По лунной тропе

Мои тети, сестры папы, жили в дальних селах, и мы виделись с ними не очень часто, в основном по праздникам, таким, как день рождения или свадьба, или когда собирались помянуть кого-то из наших близких. Эти женщины умели говорить спокойно и никогда не повышали голос. Сестры очень строго придерживались всех старинных традиций и обычаев туркменских семей. Своих детей они вырастили такими же, как они сами. Мне нравилось, что они обращались друг к другу и к своим детям только со словом «джан, джаным» (в переводе с туркменского – «душа, жизнь») – Курбан-джан, Гозел-джан или со словом «эзиз» («родной, родная») – эзиз доган (родной брат, родная сестра).

Папа также стал муллой и был всегда званым и почитаемым гостем у всех родственников, у всех друзей семьи и соседей, его ждали в такие дни.

Поэтому для меня остается загадкой, когда он находил свободное время, чтобы взять в руки книгу и посидеть в тишине.

Мои родители тоже были очень красноречивы. Правда, когда моя мама этому успела научиться, я так и не знаю, ведь она все свое время посвящала домашнему хозяйству, и я не помню, чтобы видела у нее в руках книгу.

Лунный луч

Я стала первым ребенком в семье и родилась в лунную ночь, поэтому для моих родителей не стоило труда выбрать имя, меня назвали Айгозел – лунная красавица. По традициям туркменской семьи выбор имен новорожденных зависел от самых старших в доме. Но неожиданно невестке позволили придумать дочери имя.

Мое красивое имя созвучно с маминым, в котором тоже есть слово «красавица». А «луна» указывает на то, что на небе сверкала луна.

Считалось, что личности с этим именем посвящают свою жизнь поиску себя и раскрытию творческого потенциала.

Одним из главных правил в отношении детей является наречение ребенка красивым и благозвучным именем, его значение должно подчеркивать достоинства его обладателя. Родителям необходимо нарекать ребенка таким именем, чтобы оно освещало его жизненный путь, вело свое происхождение из глубокой истории ислама.

Имя должно быть чистым и счастливым, чтобы оно освещало жизненный путь новорожденного и при этом черпало силы из древней истории ислама.

Женские туркменские имена благозвучные и красивые. Часть из них переводится просто и лаконично: «жемчужина, серебро, красавица, сахар». Многие из них могут рассказать, в какое время родился ребенок, в какой день, шел ли в этот момент снег или дождь.

Очень популярны цветочные имена со словом «гюль», к нему добавляют цветовую гамму: Язгюль – весенний цветок, Сарыгюль – желтый цветок и т. д. Среди женских имен встречаются и названия деревьев, дающих вкусные плоды, например цветок урюкового дерева – Эрикгюль, животных и птиц: Бил-бил – соловей, Джерен – лань и другие.

Очень много имен, начинающихся со слова «Ай» – луна и «Гозел» – красивая, красота, красавица.

В сочетании этих слов образовалось – АйГозел. Так назвали и меня, я стала Лунной Красавицей в семье. Такой красивый список женских имен можно продолжать бесконечно.

Старшая сестра

Я о мне не пришлось долго оставаться единственным ребенком и наслаждаться любовью и вниманием всей семьи. Еще через три года следом за мной у родителей появилась вторая дочь. Она была белолицая, похожая больше на мать, и, как рассказывала моя бабушка, она не была такой смугленькой, как я. Ее назвали Ак Гозел, слово «ак» переводится с туркменского как «белый», моя младшая сестра вдруг стала Белой Красавицей, я все время обижалась на родителей и спрашивала их:

– Почему это она белая, а я нет? Я же не черная! – твердила я.

– Ну, что ты внученька, ты у нас тоже беленькая, – как всегда, первой реагировала бабушка.

Младшая была маленькой и очень крикливой, но когда выросла, ее не было слышно. Стала непослушной, капризной и обидчивой дочкой. Вторая дочь стала получать больше внимания к себе. В то время как я должна была смотреть за ней, играть и заботиться, будто бы она была моим ребенком. Все внимание родителей перешло к младшей дочери, и, как всегда, бабушка не давала мне покоя и наказывала меня, если вдруг эта малявка принималась плакать.

Я стала ей и всем остальным младшим сестрам и братьям второй мамой. Мне было очень обидно: почему я должна смотреть за младшими, я тоже хотела играть, ведь мне самой было всего три года. Я не могла больше одна бегать на улице с соседскими детьми, и если младшая была рядом со мной, мне приходилось брать ее с собой.

Мне тоже хотелось бегать с подружками по холмам и собирать там цветы. Я любила цветы, всегда мечтала, чтобы они также росли у нас во дворе. Самыми первыми на холмах расцветали беленькие подснежники, как колокольчики, анютины глазки, потом дикие нарциссы и такие маленькие желтенькие, фиолетовые, голубые цветочки. А королями всех цветов оставались тюльпаны и большие красные маки. Мальчишки умудрялись даже находить там грибы, только никто не знал, какие это грибы, съедобные или нет. Мы жили недалеко от холмов, которые все дальше и дальше переходили в высокие горы, там проходила иранская граница. Мальчишки говорили, что когда вырастут, то обязательно пройдут через мощные и грозные горы с заснеженными пиками и, стоя на самой верхушке, увидят Иран. Но им не удалось бы добраться туда, слишком длинным оказался бы их путь.

А когда мне исполнилось шесть, у меня появилась вторая сестренка, третья девочка, хотя, конечно же, родители, а особенно наша бабушка, ждали мальчика. И тогда наша грозная бабушка сама выбрала ей имя, которое тогда мне казалось обычным словом, ее назвали Огулбябек — в переводе «мальчик-ребенок».

Представляя себе те дни, сейчас я уже понимаю, насколько это было важно, и наш отец, как и любой другой мусульманин, ждал появления наследника. По его словам, сын должен был стать защитником, который бы заботился о родителях до конца дней и потом стал бы хозяином дома.

Тогда же я спрашивала, зачем им нужен был «защитник», ведь сейчас не было никаких войн, чтобы защищать их от врагов или вредителей. Они начинали рассказы про своих дедов и прадедов, что когда на них нападали басмачи или разбойники, которые могли бы увести их скот или даже украсть их дочерей, их сыновья становились на защиту семьи.

Но я была уверена, что мама радовалась больше всех рождению еще одной помощницы. А вот ее свекровь колдовала по звездам и ждала только внука, чтобы она смогла передать мальчику имя не только своего покойного мужа, но и всех ее родных мужского пола, ушедших на небеса. Будучи своенравной и требовательной главой семьи, бабушка умела настоять на своем.

И только повзрослев, я поняла значения имен со словом «Огул» – сын, мальчик.

По традиции появление первенца всегда связывалось с мечтами о мальчике-наследнике. Если же мечты не оправдывались и рождалась девочка, ее могли назвать именем, которое бы магически утверждало появление мальчика. Родители надеялись повлиять на судьбу, чтобы она была милостива к ним и послала сына. Такое часто происходит в семьях, где рождаются одни девочки или мальчики не выживают.

Отсюда появились имена: Огулболды – «сын, мальчик родился», «сын пришел», «сын остался»; Огулбябек – «сын-ребенок» и даже такие требовательные, как Огулгерек – «нужен мальчик, сын» или Огулдурсун – «пусть будет сын».

А от таких имен, как Дойдук («сыты»), Бессир («хватит»), Дурсун («пусть останется»), мне хотелось просто плакать. На минуту я представила себе такую картину, как девушка знакомится с парнем и на его вопрос: «Как тебя зовут?», улыбаясь, отвечает: «Меня зовут Хватит».

Это могло прозвучать странно, грубо и даже жестко.

Я не могла себе представить, как мама зовет свою дочь по имени «Хватит» и говорит ей:

– Хватит, подойти ко мне, доченька, хватит уже беспокоить бабушку.

Мне стало жаль всех женщин, которые носили эти некрасивые имена.

Я долго сидела, опустив голову на колени, облокотившись о стенку, и неожиданно дала себе слово, что если у меня родится хоть пять девочек, я никогда не дам им имена с корнем «Огул».

Наша третья сестра, по словам мамы, росла очень плаксивой и почти всегда сидела рядом, держась за нее рукой.

Я обожала ее, учила красиво расчесывать волосы и не быть плаксой.

В то время наш большой дом еще строился и мы жили во временном с двумя просторными комнатами и чугунной печью посередине, которая обогревала весь дом и отапливалась углем и дровами.

Но однажды в наш дом пришла страшная беда. Как всегда, все были заняты своими делами и никто не заметил, как эта малышка взяла банку, которая стояла возле печи, и отпила из нее. Оказалось, что в этой банке был керосин для разжигания огня.

Мама тотчас же уловила сильный запах, подбежала и схватила девочку на руки, позвала мужа. Они взяли ее и побежали в больницу. Тогда у нас не было ни телефона, ни машины.

Мы же, две старшие сестры, сидели возле бабушки, которая плакала. Ничего не понимая, мы плакали вместе с ней.

Через какое-то время папа с мамой зашли во двор, папа так же держал ребенка на руках, но девочка уже умерла. Это стало трагедией для всех, но бабушка успокаивала родителей, что у них будут еще дети.

Действительно, прошло еще несколько лет, и родился их долгожданный сын – радость всей семьи. Его назвали Аннагулы, в честь деда, «Слуга, раб пятницы». А когда родился пятый ребенок, снова дочь, ей так естественно передали имя умершей дочери, со словом Огул – «сын».

Дальше, как будто по их молитвам, родились еще три сына. Старшего из них назвали Нурмухаммед («Светлый, Пророк Аллаха Мухаммед») – в честь брата нашей бабушки. Двум младшим дали имена Батыр («Богатырь») и Довран («Повелитель, добрый, хороший»). Мы с сестрами постарались, чтобы им дали «одноэтажные» имена – это была наша шутка: так мы называли простые, ясные имена, без лишних «пристроек», как говорила одна из нас.

Семейная с бабушкой

И опять же быть старшим ребенком в семье – это большая ответственность, даже если это девочка, а в мусульманских семьях особенно. Так вот, на мне лежала обязанность не только помогать маме по дому, но еще и быть ответственной за учебу моих младших сестренок и братишек. Их школьные принадлежности, школьная форма и даже успеваемость во многом держались на моей тонкой шее. Я также должна была проводить целые занятия с уроками шестерых младших. Им приходилось помогать, объяснять, а за мальчишками нужен был особый контроль, чтобы они занимались.

Я не читала им нотации. Я их наказывала. Правда, эти наказания казались родителям странными и забавными. Сначала я отправляла братьев помыться, переодеться и затем одному из них давала задание прибраться во дворе, а второму – стоять рядом с мамой и чистить картошку. Но это было еще не все. Оба должны были потом взять по книжке и стоя читать по очереди вслух. Конечно, они бы лучше подметали двор!

Когда я была в классе третьем-четвертом, больше всего любила организовывать уличный театр. Перед каждым концертом мы с подругой составляли программку, и все участники, а это были одноклассники и соседские ребята, должны были либо спеть песню, либо станцевать, либо прочитать стихотворение из школьной программы. И неплохо это у нас получалось!

Семейная с мамой

По большим праздникам мы приглашали даже своих родителей. Ставили им стульчики или просто стелили кошмы, на которых располагались взрослые и с удовольствием наблюдали за нашими выступлениями, одновременно обсуждая все новости из соседской жизни, а иногда мы даже успевали заварить чай и разлить его по пиалам. Я всегда была ведущей – конферансье! У меня это здорово получалось!

Для сцены мы использовали большие деревянные баки, оставшиеся еще после постройки нашего дома, закрывали их крышками, стелили на них маленькие коврики, и можно было выступать!

Однажды мы решили включить в нашу программу маленькую сценку из балета «Щелкунчик» на музыку П. И. Чайковского. Я исполняла главную партию, а моя подружка Нина была в роли Клары. И вот в самый интересный момент мы подбегаем друг к другу, не подумав о размерах бака, и летим вместе с баком прямо в песок!

Все захохотали, ну а мы отряхнули наши костюмы и присели в мучительном реверансе, натянув на лица вынужденные улыбки.

И только после поклона, недослушав хохот публики, мы с Кларой забежали к нам во двор, смазали йодом царапины, от души посмеялись и приготовились к продолжению нашего концерта. Иногда мы надевали длинные цветные широкие юбки нашей соседки, обвязывали их поясом, чтобы не сползли с наших тоненьких талий, повязывали головы платками, танцевали и пели русские народные песни.

Время от времени такие концерты продолжались и у нас дома, когда бабушка рассказывала сказки. Одной из любимых сказок моих младших братьев была туркменская народная сказка Bowenjik («Толстяк»), Мальчишки слушали ее и тут же начинали разыгрывать для бабушки спектакль. Они запихивали себе под рубашки пышные, пузатые подушки и начинали представление.

Удивительно, что из всех семерых детей только мы с двумя младшими братьями, Батыром и Довраном, любили веселить родителей своими шутливыми сценками из мультиков и фильмов.

Мои младшие сестры, Акгозель и Огулбябек, никогда не участвовали в наших концертах, хотя я чуть ли не тянула их за руки: нам нужны были исполнительницы женских ролей. Но им не хотелось, они даже не мечтали стать актрисами.

Сказка «Бовенджик»

Tak-tak etdim dalak iydim,Тук-тук, я съел селезенку,Pök-pök etdim böwrek iýdim.Прыг-скок, я съел почки.Gagyldap oturan gargany iýdim,Съел каркающую ворону,Eşeklije babany iýdim.Съел дедушку на ослике.Torumlyja mayyany iydim,Съел верблюдицу с верблюжонком,On oglany gyryp orup iýdim,Скосил и съел десять юношей,Kyrk gyzy gyryp iýdim,Сорок девушек я тоже съел,Sizi iýmän nämejik!А вас мне съесть нетрудно!

А в девятом или десятом классе мама как-то отправила меня на родительское собрание одного из младших братьев, отец был на работе, а маме было некогда. Учительница была просто в бешенстве, что родители не пришли сами и отправили меня. Они вместе с родителями одноклассников брата грозно смотрели на меня и с возмущенными лицами и громкими голосами твердили мне, что мой брат «бандит», он обзывает девочек и дергает их за косички или даже за юбки! Я сидела молча, выслушивала все это и не могла дождаться конца этого неприятного собрания. Но я сжала губы, стараясь выслушать их нарекания.

Все закончилось. Лишь бы добежать домой и пожаловаться маме. А по дороге думала, почему некоторые взрослые могут так злобно и грубо выражаться в присутствии такого же ученика, как их дети. Я ощущала их негодование и бегающие взгляды то на меня, то на учителя.

Добежала до дома. Перед калиткой вытерла слезы и зашла во двор.

– Мама, я больше никогда не пойду на эти родительские собрания! Они так возмущались…

– Ааа, дочка, ты пришла? Иди бегом собери белье, похоже, будет дождь!

– Мама, ты даже не спрашиваешь меня, как мне было стыдно за твоего сына… и…

– Потом, потом об этом…

А я тогда подумала, что я молодец, справилась с еще одним заданием и пошла собирать белье.

Глава 2

Против течения

Русская школа для туркменской девочки

Мне исполнилось 6 лет, пора идти учиться. Папа с мамой даже не думали, чтобы отправить меня в русскую школу, им и в голову не могло прийти такое. Конечно же, только в туркменскую! Но это были 60-е годы, и Туркменистан находился в составе Советского Союза. Поэтому школ с русским языком было больше, чем с туркменским. Единственная туркменская школа во всей округе находилась очень далеко от дома. Пришлось бы ехать на автобусе, и папа с мамой беспокоились за меня. Поэтому им пришлось отправить меня в ближайшую, русскую школу. Все соседские дети тоже присоединились ко мне. И я снова оказалась самой старшей среди них.

Сейчас даже не представляю, как у меня получалось там учиться. Я совсем не знала русского, кроме пары-тройки слов, которым меня научила соседка-подружка. При жизни бабушки нам, внукам, было категорически запрещено говорить на русском языке. Как только мы возвращались домой из школы, сразу перестраивались на туркменский лад.

После окончания школы мы ходили с моей подружкой вместе в университет, она была с короткой стрижкой в своей мини-юбке, а я с косами и в красивом длинном платье с вышивкой и оригинальной брошью. Наши платья должны были быть широкими, наверное, на пару размеров больше. Мы с сестрами смеялись над этим, но нам и в голову не могло прийти, что может быть по-другому. Наверное, наша бабушка так задумала, чтобы чужие парни не смогли увидеть наши красивые точеные фигуры.

В начальных классах русской школы быть туркменкой не очень приятно. Нас таких было трое, и иногда мальчишки обзывали нас «туртушками». Мы ходили в своих длинных платьях, поверх которых носили короткие фартуки. Поэтому отличались от русских девочек. С учителями мы даже боялись это обсуждать, сказать об этом дома тоже было нельзя. Мы и подумать не смели, насколько мы отличаемся.

Но я хотела как-нибудь проучить этих ребят. И вот однажды по дороге домой один из них стал кривляться и, снова назвав «туртушкой», сдернул с меня косынку и бросил ее на землю. Все захохотали. Я молча и медленно подняла свой платок, одновременно рассчитывая расстояние от себя до своего обидчика. Мальчишки все еще стояли вокруг меня и громко хохотали. Я медленно выпрямилась, развернулась, крепко держа в руках портфель, и моментально отправила его прямо ему в лоб. Никто такого не ожидал. Все ахнули, раскрыли рты и разбежались кто куда. Я же старшая в семье, кто еще будет защищать своих сестренок в таких же длинных платьях? Это был один из моих смелых поступков. С этого момента все девочки находились как можно ближе ко мне.

Вот я в четвертом классе. Все стали говорить, что в нашей школе будет проходить городской конкурс на лучшего чтеца среди старшеклассников.

В школе было десятилетнее образование, и ученики пятых классов уже считались старшеклассниками. Нам тоже разрешили пойти в актовый зал и послушать их. За несколько дней до этого мероприятия неожиданно для всех наша учительница объявила, что только меня одну из четвероклашек ей удалось включить в список участников. Все очень удивились, я сразу заметила, как некоторые состроили недовольные гримасы. А мне самой стало страшновато, что придется читать стихотворение перед целой серьезной комиссией.

Выбрали стихотворение М. Исаковского «Летят перелетные птицы».

Летят перелетные птицыВ осенней дали голубой,Летят они в жаркие страны,А я остаюся с тобой.А я остаюся с тобою,Родная навеки страна!Не нужен мне берег турецкий,И Африка мне не нужна.Немало я стран перевидел,Шагая с винтовкой в руке.И не было горше печали,Чем жить от тебя вдалеке.Немало я дум передумалС друзьями в далеком краю.И не было большего долга,Чем выполнить волю твою.Пускай утопал я в болотах,Пускай замерзал я на льду,Но если ты скажешь мне снова,Я снова все это пройду.Желанья свои и надеждыСвязал я навеки с тобой —С твоею суровой и ясной,С твоею завидной судьбой.Летят перелетные птицыУшедшее лето искать.Летят они в жаркие страны,А я не хочу улетать,А я остаюся с тобою,Родная моя сторона!Не нужно мне солнце чужое,Чужая земля не нужна.

По итогам конкурса я заняла первое место. А там были чтецы даже из десятого класса. Ура! Учительница и все одноклассники говорили в один голос, что все плакали. Я сама тоже плакала. Вот это удача. Это стало моим первым достижением!

И вот однажды, после такой победы, придя домой и набравшись смелости, я заикнулась бабушке, что хочу играть на пианино. Наш учитель по пению так классно играл на пианино, и мы с девчонками могли стоять возле него часами и слушать эту музыку. Я сразу представила себе, как я сама буду играть на таком музыкальном инструменте со сцены огромного театра, а все мои одноклассники будут сидеть и завидовать мне. И вот, помечтав и вдохновившись тихими звуками клавиш пианино, я прибежала домой и заявила об этом, но в ответ только услышала такие знакомые слова:

– Это не твое дело, – тихо проговорила она.

– Ну, тогда буду геологом. Хочу ездить по странам и находить старинные сокровища, – с задорным энтузиазмом заявляю я.

– Это что еще за профессия – ездить по странам и искать старинные вещи? – Она нахмурилась и сама пошла заваривать чай, даже меня не попросила.

– Бабуля, а больше всего на свете я хочу стать балериной! – радостно говорю я, уже представляя себя на сцене. Сама же иду за ней на кухню и предлагаю все сделать и принести.

Мы обе стоим молча, и вдруг слышу ее голос:

– Что это ты такое говоришь? Какой еще балериной? Хочешь голой бегать по сцене?

Я было понадеялась заработать заваренным чаем ответ «хорошо», но увы. Уже и объяснять не стоило, что они не голые, это у них такие красивые тонкие костюмы.

Но наши беседы с бабушкой были непродолжительными. Всегда вмешивалась мама с очередным поручением, которым не было конца, и всегда она говорила: «Бегом!». К моим обязанностям добавилось еще одна – бегать на базар за картошкой и морковкой. Мне было трудно выполнять именно это поручение: прежде всего, было просто тяжело таскать все покупки и, кроме того, мне не всегда удавалось притащить все домой без маминых замечаний. Вот и сегодня надо взять список покупок и поторопиться на базар. Хорошо шагать туда, руки еще пустые, пять минут – и ты на остановке.

По дороге вдруг сообразила, почему надо «быстренько!». На это могут быть две причины. Во-первых, неожиданно пришли гости, а они только так и приходят, и их придется угощать не только чаем с хлебом.

Во-вторых, у мамы, должно быть, много других дел, которые тоже требуют времени. Это могло быть что угодно: убираться, погладить школьную форму, постирать или еще что-нибудь.

С пятого класса начались уроки английского языка. Я очень любила учить новый язык. Но оказалось, что грамматике уделялось недостаточно времени, поэтому мы не все понимали. На уроках больше времени уделялось чтению и заучиванию коротких рассказов на различные темы. В любом случае такие предметы, как английский, русский, туркменский и литература были самыми любимыми. Химию и географию я тоже с удовольствием учила, но не до конца понимала физику.

Все остальные предметы мне тоже нравились, кроме истории, до сих пор не знаю почему? История древнего мира была слишком далека от меня, не трогала мою душу. Мне не стоило труда вызубрить наизусть всего «Евгения Онегина». Папа тоже не мог что-то объяснить про древний мир, ему, похоже, и настоящего мира, и большой семьи было уже достаточно. Я замечала, что многое зависит и от учителей: с некоторыми даже самый трудный предмет легко усваивался, и тот же предмет совершенно не давался с другим преподавателем.

Для меня важное значение для хорошего понимания самой сути предмета имел голос говорящего. Ведь одно и то же предложение можно произнести по-разному. У строгого учителя голос всегда низкий, громкий и отчетливый. А у других, как у нашей исторички, голос был высоким и писклявым, что ничего не разберешь. Я терпеть не могла уроки истории только потому, что не могла слушать ее голос.

Сейчас я подумала, что мой интерес к звукам, произношению и интонации, возможно, начался уже в школе, ведь впоследствии я преподавала именно фонетику английского языка и писала кандидатскую по фонетике моего родного туркменского языка.

И однажды мне вдруг вспомнилось стихотворение про перелетных птиц, когда я училась в четвертом классе и победила в конкурсе. Тогда я читала его и представляла себе этих птиц прямо над моей головой, как будто я видела, как они счастливо кружились, а затем улетали далеко-далеко, чтобы снова вернуться домой.

Оказалось, что уже тогда я любила читать с выражением и заучивать большие стихотворения. Уже тогда я больше слушала, чем видела. Как-то раз моя сестра спросила меня:

– Ты видела сегодня невестку наших соседей?

– Да, видела, мы даже поболтали с ней, – спокойно ответила я.

– Ты заметила ее красивое платье из фиолетового бархата?

– Нет, я не помню ее платье, но она так тараторила и громко разговаривала, что я даже…

– Нет, я тебя про платье спрашиваю, а не про то, что она сказала, – сестра махнула рукой и ушла.

Я не обращала особого внимания на то, в каких туфлях или в каком платье была соседка или подруга, но могла повторить, как она говорила. Единственное платье, которое я запомнила на всю жизнь, – это то самое с бабочками, в котором была молодая женщина, стоявшая вместе со мной в очереди за помидорами на нашем базаре. Потом, спустя много лет, у меня было почти такое же зеленое платье, я даже надевала его в Африке.