Жизнь служанки – 3. Сага о Маше и Мэри

Сюда стекаются слухи и сплетни и заиметь среди обслуги своих людей – давняя мечта гнязя Б.. Одного из них, кучера, нашли утопшим, истопник просто пропал. Мадам Мари-Роз тогда со слезами божилась, что вместе с истопником пропала девка- швея и крупная сумма, да никаких следов пропавших найти не удалось.

Вся надежда на мисс Мэри. Но увы, все работники ушлой мадам упорно не понимали намёков, что расточал им воспитанница Каменской.

Жить хотелось всем. И осознала Маша, что порой страх сильнее бывает, чем честь, совесть и прочие высокие материи. Вот они, сную вокруг неё, то перо с каменьями приложат, то берет, а то чалму из сверкающих тканей индийских. А в глаза не смотрят, страшатся и слушают внимательно посетительниц, судачащих о том, какие новости с полей сражений с турками их сыновья и мужья сообщают.

Вот ведь как у́шло работают. Им и сбегать никуда нет нужды, к ним сплетни сами своими ножками приходят, на каретах с гербами прямо к дверям стекаются. Нам такому мастерству только учиться!

Зато приобрела княжна своей воспитаннице амазонку из шерсти английской и голландского полотна такой красоты неописуемой, что едва отвела мисс Мэри взгляд от гордой красавицы в зеркальном отражении.

А через два месяца, кутаясь в пальто, наблюдала она за экзекуцией над людьми. Её рук дело сие …

Глава 5 Что день грядущий нам готовит?

Права была миссис Дарси, волшебная диета из лимона, каперсов и маринованных овощей помогла Мэри пережить плавание без рапутационных потерь.

Хотя само плавание началось неблагополучно. Резкий шквал на выходе из Бристольскомго залива обрушился на "Аллюр"с такой силой, что сбил судно с курса, едва не засадив его на песчаные банки. Но мастерство команды и оторопь пассажиров, пожелавших понаблюдать за отплытием с палубы, а потому не мешавших, спасло судно. Но идущему встречным курсом "Почтенному" 23 сентября 1811 года принесло большие неприятности. Тяжело гружёный копрой и сахаром, а потому имевший бо́льшую осадку, он сел на мель прямо на глазах у моряков и пассажиров.

Увы, но сильное волнение на траверзе Плимута не позволило более лёгкому и маневренному "Аллюру" быстро помочь терпящим бедствие – волны грозили обрушить его на ту же мель и скалы. Прямо на глазах Мэри и господ Дарси и Бингли судно опрокинулось и наполовину затонуло. Лишь несколько человек сумели поднять на борт моряки мистера Бингли, остальных спасали рыбаки на утлых лодчонках, возвращавшихся с утреннего лова.

Своей шлюпкой капитан жертвовать не стал, а дал знать сигнальными флажками властям плимутского порта, что имеет на борту раненых спасённых матросов и офицеров. Зарифив паруса, судно дождалось спасателей и передали на судно несколько импровизированных носилок с пострадавшими. О спасении груза с "Почтенного" не могло идти и речи – он безвозвратно погиб.

Лишь через пару часов судно смогло продолжить плавание, но удручённые пассажиры уже не могли любоваться красотами прибрежной Англии. Произошедшая на их глазах трагедия наглядно показала все опасности морской торговли, сделавшей Британию самой богатой империей мира. Мэри, как ни хотела она полюбоваться морскими видами, была вынуждена последовать за хозяйкой и её сестрицей.

Каюты привели Мэри в восторг!

Все предметы меблировки были удивительно надёжны и основательны. Использовался каждый сантиметр стен, чтобы освободить пространство для людей, не поранив их. Всё ящички имели запоры и задвижки, даже у небольшого комода. Так как леди и джентльмены разделились для удобства проживания, Мэри предстояло обслуживать обеих сестриц-Беннет.

Оказалось, что капитан уступил свою каюту мистерам Бингли и Дарси, а леди заполучили бывшую офицерскую кают-компанию. Салон пусть и не поражал размерами, за удивлял роскошью и удобством. Воистину, комфорт, с которым путешествовали по морям английские торговцы, поражал воображение.

–Мисс, – растолковывал ей после помощник капитана на верхней палубе, – мы ведь в море бываем по полгода, а то и до года не видим родных берегов. Хочется видеть вокруг привычную и удобную обстановку, родные сердцу пейзажи. Не удивляйтесь, многие из этих акварелей созданы руками наших офицеров долгими вахтами. Кругом нас такая красота бывает, что сердце перед величием творения Божьего трепещет.

И сердечко Мэри тоже начинало трепетать при взгляде на обветренное лицо молодого офицера. Ай, как коварны морские плавания для юных дев… Как ни убеждала себя девушка, что этот молодой дворянин пусть и беден, но из хорошей семьи и ей не ровня. Что честь девичья теряется легко и больше не возвращается. Что пример Лидии Беннет в её случае не сработает – не того полёта она птица, чтобы за неё хлопотал мистер Дарси. От трепета душевного хорошо спасает работа, в которую она и окунулась с головой.

Постирать дамское бельё – не в чем (пресную воду экономили) и высушить негде. Пища на борту самая простая: сухари, каша и солонина, а нежные дамские желудки хотят фруктов и овощей. Да где их достанешь в Норвегии, мимо которой резво шёл "Аллюр".

Вот придём в Архангельск, усмехался в усы капитан, будут вам и овощи, и фрукты, и ягоды. А пока – терпите. Всего-то две недели, и откроются перед вами удивительные земли Росси.

Капитан Янсен сам бывал в Архангельске только раз, совсемнедавно, но на него этот город произвёл такое впечатление, что на всю жизнь запомнил. Британцы в ходе противостояния в 1807- 09 годов не решались атаковать Архангельск,

Такие ребята и отпор могут дать!

целью их «охоты» были беззащитными купеческие и рыболовные суда. В июне 1809 г. английский фрегат «Ней Ален», где он служил страпомом, вошёл в Екатерининскую гавань. Сожгли они тогда два судна на рейде, а пять захваченных на пристани русских судов загрузили мукой, солью и тому подобным товаром и, посадив на них своих моряков, отправили в Шотландию.

19 августа у мыса Нордкап английские линейный корабль и фрегат встретили транспорт русского морехода Матвея Герасимова. Он шел с грузом пшеницы из Архангельска в Норвегию.

Завладев транспортом и оставив на нем Герасимова и троих его спутников, англичане прислали офицера Янсена и семь матросов, которые взяли управление судном в свои руки. 23 августа поднялась буря, и размела корабли. Тогда купец Герасимов и его товарищи, от которых никто такой прыти не ожидал, сбросили английского часового за борт, а остальных шесть матросов и офицера обезоружили и заперли в трюме. Прибыв 6 сентября в норвежский порт Вардегуз, Герасимов довел до сведения коменданта о случившемся и, сдав пленных англичан под расписку и возвратился в Колу. За свой подвиг Герасимов был награждён Георгиевским крестом, а над Янсеном потешались так, что с флота Его Величества пришлось уволиться.

А тут капитанская должность, мечты о выгодном рейде и…опять русский Север!

Но главным сокровищем, которым Янсен владел, он считал секретную и очень точую карту Кольского полуострова, со всеми бухтами и поселениями. Он бы весьма весьма облегчила мореплавание капитанам британского флота и затрудняла жизнь жителям русского Севера.Ещё одно доказательство эффективности тайной шпионской деятельности.

Этикет, шпионаж и разведка

Что такое "личное пространство", в которое допускается всего пара человек – Маше от роду было неведомо.

Сколько себя помнила, она всегда была окружена людьми. В горнице о́тчего дома – большой избе, разделённой печью на несколько закутков, всегда было шумно. Бабушка у оконца, затянутого по зиме бычьим пузырём, а летом растворённого настежь до сумерек, жужжала прялкой и рассказывала бесконечные сказки про Кота-Баюна, заколдованную невесту, Бову -Королевича, Змея-Горыныча, Ванюшу и Серого волка, Бабу-Ягу, домового и Кикимору, Колобка и Курочку-рябу.

Особенно ребятне про Курочку сказка нравилась, ибо как выглядит Змей – неведомо, а мыши в подполе шуршат и куры – вот они, в зимние морозы забираемые в горницу, ходят по полу, сидят под лавками. Дети замирали, слушая, пока мать гремела корчагами у печи, а отец что-то мастерил или ремонтировал.

В сказке после диверсии мышки следовала целая череда горестей с неприятностями по всей округе.

Коровы не доились, скотина болела, засуха перемежалась потопом и морозами, зерно травили мыши, а солнышко вставать запаздывало. Те же неприятности обрушивались на многострадальную Русь, когда Кощей крал очередную Василису или Алёнушку а Змей у речки Смородины путников крал.

Не зря запомнились те сказки.

В самые тяжёлые дни, после смерти Николая Михайловича, Машенька пыталась развлечь Анну Павловну особо любимыми сказками. И та смеялась сквозь слезы, дополняя их своими, запомнившимися в собственном детстве деталями и эпизодами.

Попав в дом господский, Маша поняла, что та же суета может царить и в доме не с одной комнатой, а с десятком. В особняке графини, с двумя десятками комнат, народу было поменьше, но только в парадных покоях.

В нижних этажах и флигелях народу было в десятки раз больше. Но ходу в привычное мельтешение и суету Маше больше не было. Её удел отныне – господские покои и дворянские развлечения. А их хватало с избытком. Не было ни дня, чтобы с визитом не явились с десяток знакомых и подруг, и каждой следовало уделить не менее четверти часа времени и искреннего внимания и участия.

И обязательно обменяться последними новостями и сплетнями!

Последнее всё более захватывало новоявленную мисс в свой круговорот. В бесчисленном ворохе сплетен нет-нет да мелькала интересная информация, которая, будучи записанной и отданной на пристальное изучение, порой приносила поразительные результаты.

Один тайный визит Наполеона в Москву чего стоил!

Обычаи света предписывают девицам и юношам весьма тесный контакт. Разумеется, с резким гендерным различием!

Девушкам этикетом предписывалось при встрече с подругой или знакомой сча́стливо засверкать глазами, выразить неземной восторг от встречи, пожать ручки, соприкоснуться элегантно щёчками, имитируя поцелуй, приобнять за талию или придержать подружку за локоток.

И "мисс Мэри" исправно выполняла все устои общества, ни на дюйм не выбиваясь из своей роли.

С молодыми людьми строгое соблюдение дистанции и минимальный контакт гарантировали уважительное и вежливое обращение. Это – уже период после помолвки. До – на пионерском расстоянии.

Именно девица четко регламентировала степень свободы, с ней дозволяемую – очень тонкая грань между стилем, ханжеством и лицемерием. Что самое удивительное – эта грань и в среде дворни тщательно соблюдалась. Строгую девицу лакеи и дворня старались лишний раз не трогать, им и разбитных хватало.

Но как же Маше не хватало простора!

Даже горничные девушки имели возможность и право порой сбегать в лес по грибы или ягоды, поводить хоровод на лужайке с подружками, на Ивана-Купалу пустить по ручью венок из васильков и ромашек да в речке или пруду искупаться с визгом и брызгами. Вот уж скоро год прошел, как она, оторванная от своего быта, привычек и круга, пытается вжиться в роль дворянки-иноземки.

И когда, с ведома графини, разумеется, её пригласили на охоту, она по-настоящему обрадовалась возможности развеяться на природе.

В Отрадном Благодатскими охоты организовывались часто и она, как женская часть прислуги, часто обихаживала тех дам, что приезжали без своих служанок – это был своеобразный жест доверия и признательности с обеих сторон.

Зато потом, после охоты, всей прислуге полагалось дать подробный приватный отчёт о вкусах и привычках гостей и гостий. Каково по качеству нижнее бельё, каким тоном с прислугой обращаются, тянут ли гости мужеска пола чужую дворню в свою постель? И если тянут, то каковы пристрастия соседей в усладах постельных – ничто не оставалось без внимания. И это не пустое праздное любопытство!

Ибо каждый мог из соседа или соседки превратиться в родственника путём женитьбы.

Теперь Машеньке предстояло на себе испытать такое же пристальное внимание. Не сто́ит обольщаться – все её вещи, поведение и манеры, голос и слова окажутся под самым пристальным вниманием.

Стать английской мисс не на несколько часов, а на несколько дней. А заодно и самой испытать всё, чему она научилась на чужой территории. Ибо прислуга любит болтать не менее, чем её владельцы.

Эх, Маша, покой нам только снится!

Глава 6 Архангельск. Северные ворота России

Мэри заворожённо смотрела, как в стылом воздухе, пронизанном сотней ароматов, проявляется перед ней в утреннем тумане Город.

Прохладный октябрьский ветер студил щёки, до́ма, пожалуй, так зябко в декабре бывает, а здесь уже веяло близкой зимой. Очень близкой и очень холодной, по меркам англичан, зимой. Не верила Мэри, что в первые дни ноября может выпасть снег, как рассказывал капитан, а ведь только октябрь.

Леди сидят в каюте, рядом с жаровней, установленной в обитом металлом выдвижном ящике кровати. Фактически, леди сидят НА жаровне, а что остаётся делать, если вода в кувшинах в каютах ночью остывает так, что скоро льдинки поплывут? Вот морские офицеры и обезопасили себя от простуды, и корабль – от пожаров.

Промозглый ветер нёс зябкую сырость. И желающих простить среди пассажиров не наблюдалось. Одна только Мэри не усидела, ей на город посмотреть хотелось, и с помощником капитана побеседовать. Щемило у Мэри сердечко, глаза только его статную фигуру на мостике искали, щеки алели румянцем, голос его делал коленки ватными.

Вот так и поняла Мэри, на себе ощутила, какая сила погнала мисс Лидию в неизвестность за любимым. Пусть на позор и краткое счастье, но рядом с ним… Пока сил удержаться от необдуманного решения у Мэри хватало, но жаркий шёпот сводил с ума, кружил голову. Ещё пара свиданий у лееров или на баке и решимость девушки рухнула бы. Не случилось – всё чаще помощь и общество служанки требовалось в каюте её хозяек.

Уже к вечеру, а может – завтра с утра она, сопровождая леди, покинет судно, а уж что и как там дальше у них с моряком сложится – Бог весть!

Но старпом был занят и на Мэри не взглянул даже. Судну предстояло принять таможенную и досмотровую команды, заплатить налоговый взнос, выгрузить пассажиров и грузы, встать на рейде. Не до нежностей!

Мэри за смотрелась на открывающиеся виды. Меньше всего это напоминало Англию.

Встающее солнце непривычно золотит выпуклые маковки и длинные шпили храмов. Мэри не привыкла к такой архитектуре, в её родных местах церкви выглядят совсем иначе, чаще – как маленькие за́мки с квадратными башнями колоколен. А здесь – яркие золотые иглы шпилей, сияя, пронзают низкое свинцовое небо, белые свечи церквей маяками белоснежными манят с моря усталых путников. Вдоль береговой линии выстроились пакгаузы и склады, огромные дома непонятного девушке назначения. Люд снуёт по набережной и на пирсе. И среди мужских костюмов подозрительно много женских.

Даже колокольный звон, собирающий верующих на утреннюю молитву, незнакомый. Он и игриво-звонкий, как детский лепет, и басовито-ворчливый мужской и нежно-трепетный ласковый женский. Удивительны голоса архангельских церквей. И как много их!

Мэри и сама не знала, что ждала увидеть, но город поразил её своим простором и белизной. Огромной рощей вековых сосен, мимо которой они проплыли недавно. И никто не рубил их – в родной Англии она и не видала таких мощных высоких деревьев – последние мачтовые сосны вырубили ещё при Оранском.

Матросы суетились, бегали по вантам и палубе, и девушка явно мешала. Мэри не стала ждать сурового окрика с капитанского мостика, ушла в безопасное душное тепло каюты и задремала там, как и её хозяйки, убаюканная нежным покачиванием на мелкой волне и плеском за маленьким окошком- иллюминатором.

И только прозвучавший с воды звонкий голос, требующий шторм-трап для досмотровой команды, пробудил её чуткий сон. Судно готовилось швартоваться у причала, где шумело людское море разноязыким говором. "Аллюр" замер, принимая команду морской пограничной стражи.

Проверка документов судна, его груза и припасов заняла почти час, если не более. Мэри даже укачало на мелкой зыби. Рядом на койке терпеливо страдала миссис Бингли, хотя, как подозревала Мэри, у её дурного самочувствия были совершено иные причины.

Как же не вовремя-то! Далеко от дома, от привычной пищи и мягкого климата, покойного особняка и милого окружения. Зато рядом с любимым! А то есть неизвестно, как бы отразилась долгая разлука на её положении – если Мэри не ошибается.

Вот прозвучали какие-то команды, отданные резким голосом со множеством звонких и твёрдых согласных, ударила шлюпка о борт и с воды затянули песню. Мэри не удержалась, выглянула в окошко. Береги всё стремительнее приближался: судно шло к указанному офицером-лоцманом свободному пятачку у пристани.

На берег дамы спустились в полдень . Сил оставаться на судне ни у Джейн, ни у Элизабет уже не осталось, господа не стали искушать судьбу и их терпение и согласились, что самое время размять ноги и выйти в город.

Донесенья лон-лакеев или Записка страсти нежной

Любой дом в Российской Империи был полон людей.

Они, как кролики в садике, сновали по всему дому, от полуподвала до мансарды, если он, конечно, в доме был. По коридорам богатых особняков бесшумно бегали лакеи, горничные скребли, натирали и мыли все вертикальные и горизонтальные поверхности от пыли, сажи и паутины. Истопники чистили печи и трубы, кололи дрова и следили за вьюшками и топками.

Всяческие нянюшки, бабушки, тётушки и прочие приживалки не давали возможности побыть наедине с собой (или с кем-нибудь). А потому сохранить что-либо в тайне было просто невозможно. Абсолютно все действия, слова, поступки имели свидетелей. Порой довольно пристрастных.

Вот и на охоте у Вяземских, куда пригласили в качестве гостьи воспитанницу графини Каменской мисс Мэри Гуднэсс, загородный дом в подмосковной вотчине гудел от предвкушения знатной потехи.

Гости и гостьи расположились в комнатах со всеми удобствами, прислуга с ног сбивалась, стараясь услужить гостям и гостьям, заодно ощупывая ткани, запоминая расцветки и выведывая адреса портних. Вот у молодого Голицына жилет не чисто белый нанковый, а шёлковый, с серебряной искоркой. Отчего, почему, в какой лавке приобретён шёлк, да какой портной его построил?

Да-да, жилеты и фраки, как и мундиры, строили, ибо не существовало ещё стандартных лекал, клеевых основ и репсовых шовных лент.

Вот барышни стайкой вьются около новой забавы света – деви́цы-англичанки, что взял в плен в тмутараканском Туапсе граф Каменский-Первый, и что нынче держит литературный салон на Берсеневской набережной. Ах, отчего так побледнела и так белокожая иностраночка?! Отчего не спускает глаз с компании, приехавшей только что?

Девицы Одоевские с сестрицами двоюродными пожаловали. Истинный цветник! Едва сил у британки хватило, чтобы раскланяться с гостями, остановила лакея с подносом, чашками с пуншем уставленным, шепнула ему что-то, отчего тот сам с ноги сбился, и на диванчике устроилась, пунш прихлёбывая.

Сомлела, видать, с дороги, Али угорела! А Одоевские с Благодатскими едва её взглядом удостоили, да и было бы с чего.

Маша и сама не поняла, как хватило ей мужества не выдать себя, но хозяйки её бывшие не узнали в холёной, по моде одетой и причёсанной даме великосветской своей чернавки-холопки босоногой. Мелькнуло мгновенное узнавание, да мало ли лиц похожих на белом свете? Девиц Благодатских более привлекали кавалеры в статском и в мундирах, коих тут было в избытке. Одна Лизонька глаз не отводила от своего новобрачного супруга, Ивана Епанчина. Ну да молодожёнам в медовый месяц многое прощалось, тем более вскоре отбывать им из московской благости в промозглый Кронштадт.

Раут закончился непозволительно рано. Но завтра – охота, не до балов нынче, дело серьёзное. Дамы разбежались по комнатам ещё засветло – подготовить амазонки, проверить, как добрались в багаже шляпки и вуали, посекретничать и посплетничать.

И позлословить о британке, коей комнатку выделили самую невзрачную – у чёрной лестницы. Ибо нечего с высокородными и дворянками столбовыми равняться иноземке! Ишь, без роду, без племени, а вознеслась высо́ко благодаря своей благодетельнице. И даже государю представлена была, а государыня вдовствующая императрица с собственного пальчика перстень ей презентовала. Интересно, за какие так е красивые глаза?

А едва стемнело, потянулись к Машенькиной комнатке лакеи господские, кучера, горничные, няньки и прочий люд. Недолго в щёлку неплотно прикрытой двери бросить записочку, главное, что через пару-тройку дней можно невзначай обнаружить неожиданный прибыток – то в лавке торговец на полтинничек ошибётся, то гривенник в кармане обнаружится.

И если не верится вам, что простой люд так активно работал в разведке, то вот вам удивительный факт: многие лакеи при иностранцах работали из любви к Родине и из чистого патриотизма. А все представленные ими полицейскому департаменту донесения были основаны на документах, письмах и беседах, проводимых, разумеется на иностранных языках. (loan lackey – лакей, которого нанимают для временной работы, «берут взаймы».)

Восьмого января 1807 г министр внутренних дел Виктор Павлович Кочубей направил секретное предписание московскому обер-полицмейстеру о создании «тайной экспедиции»: "…Допустить к сему делу людей разного состояния и различных наций, но сколько возможно благонадежнейших, обязывая их при вступлении в должность строжайшими, значимость гражданской и духовной присяги имеющими реверсами о беспристрастном донесении самой истины и охранения в высочайшей степени тайны. <…> Они должны будут, одеваясь по приличию и надобностям, находиться во всех стечениях народных между крестьян и господских слуг; в питейных и кофейных домах, трактирах, клобах, на рынках, на горах, на гуляньях, на карточных играх, где и сами играть могут, также между читающими газеты – словом, везде, где примечания делать, поступки видеть, слушать, выведывать и в образ мыслей проникать возможно…».

Тринадцатого января 1807 г. по предложению Н. Н. Новосильцева Александр I учредил особый комитет для рассмотрения дел по преступлениям, клонящимся к нарушению общего спокойствия («Комитет 13 января»). Пункт первый: «Коварное правительство Франции, достигая всеми средствами пагубной цели своей – повсеместных разрушений и дезорганизации, между прочим, как известно, покровительствует рассеянным во всех землях остаткам тайных обществ под названием иллюминатов, мартинистов и масонов и других тому подобных, и через то имеет во всех европейских государствах, исключая тех зловредных людей, которые прямо на сей конец им посылаются и содержатся, и таких еще тайных сообщников, которые, так сказать, побочным образом содействуют французскому правительству и посредством коих преуспевает оно в своих злонамерениях".

МВД до́лжно сообщать в комитет информацию о подозрительной переписке, получаемой через губернаторов и дирекцию почт. В структурах полиций Петербурга и Москвы в 1809 г. создаются конторы адресов для регистрации всех прибывающих и на постоянное жительство, и для работы по найму иностранцев.

А приключения Машеньки на охоте не закончились. Уже совсем смеркалось, когда под запертую дверь подсунули записочку.

"На семь колечекъ.

На нѣжномъ пальчикѣ Алины молодой

Семь колецъ золотыхъ показываютъ вѣчность

Нѣжнѣйшія любви. – „Возможноль, вздоръ какой!

„Какъ могутъ только семь означить безконечность?“ —

Такъ точно, не дивись. У милыхъ нашихъ фей

Вся вѣчность тянется едва едва семь дней!..

N…"

Озадаченная, разглядывала она наспех нацарапанные строчки и гадала об авторстве сего опуса. Но утро, как известно, вечера мудренее, а потому спаааать. И не ломать себе голову, и так замороченную.

Р.S. Стихи "На семь колечек" (авторства господина Мерзлякова) автор нашла в «Вѣстникъ Европы», ч. LV, № 2, опубликованном в 1811г.

Глава 7 Чем есть жива земля русская

Мэри во все глаза смотрела на то, что развернулось на пристани. Хорошо, что с восходом потеплело и ветер унялся. Благодаря тому, что "Аллюр" – довольно высокое судно, она имела прекрасный обзор на широченную огромную лодку с низкой осадкой, от носа до кормы уставленную низенькими бочонками в два обхвата.

Их по сходням закатывали с причала у носа, а по таким же узким доскам на лодку с кормы таскали мешки. От бочек с шебеки сильно и вкусно пахло рыбой.

Шебеки, как и и пинки средиземного моря, имеют три невысокие мачты, из коих передние две суть однодеревые, а к бизань-мачте выстреливается небольшая стеньга. Каждая из сих мачт носит один большой латинской парус; но во время крепкого ветра, другие прямые паруса вместо первых поднимаются, у сих судов не бывает бушприта, и потому фок-мачту их наклоняют в перед под углом около 75°, задние же две мачты стоят вертикально". Платон Гамалея, "Опыт морской практики",1804 г.