

– Ты задаёшь практичные вопросы. Они требуют времени для объяснения. Я могу передать тебе необходимые знания, которые помогут в дальнейшем.

– У меня к тебе предложение, – неожиданно для самого себя произнёс я. – Ты бездомный, и, наверное, тебе негде жить. Я приглашаю тебя остановиться у себя в замке. Да, да, ты не ослышался. Мне он по наследству достался. Теперь я по непонятной для себя причине получил такую возможность, внезапно разбогатев. И это произошло так неожиданно, что, похоже, я постепенно начинаю верить во всевышнее провидение или в Бога.