Орик встал, отошел от углубления под землянку, откинул лапник, судя по всему, там он хранил вяленное и сушеное мясо, взял копыто косули и вернулся к деревенским. Которые стояли, кто где.
Вятик, тот вообще боялся и стоял, наполовину скрывшись за березой. Ему идея идти самому, к этому странному человеку вообще не нравилась. Коли хотел староста избавится от гостя, мог бы ополчение собрать, или всю деревню поднять против пришлого. Конечно, против дружины, или войска они бы не выстояли, но кучку бандитов, они уже не раз прогоняли.
Пока пришлый срезал мясо с ноги и угашал им всех поочередно. На дерево возле кучи бревен сел огромный черный ворон и начал громко, каркать привлекая внимание всех к себе. Когда они вернулись обратно, то всем в деревне клялись, что никогда не видели такого огромного ворона. Вятик всех уверял, что ворону лет сто, а то и сто пятьдесят и каркал не просто так, а что-то рассказывал странному человеку из леса.
– Так ты дружинник? – Божен жевал сухое мясо и внимательно смотрел на своего собеседника. – Варяг, да? Я и сам был в дружине, но было это давно, и воин из меня получился не самый лучший, как видишь. Мне ближе оказалась жизнь спокойная оседлая, а не в походах. Твоего брата, я видел, но никогда не видел по одному и что бы так хорошо говорили по нашему.
Но Орик ничего ему не отвечал, а молча жевал мясо иногда отхлебывая из мехов. Он задумчиво смотрел на ворона, как будто и вправду его слушая. Конечно, он казался странным для деревенских, но и опасности от него не исходило. Тут уже занервничал Божен, но показывать это не хотел.
– Я северянин, пришел по делам. – Спокойно, смотря прямо в глаза Божену сказал Орик и продолжил. – Лес этот не трогайте и рощу дубовую за ним, а тронете добра не ждите.
Сказал он это, встал и пошел куда-то в лес, оставив на едине деревенских. Божен был удивлен, но решил не трогать странного варяга, так как боги его знают, что у того на уме. Могло случится так, что тот тут по воле богов и переходить дорогу богу, Божен не желал. Варяг оставил странное впечатление о себе, с одной стороны он вызывал первобытный страх, с другой была в нем уверенность человека, держащего свое слово. Что бы не гневить духов леса, а за одно и в подарок гостю, они оставили бочку браги и бочку квашенной капусты перед входом в лес.
После этого Божен приказал людям внимательнее следить за домашними, как бы не вышло беды. Но вскоре все привыкли, что в лесах кто-то живет. Сам Орик из леса выходил и его из деревенских особо никто не видел. Так со временем все и смерились, что в лесу по соседству, живет пришлый человек. В лесах часто кто-то обитал, была там и бабка-шептунья, приходили в местные леса и захожие жрецы.
Канун
Стоял июльский солнечный день, природа была в зените своего летнего цветения. Работяги пахали в поле, всё кипело и спешило жить. Люди утопали в работе по уходу за полями, подготовке и сборке первого урожая. Летом всегда время летит скоротечно, в трудах и заботах проходили дни простого люда. Не зря говорят, как летом поработаешь, так зиму и проведешь.
Божен был одновременно и весел, и расстроен, так как к ним приехал его тесть с частью дружинников. С одной стороны, староста был рад, что воинственный зять обозначается в их местности, что уменьшало возможность налетов пришлых лиходеев. В то же время, его не радовал тот контроль, которым облагал их местный князь. Конечно, Божен мечтал о Боярском месте, которое сулило много прибыли и еще больше власти, только вот, теперь он побаивался не заберет ли Владимир деревню себе в надел. Они и так плотили большой оброк, постоянный подарки князю и тестю могли дать свои плоды в перспективе, но пока не приносили ничего, кроме убытков и лишней головной боли. Вот и теперь, в канун Перунава дня, Владимир приехал провести обряды и праздник в гостях у тестя.
Перунов день – самый главный праздник для дружинников и воинов, а так же, время возможностей для местных юношей отобраться в дружину князя. С города, вместе с Владимиром приехали и волхвы, которые должны были подготовить все к празднику, так же были отобраны лучшие дружинники, которые проводили все обряды и выбирали испытания для юношей. Эти испытания должны были показать их способность, или не способность для дальнейшего ратного дела. Как правило, Перунов выпадал на двадцатое июля, в некоторых районах его праздновали немного позже, в зависимости от района.
– Это хороший день, Перун – бог громовержец, направит наши копья на врагов, – Владимир стоял в хлеву и лично выбирал быков для приношения в жертву на капище. Он внимательно всех осматривал и как на зло, для Божена выбирал самых лучших. Дело было не в том, что ему было что-то жалко для всесильных богов, конечно и без Владимира, они принесли бы жертвы. Правда, были бы это бычки простые, а не самые лучшие и отборные. Божен хотел было вставить своё, но, в вопросе выбора жертв, вот только зять его совершенно не хотел слышать и теперь он молча, с скорбным сердцем кивал.
– В этом году, я хочу отобрать в дружину хороших ребят с этих мест. – Владимир встал и перекинулся парой фраз с своими людьми, которые помогали выводить быков в поле. – Пусть они прославят свой род и подготовят почву моим сыновьям. Они вырастут и было бы здорово, что в дружине будут земляки их матери.
Сказав этого, он со значением посмотрел на Божена, который с грустью провожал быков. Староста понимал, что в этом была доля смысла, но порой зять начинал заигрываться. Его дочь понесла от воеводы с первого раза, и только она отошла от родов, как тут же родила ему второго сына. Это крайне радовало Божена, так как это говорило о крепком роде и кто его знает, скольких она еще могла родить мужу сыну. Проблемы бы были, если бы она не родила. Два крепких мальчика давали надежды отцу и были гордостью матери.
– Претендентов будет пятнадцать человек, – Стараясь не выдавать недовольство, подбадривающим тоном, больше для себя ответил Божен. – Пришли даже с соседних деревень, что поменьше. С виду парни гожие, ладные.
– Это решать Перуну и Роду, кто там гож, кто не гож. – Обрубил Владимир и встал в полный рост, разворачивая сложенные на локтях рукава. – Наше дело все подготовить, а там уж они сами докажут, кто и что из себя представляет.
Они вышли во двор и пошли в сторону дома, рядом на лавках сидели дворовые и со страхом смотрели на воинов. Местные боялись их, у них не было никаких предрассудков по поводу людей, которые приехали справлять праздник. Дружинники были люди лихие и их отличало от разбойников лишь, то что рубили и грабили они по воле князя. А воля князя была не постоянна и ему могло многое не нравиться, он мог поднять оброк, а если тот не получал его, то в дело шли его поборники. Они забирали все, что считали нужным и вот эти самые люди, которые сейчас шумно смеются и радостно готовятся к празднику, начнут грабить, убивать и насиловать.
– Как я рад приезжать в эти края, тут и воздух лучше и солнце ярче. – Владимир вошел в сени, за ним следом шел Божен.
В доме уже были накрыты столы, жена Божена подавала на стол и ей помогали дворовые девки и младшая дочь. Девушка цвела и отвести от неё взгляд было крайне сложно. Несмотря на весь её скромный вид, природная красота рвалась наружу, которая кричала о силе юности молодого, здорового тела.
Все сели за стол, Божен внимательно следил, что бы все было хорошо и даже не обратил внимание на то как зять посматривает на его Ирину. Он больше беспокоился за угощения и то сколько съедят гости. Год был не такой богатый как прошлый и они старались не шиковать.
– Присядьте к нам, что вы в самом деле. – Обратился Владимир к теще и свояченице. Божен посмотрел в сторону жены и кивнул, в знак согласия. – У нас жены и дочери князей не подают на стол. Тут надобно тоже ввести такие порядки. Че го вы. Спрашивайте маманя, не томите, вижу же, что хотите спросить.
Дарина, жена Божена, была уже не молода, но сохранила свою первозданную красоту. Сразу было видно в кого пошли дочки, она была все еще румяна и имела вид живой, крепкой женщины. О такой говорят и в горящую избу войдет и коня на скаку остановят. Она прятала волосы под платком и всем своим видом показывала пример женской кротости и воспитанности.
– Мне бы только за доченьку узнать, что с ней и как. Малыша вот родила она, да я так её не видела после свадьбы. – В уголках глаз её собирались слезы, и она собрала все силы, чтобы не разреветься при гостях. Божен всегда понукал её за проявление слабости и её природной слезливости на людях. Он говорил ей, что она должна всегда гордо держаться при посторонних, но она не могла ничего поделать со своей природой.
– Так чего же нет, я не против. – Владимир наворачивал кашу ложкой и посматривал на всех исподлобья. Он не пил хмельного, так как пить он начнет позже, праздник должен был начаться через пару дней, а за это время они должны были все подготовить. – Вот Перунов день отпразднуем, да и поехали со мной в город. Модно вон и дочь вашу взять, она небось по систре соскучилась. Девка она молодая, ей полезно будет город посмотреть, себя показать, пару неделек и назад воротим.
Как только услышали это домочадцы, как сердце у Божена упало. Он не боялся от зятя каких злодейств, но не хотел отпускать никуда жену. За двадцать лет, они не расставались на долго, тем более он не собирался отпускать никуда свою младшую дочь. Мало того, что он старшую отправил невесть куда, одной с него было достаточно. Дарина не могла понести ребенка после родов Ирины, поэтому он берег дочерей как мог.
– Это обдумать надобно, это дело не быстрое. Род даст – сами в следующей весной приедем. – В достаточно грубой, не свойственной себе манере говорить с Владимиром, сказал Божен. Глупо полагать, что Божен был человеком трусливым, или мягкого характера. Когда было нужно он был не только строг, порой и жесток. Он порол провинившихся и поднимал на дыбу нарушавших порядки. Его жена и дочери знали, как крепка ладонь у их отца. В то же время он сам был некогда в дружине и за службу получил деревеньку с землей за служения. Поэтому он понимал с кем и как он может говорить и Владимир был не тем человеком, которого хочешь иметь во врагах.
– Батя, посмотри и пожалей своих домочадцев. А хочешь с нами поезжай, я-то не против. Ты посмотри, посмотри, как глаза у Ирины загорелись, как она о сестре услышала.
Ирина как будто бы ждала команды и как только назвали её имя бросилась к ногам отца. Слезы текли по её лицу, и она молила отца отпустить её с маменькой в город к старшей систре. Третий год она грустила по той, с кем делила все свои радости и печали. С той, кто всегда была при ней и учила и поддерживала её во всем. Как она рыдала, когда узнала, что систра понесла от мужа, а Ирина не была с ней рядом, что не смогла она помочь ей в час нужды. Горькие слезы лила она по ночам о систре и мечтала об одном, скорее бы с ней встретиться. А тут появилась такая возможность и не пугали её неопасность наказания, ни побои. Она чувствовала взгляды парней на себе, но из-за тоски по сестре они не трогали её девичье сердце.
Кто только не ходил свататься за Ирину, но всех отворачивал Божен. Время подходило для свадьбы, и он понимал, что рано или поздно он выдаст дочь. На его сердце и так была рана от расставания с Зариной. Все местные знали о красоте дочери старосты, даже до соседних деревень дошли слухи о её писанной красоте. Божен не спешил расставаться с младшей дочерью и тем более он не хотел её отпускать в город с зятем.
– Папочка, ну пожалуйста, подумай, я бы была очень рада и не просила бы тебя ни о чем больше. Мне не нужно дорогих платьев и вычурных украшений, мне бы только сестричку повидать хоть ненадолго. – Ирина жалобно молила отца, её прекрасное лицо еще больше приняла ангельский вид.
Божен посмотрел на дочь и сердце у него дрогнуло, как он мог хоть в чем-то отказать своей дочери. Которая и так ничего для себя не просила, она не требовала разносолов. Божен не мог вспомнить, когда последний раз дочь что-либо просила, или канючила. В её прекрасных, чистых изумрудных глазах можно было утонуть, вся она сияла чистотой души и помыслов.
– Да не торопитесь вы с ответом, – Владимир отпил кваса из кружки и обтер редкую бороду рукавом рубахи. – Вот отпразднуем Перунов день, а там уже решим, что да как.
Божен знал, что, если зять, что-то решил его уже сложно было переубедить. Тем более впереди их ждал праздник и его то де было бы не плохо пережить. А там уже, как пойдет, но пока староста был категорически против дать свое согласие. Все-таки, дочь была на выданье, и он не хотел бы, чтобы случилась какая беда.
Они спокойно отобедали, женщины убирали со стола, а мужчины вышли во двор дальше готовиться к торжествам. Владимир внимательно слушал местного волхва, который собирался гадать и спрашивал какие мероприятия хочет провести Владимир. Волхв был жрецом Белобога, но всегда помогал проводить праздники в местных деревнях. Именно он проводил обряды на свадьбе у Зарины и Владимира, и второй был рад его вновь увидеть. Как никак, а тот вымолил у богов ему сына в первую брачную ночь.
– Все, как всегда, в начале юноши покажут удаль. – Владимир осматривал тренировочное оружие. – Потом будут состязания среди мужей в силе и удали. Ближе к вечеру проведем жертвенные бои. У меня трое готовы биться во славу Перуна. Наш князь хочет идти в поход, поэтому мне нужно благословление богов. – Учтивый Богумил, скажи-ка мне, а правда тут есть варяг, который живет в лесу? Если мы пригласим его на праздник, тот на вряд ли нам откажет в чести поучаствовать. Слыхал тот скандинав, а такие как он с радостью рубятся за серебро.
Волхв молчал и сделал сложное выражение лица, обычно добрый старик с русыми длинными волосами до плеч, с широкими полосами проседи сейчас был не весел. Он знал об странном человеке, живущим в соседних лесах. Культ бога Богумила был тесно связан с людьми и мирской жизнью, поэтому волхвов других богов он не то, чтобы боялся, но относился к ним настороженно. Боги были разными и выбирали себе в услужение разных людей, а те в свою очередь могли выполнять какие угодно веления своих покровителей. Тем более, северянин был человеком не простым, это он понял со слов старосты, который попросту не говорил.
– Мне говорили он воин, который по каким-то своим причинам поселился у нас. Если он северянин, то может быть волхвом своего какого бога, тем более видок у него бывалый. – Богумил оперся на посох, долго стоять не мог из-за хромой левой ноги, он с детства был калекой. Ему очень повезло, что его приютил прошлый волхв Белобога, который его всему научил, ввел в курс дела и привел к остальным волхвам его культа.
– Это отлично, коли он силен – Перун будет только рад. Если боги его сильны, он останется жить, если нет, от него не убудет и он умрет.
Владимир выпрямился и посмотрел в сторону кухни, где в это время девки носили посуду. Он уже давно заметил, как на него посматривает местная девчонка, что работала на дворе у старосты. Её звали Белина и она не отличалась выдающейся красотой, но было в её взгляде, что то похабное, взывающие к мужскому естеству. Она не переживала по вопросу своего статуса, так как муж её был простой мужик, который батрачил в поле. Её же было всегда скучно, и он искала, крепкое мужское плечо, об которое она могла бы опереться на вечер другой.
– Короче, я хочу его видеть на празднике. – Оторвав взгляд от конопатой девчонки постановил Владимир. – Если боишься, возьми моих молодцев, пусть постоят рядом. Если согласиться, хорошо, а нет потом его прибьем, что бы было не повадно лазать без спросу. Завтра Перун будет бить Велеса, а коли он служит ему то тем более согласиться.
– Может быть, может быть. – Богумил отер рукавом лицо. – Ваша воля, ваш праздник, но чужаки могут все испортить. Так же я слышал, что он на короткой ноге с местными бабками жрицами культа Велеса. Лесничие с соседних деревень говорили, что и волхвы Велеса приходить стали в наши края чаще.
– А какой конфликт у твоего бога с Велесом? – Владимир передал копья своему человеку, их юноши будут метать, кто дальше. – Я думал, коли вы друг другу не мешаете и не заходите на чужую территорию, то можно? Вот мой князь привезет новых жрецов из-за моря, тогда поглядим как все сложится. На юге уже всех перегоняют в новую веру.
Богумил знал о новом культе божества из-за моря, который требовал отречься от старых богов. Они строили каменные капища и уничтожали старые, которые объявлялись не угодными. В целом богов в мире было много и каждый народ верил в своих, один и тот же культ одного бога мог отличаться в разных деревнях и княжествах.
– Тут все от князя зависеть будет, коли он веру предков сожжет, то мы уйдем куда. Да только боги его потом покарают и добра от этого не будете никакого. Много ли толку от золотых посохов и каменных стен, если в них нет души и веры в Рода?
Владимир подошел к Богумилу и опустил руку ему на плечо и внимательно посмотрел ему в глаза. Как бы проверяя того на прочность. Да только старик вообще не боялся витязя, так как был он духом крепок и смел не по телосложению. Он знал, что воины чтут только своих богов и свои порядки, поступки их были кровавыми. Но Богумил не боялся его, так как знал, что дело его правое и он уже достаточно видел, чтобы бояться очередного головореза, который бог знает сколько еще проживет. В этом-то он и находил ответ, на то какие поступки те себе позволяли.
– Дело князя – это его дело. – Жестко, в надежде задавить волхва, произнес Владимир. – Наше дело выполнять приказы и лить кровь во имя нашего бога.
После этого он отошел от волхва и пошел к своим людям, которые собирались вместе перед костром на заднем дворе пред полем. Они орали песни, били друг другу морды и весело проводили время. Перед закатом Владимир покинул товарищей и пошел к сеновалу, где его уже ждала Белина, которая распустила волосы и зазывающие на него смотрела.
Перунов день
Стола страшная духота, небо стянуло тяжелыми грозовыми тучами, которые вот-вот собирались окатить всё скопившейся в них влагой. Ветер трепал полевую траву, которую еще не скосили. Деревья качались в такт порывам. Но все это никак не влияло на людей, собравшихся в поле, куда вынесли столы и лавки, по середине возвышался истукан олицетворение Перуна, который был вырезан из цельного бревна столетнего дуба. Его глубоко посаженные глаза зло смотрели на всех исподлобья, возвышаясь над всеми. Его импровизированную голову венчал каплевидный шлем, закрывающий переносицу. Густые усы и борода скрывались глубоко в низу, весь он был олицетворением мощи.
– Бог грома и воинских дружин! Даруй нам мужество и силы принять бессмертие, что бы мы могли служить тебе в Ирие, что бы каждый удар наш был крепок и достигал своей цели! Мы придаем смерти наши тела, веря в бессмертие душ, что ты призовешь к себе на служение!
Владимир громко произносил слова молитвы, он был празднично одет в церемониальные доспехи, которые служили олицетворением мощи культа Перуна. В этом празднике, как самый старший в иерархии воинов, он был выбран жрецом обрядов и испытаний. Все его люди стояли вокруг идола и повторяли за ним слова. Все кроме жрецов были одеты в простые штаны и оголенные по пояс.
Поодаль стояли мальчишки, которые ждали своего часа. Они были молоды и мечтали стать великими витязями из сказок, что им рассказывали их матери и отцы. Их колотил озноб и волнение за грядущее, они жаждали приключений. Как часто бывает, их представления и ожидания были совершенно не сопоставимы с реальностью. Которая была куда проще и прозаичнее.
– О боже! Прими же наши жертвы и одари своей силой и мощью! – После этих слов к Владимиру подвели первого быка, воин взял широкий нож сакс, пронес лезвием сквозь языки пламени, после чего быстро подошел к быку и ударил его под лопатку в место, где у того находилось сердце. Быка крепко держали, он издал предсмертный вопль, все его тело напряглось, после чего он обмяк. К Владимиру подносили чаши, и он наполняли их кровью. Воины по очереди подходили к нему, отпивали кровь быков после чего они подходили к другому жрицу который держал тару с набранной кровью. Воины опускали в неё свои руки, после чего умывались ей, нанося кровь на свое лицо.
Так было забито пять быков, после чего туши относили к большому капищу, где Богумил распевал молитвы, а туши быков укладывались на большие жаровни для жертв. После этого, мужи отходили и шли к скамьям, которые стояли возле места испытаний. Мальчишки все это время стояли в стороне. Их с вечера поставили люди Владимира, им запрещалось есть и пить, они так простояли всю ночь. За ними все время, по переменно наблюдали воины, иногда они подходили и кричали на них, замахивались и пугали разными способами, проверяя тем самым их мужество и волю. Их было пятнадцать человек от двенадцати до четырнадцати лет.
Когда все мужи заняли свои места на скамьях, Владимир подошел к кандидатам. Он какое-то время молча смотрел на них, каждому он взглянул в глаза, как бы измеряя их жизненную и духовную силу. Кровь уже бушевала у него в груди, и все ждали грядущего кровопролития в честь Перуна.
– Возрадуйтесь отроки, ибо вам дана честь порадовать Перуна своей удалью и мощью. – Владимир говорил командирским голосом, которым он кричал во время сечи, который разрывал какофонию резни, визгов и стонов. – Те, кто смогут, станут учениками дружинников, ваши деревни, когда вы станете в наши ряды, будут одевать вас, они дадут вам коней, оплатят ваше оружие и будут гордиться тем, что именно с их мест блистает на ратном поле муж. Но до тех пор, вы пройдете сквозь боль, кровь и слезы. Те, кто не готов умерить во имя Перуна и встать на защиту священных садов Ирия, лучше бегите. У вас все еще есть шанс спасти сваю дрянную жизнь, даже если просто вас посетила мысль уйти – то уходите. Ибо все воины умрут на поле боя, для нас нет большей радости погибнуть с оружием в руках. Спокойная жизнь будет не для вас. Вы не будете знать слов не могу и не буду, долгие годы вы будете добиваться положения в дружине и далеко не факт, что вы его заработаете.
Он замолчал, после чего крупный парнишка со слезами на глазах вышел из толпы мальчишек и подошел к нему. Он весь трясся и больше всего он хотел оказаться дома. Его на отборочные испытания отправил отец, который сам когда-то не смог попасть в дружину. На испытаниях ему поломали ноги и он так на всю жизнь остался хромым. Парнишка в отличие от отца, мечтал прожить жизнь простого хлебороба, собирать ягоды и грибы, жениться на простой девушке, прожить всю жизнь в родном селении.
Владимир, на удивление мальчишек, по-доброму посмотрел на вышедшего и сказал, – Иди в деревню, тебя никто не тронет.
Рыдая, парень побрел по тропке в сторону изб, за полем. Остальные же остались стоять как вкопанные в ожидание своей участи. Многих терзали сомнения, что было совершенно адекватной реакцией на происходящие. Конечно, жизнь в деревнях была не сахар, многие из них уже сами забивали скот, помогая своим родителям, они видели праздники солнцестояний. Даже так, они боялись страшных мужиков, на некоторых из которых не было живого места.
– Раз больше никто не уходит, будет считать начало испытаний открытым.
Мальчишек подвели к копьям, каждому разрешили выбрать копье по себе. Они быстро подошли к сложенному оружию, все они были одинаковые, только одни древки были из свежей древесины, другие из сухого и нужного размера. Конечно, когда ты спокоен, в уютной атмосфере, легко разобраться, что к чему. Но когда на тебя орут здоровенные мужики с кровавыми лицами, делали они это, что-бы подбодрить юношей, быстро сориентироваться могут далеко не все. Как раз это и проверяли испытания, мало быть просто крепкого телосложения и рослым, нужно так же обладать крепкой психикой и определенной долей безумия.
После того, как все отроки были с оружием их повели к черте и объяснили, что им нужно будет кидать копья. Но никто им не объяснил, в чем именно заключалось испытание, и многие решили, что нужно просто метнуть копье подальше, некоторые увидели, что в поле, куда нужно было бросать копья были уложены чурки бревен и овощи. Из всех парней, выделялись четверо. Первые двое были крепкие парни, которые дальше всех запустили свои копья, один вообще умудрился запустить копье из свежесрубленной липы. Это порадовало Владимира, и он решил присмотреться к парню. Двое других были в меру сильными, но выделились умом. Мало того, что они взяли копья с древками из ясеня, так один, долговязый парнишка с ярко рыжими волосами, попал в мешок с репой, который спрятали, за бревнами.
После метаний копий, их вновь построили, копья убрали, а вместо них вынесли пять лоханей с водой. Тары поставили в метрах двадцати от места, где стояли отроки. Ребята с жадными глазами смотрели на живительную влагу, которую заливали в них. Они молча стояли и смотрели, в ожидании команды для дальнейших действий.
Владимир не спешил ничего говорить, а воины, сидевшие на лавках, внимательно смотрели на происходящие. Обычно они кричали, или ругались. Когда ребята кидали копья, они в момент броска могли поднять вой, а могли и вообще что-либо бросить в сторону бросающего, но не в него самого, а рядом. Тут они все просто молча смотрели какие решения примут те.
