Космические кочевники

На проекторе появилось трёхмерное изображение планеты с наложенными данными.

– Согласно отчёту Шэня, планета называлась Хронос, – начала Лира. – Она была открыта примерно за пятьдесят лет до Коллапса секретной научной экспедицией, изучавшей пространственно-временные аномалии. Первоначально здесь обнаружили лишь незначительные гравитационные искажения, но затем, при более детальном исследовании, выявили уникальный феномен – локализованную область, где процессы энтропии обращены вспять.

– Они обнаружили аномалию или создали её? – спросил Киран.

– В документах есть расхождения, – ответила Лира. – В некоторых отчётах говорится об обнаружении естественного феномена, в других намекается на эксперименты с «усилением» первоначально небольшой аномалии. В любом случае, здесь была построена исследовательская база, – она указала на кольцевые структуры на поверхности. – Эти сооружения расположены концентрически вокруг эпицентра аномалии, позволяя изучать её с разной степенью воздействия.

– А что известно о последствиях пребывания в зоне инверсии? – спросила Элия. – Как это влияет на живые организмы? На технологии?

– Данные фрагментарны, – признала Лира. – Но есть указания на то, что биологические процессы внутри зоны действительно обращаются вспять – раны заживают, старение замедляется или даже обращается. Однако с неживой материей всё сложнее. Некоторые объекты, помещённые в зону, разрушались, другие – восстанавливались из повреждённого состояния. Шэнь предполагал, что результат зависит от «темпоральной резонансной частоты» объекта – концепции, которую я не до конца понимаю.

– А самое важное, – добавил Киран, – что происходит с сознанием? Если физическое тело омолаживается, что происходит с памятью? С личностью?

– По теории Шэня, – ответила Лира, – человеческое сознание и память существуют в своего рода… темпоральном пузыре. Они сохраняют свою целостность и направленность независимо от физических процессов. То есть, даже в зоне инверсии человек будет помнить своё прошлое и осознавать настоящее. Но это лишь теория, не подтверждённая долгосрочными исследованиями.

– Зонды входят в атмосферу, – прервала их Элия. – Получаю первичные данные.

Они обратили внимание на экраны, где отображалась информация, поступающая с зондов. Первые изображения показывали безжизненный, скалистый ландшафт с редкой растительностью, напоминающей земные лишайники и мхи. Небо имело странный голубовато-зелёный оттенок, придававший всему пейзажу инопланетный вид.

– Зонды приближаются к кольцевым структурам, – сообщила Элия. – Вижу детали конструкций. Определённо искусственного происхождения, сделаны из материала, похожего на армированный базальт. Архитектура функциональная, без декоративных элементов.

Изображения становились чётче по мере снижения зондов. Теперь они могли видеть полуразрушенные здания, разбросанные вокруг колец, заброшенную технику, покрытую слоем пыли, узкие дороги, соединяющие объекты.

– Похоже на научную базу, – заметил Киран. – Жилые модули, лаборатории, складские помещения. Всё, что нужно для автономного существования исследовательской группы.

– И всё давно заброшено, – добавила Лира. – Судя по степени разрушения и эрозии, здесь никого не было очень давно. Возможно, со времён Коллапса.

– Зонд №1 приближается к периметру аномалии, – сказала Элия, напряжённо наблюдая за данными. – Расстояние – пятьсот метров… триста… сто…

Все трое замерли, наблюдая за экраном. Изображение с зонда показывало странное мерцание впереди – словно воздух колебался, создавая визуальные искажения.

– Пятьдесят метров… двадцать… десять…

Внезапно изображение задрожало, покрылось полосами помех, затем полностью исчезло. Данные телеметрии прервались.

– Потеряла контакт с зондом №1, – сообщила Элия, проверяя системы. – Он… исчез. Не разрушен, не повреждён, просто исчез из наших сенсоров.

– Зонд №2 тоже приближается к границе аномалии, – сказал Киран, указывая на другой монитор. – С другой стороны периметра.

Они наблюдали, как второй зонд достиг мерцающей границы. Но на этот раз, вместо исчезновения, произошло нечто странное – изображение словно перевернулось, цвета инвертировались, а затем… зонд начал передавать то, что можно было описать только как видео, идущее в обратном направлении. Камни, которые он заснял ранее, теперь двигались в обратном направлении, пыль собиралась в воздухе в странные фигуры, тени перемещались против движения солнца.

– Невероятно, – прошептала Лира. – Он действительно вошёл в зону инверсии времени. И продолжает передавать данные!

– Но я не понимаю, почему первый зонд исчез, а второй продолжает функционировать, – нахмурилась Элия.

– Возможно, дело в угле входа или каких-то других параметрах, которые мы не учитываем, – предположил Киран. – Что с остальными зондами?

– Зонд №3 только что достиг периметра, – ответила Элия, – и… он тоже прошёл! Передаёт данные, аналогичные зонду №2. А вот зонд №4… – она замолчала, наблюдая за экраном, – только что исчез, как и первый.

– Два из четырёх, – задумчиво произнесла Лира. – Шансы 50/50. Это… обнадёживает и тревожит одновременно.

Они сосредоточились на данных, получаемых с двух функционирующих зондов. Помимо визуальной информации, зонды передавали массу других показаний – химический состав атмосферы, радиационный фон, гравитационные и электромагнитные параметры.

– Смотрите! – внезапно воскликнула Элия, указывая на экран. – Зонд №2 фиксирует что-то странное.

На изображении, среди полуразрушенных зданий, можно было заметить движение – словно тени перемещались между конструкциями, собираясь в некие формы, затем распадаясь и снова собираясь.

– Что это? – напряжённо спросил Киран. – Какая-то форма жизни?

– Не похоже, – Элия увеличила изображение и применила различные фильтры. – Скорее, это… темпоральные эхо. Отголоски событий, происходивших здесь в прошлом. Или, учитывая инверсию, в будущем?

– Как призраки, – тихо сказала Лира. – Только не душ, а моментов времени.

Зонды продвигались глубже в зону аномалии, приближаясь к центральному кольцевому сооружению. По мере приближения, странные эффекты становились всё более выраженными – объекты спонтанно реконструировались из руин, растения быстро росли или, наоборот, втягивались обратно в землю, небо меняло цвета в странных, нелогичных последовательностях.

– Похоже, интенсивность инверсии увеличивается к центру, – заметила Лира. – Ближе к периферии эффекты слабее, больше напоминают флуктуации. В центре же… полное обращение.

– Зонд №3 достиг третьего кольца, – сообщила Элия. – Он фиксирует… – она замолчала, пораженная. – Это невозможно.

На экране они увидели то, что казалось невероятным – полуразрушенные здания восстанавливались на глазах, мусор и обломки собирались обратно в целые конструкции, ржавчина исчезала с металлических поверхностей. И среди этого хаоса обратного созидания можно было увидеть человеческие фигуры – нечёткие, прерывистые, как голограммы с плохим приёмом, но определённо люди в рабочей одежде, двигающиеся странными, рывками, задом наперёд.

– Учёные, – прошептала Лира. – Исследователи, работавшие здесь триста лет назад. Мы видим… эхо их присутствия, отпечатавшееся в ткани времени.

– Но как такое возможно? – потрясённо спросил Киран. – Даже если время течёт вспять, как могут сохраняться такие чёткие образы спустя столетия?

– Возможно, дело в самой природе Нексуса, – предположила Лира. – Если инверсия темпоральных процессов достаточно сильна, то события не просто движутся в обратном направлении – они повторяются, снова и снова, как зацикленная запись.

– Зонд №2 теряет стабильность, – внезапно сообщила Элия. – Данные искажаются, сигнал слабеет.

Изображение с зонда действительно становилось всё более фрагментарным, распадаясь на отдельные кадры, между которыми зияли пробелы.

– Зонд №3 тоже, – добавила она через несколько секунд. – Думаю, воздействие темпоральной инверсии разрушает их электронику.

Прежде чем кто-либо успел ответить, оба зонда одновременно прекратили передачу данных. Экраны заполнились статическим шумом.

– Потеряла все зонды, – мрачно констатировала Элия. – Но мы получили достаточно информации для первичного анализа.

– Что ж, – Лира отошла от консоли и повернулась к своим спутникам. – Теперь у нас есть подтверждение. Нексус Инверсии реален. Время там действительно течёт в обратном направлении, причём с разной интенсивностью в зависимости от расстояния до центра.

– Вопрос в том, что мы будем делать с этим знанием, – сказал Киран. – Высадка на поверхность?

– Слишком рискованно без дополнительной информации, – возразила Элия. – Мы видели, что даже зонды не выдержали длительного воздействия аномалии. Что может случиться с людьми?

– Согласно отчётам Шэня, люди более устойчивы к темпоральным эффектам, чем электроника, – заметила Лира. – Что-то связанное с органической природой сознания.

– Всё равно слишком опасно, – настаивала Элия. – Мы должны сначала понять механизм аномалии, разработать защитные меры.

Лира задумалась. Она понимала опасения Элии, но также осознавала, что время работает против них. Рано или поздно Флот обнаружит их исчезновение и отправит поисковые корабли. Кроме того, данных, собранных зондами, было недостаточно для полного понимания природы Нексуса и его потенциального использования.

– Предлагаю компромисс, – наконец сказала она. – Мы спустимся на поверхность, но останемся за пределами зоны инверсии. Исследуем базу, соберём любые данные, которые могли сохраниться в компьютерах или архивах. Это даст нам больше информации для принятия решения о дальнейших действиях.

Киран и Элия обменялись взглядами, затем кивнули.

– Звучит разумно, – согласился Киран. – Но нам нужно быть предельно осторожными. Никаких рисков, никаких импровизаций.

– Согласна, – сказала Элия. – Я подготовлю защитное снаряжение и дополнительные датчики для мониторинга темпоральных флуктуаций.

– Тогда решено, – подвела итог Лира. – Готовимся к высадке на Хронос. Возможно, там мы найдём ответы на вопросы, которые привели нас сюда. И, если повезёт, ключ к спасению человечества.

Она посмотрела на экран, где всё ещё отображалась трёхмерная модель планеты с мерцающей аномалией. Где-то там, в центре этого странного феномена, возможно, скрывался путь в прошлое – шанс изменить историю, предотвратить Коллапс, вернуть человечеству его звёздную империю. Или, как опасался Корвин, окончательно уничтожить остатки реальности, в которой они существовали.

В любом случае, они были на пороге открытия, которое могло изменить всё. И отступать было поздно.

Подготовка к высадке заняла несколько часов. Элия проверяла и перепроверяла защитное снаряжение, Киран настраивал посадочный модуль, а Лира изучала данные, полученные с зондов, пытаясь составить карту безопасных зон вокруг аномалии.

Наконец всё было готово. Они облачились в лёгкие экспедиционные скафандры – не громоздкие космические костюмы, а скорее усиленные защитные комбинезоны, способные обеспечить автономное жизнеобеспечение в течение суток и защитить от радиации или токсичных веществ.

– Сенсоры встроены прямо в ткань, – объясняла Элия, помогая Лире проверить системы её скафандра. – Они будут непрерывно мониторить окружающую среду и предупреждать о любых аномалиях. Особое внимание уделено детекторам темпоральных флуктуаций – если вы приблизитесь к границе зоны инверсии, костюм немедленно сигнализирует об этом.

– А это? – Лира указала на небольшое устройство, прикреплённое к предплечью скафандра.

– Темпоральный стабилизатор, – ответила Элия. – Теоретическая разработка, основанная на данных с Мнемозины. Должен создавать локальное поле, защищающее от незначительных темпоральных флуктуаций. Не уверена, насколько эффективно это будет работать против полной инверсии, но хоть какая-то защита.

Киран тем временем завершил предполётную проверку посадочного модуля – небольшого суборбитального корабля, предназначенного для перемещения между орбитой и поверхностью планеты.

– Всё готово, – сообщил он. – Посадочная площадка выбрана здесь, – он указал на карту, – примерно в двух километрах от периметра аномалии. Достаточно близко для исследований, но с хорошим запасом безопасности.

Они заняли свои места в посадочном модуле. Киран активировал системы отстыковки, и небольшой корабль отделился от «Странника», который остался на орбите в автоматическом режиме поддержания позиции.

Спуск на поверхность Хроноса был относительно спокойным, лишь при входе в атмосферу они ощутили некоторую турбулентность. Киран уверенно вёл корабль к выбранной посадочной площадке – относительно ровному участку между руинами каких-то строений.

Когда они приземлились и открыли внешний люк, их встретила странная, инопланетная картина. Небо над ними имело бирюзовый оттенок с прожилками зелёного, словно кто-то смешал краски в причудливом узоре. Солнце, видимое сквозь тонкие облака, казалось меньше земного и испускало оранжево-красный свет, придававший всему ландшафту теплое, почти закатное освещение, несмотря на то, что был местный полдень.

Сама поверхность была скалистой, с редкими пятнами растительности – странными, приземистыми растениями с толстыми стеблями и широкими листьями, напоминающими кактусы, но с фиолетовым оттенком. Повсюду виднелись руины – обломки зданий, покосившиеся конструкции, остовы каких-то механизмов.

– Добро пожаловать на Хронос, – тихо произнесла Лира, делая первый шаг на поверхность планеты.

Датчики их скафандров немедленно начали сбор данных. Атмосфера была действительно пригодна для дыхания, хотя и содержала немного больше кислорода, чем оптимально для человека. Температура на поверхности составляла приятные 18°C, а гравитация была чуть слабее земной, что придавало их движениям лёгкую пружинистость.

– Выглядит безжизненным, – заметил Киран, осматривая окрестности. – По крайней мере, с точки зрения фауны.

– Флора тоже не особо разнообразна, – добавила Элия, изучая ближайшие растения. – Монокультура, адаптировавшаяся к местным условиям. Я бы предположила, что это не эндемичные виды, а привезённые исследователями.

– Согласно данным Шэня, планета изначально была практически стерильной, – сказала Лира. – Они привезли некоторые земные и марсианские растения, адаптированные к условиям низкой гравитации и высокой солнечной радиации. То, что мы видим, – вероятно, результат трёхсотлетней эволюции этих культур без человеческого вмешательства.

– Смотрите, – Киран указал в сторону горизонта, где виднелась граница темпоральной аномалии – еле заметное мерцание в воздухе, словно марево над раскалённой дорогой, но с более структурированным, почти геометрическим паттерном.

– Темпоральная мембрана, – кивнула Лира. – Граница между нормальным течением времени и инвертированным.

– Датчики подтверждают наличие сильных пространственно-временных искажений в том направлении, – сказала Элия, проверяя показания. – Но здесь мы в безопасности. Фоновый уровень темпоральных флуктуаций минимален.

– Тогда начнём исследование, – Лира указала на ближайшие руины. – Нас интересуют любые данные о природе аномалии, её происхождении и возможном использовании. Особенно важны записи о людях, входивших в зону инверсии, и последствиях этого.

– Эти здания выглядят как административный центр, – заметил Киран. – Если где-то и сохранились архивы, то, скорее всего, там.

Они осторожно двинулись к руинам, внимательно следя за показаниями датчиков. Здания представляли собой типичные модульные конструкции, использовавшиеся для научных станций в поздний докризисный период – функциональные блоки из армированного композита, соединённые переходами. Большинство строений находилось в плачевном состоянии – обрушившиеся крыши, провалившиеся стены, выбитые окна. Но некоторые сохранились достаточно хорошо, чтобы можно было исследовать их внутренности.

– Осторожно, – предупредил Киран, когда они приблизились к входу в одно из наиболее сохранившихся зданий. – Конструкции могут быть нестабильны.

Внутри здание оказалось более сохранным, чем снаружи. Они вошли в то, что когда-то было главным холлом административного центра. Пыль и обломки покрывали пол, но можно было различить очертания стоек, столов, терминалов.

– Смотрите, – Элия указала на стену, где висела полустёртая схема комплекса. – Карта базы.

Они подошли ближе. Несмотря на выцветшие краски и повреждения, схема всё ещё была читаемой. На ней был изображён научный комплекс, состоящий из нескольких концентрических колец зданий, окружающих центральную структуру, обозначенную как «Ядро» – очевидно, эпицентр темпоральной аномалии.

– Это архивный отсек, – Лира указала на маркировку одного из помещений в здании, где они находились. – Если повезёт, там могли сохраниться носители информации.

Они двинулись по пыльным коридорам, освещая путь фонарями скафандров. Большинство дверей были заблокированы обломками или заклинили от времени, но некоторые поддавались. За ними они находили офисы, лаборатории, технические помещения – все в состоянии запустения и упадка.

Наконец, они достигли двери с маркировкой «Архивный отсек А-7». Дверь была закрыта и, в отличие от большинства других, выглядела относительно неповреждённой.

– Похоже на защищённое хранилище, – заметил Киран, осматривая массивную металлическую дверь. – Вероятно, с системой контроля среды внутри.

Элия изучила панель управления рядом с дверью: – Система заблокирована, но, возможно, я смогу её обойти.

Она достала из своего набора инструментов компактный электронный взломщик и подключила его к панели. Устройство начало перебор возможных кодов, анализируя структуру системы безопасности.

– Может занять некоторое время, – предупредила Элия. – Системы этого периода часто имели необычные протоколы защиты.

Пока Элия работала с дверью, Лира и Киран исследовали соседние помещения. В одном из них они обнаружили то, что когда-то было офисом высокопоставленного сотрудника. На столе лежали остатки бумажных документов – редкость даже в докризисный период. Лира осторожно перевернула полуистлевшие страницы.

– Это личный журнал, – сказала она, разбирая выцветший текст. – Принадлежал… доктору Анне Ли, заместителю директора по исследованиям. Послушайте это:

«День 212 проекта Хронос. Первый долгосрочный эксперимент с живым субъектом в зоне инверсии завершился успешно. Подопытное животное (генетически модифицированная крыса) провело в зоне 24 часа по внешнему времени. При извлечении обнаружено значительное омоложение на клеточном уровне, эквивалентное примерно 15% продолжительности жизни вида. Поведенческие паттерны и память, судя по тестам, не пострадали. Это подтверждает нашу гипотезу о дифференциальном воздействии темпоральной инверсии на физическую и ментальную составляющие живых организмов.

Директор Чен настаивает на ускорении программы и переходе к человеческим испытаниям, несмотря на возражения этического комитета. Его аргумент: "Если мы правы, то у нас есть ключ к бессмертию. Если ошибаемся – что ж, в худшем случае пожертвуем одной жизнью ради величайшего открытия в истории человечества." Я понимаю его рвение, но меня беспокоят долгосрочные последствия. Что если инверсия времени на биологическом уровне – это лишь побочный эффект? Что если истинная цель аномалии – нечто более фундаментальное?»

Лира перевернула страницу, но следующие листы были слишком повреждены, чтобы разобрать текст.

– Бессмертие, – тихо произнёс Киран. – Вот что их интересовало на самом деле.

– Не только, – возразила Лира. – Анна Ли понимала, что может быть нечто большее. Возможность не просто продлить жизнь, но изменить само течение истории.

Их размышления прервал голос Элии из коммуникатора: – Я открыла дверь! Архив доступен.

Они поспешили обратно к архивному отсеку. Массивная дверь была теперь приоткрыта, и Элия с торжествующим видом стояла рядом.

– Система оказалась устойчивее, чем я ожидала, – сказала она. – Но старые протоколы всегда имеют уязвимости.

Они осторожно вошли в архив. В отличие от других помещений базы, здесь царил почти идеальный порядок. Защитные системы, очевидно, работали все триста лет, сохраняя содержимое от разрушительного воздействия времени и окружающей среды. Ряды хранилищ данных, полки с физическими образцами, герметичные контейнеры с документацией – всё выглядело так, словно сотрудники просто вышли ненадолго и вот-вот вернутся.

– Невероятно, – прошептала Лира, осматривая помещение. – Настоящая капсула времени.

– Судя по состоянию, здесь использовались самые продвинутые системы консервации того периода, – заметила Элия. – Возможно, даже с элементами темпоральной стабилизации, разработанными на основе изучения самой аномалии.

Они начали систематический осмотр архива. Киран проверял физические образцы и оборудование, Элия занялась электронными хранилищами данных, а Лира сосредоточилась на документации.

– Здесь целая библиотека исследований о Нексусе, – сказала она, просматривая ряды датакристаллов и бумажных документов. – Отчёты, теории, эксперименты… Десятилетия работы.

– Я нашла рабочую консоль! – воскликнула Элия. – Система в спящем режиме, но, кажется, всё ещё функциональна.

Она активировала древнее устройство, которое медленно загрузилось, отображая интерфейс, типичный для поздней докризисной эпохи. Потребовалось несколько минут, чтобы разобраться в системе и получить доступ к архивным данным.