Vita damnata

Л. Гаатвин

Vita damnata

Глава 1

Вечная жизнь. Бессмертие. Люди говорят об этом так, будто понимают, что это такое. Будто у них есть выбор – умереть или продолжать жить. День за днём, год за годом, век за веком.

Я сидела за барной стойкой модного ночного клуба. Глухой грохот басов казалось, вытеснял сам воздух, а стробоскопы, словно в припадке, выхватывали из кромешной тьмы обрывки лиц, блеск потной кожи, затуманенные взгляды. И в этом шуме был свой порядок, свой симфонический хаос, за которым я наблюдала, как зритель со своим вечным билетом.

Мою грудь стянул корсет, а бедра скрывал тонкий лоскут шелковой ткани. Мои голубые глаза выхватили в толпе юных тел молодую девушку, сидящую за столиком в VIP-зоне.

Охота началась.

Ведь я, в отличие ото всех, кто прожигал эту ночь под громкую музыку и звон бокалов, действительно бессмертна. Но всё имеет свою цену. Чтобы жить вечно, мне нужно питать свое тело чужой кровью.

Да, я – вампир. Нежить, кровопийца, упырь, вурдалак. Я существую так уже два века. Охочусь, пью кровь и продолжаю жить.

Я смотрела на свою жертву, не отрываясь, не замечая ничего вокруг. Девушка купалась в своих планах на будущее; она знала до часа, где будет через неделю, с наивным трепетом беспокоилась о поездке на море через полгода. А в следующем году она намеревалась выйти замуж. Девушка радостно показывала подруге фотографию белого платья на телефоне, и её пальцы скользили по экрану с той бережностью, с какой я, кажется, прикасалась к лицу возлюбленного в веках, давно превратившегося в прах. Моя жертва была свято уверена, что всё это – свадьба, море, бесконечная череда завтрашних дней – непременно с ней случится. Она не допускала и тени мысли, что её хрупкий мирок может рассыпаться в пыль за одно мгновение, за один мой вздох. Она вела себя так, будто смерть обойдёт её стороной. И в этой слепой уверенности таилась та самая сладость, которую я чувствовала на расстоянии, словно запах спелого плода.

Яркий свет стробоскопа выхватил её улыбку. Девушка была счастлива от самого предвкушения будущего, смаковала его сладкий вкус. Будущее, в котором всё хорошо и безопасно.

Этот вкус не растает, пока я не выпью её жизнь до последней капли.

Я сделала глоток терпкого, тягучего напитка. Легенды врут. Я могу жить как обычный человек: есть, пить, заниматься любовью. Никто не догадается о моей природе, лишь прикоснувшись к моей коже или заприметив мою улыбку. Нет никакого свечения в глазах, ожогов от серебра – только лёгкая изжога от чеснока. Я такая же, как они, но только я знаю, точно знаю, что такое бессмертие. И это знание было тяжёлым, как свинцовый плащ, наброшенный на плечи, невидимый для всех.

Внезапно мою жертву заслонила фигура. Парень с короткими белыми волосами опёрся на барную стойку рядом со мной и жестом подозвал бармена. Его улыбка была слишком широкой, а взгляд – слишком пристальным.

– Привет, малышка! – его голос пробивался сквозь грохот басов.

Я медленно провела взглядом по его фигуре: потёртые джинсы, майка, прилипшая к накачанному торсу, пряжка ремня в виде орла, смотрящего мёртвыми глазами. Он поигрывал мускулами, пытаясь произвести впечатление. Во мне что-то ёкнуло – не интерес, а скорее холодное любопытство хищницы, заметившей, что добыча сама идёт в руки.

Я сделала ещё один глоток, оставив след красной помады на краю бокала.

– И тебе привет, – ответила я, запустив руку в свои светлые волосы, и прядь легла прямо в ложбинку на груди.

– Ты тут одна? – Он взял из рук бармена стакан темного пива.

– Одна, – я провела острым ноготком по ножке бокала.

Блондин следил за движением моей руки, украдкой бросая взгляд на грудь, сжатую корсетом.

– Могу я тебе купить выпить? – Он улыбнулся ещё шире, и на его щеке проступила глубокая ямочка.

Я пожала плечами и закинула ногу на ногу.

– Давай.

Музыка нарастала. Девушка поднялась из-за столика, услышав любимую песню. Она двинулась к танцполу, медленно покачивая бедрами в такт электронному хиту, унося с собой свой хрупкий мирок планов. Я проводила её взглядом с лёгким сожалением – охота была отложена, но не отменена.

Бармен поставил передо мной ещё один бокал, до середины наполненный прозрачным напитком. Парень – он назвался Сергеем – смотрел с ожиданием. Подхватив бокал пальцами, я чуть улыбнулась и сделала глоток. Вкус был странным, с горьким привкусом на задней стенке горла. Я списала это на дешёвый алкоголь.

Сергей удовлетворенно кивнул и сел рядом на высокий барный стул. Он говорил, говорил и говорил. Я не слышала и половины, его слова были пустышками, назойливым жужжанием, которое тонуло в рёве музыки. Я неотрывно смотрела на людей на танцполе, которые жались друг к другу, двигаясь на одном месте.

Сергей покосился на меня, потом на часы на запястье.

«Неужели он куда-то спешит?»

– …Я тебя спросил, часто ли ты тут бываешь, – крикнул Сергей мне прямо в ухо, нависая надо мной. Я чувствовала его запах: розовый перец, смола, ирис, ваниль, мускус, амбра. Что-то еще… что-то знакомое. Благовония… И вдруг, сквозь этот парфюмерный коктейль, я уловила знакомую ноту – запах страха. Не моего. Его. Это было странно.

Я кивнула и опустошила бокал. Перевела взгляд с танцпола на блондина. Он был красив, это бесспорно. Ямочка на подбородке, как у героев старого Голливуда, широкая челюсть, пухлые губы, прямой нос и серые глаза. Сергей облокотился на стойку и смотрел на меня пристально.

Улыбка сошла с его лица.

Серые глаза. Они словно гипнотизировали меня. На секунду мне показалось, что я не могу пошевелиться. Оцепенение, потеря контроля. Внутри всё сжалось в ледяной комок. Я почувствовала ловушку. Не физическую, а химическую. Этот напиток… в нём было что-то не то.

Бармен отвернулся и отошёл в другой конец стойки. Сергей резко схватил меня за плечо, впиваясь пальцами в кожу, и стащил с барного стула. Ноги не слушались. Моя голова безвольно упала на грудь блондина.

«Ты устала, пойдём подышим», – Он прижал меня к себе и потащил к выходу. Я пыталась возмутиться его бесцеремонностью, но не могла вымолвить ни слова.

Мы протиснулись сквозь толпу извивающихся в танце людей. Музыка гулко отдавалась в моей голове, ритмичным боем барабанов. Гнев, острый и ядовитый, поднимался во мне, но тело было ватным, непослушным.

Он думал, что охотится на меня. Как же он ошибался.

Мы вышли на улицу. Холодный ночной воздух обжёг лёгкие. Крики пьяных, звук разбитого стекла об асфальт. Сергей, пыхтя, поволок меня вглубь переулка, подальше от света. Он свистнул. С другой стороны улицы рыкнул двигатель, и фары ослепили нас.

– Лёха, отгони машину подальше! – крикнул Сергей водителю. Изо рта у него шел горячий пар, а вена на шее напряглась, пульсировала. Мне хотелось прикоснуться к ней губами.

Сергей крепче прижал меня к себе.

Холодно. Меня пробрал озноб. Я знала, что это значит. Моя природа, та самая, что он хотел усыпить, просыпалась. Моя сила, хотела я того или нет, рвалась наружу, готовая обнажить клыки. Ярость была лучше любого противоядия.

Серёжа, милый, ты всё сделал за меня. Благодарю.

Мои руки, ещё секунду назад бессильные, сомкнулись на его талии с силой стального капкана. Раздался приглушённый хруст. Блондин взвыл и попытался оттолкнуть меня. Я запрокинула голову; его взгляд – Сергей в ужасе метался в моих цепких руках. Я прижала его ещё сильнее и вонзилась зубами в пульсирующую артерию. Он вскрикнул, стукнул меня кулаком наотмашь. Я оторвала кусок тонкой кожи с его шеи. На моих губах – его кровь. Я облизнулась, смакуя во рту металлический привкус. Моё сердце бешено стучало, заглушая своим боем все звуки вокруг, задавая ритм моим движениям. Мной управляли инстинкты; «зверь» внутри меня взял верх. И он был голоден.

Прости, Сергей, но ты был обречён. Даже если бы я захотела, я не смогла бы остановиться.

Я вскарабкалась на блондина, словно по дереву. Он крутился на месте, пытаясь скинуть меня. Из машины выбежал его подельник. Лёха схватил меня за волосы и с силой рванул на себя. Я не чувствовала боли. Я не чувствовала ничего, кроме жажды и всегда приходящего с ней вожделения. Мои острые ногти впились в спину Сергея. Я снова прокусила его шею. Испуганный вздох. Поток тёплой крови. Я пила и не могла напиться, высасывала каплю за каплей его кровь, его жизнь. Сергей повалился на колени, безвольно суча руками в воздухе. Лёха осыпал меня градом тумаков – по голове, спине, рёбрам.

Последние удары сердца блондина – сильные, громкие. Сергей так отчаянно хотел жить.

Я оторвалась от его шеи и повернулась к подельнику окровавленным лицом.

Лёха опешил, попятился к машине. Но было поздно.

Я грубо рванула его за рубашку, оторванные пуговицы отскакивали от моего лица. Я прижала Лёху к себе, припала губами к его потной шее, прокусила зубами смуглую кожу. Он замер, словно мышь, боящаяся движения хищного кота. Через мгновение всё было кончено. Его сердце остановилось почти мгновенно – не от ран, а от невыносимого ужаса. Лёха рухнул на асфальт.

Тишина. Только моё тяжёлое дыхание и далёкий гул города. Жажда утихла, сменившись приятной тяжестью в конечностях. Я вытерла губы тыльной стороной ладони, поправила сбившийся корсет, присела на бездыханное тело Лёхи и ухмыльнулась своему ужину.

«Не ожидали, мерзавцы? Ваша отрава лишь разожгла аппетит.»

Мерзкие отравители. Со сколькими они проделывали этот трюк с напитком? Я пожала плечами. Эти двое мне уже не ответят.

Я встала, отряхнулась и поправила юбку. Надо было подумать, что делать с телами. В наше время нельзя так просто оставлять их на улице. Полиция, медики – они сильно усложняют жизнь. Огляделась. Тёмный, грязный тупик с парой мусорных баков. Нет, тела найдут с рассветом. Заглянула в машину. Ключи в зажигании. Работа предстояла грязная, но рутинная. Багажник вместил обоих. Удивительно, как возрастают мои силы после такой плотной трапезы. Я чувствовала, как по венам растекается новая энергия, горячая и могущественная.

Я устроилась за рулём, откинулась на сиденье. Взглянула на торпеду – на часах было три ночи. Я успевала доехать до Романа, разделать тела Сергея и Лёхи, закопать их останки где-нибудь на пустыре. Роман мне в этом поможет – он мой вечный, в прямом смысле слова, должник.

Я положила руки на руль, медленно тронулась и выехала из тупикового переулка.

У входа в клуб стояли две девушки, курили, выпуская дым в пурпурное небо.

Повезло тебе сегодня, будущая невеста. Верь в своё бессмертие, смакуй завтрашний день, строй планы, мечтай, предвкушай. И молись, чтобы наши пути больше не пересеклись. Ведь моё бессмертие требует вечной цены.

Глава 2

Клиника Романа стояла в самом сердце города. За строгим фасадом из тёмного камня скрывался неприметный и молчаливый дом, как и его хозяин. Роман купил старый, полуразрушенный особняк и капитально вложился в реставрацию. На первом этаже он открыл частную медицинскую практику, а на втором прозябал свою обычную бессмертную жизнь за просмотром телесериалов и чтением художественных книг. Пациенты никогда не задавались вопросом, почему их лечащий врач всегда принимает вечером. Главное для них было то, что Роман был одним из лучших хирургов города.

«Очень умно, Роман, – пронеслось у меня в голове. – У тебя всегда в доступе кровь для переливания, а твоё личное кладбище, хоть и расширявшееся с каждым годом, ни у кого не вызывало подозрений».

Роман никогда не убивал здоровых людей; он дарил «милосердие», как он сам это называл, людям, что медленно чахли от неизлечимых болезней. Иногда пациенты сами, измученные до последнего предела, просили подарить им смерть, настолько они страдали от невыносимых болей. Роман сам писал заключения о причинах смерти и тут же отправлял тела на кремацию.

Я бесшумно подкатила к дому со стороны двора и коротко посигналила фарами. Спустя пару напряжённых секунд, штора дёрнулась, и в окне второго этажа появилось бледное, вытянутое, худое лицо. Мой старый враг, мой старый друг, мой должник и мой спаситель.

Через мгновение в стекло машины постучал Роман и сразу же открыл дверь с моей стороны. Предрассветный воздух, пахнущий сыростью и лекарствами, ворвался в салон.

– Здравствуй, Анна, – голос хирурга был тих и смиренен, но в его глазах читалась привычная усталость. – Чем обязан?

– У меня тут два тела. Нужно избавиться, – я расплылась в самой лучезарной улыбке, которую только могла изобразить, ощущая, как от этой гримасы ноют скулы.

– Анна… – Роман тяжело вздохнул и беглым, профессиональным взглядом оглядел машину. – Багажник?

Я кивнула. Роман без единого усилия, с неестественной для его тщедушного телосложения силой, подхватил тонкими руками трупы и скрылся с ними в тёмном проёме двери. Я нетерпеливо постучала ноготками по рулевому колесу, раздумывая, зайти ли к хирургу в гости. Четыре часа ночи, до рассвета оставался какой-то час. Я могла бы успеть заехать к Георгию и оставить у него тачку, вручить ушлому автомобильному мастеру немного деньжат и быть полностью уверенной в том, что к утру от машины не осталось бы и следа. До автосвалки было ехать сорок минут, спешить – нельзя. Двадцать первый век, на каждом перекрёстке камеры, а значит, я точно не успела бы вернуться в своё логово до восхода солнца.

Пережидать дневной свет – та ещё морока. Если не успеть найти нормальное укрытие, мои инстинкты прикажут моему телу окопаться в земле. Поглубже. Не хотелось бы опять пугать народ эффектным и грязным появлением на закате, словно восставшая из мёртвых из глупых ужастиков для подростков. А ещё мне до жути не нравилось просыпаться, покрытой грязью, с мокрыми кореньями, застрявшими в волосах. И эти ужасные земляные черви, которые так и норовят заползти в уши и ноздри.

От одной мысли об этом меня всю передёрнуло от омерзения.

Я быстро осмотрелась. Пожалуй, можно оставить машину на день здесь, в закрытом от посторонних и густо заросшем палисаднике у дома Романа. А вечером, когда стемнеет, отогнать тачку на утилизацию.

Решив больше не медлить, я крутанула руль и запарковала чужой автомобиль в тени у самого ствола молодого деревца.

Прежде чем войти в дом, я дотошно осмотрела салон автомобиля, заглянула в бардачок, провела рукой по заднему сидению. Странно, но машина была на удивление чистая, словно из салона: никаких личных вещей, неоплаченных счетов или квитанций, бутылок с водой или упаковок от жевательной резинки. Не было даже банальных солнцезащитных очков или зонта. Я пристально взглянула на коврики – идеально чисто, ни пылинки, никаких грязных следов от подошв обуви. Что-то внутри настойчиво приказывало мне быстрее избавиться от этой странной машины, что-то холодное и тревожное сжималось в груди, шепча: «Мчись со всей прытью в автомастерскую, разбери и расплющи под прессом этот новёхенький кусок металла и пластика». Я внутренне отмахнулась от этого чувства. «Позже», – строго сказала я себе. Сначала мне надо избавиться от тел. Никогда нельзя оставлять после себя трупы.

Я зашла в дом с чёрного входа и тут же споткнулась о целую кипу книг. Роман мог за одну ночь прочитать несколько толстенных томов своей любимой художественной фантастики. Я всегда поражалась скорости его чтения. Что уж греха таить, даже с мистической силой внутри, я продолжала читать почти по слогам, как и была обучена во времена, когда ещё была смертной. Я огляделась, давая глазам привыкнуть к глубокому сумраку. Из-под двери медицинского кабинета узкой полосой пробивался яркий свет – Роман уже возился в операционной. Я осторожно потянула ручку двери на себя и чуть помедлила, затаив дыхание. Сердце, давно привыкшее молчать, словно замерло в груди. Я опасалась увидеть уже расчленённое тело на металлическом столе. Что у моего бессмертного хирурга было не отнять – работал он быстро и без лишних вопросов.

Роман стоял рядом с хирургическим столом. На блестящей металлической столешнице лежало тело блондина. Его серые глаза были широко распахнуты, устремлённые в слепящий свет лампы, а рот застыл в беззвучном крике. Его подельник, Лёха, покоился на полу, со скрещёнными на груди руками, словно решил вздремнуть, коротая время в ожидании своей очереди на стол.

– Режем? – Роман звякнул хирургическими пилами и ножами, раскладывая их на металлической тележке.

Я лишь коротко угукнула, не в силах отвести взгляд от застывших лиц.

– Достань пакеты, – буднично произнёс бессмертный хирург, ловко натягивая медицинский зелёный костюм из нетканого материала. Я с тоской вспомнила времена, когда Роман ещё носил пахнущие крахмалом белые хлопковые халаты и смешную шапочку с красным крестом. Сейчас же он больше походил на инопланетного гостя в индивидуальном герметичном снаряжении. Резинка на капюшоне зелёного комбинезона туго впивалась в его лоб и щёки, делая бледное лицо ещё более вытянутым и безжизненным.

Со скрипом открыв нижнюю полку медицинского стеклянного шкафа, я достала свёрток чёрных пластиковых мешков. Шуршащая полиэтиленовая ткань отдавала в пальцах ледяным холодом.

– Убери одежду с тела номер один, – раздался ровный, лишенный интонаций приказ Романа.

Я механически взяла с тележки острые хромированные ножницы и одним ловким движением обнажила Сергея. Ткань с неприятным шелестом полетела в пакет. Затем я на несколько секунд замерла, повертела в руках мобильный телефон блондина, пытаясь ощутить его вес, словно это могло что-то сказать. Попробовала включить гаджет, но цифровой пароль оказался тем самым непреодолимым препятствием, что отделял меня от их мира, мира живых. Единственное, что я смогла узнать, – что Сергею кто-то отчаянно названивал последние полтора часа. «Наверное, его девушка», – мелькнула бессмысленная догадка. Я выключила телефон и с силой разбила его о своё колено. Осколки стекла брызнули на пол.

Признаюсь, несмотря на то что я была свидетелем всего технологического прорыва человечества, я не особо жаловала гаджеты. Они казались мне слишком хрупкими, слишком временными для чего-то столь вечного, как я. С кем необходимо, я связывалась по старой доброй проводной связи, запатентованной мистером Беллом, да и в моей записной книжке было бы не так уж много контактов. Одной рукой я всё еще держалась за прошлое, в то время как настоящее упрямо наступало на пятки.

Далее я принялась за бумажник Сергея. Пахнуший дорогой кожей и деньгами, он легко расстегнулся. Банкноты я ловко спрятала в железную тумбочку – мой неприкосновенный запас на чёрный день, который, казалось, длился уже два столетия. Банковские карты, визитки и бумажки, исписанные неровным почерком, бесшумно полетели в пластиковый пакет к изрезанной одежде. И тут мои пальцы наткнулись на нечто неожиданное. Чёрная бумажная карточка, на которой загадочно красовались красные песочные часы, привлекла моё внимание. Этот символ мне был знаком, но откуда? Воспоминание, словно рыба на глубине, метнулось и скрылось в темноте.

Фантасты пишут о вампирах как о сверхсуществах, способных в мельчайших подробностях помнить всю свою жизнь. К сожалению, это не так. Горькая ирония вечности. Память у таких, как я, работает так же, как и у простых людей. Воспоминания блёкнут с каждым днём, а лица стираются из памяти. Что со мной было позавчера? Надо напрячься и восстановить в голове ту ночь. Что я делала десять лет назад? Я пожму плечами и покачаю головой. Даже если меня попросят описать, как выглядел судья, велевший казнить меня два века назад, я не смогу. Я просто не вспомню его лицо.

Хотя есть способ. Единственный дар, помимо этой проклятой жизни. Бессмертные не видят снов. Никаких монстров, полётов над Землёй, зацикленных ситуаций, из которых единственный выход – проснуться. Когда мы пережидаем день в своих укромных местах, куда не могут дотянуться лучи солнца, мы буквально проживаем события прошлого. В мельчайших подробностях – звуки, цвета, запахи, ощущения. Это не сон, а реконструкция, точная и безжалостная. И если этот судья явится ко мне в таком забытьи, я снова почувствую разодранной кожей коленей мокрый каменный пол и духоту свечного освещения, снова переживу, уже в своей голове, тот самый вечер, когда судья вынес мне приговор за колдовство и сговор с дьяволом. На закате я очнусь и явственно увижу перед собой его лицо. Вспомню его глаза, одеяние, голос, смердящий запах гнилых зубов. Но со временем и этот живой образ снова исчезнет, померкнет, как и все в этой бесконечности.

Я задумчиво показала карточку с красными песочными часами Роману. Тот лишь отрицательно мотнул головой: символ ему ни о чём не говорил. «Ладно, – прошептала я себе под нос, – твоя очередь подойдёт позже». Я отложила чёрный картонный прямоугольник в медицинскую тумбу к банкнотам, пообещав себе вспомнить, где видела эти красные песочные часы. Память упрямо молчала, словно дразня меня.

Затем я резким движением срезала пряжку с ремня. Медный орёл холодно блеснул в свете ламп, расправив крылья в моих пальцах. Я смотрела на бляху – ощущение холодного, чужого металла на коже вызывало странное беспокойство.

– Стала собирать сувениры? – Роман перевел взгляд с чёрной карточки на мою зажатую ладонь с пряжкой в виде птицы. В его голосе прозвучала не просто насмешка, а что-то более острое – старый, как сама наша бессмертная жизнь, укор, отточенный десятилетиями. В его глазах мелькнула тень того самого подвала каземат.

Я резко мотнула головой и спрятала металлического орла в задний карман юбки. Тяжесть бляхи неприятно оттягивала ткань.

– Я знаю правила, мы же их с тобой и придумали. Никаких сувениров. «Ни следов, ни памяти», – процитировала я, и слова прозвучали горькой пародией на нашу вечность.

– «Устав», – Роман прошептал, и пила в его руке на мгновение замерла, обнажая звенящую тишину, в которой повисли наши старые разногласия. – Мы были так самонадеянны, составляя эти заповеди в подвале парижской таверны. Думали, что сможем обуздать природу сводом законов, как какое-нибудь городское собрание. Смешно.

– Угу, – буркнула я. Он снова включил инструмент, и его ответ потонул в пронзительном визге, но я успела разобрать последнюю фразу, брошенную уже почти в никуда: «…а посмотри, во что это превратилось сейчас».

Я тяжело вздохнула и в знак капитуляции развела руками. Бесполезно спорить с ним, когда он в таком настроении.

Роман лишь коротко хмыкнул и с новым рвением принялся за работу. Я намеренно отвернулась и сделала вид, что с огромным интересом стала рассматривать ряды бутылочек и флаконов в медицинском шкафу. Мне нужно было отвлечься от этого кошмара.

Я не люблю смотреть на изуродованную плоть, меня буквально воротит от увечий и вида разъятых частей тел. Я всегда охочусь аккуратно: один маленький, точный укус – и всё. Я не леди Батори, кровавые ванны мне противны и чужды. Если бы не инстинкт, не «зверь» внутри, я бы поужинала той милой девушкой-невестой, пахнущую жасмином и надеждой. Подождала бы, пока она останется одна у входа в квартиру или уснёт в своей постели. Чуть придушила бы, чтобы она потеряла сознание, и уже тогда спокойно приступила бы к трапезе. До конца я бы её не выпила. Оставила бы немного крови, чтобы сердце жертвы остановилось само, после моего ухода. Место укуса смазала бы своей кровью – и рваная рана затянулась бы, не осталось бы и следа моих зубов на коже. Я отточила эту тактику охоты до совершенства. Это был мой ритуал, моя дань элегантности в этом уродливом мире. Всего несколько минут: без боли и страданий для жертвы, без последствий для меня. Идеальное, тихое преступление.

– Слушай, а чем можно опоить человека, чтобы он потерял власть над своим телом? – Мне пришлось почти кричать, чтобы перекрыть оглушительный визг пилы и отвратительное, мокрое чавканье.

– Тебе-то это зачем? – сквозь шум спросил Роман, не отвлекаясь от тела. В его голосе сквозил неподдельный интерес.

– Да этот блондин что-то подсыпал мне в напиток… Или бармен. Это было ужасное чувство, Роман. Я не могла контролировать своё тело, пока «зверь» не занял место, почуяв кровь «тела номер один», как ты выразился.

«Зверем» мы с Романом называли сидевшее в нас проклятие. То, что даровало нам бессмертную жизнь, а взамен требовало крови и всегда брало верх в случае смертельной опасности. Оно было нашим тюремщиком и спасителем в одном лице.

Роман медленно выключил пилу и пристально взглянул на то, что осталось от Сергея:

– Насильник, что ли? Я смотрел один криминальный сериал, где девушек на курорте опаивали отравленными алкогольными напитками и делали с ними ужасные вещи. К утру девушки плохо помнили, что с ними произошло. Очень реалистично снято.

– Видимо, тот сериал был снят по реальным событиям, – я горько пожала плечами, всё так же стоя к Роману спиной. Мысль о том, что могло бы случиться, заставила меня содрогнуться.