О чем говорят чернила

Незнакомец с драматической точностью замолчал. Руки избавились от серых перчаток и нырнули куда–то в полы серого жилета под серым пальто. Оттуда, вопреки серому облику, появилась черная трубка, явно демонстрирующая то, во что превращаются легкие от её использования.

Ворон молчал, рассматривая заголовок «Лингвофрики вышли из тени! Скажем «спасибо» нет!»

– …безумие – типичная болезнь для человека, которого лишили вчерашнего дня, – продолжал незнакомец. – Слишком многие хотят, чтобы сегодня было таким же, каким оно было вчера. Все хотят крепко стоять на ногах, что, как выяснилось, делать крайне сложно, если земля под ногами начинает оживать. Я не претендую на роль пророка, но…

– Я – это кто? – наконец подал голос Ворон. – Не думаю, что мы знакомы.

– Какая наблюдательность. Только это делает вам честь, – хмыкнул незнакомец и затянулся дымом из трубки. – Так уж вышло… но люди, которые водят со мной знакомства, склонны умирать вдали от своей постели. И это не угроза, сэр Ворон. Во всяком случае, пока не угроза. Скорее, невольное наблюдение общей тенденции.

Ворон сжал края газеты сильнее, но почти мгновенно привел себя в порядок. О внутреннюю часть черепной коробки билась яркая, как полярная звезда, мысль. Убей. Враг. Уничтожь. Об этом же кричала каждая из пяти кровоточащих татуировок, в которых жило нечто, чему нельзя давать холоду. И это не фигура речи… в этом кипящем зуде действительно плавала чья–то чужая воля… «Убей. Сделай это. Накорми нас ведь…»

…ведь именно за этим он и вернулся в Рондарк.

– Куришь? – предложил незнакомец.

– Нет.

– Правильный ответ. Пять звезд мог заполучить только человек, который очень любит жизнь. Человек курящий не хочет умереть, но и за жизнь особо не цепляется. Впрочем, нельзя сказать, что служба в морском корпусе намного полезнее, чем акт табачного гедонизма, – хихикнул человек. – Мое имя Нергал Селл. И я, сэр Ворон, очень заинтересован в ваших практических навыках… как же их называют «умерщвление неугодных угодными». Я нигде не ошибся?

– Только дверью. Корзина явно не ваш уровень, сэр.

– Остришь. Похвально. Юмор был и будет лакмусовой бумажкой, определяющей уровень интеллекта. Предлагаю опустить в омут твоего мыслительного процесса ещё пару крючков и посмотреть, что у тебя получится выловить. У тебя, Ворон, есть два пути. Один из них предполагает, что мы пожмем друг другу руки и поговорим о делах насущных. Второй же путь, – рука Нергала указала на входную дверь. – всегда открыт. В конце концов, свобода выбора – залог здоровой демократии.

Ворон сложил газету и вгляделся в дверь, на которую ему указали. Татуировки зазудели с новой силой. Кровь с расцарапанных костяшек уже запачкала бумагу и капала с кончиков пальцев на пол. Татуировки всегда добивались своего – пили кровь, даже если она принадлежала хозяину.

– Там люди? – спросил Ворон.

– Безусловно.

– Много?

– Достаточно.

– И они вооружены…

– В пределах разумного.

Ворон задумался, проводя в голове неловкие математические расчеты того, сколько именно в численном эквиваленте содержит в себе слово «достаточно». Как итог, «достаточно» обладало достаточным количеством, чтобы его, Ворона, умертвить или обездвижить.

– И зачем?

– Что зачем? – переспросил Нергал.

– Ты сейчас к моей глотке нож приставил. Даже если на твое предложение соглашусь, что мне помешает выйти следующим утром из таверны, купить коня и… уйти?

– Приятно видеть сознательных людей, – Нергал хихикнул и снова затянулся дымом. – Но люди на улице мне нужны были исключительно для того, чтобы ты не ушел раньше времени. Знаешь ли, мой дорогой Ворон, я в этом городе давно и желаю ему добра. Больше скажу, я желаю добра всему миру… но вынужден здраво оценивать свои шансы. Во всяком случае, я хочу вывести Рондарк на тот уровень, который позволит людям бояться за свою жизнь чуть меньше. И когда я говорю «людям», я имею ввиду все расы. В реалиях нашего века так будет удобнее. Ведь человек – это не определение расы, это тот, кто обладает «человечностью»… а человечность – понятие весьма растяжимое.

Ворон промолчал и понял, что ногти впились ему в ладони. Так много красивых слов «добро», «человечность», «вывести на новый уровень». Все то же самое говорили люди его матери, прежде чем уничтожить её жизнь…

Однако вслух Ворон сказал другое:

– Хотелось бы, чтобы люди думали так же, как вы.

– Поэтому мне и приходится искать единомышленников, мой дорогой друг, – отвечал Нергал. – Тех, на кого я смогу положиться. Вот, например, тебе известно, что за последнюю неделю в Рондарке произошла весьма и весьма скверная череда убийств?

– В газете видел. Но убийств за жизнь мне хватило. Не заострял внимания.

– Имена убитых – это имена старых авторитетных лиц в области криминального сегмента. Вонг Кругодуб, Лиркин Члерног, Ален, по кличке Ясень. Лет десять назад они были крупными шишками в городе и успели сделать много того, что можно назвать непоправимым, антигуманным… эпитетов более чем достаточно.

– Вероятно, их покарали боги.

– Да. Выколотые глаза, сломанные руки, вырванные ногти, сломанный позвоночник… Я не сомневаюсь, что это были именно они. Узнаваемый подчерк. И я бы очень хотел помогать именно таким… решительным богам и дальше карать тех, кто этого заслуживает. Приносить в их храм подношения и даже помогать с поиском, чтобы молния с небес случайно не убила невиновного, – Нергал разлегся на стуле и выглядел расслабленным. – Словом, быть попутным ветром в парусах божьей воли.

На секунду в зале повисла тишина, но не на долго. С лестницы, ведущей на второй этаж, отставив к верху филейную часть, спустился старик Ингор. Протирая щекой каждую из ступенек, а затем и пол, он полз за чем–то очень маленьким, членистоногим и усатым.

Нергал и Ворон переглянулись. Морпех с прищуром посмотрел на дверь, за которой слышал запираемые замки, и прикинул в голове, есть ли выход из этой комнаты. Но кроме окна, которое было зарешечено, ничего такого в голову не приходило.

– Гибискус–активус! Редкий… очень редкий… – шептал себе под нос Ингор. Жучок перед ним остановился, и раскрытый голубой глаз старика приблизился к панцирю ещё ближе. – Какой изящный экземпляр таракана. Какая грация. На одну лапу больше, чем у обычных особей. Правое крыло имеет более темный пигмент, чем левое. На усиках нехарактерные кисточки. Превосходно… АЙ!

Тело старика взметнулось вверх, как если бы его кто–то поднял за пояс. Ингор повис в воздухе, заозирался в поисках чего–то, что могло его поднять, однако в глаза ничего не бросалось.

На лице старика расцвела улыбка.

– ЛЕВИТАЦИЯ! Ха–ха, ВЫСШИЙ волшебник наконец обрел крылья! Клевета! Рожденные ползать умеют летать! ХА–ХА! Ворон! Ворон, смотри, я летаю!

Старик расставил руки на птичий манер и начал качаться в воздухе. Словно повинуясь дуновению ветра, старика понесло обратно к лестничному пролету.

– Нет-нет-нет! Не туда! НЕ ТУДА! ГИБИСКУС…

Старик скрылся Где-то на втором этаже, однако голос его эхом разносился по «корзине всячины». У Ворона не было никакого желания оборачиваться на своего серого собеседника, ибо ожидал увидеть там ехидную улыбочку.

Да, именно она там и была. А в голове морпеха мелькали истории про мантии невидимки и народ кудрей – гуманоидных хамелеонов, которых, если они того не захотят, будет невозможно увидеть.

– Попутным ветром в парусах, говоришь… – медленно потянул Ворон.

– Ну да. Если отойти от метафор, то тебе не придется делать ничего сверх того, что ты будешь считать правильным. Наша задача почистить город и сделать его лучше. Без помощи, Ворон, ты очень скоро наживешь себе врагов, с которыми не сможешь тягаться. У тех троих, кого ты пришил, были друзья в гильдии воров и братстве. Этим делом мог заинтересоваться и Сим Воленс… он любит загадки. Твоя удача, что сейчас у него своих забот по горло.

– Думаешь, я боюсь?

– Нет. У тебя просто недостаточно фантазии…

– Мне не нужно представлять, что такое смерть.

Нергал Селл хотел съязвить, но он слишком хорошо знал, когда люди лукавят или бахвальствуют. Ворон не делал ни того, ни другого. Перед ним сидел человек, который действительно знал, что такое смерть, и смотрел этой смерти в глаза.

– В любом случае, тебе нужны союзники. И я хочу предложить свою кандидатуру.

Ворон думал. Жизнь не обделила его ни интеллектом, ни силой, но всю жизнь он предпочитал притворяться тем, кем был в глазах других. Это давало ему небольшую фору. Помогало выжить. Если он согласится сейчас, это будет не очень убедительно.

– Я должен буду работать на того, кто очень похож на людей, которых я презираю…

– Во–первых, не «на того», а «с тем». Мы партнеры. Ты профессионал в своем деле, я – в своем. А во-вторых… – Нергал задумался. – Средне статический герой всегда похож на злодея. Более того, именно добро учит зло, каким оно должно быть. По этой причине из белого и черного, в итоге, получилось серое. И хочу тебе сказать: именно серое в Рондарке можно назвать белым. Смерть ради меньшего количества смертей в будущем. Ложь во благо. Все это является нашим арсеналом, Ворон, и то, что необходимо добру, чтобы бороться со злом.

Повисла пауза. Один из пьяных забулдыг, спавших в конце таверны, всхрапнул, икнул и пробурчал нечто невнятное. Тишина снова вонзилась в уши трелью, но Ворон не дал ей затянуться:

– Допустим, что я согласился, – выдавил из себя Ворон, хотя внутри у него от такой лжи сжималось и бурлило.

Единственным его успокоением была мысль, что на этот раз Он будет использовать собеседника. А как только начнет терять контроль над ситуацией, просто убьет его, как сделал это с Вонгом Кругодубом и остальными.

– Я не прошу тебя соглашаться сейчас, – легко выдал Нергал Селл и поднялся со стула. – Ты услышал все, что мне необходимо. Решение ты должен принять к рассвету, и, в случае, если он будет положительным, прийти к основанию Солнечной Башни Вавилла. Там мы докажем друг другу, что можем быть полезны, – закончил Нергал и протянул Ворону руку.

– Ага, – без особого интереса ответил морпех и проигнорировал жест «партнера».

Последний не обиделся и, оставив на столе пару серебряных марок, вышел на улицу. Ворон не посмотрел вслед уходящему, а уходящий не обернулся.

На улице было пусто. Ни одного человека. Нергал Селл посмотрел на звезды, на летающие силуэты нетопырей и кашлянул. Где-то вдали завизжали дерущиеся кошки, затем послышался крик дерущихся людей и звук разбитого окна.

– С вашей стороны было опрометчиво идти на такую встречу одному, сэ-э-эр, – позади Нергала возник человек в черном фраке.

– Возможно.

– Но переговоры прошли успешно?

– Вполне.

Оба они двинулись к карете, стоящей в тени булочной «Хоп, сахарок». Нергал на ходу принялся стягивать с себя серую одежду и выбросил её в ближайший переулок. Компаньон во фраке тут же подал ему стильный черный костюм.

– Благодарю, Фальер. Ненавижу неопределенность, – учтиво улыбнулся Нергал и принял костюм.

На облучке кареты сидел человек. Высокий, плечистый, с мечом на коленях. Те, кто видели этот меч и его обладателя, резко меняли угодья ночной охоты за кошельками. А те, кому такой демонстрации было недостаточно при лунном свете, могли рассмотреть костяшки правой руки, где красовались татуировки щитомордых. Три штуки, причем одна из них была счесана почти до основания, и кожа на этом месте была белая.

– Не хочешь зайти пожелать здравия старому другу, а, Нед? – спросил Нергал с усмешкой, натягивая пиджак. – Он сегодня в хорошем расположении духа.

– Он меня убьет, – хмыкнул названный Недом, сверкнув красным из–под капюшона. – Как вы говорили… здесь нужно быть деликатнее.

– Вольному воля, – пожал плечами Нергал и нырнул в дилижанс.

Остаток пути по стучащей мостовой его мучила мысль о «чародее» Ингоре и о его непроизвольном акте левитации…

***

Ночь выдалась тихой, как всегда бывает перед бурей. Луна изредка мелькала между плотными бетонными тучами, окропляя рыжие крыши молочным светом. На одной из таких крыш лежал абсолютно черный, словно искупавшийся в дегте кот. Медленно моргая, как делают все коты, когда чувствуют себя прекрасно, он смотрел на здание напротив себя.

Если бы этот кот умел читать, он бы увидел тусклую вывеску «Канат». Но кот читать не умел, чего нельзя было сказать о счете. Мать–кошка научила его считать до тысячи. На вопросы, есть ли ещё числа после тысячи, мать–кошка отвечала, что есть, но столько мышей в каменном мешке найти не получится, а значит и смысла в этих оставшихся числах нет.

…но, в таком случае, черного кота волновал другой вопрос. Зачем ему знания умножения, деления, знание логарифмов и тридцать способов нахождения синуса у равнобедренного треугольника.

Кот зевнул, оскалив ряды маленьких белых зубов. Ромбовидные зрачки сжались и расширились в две огромные орбиты. В темноте, по дому с названием «Канат», ползло нечто прямоугольное. Ничего подобного черный кот не видел, а потому поборол в себе хищника и остался на прежнем наблюдательном пункте.

То была книга. Огромная зубастая книга, перебирающая сотней мелких ножек, цеплявшихся за щели между кирпичами, за сколы и железные бляхи от водосточных труб. Книга медленно продвигалась вверх, а затем нащупала верхним рядом своих лапок окно. Точнее, его отсутствие. Никакого стеклопакета или чего–то подобного. «Канат» был заведением для совсем нищих и совсем отчаявшихся. Его второй этаж представлял из себя сплошную спальную зону, поперек которой протянули веревки. Спать можно было исключительно опершись об эти веревки, ибо таким образом более богатые клиенты могли спать на полу со всеми удобствами, клопами, крысами и простуженными легкими. Зимой же цены менялись – канаты стоили дороже, ибо на них был меньше шанс подхватить кровохарканье.

Книга перевалилась через оконный проём и рухнула на пол. В дальней стороне «Каната», цепляясь за веревку одной рукой, сидел на коленях парнишка. Бывший подмастерье алхимика Дорика по имени Абди. Юноша мгновенно вскочил и перевалился всем телом через веревку. Ему хватило один раз получить нагайкой между лопаток, чтобы больше не скатываться на финансово недоступный пол.

Прежде чем глаза подмастерья привыкли к темноте, книга, с переплетом из человеческой кожи, успела подползти ближе.

– А-а-а! ИЗЫДИ, демонская дрянь! – выругался парнишка, и только канат не дал ему упасть филейной частью на пол.

Гримуар заполз в квадрат лунного света. Между страниц пробивался красный язычок закладки. Паучьи лапки остановились и принялись переминаться с одной стороны на другую.

Абди смотрел на книгу с неподдельным ужасом, но одновременно с этим Где-то в груди его обжигал восторг. Учитель Дорик всегда повторял две вещи: его имя никогда нельзя произносить с приставкой Пи, и то что он стал именно таким, каким стал исключительно благодаря книгам. Древние романы, забытые повести, кричащие пасквили, научные диссертации, учебники… все они приближали человека к магии просто потому, что воплощали собой выдуманную реальность, материализовывали её. Истинные алхимики на протяжении всей жизни искали opus magnum, и это далеко не преображение свинца в золото. Они искали силу Бога – преображение одного вещества в другое… и литература, по мнению Дорика, преуспела в этом чуть больше, чем алхимия.

Живая книга в глазах Абди была предзнаменованием рока. Он внезапно почувствовал себя избранным, как в тот день, когда учитель принял его в подмастерье. Страх уступал профессиональному любопытству. Ведь это не просто туповатый любовный роман или рассказ – эта книга обладала своей волей. Слова внутри этой книги хотят быть прочитанными. Хотят быть… услышанными.

А услышав их, Абди, конечно же, поймёт, как сделать философский камень. Он утрет нос этому Дорику и покажет, что он достоин звания алхимика больше, чем его учитель.

Абди ослабел и сполз на пол. Казалось, в нем не оставалось сил на то, чтобы даже здраво думать. Когда не ешь несколько дней подряд, такое случается. Однако его хватило на то, чтобы встать на четвереньки и, подволакивая обе ноги, двинуться к книге. Она покорно ждала, двигая из стороны в сторону красной закладочкой, а затем…

…открыла пасть. Вспыхнули тысячи, миллионы ярких белых букв, символов, иероглифов и сигилов. Они становились все ярче и ярче, плясали неплотными хороводами вокруг угасающего сознания. Каждая буква пыталась что-то донести, что-то сказать, они обретали собственное сознание и волю внутри его головы. Буквы сталкивались друг с другом, размножались, образовывали слова, складывались в словосочетания и предложения…

Абди смотрел, слушал и старался понять, о чем говорят чернила.

Глава 2…

В которой активная демократия докажет, что власть умеет меняться. Роднарк станет на пару чародеев «магичнее» чем был и познает все прелести изоляции. А читателю придется задаться вопросами: при чем здесь лингвофрики и правильные решения?

Солнце всплыло Из-за горизонта, нехотя, облизав лучами зеленые луга, каменные лощины и шпиль обрушенной Солнечной Башни Вавилла. Развалившиеся арки, трещины на каменной кладке, рассыпавшиеся бойницы, заваленные строительным мусором коридоры и лестницы. Верхние этажи башни были в экстренном состоянии… во всяком случае, так могло показаться.

На самом же деле, их поддерживали в таком состоянии, искусственно придав каменному строению столь ущербный вид, что даже вольнонаемные горгулии не решались декорировать собой их фасад.

Предшественник Эди Рамы, Асфольд Добродуб, придумал эту стилизацию по двум причинам: первая – показать людям вневременную достопримечательность. Солнечная Башня была единственной в своем роде, ведь не просто стояла извечным барбаканом, но и представляла собой центр в солнечных часах. В минувшую эпоху люди отслеживали время по тени, говоря «пол лазарета Святого Гроувика», что обозначало пол девятого. Или «Без десяти кабак Роди». У каждого временные привязки касались разных мест, но каждый находил с собеседником точки соприкосновения.

Второй же причиной такой стилизации стала метафора, причем простая и прямая – если полезешь далеко вверх, тебя сломают. А потом в качестве народного увеселения поставят в центре города и не факт, что живого. Мертвые тоже умеют забавлять. Рондарк всегда славился дурным чувством юмора. Настолько дурным, что местные жители, читая газету «Золотое руно», не всегда понимали, где реальные новости, а где колонка с пошлыми анекдотами.

В этой же газете промелькнула новость, которая встряхнула город не слабее, чем землетрясение вчерашнего дня. Заголовок «Король умер! Да здравствует король!». Работники местного почтамта резво бегали от квартиры к квартире, раздавая утренний тираж газеты. А люди, получившие в свое пользование клочок типографии и информации, вздыхали, охали и обсуждали случившееся нечто – Эди Рама умер.

Сим Воленс, шедший к Солнечной Башне Вавилла с самой кордегардии Клешневых ворот, где по случайности заночевал, успел услышать уйму разных трактовок случившегося. По словам некоторых трактирщиков, на улицах образовалась орда наемников, пришедших с севера – норсы всегда славились своей верностью тому, кто заплатит их гильдии достаточно много. Воленс знал, что в город пришло не меньше четырех взводов. Два из них даже обладали собственными именами – Клятвотесы и Псы Севера. Нанять сразу два таких отряда означало опустошить кошелек, а после забраться в вечный кредит, ведь таким количеством живой силы можно было вырезать не только гарнизон стражи, но и в целом вырезать весь город. К тому же, у Клятвотесов был еще и стихийный боевой маг.

Остальную часть ночной экзекуции все предпочли не замечать. Власть в Рондарке менялась слишком часто, чтобы о ней плакать… хотя, вопреки ожиданиям, про Эди Раму не спешили говорить плохо. Воленс знал своего бывшего нанимателя и знал, что Эди достаточно пронырливая личность, чтобы умереть без грандиозного представления. Но одновременно с этим детектив знал, что за его начальником всегда кто–то стоял. Кто–то невидимый и очень умный. А Эди Рама последнее время перетянул слишком много одеяла на себя. За такое рано или поздно приходится платить.

– Дела… – шепнул себе под нос Воленс. – Два… четыре. Пять в гражданском. Э-э, арифметика не в мою пользу…

У ворот в башню действительно стоял приличный гарнизон. В числе трех пары глаз, которые отличались свирепостью крайней степени. Казалось, что смотришь в два колодца, где на дне плескается магма гнева, плюясь в лицо иссушающими порывами жара.

– Я пришел, э-э, поговорить с градоправителем, – сказал Сим как всегда робко. Фигура его стала меньше.

Головорезы переглянулись. Один из них перехватил секиру из одной руки в другую, и детектив невольно отметил, как заработали мышцы предплечий. Сплошные поршни.

– С которым? Прошлый помер и…

– Мне, э-э, известно, что Эди Рама отдал душу одному из тех богов, в которого не верил. Однако я все ещё работаю, э-э, в штате Рондарка как следователь–консультант. И, э-э, если мне не изменяет память, никаких резолюций о моем увольнении подписано не было.

Головорезы снова переглянулись. Верзила с топором подошел ближе, чтобы придать взрывное ускорение горизонтального типа не туда забредшему клерку. Однако тот сделал то, что обычные клерки не умеют – не испугался и даже заговорил снова:

– Меня ждет Нергал Селл.

И звук этого имени почти мгновенно открыл перед ним все двери, обезопасив от едкого гнева местной интеллигенции. Сим слышал это имя очень редко, и оно, скорее, принадлежало мифу, легенде, которой на самом деле никогда не существовало. Многие видели в этом имени городскую легенду, что неудивительно – оба имени Нергал и Селл принадлежали именам древних демонов. Но фантазия Воленса ярко представляла этого человека: он имел форму, имел голос и имел власть.

Нужно было просто в подходящий момент произнести это имя, как вдруг закрытая дверь открывалась, а человек, желавший тебя убить, убирал арбалет от виска и пятился до тех пор, пока не терял жертву из виду.

Пусть лично детектив и не знал этого нового градоправителя в лицо, но достаточно часто пользовался его услугами и его именем, помогая старику Эди Раме. А тот факт, что после такой наглости Сима не нашли в сточной канаве с перерезанной глоткой, означал что Нергал Селл был не против стать «ангелом–хранителем» для сыщика–консультанта… если так вообще можно выразиться о том, кто взял для личного пользования два демонических имени…

Впрочем, ни к чему новому эксплуатация этого имени не привела. Там, где пролетало его эхо, обязательно оставались трупы. Даже сейчас, просто войдя в стены Солнечной Башни, Сим Воленс не нашел там ничего кроме трупов, разрухи, и ковыряющихся в стенах инженеров. Последние искали в стенах потайные ходы, ловушки и схроны предыдущего владельца башни.

Переступая через тело некогда обороняющее башню, Сим глазами встретился с кареглазым эльфом, вышедшим из глубины лестницы. Цвет глаз эльфов говорил о многом, в частности, если он не голубой – значит это метис, мать или отец которого принадлежали к человеческому роду. Звали эльфа Кьерлох, и работал он по тем же направлениям, что и следователь–консультант Сим Воленс – шпионаж, секретные поручения и командование группой менее заслуженных сексотов.

– Здравствуй, Сим, – напыщенно произнес эльф и протянул руку. – Смог пройти кордон. Похвально.

– Да, э-э, здравствуй, – в ответ протянул руку Воленс. – Это было не то что бы сложно. Мне услужливо, э-э, открыли парадную новые швейцары. Встречался уже с ними? Милейшие создания.

– Твой юмор невыносим.

– Это абсолютно взаимно, Кьерлох. Когда ты пытаешься шутить, у меня развивается изжога, – не давая эльфу парировать, детектив продолжил. – Ты, э-э, уже познакомился с новым начальством?

– Не пришлось. Я был занят опознанием трупов. Очень надеялся найти среди них тебя. Какое разочарование…

– Ещё, э-э, не вечер…

Виски Воленса пробила черта боли. Перед глазами вспыхнуло, погасло, и комната наполнилась белыми силуэтами. Мимо сыщика пробежал десяток человек со щитами. С лестницы щелкнули арбалеты и белые молнии разодрали щиты нападавших, прыснули щепой и железной крошкой. Воленс обратил внимание, как у его суетливо отползает к лестнице гном: борода в крови, глаз заплыл. За гномом идет рослый норс с хмурым лицом, затем поднимает топор и бьет сверху вниз…

Ведение пропало.

Сверху вниз – стрельнуло в голове Воленса, когда он прошел мимо. Снова он возвращается в прошлое и видит словно со стороны собственную казнь. Палач без лица, свистящий замах… В тот момент очень хотелось дышать. Втянуть в себя как можно больше жизни… ведь это не стыдно – хотеть жить. Думается, и все, кто защищали башню, тоже хотели жить, но у них это в нынешнем состоянии получалось плохо.

Лестницы, как и полы, сплошь и рядом полнились трупами. Костлявая изрядно прошлась по этому месту, в некоторых местах она явно прыгала от радости, в других – качалась и плясала. Тел было много, и можно было сказать точно – Эди Рама был готов к нападению и организовал более чем железобетонную защиту своего обиталища. Но враг оказался готов чуть лучше. В конце концов, Клятвотесы и Псы стоят трех имперских взводов, если не четырех.