Два берега Наровы

Побитый ревел, как пригородная электричка, в объятиях у матери, а ошеломленная тетя Тамара спрашивала у сына: "Густав, это что такое?" "А пусть не ябедничает! – отвечал Густав. – Он сам хотел на пляж пойти, но не смог перелезть через забор потому, что толстый, вот и настучал на девчонок!". "Рыцарь какой нашёлся!" – покачал головой дядя Калью. "Безобразие, – негодовала мать пострадавшего, – вы еще с ним разговариваете? Взять ремень да пройтись хорошенько по ж…!" "Вы в своей семье распоряжайтесь, – рассердилась Тамара Ивановна, – а я своего сына воспитываю по уму, а не через задницу!"

Потом, правда, Густав неделю сидел под домашним арестом, лишенный телевизора и карманных денег, но после этого его дружба с кузинами стала еще крепче.

– Верочка, еще рыбки?

– Да, спасибо. Вот этот кусочек.

– Виктор, передать вам соус?

– Не откажусь, спасибо.

– Густ, возьмешь последний кусочек кекса?

После ужина Ника позвонила маме, запоздало упрекнув себя – как будто Ивангород на другой планете, два дня уже гостит, и только что додумалась набрать мамин номер!

Татьяна Ивановна Орлова всю жизнь чувствовала ответственность за младшую сестру. Может, это было потому что, когда родилась Тома, Тане было уже 24 года. Родители, 46-летняя мать и 49-летний отец, уже и не думали, что у них может родиться второй ребенок в таком возрасте, и появление младшей дочери считали чудом. Татьяна тогда была еще не замужем и с энтузиазмом помогала матери заботиться о малышке. Родители и старшая сестра обожали маленькую Тому. Другой ребенок вырос бы капризным баловнем, но Тома этого избежала. Веселая жизнерадостная девочка обожала родителей и сестру и благодаря врожденному дружелюбию легко становилась душой любой компании – в детском садике, школе, пионерском лагере, в кружках и секциях Дома пионеров и школьников. Вот только одно беспокоило родителей – Тома была очень упрямой при внешнем спокойствии и уравновешенности, если она что-то решала, переубедить ее не было никаких возможностей. Позднее это качество проявилось у ее старшей племянницы, Вероники…

В двадцать лет Тамара отправилась на летние каникулы в Таллин, и через пару недель огорошила родителей и сестру новостью: она встретила там молодого человека из Нарвы, за которого вскоре выходит замуж. Домой Тома приехала уже с женихом, Калью Лутсом. Молчаливый белокурый Калью произвел на Ивана и Елену хорошее впечатление – серьезный рассудительный парень, собирающийся работать после окончания учебы на железнодорожной таможне. По взглядам, которыми обменивались Тамара и Калью, было видно, что у них действительно сильные и взаимные чувства.

Первенец Тамары и Калью, Густав, родился почему-то всего лишь через 5 месяцев после свадьбы. Родители и старшая сестра решили, что Тома просто слукавила насчет спонтанного знакомства в Таллине, но сделали вид, что поверили словам Лутсов о том, что мальчик родился раньше срока. Татьяна, в ту пору уже замужняя, мать годовалой Вероники, приехала к сестре и увидела крупного красивого карапуза с пухлыми розовыми щеками и мощным голосом. На недоношенного ребенка Густ не был похож.

Тамара стала хорошей женой. Она быстро освоила эстонскую кухню, которую Калью предпочитал всем остальным, вдохновенно вела домашнее хозяйство, а когда Густава отдали в детский садик, перевелась в местный вуз, получила диплом педагога и вышла на работу в математическом лицее. Когда Густаву было 12 лет, у него появилась сестренка Ильми, и все знакомые и друзья семьи завидовали Калью: как быстро и безошибочно он нашел свою "вторую половинку". Женщины завидовали Тамаре, которую муж обожал и лелеял даже после сорока лет совместной жизни.

– Мы с сестрой такие разные, – смеялась в трубку мама, – я с твоим отцом встречалась года три, пока решилась принять его предложение руки и сердца. А Тамара знала Калью без году неделя, вышла замуж "на авось" – и такой счастливый брак!

– Я с Виктором тоже не сразу в загс пошла, – ответила Ника, – несколько лет "дозревали". После тридцати лет уже сложнее менять свой жизненный уклад, приноравливаться к другому человеку. В двадцать лет принимать спонтанные решения легче.

– Я вышла замуж в 42 года, – ответила мать, – по-моему, родители на мне уже поставили крест. И тоже была счастлива, в этом мы с Тамарой похожи. А как ты проводишь время в Ивангороде?

– Бездельничаю: была в крепости, гуляю по городу, общаюсь с родственниками. Приехал Густав. А, еще ходили с Витей в Нарву, на обед с его будущим бизнес-партнером.

– Давно я не была в Нарве, – вздохнула Татьяна Ивановна, – теперь, наверное, и не побываю с этим закрытием границ и ограничением доступа. А раньше мы свободно ездили и в Таллин, и в Ригу, и в Юрмалу, и в Вильнюс…

– Да может еще побываешь… Не может же это продолжаться вечно.

– Силы уже не те, Никуша.

– Ты у нас еще коня на скаку остановишь и всаднику морду набьешь, – ободрила мать Ника. – Ты знаешь, у этого нарвского бизнесмена, Арво Калласа, большие проблемы с бизнесом, много препятствий возникло в последние годы…

– Предсказуемо, – ответила мать. – Знакомое имя… У родителей в коммуналке, когда я вышла замуж и переехала к мужу, снимал комнату молодой человек из Таллина, кажется, именно так его и звали, приезжал на стажировку в редакции одной газеты. Он очень отличался от наших парней, немного напоминал героя фильмов Рижской киностудии, знаешь, эти экранизации зарубежных детективных романов… Такой опрятный, наглаженный, в начищенных ботинках и каждый день – в свежей рубашке. Ни разу его не видели лохматым, небритым, и даже на кухню он не выходил в майке и трико. На него смотрели, как на марсианина. Еще дразнили: "Каллас? Не родственник ли певицы?". А Арво, помедлив, хмыкал: "Совсем не смешно!". Правда, он часто застуживал себе горло, поэтому не выходил на улицу без шарфа и заботился, чтобы у него всегда под рукой было какое-то эстонское лекарство от простуды…

"Совпадает… Значит, в молодости Каллас какое-то время был соседом дедушки и бабушки, и тетя Тамара тогда еще жила с родителями. Может, именно тогда они и познакомились?"

***

Ночью Ника долго не могла заснуть и размышляла о том, что узнала за вечер. Сначала она услышала резкий разговор между тетей и Калласом, а потом узнала от мамы, что сорок два года назад Арво Робертович приезжал в Ленинград на стажировку и снимал комнату у Никиных деда и бабушки, Ивана и Елены Осколовых. Теоретически именно тогда он мог познакомиться с юной Тамарой. Возможно даже, что у них был роман. Но что случилось потом? Арво бросил Тамару и уехал, когда закончился срок стажировки? Судя по их разговору, пострадавшей стороной была именно она. В том же году, в июне, Тамара едет на каникулы в Таллин и приезжает с женихом Калью, а в конце ноября у молодой пары рождается Густав. Каллас в разговоре на крыльце назвал Калью Лутса "лосем винторогим". Каллас подвержен частым простудам, боится застудить горло, постоянно кутает шею в шарфы и держит под рукой лекарство. Густав тоже с детства страдает из-за своего слабого горла; как грустно смотрел он на Нику и Вику, запросто уплетающих мороженое или пьющих молочный коктейль, газированную воду или сок со льдом, и сейчас все время носит в кармане леденцы и спрей. У дяди Калью рано начали редеть волосы, уже к сорока годам это стало заметно, а сейчас – и подавно. У Густава густая шевелюра почти без седины. У Калласа тоже густые волосы, правда, уже сильно поседевшие.

Далее. Именно Арво Робертович в 90-е годы разорил бизнес дяди Калью, и в том же разговоре на крыльце тетя Тамара спросила: не в отместку ли это за какую-то прошлую историю, а Каллас рассмеялся и упрекнул ее в завышенной самооценке: "Много чести!".

Далее. При упоминании имени Калласа Тамара и Калью замолкают и переглядываются, меняясь в лице, а прошлой ночью, возвращаясь из сада с перекура, Ника и Морской услышали в их спальне обрывок малопонятного разговора; не о Калласе ли шла речь?

Ника заворочалась в постели. Логическая цепочка складывалась несложная: у тети Тамары в юности был роман с приехавшим на стажировку молодым журналистом из Эстонии. И возможно, ее чувство было сильным и настоящим, она надеялась на совместную жизнь. Для Калласа это был ни к чему не обязывающий роман; закончив стажировку, он вернулся домой. Ника слышала, что в первый раз Каллас удачно женился – на дочери видного партийного функционера Инге Карис и благодаря тестю, успешно стартовал сначала в большой журналистике, а в 90-е – в бизнесе. Возможно, тогда его уже ждала в Таллине невеста, поэтому он и не придал значения кратковременному роману с ленинградской девушкой и оставил Тому в положении. Зачем она поехала в Таллин – за ним? Забыться и отвлечься? Или хотела вдали от дома обратиться в частный врачебный кабинет, где не задают лишних вопросов и оберегают от огласки? Но похоже, она не довела свои намерения до конца. А дядя Калью? Знал ли он, что дает свою фамилию чужому ребенку? Судя по разговору в спальне, знал. Тетя Тамара – не из тех женщин, которые с легкостью обводят вокруг пальца мужей, заставляя их воспитывать чужих детей, как родных, скорее всего, она была честна, и Калью осознанно назвался отцом ее сына и стал им. Но тогда какой оглаской пугал тетю Каллас?

Густав, – догадалась Ника, отвернувшись от окна, в которое между штор сочился ровный сероватый свет апрельской ночи. Конечно, ночи тут не такие светлые, как дома, и обычно Веронике не мешал заснуть даже полярный день, когда однажды она оказалась по работе в Воркуте, но почему-то сегодня сон убежал от нее.

Густав считает своим отцом дядю Калью, любит и уважает родителей. А Каллас может поведать ему о своем отцовстве, добавить что-нибудь, приукрасить, переврать… Тетя дорожит своей дружной любящей семьей и боится ее разрушить. Если Густав будет знать, что родители обманывали его и отец ему на самом деле не родной, прежней теплой доверительности уже не будет, это всегда будет стоять между ними. Наверное, именно этого боится и не хочет тетя.

Блин, похоже, она этой ночью уже не заснет!

А тут еще разговор с тетей о жертвах во имя любви, когда они в первый вечер пекли пирог. Ника еще удивилась – разве дядя Калью когда-то требовал от жены жертв? Скорее наоборот, это он готов всё положить к ее ногам. А вот Арво Робертович представлялся Нике человеком иного склада, был убежден в своей избранности, особенности, в том, что достоин лучшего. Вот и первую жену выбирал с прагматичным расчетом – Инга Карис была не только красавицей и умницей, но еще и дочерью влиятельного отца, а это давало ее мужу доступ к номенклатуре, всевозможным привилегиям, спецраспределителям, загранкомандировкам в страны первого мира, дачам и курортам… Вот почему ради такой невесты Арво с легкостью бросил простую студентку педвуза из Ленинграда. И еще, он явно не из тех, кто целует, а из тех, кто позволяет себя целовать и будет польщен, если ради него будут приносить жертвы, менять свои планы, от чего-то отказываться. Да, видимо, именно о нем вспомнила в тот вечер тетя!

Тихо, стараясь не разбудить мужа, Ника выбралась из постели, накинула халатик и спустилась на кухню. Там она заметила в одном из шкафчиков большую банку липового мёда из Россоши, в форме забавного медвежонка в кепочке. Мёд всегда помогал Нике заснуть, хватало одной чайной ложечки. Хорошо бы еще запить теплым молоком, но и слегка подогретая вода сойдет.

Обидно, что когда утром нужно сдать ответсеку 500 строк, а у тебя накануне готово лишь пятьдесят, глаза слипаются, мысли путаются. Сидя за компьютером, она начинает видеть сны, а пальцы бьют по клавишам полную околесицу. А сейчас она в отпуске, работа за шиворот не дергает, а сна – ни в одном глазу. Так было и в Карелии – надеясь выспаться вволю в палатке на берегу озера, Ника почти все ночи ворочалась, пытаясь заснуть… но в конечном итоге именно бессонница помогла ей не прозевать трагедию и распутать сложную загадку. Этим она спасла от подозрений своих друзей, отдыхавших на Койонсаари с ней – блогера Женю по прозвищу Вейдер и его приятельницу Мияко, девушку со сложной судьбой и тщательно оберегаемыми тайнами…

Ника быстро отыскала в шкафу "медведя" и сняла с него кепочку. Пахнуло свежим липовым мёдом. "Э, да тетя не на шутку разволновалась из-за угроз Калласа. Вот среди чайных ложек вилка затесалась, и с ножами какой-то непорядок. Одного нет на месте! – Ника набрала в ложечку тягучую массу янтарного цвета и отправила ее в рот, скользя глазами по тетиной кухне. – Ванилин стоит рядом с приправами для рыбы, а гвоздика очутилась рядом с кокосовой стружкой и разрыхлителем для теста… А это что?"

Ника прислушалась к звукам, доносящимся из-за приоткрытой оконной фрамуги – и ушам своим не поверила: в саду пел соловей. "Как рано! Наверное, время перепутал. А как поет, какие трели!" – молодая женщина обратилась в слух, стараясь не пропустить ни одной рулады. Дома соловьев приходилось слышать нечасто – на Северной долине, где круглые сутки не останавливается движение транспорта, они вряд ли будут селиться, да и не долетят до ее двенадцатого этажа, в городских парках для них слишком людно, а в Мариенбург к Лиле с тех пор, как подруга вышла замуж за своего давнего ухажера, фантаста Аристарха Кораблева, Ника приезжает теперь крайне редко.

Вкусный мёд и хрустальный голос соловья навевали умиротворение, помогали отрешиться от мыслей о чьих-то тайнах и расслабиться. "Еще немного послушаю, и попробую снова заснуть…"

Что-то горячее, тяжелое и мохнатое обрушилось к ней на колени. Острые когти проткнули тонкую ткань халатика и царапнули кожу.

– Эрик, негодник! – возмутилась Ника. – Разве можно так пугать? И убери когти, мне же больно!

Но кот и ухом не повел. По-хозяйски поворочавшись, он с комфортом улегся на ее коленях и довольно заурчал. Впрочем, пару раз "британец" подергивал ухом, ловя из сада пение соловья.

– Одно на уме, обжора, – потеребила кота за ухо Ника, – а между тем, это не ночной дожор, а соловей с прекрасным голосом. Так что можешь ушами не дергать.

Внезапно Эрик, коротко взмяукнув, привстал, стрельнув глазами в сторону двери. Когти больно впились в ноги Вероники.

– Болван, все ноги мне раздерешь, – прошипела журналистка, пытаясь отцепить от халата мощные лапы кота.

… Ей показалось или стукнула входная дверь? Нет, не показалось. Вон чьи-то шаги осторожно шуршат по гравию главной аллеи. Но окно кухни выходит в глубь сада и отсюда не видно аллею и главный выход. "Или мне просто спать хочется и сознание уже поплыло? Хотя, это ведь Эрик первым услышал звуки…"

– Твоя тетя и Каллас были раньше знакомы?

Эрик дернулся, снова выпустив когти.

– Уймись, поганец! – охнула Ника.

– Это ты мне? – изумился Морской.

– Ему. У меня на ногах скоро живого места не останется от его когтей.

– Пить хочется, – Виктор отошел к кулеру, наполнил стакан холодной водой. – Ого, какой котище. Привет, бро, – он потрепал Эрика по ушастой голове. Кот недовольно фыркнул и задвигал пышным хвостом. "Что за панибратство? Даже руку обнюхать не дал, сразу давай по ушам трепать! Цапнуть бы тебя, да лениво!".

– Может, возьмешь его к себе на колени? – предложила Ника. – Пусть теперь тебя когтями покоцает.

– Радуйся, что это не мой Маська, – Виктор плюхнулся на соседний стул и сгреб недовольно ворчащего Эрика. – У манулов когти втрое длиннее.

"Своего манула за уши тереби!" – сверкнул глазами Эрик, обиженно перешел на свободный стул и улегся спиной к людям, выказывая сильнейшую обиду.

– А почему ты спросил насчет тети?

– Мне так показалось, когда я их нашел в саду. Каллас говорил, что спутал калитку, вошел с черного хода, но у них были такие лица, как будто только что между ними произошел неприятный разговор…

Да, наблюдательность никогда не подводила Морского. В самом деле у тети и Калласа был тяжелый разговор…

– Оказывается, я многого не знала о своих родственниках, – задумчиво сказала Ника. – Вот например у тети оказалось много секретов за семью замками…

– Понятно, – потер щеку муж. – Человек, о котором знают ВСЁ – примитивен, как амеба. А твои родственники на амёб не похожи. Хм, кажется, мявец на нас обиделся.

– Мявец уже давно храпит. Одни мы полуночничаем.

– Намек понят. Пошли. Попробуем установить сцепление щеки с подушкой минут на триста, как говорили у меня в армии…

Ника уже засыпала, когда в саду тихонько скрипнула калитка. Смолк соловей, потревоженный чьими-то шагами… "Кто-то тоже полуночничает", – подумала Ника и провалилась в сон.

***

Михаил Гронский никогда не выключал телефон на ночь. Старшему оперативнику убойного отдела могут позвонить когда угодно, преступники временной регламент не соблюдают. Да и попусту ему не звонят. На телефоне Михаила стояла качественная защита от спамеров и подозрительных звонков, так что, услышав зуммер, он знал: это по делу.

Помня о вредоносном излучении гаджетов, Гронский клал телефон на ночь на стол поодаль от кровати.

Сейчас его разбудили в половине шестого. Увидев на экране номер дежурной части, полковник потряс головой, прогоняя остатки сна, и принял вызов:

– Гронский слушает! Понял. Еду.

В неверном предрассветном полусумраке он привычно быстро отыскал одежду, провел рукой по щеке (с бритьем придется подождать по крайней мере до обеда), прихватил ключи от машины, телефон, удостоверение и табельное оружие и через 11 минут после звонка уже ехал к набережной. Возле старого газгольдера уже работала дежурная группа. Ранее в дежурную часть позвонил ночной сторож, который обнаружил у скамейки напротив газгольдера человека, лежащего без признаков жизни. Прибыв на место, ребята увидели, что у лежащего в груди торчит нож. Обнаружив у хорошо одетого потерпевшего в барсетке эстонский паспорт, они сразу попросили вызвать начальника…

"Кто же это ночью напал на иностранного гражданина? И что гражданин соседнего государства делал на Парусинке в такое время? Господи, не хватало еще международного скандала – если его сограждане решат, что это политическое убийство, такой крик поднимут! Доказать бы, что это бытовуха или личные мотивы… Подложил же нам свинью убийца!".

У скамейки уже было выставлено ограждение, и за красно-белой лентой уже работали в ярком свете фонарей и прожектора оперативники и эксперты. Потерпевший полулежал, опершись спиной на ножку скамейки и цеплялся рукой за сиденье в последней отчаянной попытке встать. Гронский посмотрел на него. Где-то он уже видел этого холеного мужчину лет 50-60 в дорогом добротном пальто…

– Эстонец? – спросил он у майора Нефедова, руководившего группой.

– Так точно. Принесло же его сюда ночью…

– Смотри, – донеслось со стороны экспертов, – у него чек в кармане… Ресторанный счет. Из "Наровы" (название ресторана придумано автором, в реальности такого заведения в Ивангороде нет, совпадения с реальностью случайны – /прим. автора/)! Счет закрыт в 03.27.

– Хорошо мужик поужинал напоследок!

– Похоже, он не один ужинал. Смотрите, явно на двоих заказывали.

– Ясно, наверное, с дамой был.

"Нарова", – отметил Гронский. Надо будет проверить этот фешенебельный круглосуточный ресторан с красивым видом из панорамных окон на реку и город на другом берегу. Может, там можно будет выяснить, с кем ужинал потерпевший незадолго до гибели.

– Каллас, Арво Робертович, из Нарвы!

– Вот е-мое, напасть! Опять мы крайними, если что, окажемся.

– Прикиньте, как они там развопятся.

– Они? Развопятся? Не смеши.

– По такому случаю развопятся!

– Ножик-то какой, прямо только что с кухни.

– И наточен хорошо.

– "Роберт Вельш", однако, дорогая фирма, похоже, из набора!

– Оригинальный преступник. С кухонным ножом на дело пошел.

– Или преступница.

"Кухонный нож из набора, фирма недешевая, – думал Гронский. – Случайно его с собой прихватить не могли. Значит, некто планомерно шел на Парусинку, собираясь убить. И кто, кроме женщины, мог использовать для расправы кухонный прибор?"

– Смотрите, он точно ужинал с женщиной. Ликер, пирожные, капучино с мятным сиропом! Чаще всего такое сочетание предпочитают именно дамы.

– Не она ли его "отблагодарила"?

– Или жена приревновала. Скажем, узнала, что муж ужинает в "Нарове" с пассией, схватила нож и подстерегла…

– Из Нарвы по мосту с ножиком бежала, что ли?

"Арво Каллас… Вспомнил: это бизнесмен из Нарвы, глава торговой фирмы "Виру Каубандус АК", именно с ним на днях встречался в "Монк" Виктор Морской, они пытались договориться об альянсе предприятий. Жена Морского, Вероника Орлова, оказалась племянницей Калью Лутса, которого Каллас на заре 90-х задавил в конкурентной борьбе, буквально растоптал его фирму и чуть не загнал в долговую яму самого Лутса, а теперь убит. Я был прав: не успел Святоша приехать, как тут же посыпались сюрпризы!".

***

Ника с трудом разлепила веки и недовольно заворочалась: что-то солнце рассверкалось не на шутку, так и бьет в лицо. Однако взглянув на часы, она моментально вскочила с кровати. Надо же! Почти одиннадцать часов! Вот тебе и бессонница почти до рассвета – потом вырубаешься и спишь чуть ли не до обеда! "В Питере я к этому времени множество дел переделать успеваю, а тут – только глаза протерла… Впрочем, когда еще поспать, как не в отпуске? Красота, никуда спешить не надо, ни летучек, ни пресс-конференций, ни запарки, когда готовится номер… А то встаю в шесть часов, в восемь уже на эскалаторе стою, в девять – сижу на совещании у редактора! Надо когда-то и отдыхать, я же не робот".