Путь бамбуковой флейты

Трость фыркнула, и я услышала легкий стук ее набалдашника о пол.

«Думаешь, я не знаю? Все ками в обители только об этом и говорят. Даже пыль в углах сгрудилась, обсуждает. Ладно, слушай. Завтра ночью на страже стоит зоркий воин, Акира. Он будет у восточных ворот, через которые обычно выходят служанки. Тебе не пробраться мимо него незамеченной, но обитель сама тебе поможет. В зарослях криптомерии, что в старом внутреннем дворе, есть забытый всеми проход. В замке калитки живёт ками, он пропустит тебя, если попросишь. Но будь внимательнее с камнями у входа. Третий от угла, тот, что с выщерблиной… он ненавидит, когда на него наступают. Ступишь – он начнет вопить на весь двор. Переступи его».

Я замерла, стараясь запечатлеть каждое слово в памяти.

– А погода? Какая будет следующей ночью?

Трость на мгновение замолчала, будто прислушиваясь.

«Ветер с востока говорит, что будет ясно. Но холодно. Очень холодно. Иней ляжет до рассвета. Север – путь для отчаянных, детка. Там земли, где голоса ками грубы и чужды, а ветер не шепчет, а воет. Там не пахнет ни цветами, ни благовониями. Там пахнет снегом, сосной и… одиночеством. Тебе будет сложно найти общий язык с местными ками».

От этих слов по коже пробежали мурашки. Но отступать было уже некуда.

– Спасибо, – прошептала я. – Я запомню.

«Эй, погоди, – вдруг сказала трость, ее голос потеплел, потеряв ехидные нотки. – Одной отправляться в дороге – глупо. Особенно для такой хрупкой Слышащей. Тебе нужен спутник. Не из плоти и крови – они ненадежны. А кто-то легкий духом, кто не устанет в пути».

– Думаешь, кто-то из ками согласится составить мне компанию? – с сомнением прошептала я.

Трость низко завибрировала, и лишь спустя несколько мгновений я поняла, что это она так смеётся.

«Ты такая очаровательная, Слышащая. Люди этого мира глухие, они не спрашивают ками, просто хватают нас своими грязными лапами и тащат туда, куда им хочется. А потом они удивляются, почему ками не хотят с ними общаться».

– Но я так не могу, ведь я-то слышу ваши голоса.

«Вот именно, вот именно. Голоса у нас разные, как и характеры. Не все такие старые ворчуны, как я. Подумай, не встречалась ли тебе в обители крылатая душа, которая скучает по путешествиям. Тот, кто добровольно согласится присоединиться к тебе, станет самым верным и надёжным попутчиком. А теперь ступай. И удачи тебе, дитя иных миров. Не дай этому миру сломать тебя».

Трость замолчала, и я поднялась с холодного каменного пола, который уже успел заморозить мне колени. Я вернулась в свою комнату так же бесшумно, как и вышла, и легла спать, размышляя о том, что старая трость дала мне и правда отличный совет – друг мне и впрямь пригодится. И у меня была идея, кто – возможно, если мне очень повезет – мог бы им стать.

На следующий день, воспользовавшись тем, что Киёми отлучилась по хозяйственным делам, а Рэн отвлекла единственную послушницу в библиотеке, я проскользнула в помещение со свитками. Сердце бешено колотилось. Длинный, узкий футляр лежал на своем месте. Я протянула руку, и едва пальцы коснулись старого дерева, как изнутри послышался настороженный голос.

«Опять ты, Слышащая! Надумала что-то сыграть?»

– Не в этот раз. Мне нужно уходить из обители, – прошептала я, сжимая футляр. – Завтра ночью. Хочу попытать счастья вдали от земель клана Кайдо. Не желаешь ли ты присоединиться ко мне, стать моим спутником?

«Зачем бы мне это?» – фыркнула флейта.

Моё сердце упало, кажется, я зря понадеялась, что смогу заинтересовать этого ками.

– Я подумала, что может быть тебе скучно здесь, в обители, и…

«Ну да, конечно», – ехидно протянула флейта. – «Если ты и думала о ком-то, то явно не обо мне, а о себе. Вы, люди, такие эгоисты, хоть слышащие, хоть глухие».

Я пристыженно замолчала, потому что ками был прав. Мне было страшно отправлять в неизвестность в одиночестве. Вот я и…

Флейта тоже молчала, и я почувствовала, как по телу разливается предвосхищение отказа. Ну что ж… нет значит нет. Я опустила руки и стала отворачиваться, когда ками вновь подал голос:

«Ладно, может быть это и впрямь неплохая идея, ведь я немного устал от пыли и тишины. Но ты должна зарубить себе на носу, что я тебе не друг и не слуга. Это понятно?»

Пришла моя очередь хмуриться. При нашем первом разговоре ками разговаривал со мной вполне благосклонно. Во всяком случае не грубил. Наоборот, мне показалось, что нам будет легко найти общий язык. Но с таким отношением…

– Я и не думала считать тебя слугой, – прошептала я. – Что ты можешь, ты ведь всего лишь флейта…

Ками снова фыркнул.

– …но если ты не друг и не хочешь им стать, то и мне такой спутник без надобности. Извини, что побеспокоила.

Я успела сделать несколько шагов прочь, когда услышала в спину:

«Какие мы обидчивые! Стой, Слышащая, стой же, кому я говорю!»

Я замерла, не оборачиваясь.

«Ладно, я согласен присоединиться к тебе!»

– М-м-м… – задумчиво протянула я.

«И готов иногда давать советы, без которых ты очевидно пропадешь» – снисходительно добавил ками.

– Договорились, ваше величество, – хмыкнула я и прижала футляр с флейтой к груди, пряча в складках одеяния и, озираясь, вышла из библиотеки. Еще один шаг на пути к свободе. Знать бы ещё, не поступила ли я опрометчиво, взяв флейту с собой?

И вот настала третья ночь. Та самая. Дожидаясь положенного часа, я застыла на своей лежанке, вслушиваясь в биение собственного сердца. За окном царила тишина, та особая, густая хмарь, что наступает лишь глубокой ночью. Ни ветра, ни шепота. Даже голоса ками обители притихли, затаившись. Лунный свет, холодный и безжалостный, струился в оконце, рассекая комнату пополам серебряным клинком.

Пора.

Я отбросила грубое одеяло. Холод моментально обжег кожу, заставив зубы стучать мелкой дрожью. Я нащупала в темноте сверток, приготовленный Рэн. Простая, походная одежда служанки – широкие штаны-хакама и короткий плотный китель. Ткань была грубой и пахла костром и травами. Я натягивала ее на свое все еще худое, дрожащее тело, и каждый шорох ткани казался мне оглушительным. Последним я накинула плащ. Его тяжелое, колючее покрывало сразу же придало мне ощущение невидимости, но и сковало движения.

Я подошла к двери, затаив дыхание. Футляр с флейтой я привязала к поясу, под плащом.

«Я что, так и буду всю дорогу болтаться у твоего бедра?» – проворчал ками.

– А что не так, Бэмби? – удивилась я.

Ками тяжко вздохнул, но не стал пояснять. Он вообще был не сильно разговорчив. Я пыталась узнать, есть ли у него имя – нужно же мне было как-то к нему обращаться. Но когда он не хотел разговаривать, то просто молчал и всё, ни слова из него было не вытянуть. Так что я сообщила, что буду называть его Бэмби, якобы сокращённо от «бамбук». Иронии он, конечно, оценить не мог, да и пусть. Зато я в душе каждый раз злорадно хихикала, вспоминая милого оленёнка из детского мультфильма, до которого высокомерному и снисходительному ками было как пешком до моего родного мира.

Встреча с Рэн была назначена в тени зарослей криптомерии, о которых говорила трость. Я кралась по коридорам обители, как тень, вспоминая ее наставления. Ветерок, гулявший по внутреннему дворику, как будто замер, почуяв меня, и прилег к земле, позволив мне проскользнуть незамеченной. Глупости, конечно, но мне казалось, сама обитель, с ее тысячей невидимых глаз и ушей, затаила дыхание, наблюдая за моим побегом.

Рэн уже ждала, прижавшись спиной к стене, тоже одетая по походному, в темном плаще и с котомкой за плечами. Ее лицо в лунном свете было бледным, как полная луна, а глаза – огромными, полными страха и возбуждения.

– Госпожа Юмэ, вы пришли! Ну что, точно уверены, что выберетесь наружу сами? – прошептала она, и ее голос дрогнул. – Сегодня дежурит Акира, а у него зоркий глаз.

– Да, Рэн, не переживай, – успокоила я девушку. – Вдвоем нам точно не пройти мимо стражи, но у меня есть план. Встретимся снаружи, как договорились.

– Ладно. На удачу!

Рэн бросилась ко мне и обняла так сильно, что у меня захватило дух. Потом она отшатнулась и, не оглядываясь, растворилась в тени.

Я осталась одна. Теперь все зависело только от меня. Самый опасный участок – потайная калитка в зарослях криптомерии, про которую позабыли люди, но помнили ками. Протиснувшись к ней сквозь переплетение веток и стволов, я увидела массивный, почерневший от времени деревянный засов и тяжелый железный замок. Мое сердце упало. Но я вспомнила наставление трости: «Замо́к стар, он больше любит спать, чем бодрствовать. Поговори с ним ласково, и он выпустит тебя».

Я прикоснулась пальцами к холодному металлу. Внутри не было ни голоса, ни шепота, лишь глухое, сонное бормотание, похожее на храп.

– Пожалуйста, – прошептала я, вкладывая в слово всю свою отчаянную надежду. – Пожалуйста, открой мне проход, мне нужно уходить.

Я потянула засов, но он не поддался.

«Да перестань уже трястись!» – цыкнул на меня Бэмби из под плаща. А затем добавил громче: – «А ты, глухой пень, пропусти нас!»

Дерево с неприятным скрежетом поддалось, будто нехотя. Замок не щелкнул, не заскрипел. Он просто молча позволил мне сдвинуть тяжелую створку ровно настолько, чтобы протиснуться наружу.

– Спасибо, – прошептала я с благодарностью, погладив пальцами шершавое дерево. И шагнула вперёд, в последний момент вспомнив про предостережение про вопящий камень кладки.

И вот я за стенами. Калитка за спиной неслышно закрылась, и тени сразу же будто оплели ее. Даже я, только что прошедшая насквозь, не была уверена, что смогу заново найти проход с этой стороны обители. Снаружи.

Первый глоток свободного воздуха обжег легкие. Он был холодным и острым, пахло хвоей, влажной прелой листвой и чем-то незнакомым, диким. Голова закружилась. Я прислонилась к холодному камню стены, пытаясь совладать с волнением. Сзади была знакомая твердыня, пусть я и бежала прочь из нее. Впереди же – черная стена леса, из которой доносилось лишь неуловимое движение. Я сделала шаг. Потом другой. По спине, за которой осталась громада обители, побежали мурашки. Еще несколько шагов – и лес принял меня в свои объятия, укрыв темнотой и тишиной.

10. Опасность горной ночи

Рэн нашла меня, когда я уже вся тряслась от страха, что её не выпустили, её поймали, что нас разоблачили, что меня вот-вот кто-то схватит и вернёт обратно в обитель. Но нет, у неё не возникло никаких проблем с Акирой, а я в очередной раз убедилась, что у страха глаза велики.

Рэн ободряюще сжала мою руку и зашагала впереди меня по узкой тропке, вьющейся по камням меж горных сосен. Как она её различала, мне было неведомо. Хоть луна и освещала окрестности достаточно ярким светом, но мне кажется, что я даже днём не смогла бы найти верной дороги. Мысли о том, что я зря убежала из Сэйан-дзи, снова и снова всплывали в моей голове. Никакого опыта горных переходов у меня не было ни в этой жизни, ни в прошлой, да еще и неокрепшее тело Осиэки… Кстати смена имени оказалась очень удобна для меня – теперь я мысленно разганичивала «себя» – Юмэ – и «её» – Осиэки. Это помогало немного меньше путаться.

Первые шаги по горной тропе стали для меня суровой проверкой на прочность, о которую разбивались все мои надежды и тренировки в стенах обители. Там, на гладких каменных плитах, я уже чувствовала себя почти уверенно. Здесь же, на склоне, усыпанном предательски острыми камнями и скользкой хвоей, я снова превращалась в куклу, не послушную воле кукловода. Ноги, едва окрепшие, подкашивались на каждом шагу, подворачиваясь в грубых, негнущихся башмаках, которые Рэн раздобыла невесть где. Дыхание срывалось, превращаясь в короткие, хриплые всхлипы. В боку зашевелилась знакомая, колющая боль, и я с отчаянием вспомнила, как бежала когда-то по петербургской мостовой, чувствуя то же самое. Только тогда я бежала на репетицию, в свою жизнь, а теперь – прочь от всего, что ею стало.

Рэн шла впереди, ее легкая, пружинистая походка была живым укором моей немощи. Когда она оборачивалась, ее лицо, полное тревоги за меня, в сумраке ночи казалось бледным пятном.

– Юмэ-син, помедленнее, – ее голос доносился сквозь шум крови в ушах. – Не торопитесь, тропа здесь коварна. Смотрите под ноги.

Я кивала, не в силах вымолвить и слова, и цеплялась взглядом за ее спину, как за единственный ориентир. Каждый мускул горел огнем, каждое сухожилие натягивалось до предела. Плащ, такой спасительный вначале, теперь казался неподъемной горой на плечах, его грубая шерсть натирала шею. Футляр с флейтой у пояса бился в бедро, словно свинцовая гиря. А сам Бэмби упорно молчал, слава всем местным богам! На его комментарии у меня бы сейчас нервов точно не хватило бы.

Мы шли молча какое-то время, и лишь мои тяжелые вздохи да редкие предупреждающие возгласы Рэн нарушали тишину. Но постепенно, по мере того как мы углублялись в лес, Рэн, видимо, решила отвлечь меня.

– Вы знаете, Юмэ-син, – начала она, перескакивая через поваленное дерево с легкостью горной козочки, – в долине в это время года уже вовсю цветет адонис. Цветы стелятся словно ковер из желтых цветов, и кажется, будто само солнце опустилось на землю.

Я лишь помотала головой, пытаясь вдохнуть полной грудью.

– А еще… – она понизила голос, хотя вокруг, кроме нас, никого не было, – люди поговаривают, что стоит ожидать стычек на западных границах нашего удела. Клан Сирайо, «Горная Ночь», сейчас усилил свое влияние при дворе. ненавидит наших… то есть Кайдо. Говорят, из-за старой вражды, из-за порта, который когда-то отобрали у них.

Эта информация, поданная таким простым, доверительным тоном, заставила мое сердце сжаться. Враги. Реальные, могущественные, с именами и мотивами. Это были не абстрактные «интриги», о которых я читала в свитках, а нечто осязаемое и опасное.

– А на севере… – Рэн оглянулась, убедившись, что я еще на ногах, – там правда дико. Но и люди другие. Не такие чопорные, как в Кёсэй. Курокава-син, тот самый северный даймё, редко появляется при дворе. Его воины носят мечи с черными рукоятями, и говорят, они не кланяются даже императорским посланникам, если те приходят с неуважением.

Ее слова рисовали в моем воображении смутную, но интригующую картину. Мир за стенами обители оказался огромным, сложным и пугающим. Я слушала Рэн, и мои собственные страхи на мгновение отступали, сменяясь жадным любопытством. В этих отрывочных сведениях я искала не просто информацию, а возможную точку опоры, место, где такая чужачка, как я, могла бы затеряться.

Наш путь казался бесконечным. Временами тропа становилась такой крутой, что я карабкалась на четвереньках, чувствуя, как острые камни впиваются в ладони сквозь ткань перчаток. Рэн терпеливо ждала, ее рука всегда была готова поддержать меня, ее тихие слова ободрения были единственным источником тепла в ледяном мраке ночи. Наконец, мы вышли на небольшой скальный выступ. Лес ненадолго расступился, открывая вид на лежащую внизу долину, тонущую в предрассветном тумане. Луна уже склонилась к западу, и ее свет стал призрачным, жидким. Рэн остановилась и указала вперед.

– Вот, – прошептала она, и в ее голосе прозвучала неподдельная грусть. – Внизу будет тропа. Идите по ней все время на север. Она выведет к старой торговой дороге.

Она повернулась ко мне. Ее глаза блестели в полумраке.

– Мне пора назад. К утру я должна быть в обители.

Комок подкатил к горлу. Я стояла, чувствуя, как дрожь пробегает по моим изможденным ногам, и смотрела на эту девочку, которая рисковала многим ради меня.

– Рэн… – мой голос сорвался в хриплый шепот. – Спасибо. Я… я никогда не забуду.

Она бросилась ко мне и снова обняла так сильно, что у меня захватило дух.

– Когда-нибудь все уладится, – прошептала она мне, погладив по плечу. – Я буду молить предков за вас.

Потом она быстро отстранилась, словно боялась, что ее собственная решимость растает. Еще один взгляд, и Рэн развернулась и скрылась в темноте леса, откуда мы пришли. Ее шаги быстро затихли, поглощенные густым хвойным покровом.

Я осталась одна.

Тишина, наступившая после ее ухода, была оглушительной. Она давила на уши, на виски, на само сердце. Я сделала шаг к краю выступа, рассматривая спящую внизу долину. Холодный ветер, о котором вчера ночью предупреждала ками-трость, бил мне в лицо, заставляя содрогаться. Одиночество накатило такой тяжелой волной, что я едва не рухнула на колени. Я была одна. Совершенно одна в незнакомом, враждебном мире. Все, что у меня было, – это нож, флейта и плащ, пропахший чужими жизнями.

Видимо я стояла так довольно долго, так как край неба на горизонте начал светлеть. Я глубоко вздохнула, пытаясь собрать остатки воли, и сделала первый шаг по направлению к спуску.

«Подожди, Юмэ, что-то здесь не так», – внезапно подал голос Бэмби.

Я дернулась от неожиданности. И в этот самый миг из чащи позади меня донесся резкий скрип. Не голос зверя и не шум ветра – это был звук натягивающейся тетивы. Обернувшись, я вздрогнула – из темноты вышли тени. Три высокие, плотно сбитые фигуры в стеганых доспехах темного цвета, лица скрыты глухими шлемами с опущенными забралами. На груди одного, того, что был впереди, я успела заметить вышитый белой нитью знак – стилизованная гора под усыпанным звездами ночным небом. Сирайо, «Горная Ночь». Кажется, сведения Рэн о стычках на границах несколько устарели… Ведь от обители до границ удела было далековато.

– Ну здравствуй, ранняя птичка из Сэйан-дзи, – раздался хриплый, насмешливый голос из-под шлема ближнего воина. – Далeко ли собралась?

Они двигались ко мне, медленно и уверенно, один из воинов обошел меня с боку, со стороны спуска в долину, отрезая путь к отступлению. Я замерла, не зная, что делать. Рука инстинктивно потянулась к ножу за поясом, но пальцы лишь беспомощно затряслись, не в силах сжать рукоять. Да и что я могла сделать с тремя крепкими мужчинами?

– Оставьте меня, – выдохнула я, и мой голос прозвучал жалко и тонко, как писк мыши. – У меня ничего нет!

– А мы проверим, – тот же наемник осклабился. – После того, как ты нам отдашь свою котомку и расскажешь, кто сегодня дежурит на страже в обители.

Он сделал резкий шаг вперед и схватил меня руку. Я понимала, что у меня нет никаких шансов, но все равно забилась в панике. Вся накопленная за эти недели ярость, страх, отчаяние – все выплеснулось наружу в крике. Я не думала, не планировала – просто вопила от ужаса. Воин ругнулся и обхватил меня поперек туловища, пытаясь зажать рот.

– Да чтоб тебя, дрянь! Чен, подсоби!

Второй наемник метнулся к нам. В лунном свете мелькнула короткая, тяжелая дубинка. Я увидела ее движение, и мои ноги словно вросли в землю. Последнее, что я почувствовала, – это ослепительную, горячую боль в затылке. Мир взорвался искрами, затем меня поглотила густая, бархатистая чернота, в которой не было ни шепота, ни боли, ни страха. Только тишина.

11. Ветер страха