О чем говорят чернила

– Императрица заинтересована этой миссией, – вдруг заговорил Распутин. – Война с коалицией Серафима сильно изматывает наши резервы. По мнению её Святешества, Рондарк может содержать в себе решения государственных вопросов, знания и способы вооружения боевых подразделений. К тому же, этот город снабжает армию крупными партиями качественного оружия. Терять такое слаженное фабричное производство не в планах империи.

– Мистер Лоу, – Эштон впервые позволил посмотреть на своего наставника глазами равного. Это было непросто. – Я учился в Ведоктерии. И мне известно о протоколе «Пасквиль». Когда нашли координаты аномального образования, на место должен был выдвинуться фамильяр для составления отчета и прогнозов опасности.

Алистер Лоу кивнул, но взгляд его стал серьезнее. Жестом он предложил продолжить:

– Перед тем как прийти сюда, я воспользовался правом Высшего Доверия и запросил у библиотекаря отчет по городу Ронда… Процент опасности двести двадцать восемь процентов.

Повисла тишина. Никто говорить не решился. Эштон кашлянул, чтобы удостовериться, что время не замерло, и продолжил:

– Напомню, что максимальный уровень угрозы до этого принадлежал Каевому Кургану. Восемьдесят три процента. Восемьдесят три, учитывая, что курган содержал в себе сотню боевых колдунов и их гримуаров. Колоссальное количество магии. Фамильяры педантичны и говорить об ошибке нельзя. Рондарк опасен, и вы это знаете. Тогда почему не слушаете голос разума?

– Потому что у этого случая не было прецедентов, Эштон, – сказал, наконец, Алистер Лоу, и голос его оброс менторскими нотками, которые звучали на лекциях о «природе магии» и «психологии фамильяров». – Выброс манны колоссальный. Чтобы запечатать город, нужно находиться непосредственно в нем. В противном случае печати рассеются. А направлять сюда боевые заклинания без должного сдерживающего фактора – может оказаться не просто плохим решением. Фатальным. Сырая магия начнет испаряться, въедаться в землю, попадать в сточные воды и всячески избегать опасной для себя среды, как только утратит привязку к своему Ядру. Пока она циркулирует по городу, как кровь по телу, ее можно считать безопасной.

Эштон выслушал речь и прикусил губу. Магическое поле вокруг города действительно не давало полностью изолировать его от внешнего мира.

– К тому же, мой друг Григорий, – Алистер снова стал беззаботным мальчишкой, указав на Распутина. – Отметил интересную вещь. Магия здесь, пусть и дикая, но привыкшая подчиняться. Она легко понимает команды чародея, питая его слова силой. Вероятно, это связано с ее природой… протомаг Арцивус – один из первых попробовал записать слова силы на пергаменте. Потому, мы можем работать не только со своими резервами, но и вплетать команды в силы города и черпать силы из его ядра. Это поможет нам удержать печать над городом на время исследования, но вместе с этим, внутри окажемся запечатанными и мы.

Эштон знал, когда именно Распутин «отметил» эту интересную мысль. При появлении у того над рукой летала кровавая масса, которая, вероятнее всего, еще утром была человеком или каким–либо живым существом. Боевой колдун подвергнул его трансмутации – род заклятий, который высасывает колоссальные объемы сил. На операционных столах обычно используют «стрелу» – хирург стоит в наконечнике, а четверка магов по оба плеча сходятся назад, передавая свои силы. И это для того, чтобы отрастить палец или часть ноги. О преображении целого тела в кляксу и речи быть не могло – маг просто выгорит.

А Распутин делал это непринужденно, присовокупив к этому чары левитации. Держать печати над городом, имея такую подпитку, будет сущим пустяком. Но держать печати снаружи, стараясь не плыть, а сдержать такое течение – самоубийство. Даже для таких магов как Алистер или Эштон.

– Мы должны подготовить все для возведения печатей, – наконец сказал Эштон. – Восточная площадь, где недавно произошел взрыв, хорошо подойдет. Необходимо, чтобы к утру там убрали все товарные лотки, а местные власти оцепили периметр.

– Вот! Хороший настрой, Эштон! – вскинул руки ректор, и могло даже показаться, что он хочет обняться. Но каждый, кто знал Алистера, знал и то, что более нетактильного человека найти было бы не проще, чем секрет философского камня. – Григорий?

– Я остаюсь, – только и сказал Распутин.

Какое–то время в кабинете висела тишина, прежде чем Нергал Селл заговорил:

– Судя по всему, вы решили воспользоваться нашим гостеприимством и не обрушивать на город серу и пламя. Посему, прошу вас проследовать за моим дворецким. Он проведет вас к архиву Солнечной Башни, а затем отправит запрос по вашим темам в имеющиеся в городе кельи, храмы и часовни, в которых могли быть организованы библиотеки. Нужные приказы в отношении площади начну готовить уже сейчас. К утру, уверяю, все будет готово.

– Благодарю от всего нашего коллектива! – бросил ректор и суетливыми шажками двинулся вслед за дворецким.

Распутин ещё какое–то время смотрел в глаза градоправителю. Выдержать взгляд боевого колдуна непросто, но тем не менее, Нергал делал это с непринужденностью кота, которому приспичило понежиться в солнечных лучах. Нергал Селл указал взглядом на выход и принялся снова заниматься бумагами. Распутин какое–то время смотрел ему в затылок, прежде чем развернуться на каблуках и уйти вслед за Алистером и дворецким.

Эштон медлить не стал и двинулся следом. Его не покидало чувство, что он вляпался в очень грязную историю, от которой не сможет отмыться.

***

В проулке было сыро, грязно и пахло прелыми листьями. В груде мусора, которая представляла из себя гнилую коробку и рваную попону, копошилась крыса. Толстая, с красными глазками, она водила носом по воздуху, вставала на задние лапки, а затем резво льнула к земле и быстро–быстро перебегала очередной зигзаг. В конце концов, забравшись в чрево очередной коробки, она нашла там человеческий палец, который взяла в маленькие лапки и, пристально осмотрев, пискнула, вцепившись зубами в подушечку.

Крыса не успела закончить трапезу. Проход в переулок перекрыло три фигуры, одна из которых с треском обрушила кованный сапог на хвостатое животное.

– Твари, – оскалился Пей-до-дна. Блестящая лысая голова так напряглась, что покрылась волнами, словно отображая извилины под черепной коробкой. Нога головореза прижимала к мостовой хвост пищащей крысы. – Лезут из–под земли как не в себя. Раз проснулся в квартире, а там три мохнатые паскуды бегают. Ищут, где от меня кусок потолще оторвать! Все как у людей! А, Ворон?

Обладатель пяти звезд ничего не ответил. Он смотрел на крысу: грызун яростно рвался из–под ноги, дергался в стороны, кусал сапог и пищал так отчаянно, что это можно было сравнить с плачем ребенка. Проблема состояла в том, что детей Пей–до–дна тоже не любил, а точнее, любил исключительно их слабость, которая способна впитывать насилие и злобу.

Второй головорез по кличке Тролль пару раз грузно хихикнул, что по звуку очень напоминало звук камня, упавшего на дно колодца. Троллем его назвали не просто так – шеи он не имел, а то, что заменяло ему эту часть тела, являлось сплетением прочных мышц, обвитых выпирающими венами. Одним своим видом верзила говорил, что родившая его мать пережила очень сложный эпизод своей жизни, который связан с межвидовыми связями, а затем не менее сложный итог таких связей – роды.

– Хы-ы! – хмыкнул верзила, показав огромным пальцем на крысу. – Ты-ы-ы!

– Идиот, – только и сказал Пей-до-дна и приподнял ногу. Крыса со сломанным хвостом молнией метнулась к ближайшей щели в стене и исчезла. – Мы на месте. Кошмарная улица, дом бывшего старьевщика… ку-у-у-р-рва. Новый ботинок дерьмом крысиным заляпал.

С этими словами Пей–до–дна принялся оттирать подошву о край лестницы, ведущей в заколоченную дверь. Ворон сжимал и разжимал кулаки, чувствуя, как начинают кровоточить разодранные кисти. Краем глаза он поймал легкое движение в потрескавшемся окне, но когда внимание сфокусировалось на мутном стекле, там уже ничего не было. Но морпех точно знал, что видел, и знал, что дверь в тупике переулка ведет туда, где обитают люди.

– За мной. Тех, что внутри, берем живыми, – сказал Ворон и двинулся вперед.

– Живыми? Там кто–то есть? – бросил Пей–до–дна, отвлекаясь от фекалий на своей обуви. – Не–е–е, брат. Нам сказали месить эту нечисть. Этим я заниматься и буду. И клал я, что ты старший…

– Ты меня услышал, – бросил через плечо Ворон.

Тролль снова громоздко хихикнул сконфуженному виду товарища, а затем кашлянул и затих, когда Пей–до–дна с размаху вдарил локтем под дых великану. Иного такой удар свалил бы на пол, но громила заметил в этом лишь тонкий намек на то, что товарищу обидно.

Дверь в тупике поддалась сразу. Привыкшие к свету глаза не сразу привыкли к пыльному полумраку, а когда привыкли, заметили, какая разруха творится в квартире: разбросанная мебель, паутина, взорванные половицы, покосившиеся подпорки. Складывалось впечатление, что помещение в аварийном состоянии. Как и все здания, которые были посещены до этого. Все были пустые и давно покинутые.

Со входа квартира не имела коридора и расходилась сразу в три стороны, которые терялись в темноте. Только спереди виднелась лестница, контуры которой очертили солнечные лучи со второго этажа.

– Пусто, – констатировал Пей–до–дна, поднимая табуретку на трех ножках и присаживаясь у стены. – Слиняли твари…

Тролль грузно прошелся вперед, изрядно горбясь, чтобы не цеплять макушкой паутину и потолок. Он нагнулся и поднял с пола деревянную рамочку: внутри, за разбитым стеклом была изрядно выцветшая картинка. А точнее девушка со светлыми волосами, белоснежной улыбкой, облаченная в синий сарафанчик.

У жителей Дальних Островов были печатлеры – приспособления, способные делать абсолютно точные портеры и пейзажи для своих носителей. В империи такие появились относительно недавно и впоследствии обросли рядом модификаций, названных «масками», и портреты малопривлекательных людей превращали в образцы человеческой красоты.

– Что ты там нашел? – Пей–до–дна появился рядом с троллем. Он присвистнул. – Вот так краля. Я бы ей засадил по самое.. .м–м–м. Дай сюда… Не хнычь и давай не тормози!