После развода. Заберу тебя себе

Виктор зашипел и взмахнул рукой, намереваясь дать сдачи, как в детском саду. И это было так смешно и одновременно глупо.

Жалкий… Боже, какой он жалкий!

Горло сжалось от спазмов отвращения. Осознание, что за маской успешности прячется простой трус, было оглушающим.

Но Малышев всё же собрался и замахнулся кулаком, но Добрынин так легко выставил локоть, отбрасывая его удар.

Вот тут-то Лютин вовремя очнулся и здраво оценил противостояние сил, поэтому и скрутил Малышева. Но думается, что Валя просто зассал, что конфликт может перерасти во что-то большее, с чем придется разбираться начальнику полиции. А делать этого Валентин не хотел.

– Так, хватит! – я вцепилась в пиджак Виктора и стала подталкивать его к выходу. – Уходи, Вить… Уходи! Я всё забуду, не буду писать заявление, отстану от тебя. Только подпиши развод. Ну не мучай ты меня…

– Ой, Лера, хватит сгущать краски, – Малышев отмахнулся, но к выходу пошел. – Развод не дам, а будешь и дальше сворачивать кровь своими истериками, я устрою тебе веселую жизнь.

– Что может быть ещё веселее, Малышев? Что? – кричала я ему в спину, кое-как удерживая себя на ногах. Нутро дрожало, душа в пятки от ужаса ушла, глаза пекло от слез, а горло саднило от надрывного крика. Я вообще не понимала, как до сих пор в обморок не упала. Наверное, меня только и удерживало, что не имею привычки рыдать на публике.

Малышев в последний раз зыркнул на Добрынина и расхохотался. Слышала его торопливые шаги по лестнице, хлопок двери, и вот уже дышать можно было. Уехал… Он уехал!

– Лер, ты прости, – Валентин Лютин, мой бывший друг и товарищ, притормозил в шаге от меня. Занес руку, чтобы в привычном жесте потрепать по плечу, но наткнулся на мой взгляд… – Прости. Но это же Малышев! Лер, ну не будь дурой, в этом регионе никто бы не пошел против него!

– Ментом был, ментом и остался, Лютин. Трусливый, гадкий и меркантильный. Будь мужиком и признайся, что зассал! Иди давай, Валя, тебя хозяин на улице ждёт! – заорала, чтобы он не думал, что я спущу все это на тормозах. Пусть все знают, что он трус и моральный урод, оставивший женщину в беде только потому, что кишка у него тонкая, как и чувство собственного достоинства.

– Лерочка, – Клара дождалась, когда Лютин уйдет, и только после этого бросилась ко мне. – Что случилось? Что?

– Клавдия Никифоровна, ничего не случилось. Слышите? НИЧЕГО не случилось! – через силу произнесла, идя в сторону своего кабинета, как зомби. И только сейчас я увидела, что всё это время ходила в одной туфле и не замечала…

Сбросила вторую, вбежала в кабинет и закрыла за собой дверь.

Неужели это никогда не закончится?

Мне было страшно. За семью, за сына, да за себя, в конце-то концов! Если Малышев решил выиграть выборы, прикидываясь примерным семьянином, то уже никого не пощадит. Ему проще стать бедным вдовцом, чем мужиком, от которого жена ушла. И думается, что первый вариант для него ещё более выгодный, чем держать рядом брыкающуюся бабу.

– Валерия Ивановна, – Добрынин открыл дверь, даже не пытаясь проявить хоть малую толику хороших манер. – Собирайтесь, я домой вас отвезу.

Все это время я смотрела на свое отражение: серое лицо, глаза, наполненные ужасом, искусанные губы и растянутый ворот платья, в котором так явно виделись отпечатки рук законного мужа.

– Мне нельзя домой.

– Тогда просто собирайтесь…

Глава 10

Добрынин

Не знаю, какого черта я не ушел сразу! Терпеть не могу эти дешевые потасовки, семейные склоки, перетряхивание грязного белья. Но её огромные глаза, наполненные непролитыми слезами, превратились в стоп-кран, не позволивший уйти.

Просто не смог, и всё. Смотрел на дверь, за которой пряталась женщина, так смело бьющаяся за свою свободу, и в очередной раз не смог ее бросить наедине с жестокостью и несправедливостью.

Она была маленькая, едва доставала мне до плеча, зато глаза у неё были чище ледникового озера. Бабушка с детства говорила, что нельзя женщин взглядом оценивать, потому что их чары опасны и делают из мужика слепца и глупца. Их чувствовать надо! А дальше по обстоятельствам: ты либо убегаешь, сверкая пятками, либо бросаешься на амбразуру.

Очевидно, выбор сделан. Бежать поздно…

– Куда собираться? – Валерия сдерживала слезы, отчего начала звонко икать. Металась по кабинету, зачем-то перебирала документы, отводила взгляд.

– Поедем, вам нужно расслабиться, – подхватил её туфлю, взял за руку и повел к выходу. А в приемной нас ожидала Клавдия, она понимающе кивнула, присела и обула нашего мэра.

– Я все дела перенесу, Лерочка. Отдыхай, деточка.

Валерия шла покорно, не сопротивлялась, позволила усадить себя в машину, не задавала вопросов, только продолжала икать, сотрясаясь всем телом.

– Валерия Ивановна…

– Да чего уж тут, – отмахнулась она, принимая из моих рук бутылку воды. – Просто Лера. Как-то слишком много вас в моей жизни стало. И ведь повод всегда один и тот же… Миссия спасти от мужа?

– Тогда Никита, – протянул ей ладонь. – Приятно познакомиться.

– Сомневаюсь, что приятно. Никита, вы даже не представляете, во что ввязались, – и вот тут её прорвало. Она громко зарыдала, пряча лицо в ладони, а я не мешал. – Хотя кому я это говорю? Я столько лет с мужем прожила, не подозревая, что под маской таится это чудище!

Впервые столкнулся со столь сильными женскими эмоциями. Они водопадом бурлили, но так приглушенно только благодаря остаткам самоконтроля. И это не раздражало почему-то. Даже самым сильным женщинам нужно стравить пар, вытолкнуть напряжение и адреналин. Чем Лера сейчас и занималась. Бормотала, срывалась на крик, а после бессильно шептала.

– Лера, я никуда не ввязывался. Просто вступился за женщину, а это норма поведения простого мужика, а не сынка мамкиного, прячущегося за регалиями своей семьи, – ехал на автомате, лишь на третьем перекрестке поняв, что неосознанно выбрал направление ледового дворца, но в последний момент свернул направо. – В нашем мире давно всё смешалось. Мужики красят ногти, бьют женщин, опускаются до угроз, забыв о том, что природа давно сделала свой выбор. Сильный пол должен быть сильным, а не прятаться за спинами ба… женщин.

– А вы прям нормальный мужчина, да? – усмехнулась Лера, пропуская мимо ушей мою вовремя пойманную оговорку.

– Я такой, каким воспитали родители. Папа в жизни не тронул мать, хотя поверьте, ей требовалось минут пять, чтобы свернуть его кровь в «кровянку», – неосознанно рассмеялся, вспоминая эти семейные скандалы. Мама их начинала, мама их и заканчивала, потому что отец был непробиваем.

– Люди очень ловко прячутся, Никита. Ложь стала нормой жизни, а страх – вечным спутником. Это я давно уже поняла, но не думала, что заучу этот урок на примере собственного мужа. А вот вы очень прямолинейный, – Лера сделала два глотка воды, выдохнула и откинула голову на подголовник. – По жизни не мешает?

– А это побочный эффект от спорта. Идти напролом, четко знать свои цели, следовать принципам. Ты можешь обмануть соперника на площадке, но себя никогда не обманешь, – свернул на служебную парковку, остановившись как можно ближе к черному входу, чтобы не светиться под окнами.

– Это что? – Лера вдруг потеряла голос, осматривая здание, у которого мы остановились. Она открывала рот, пытаясь выдать что-то членораздельное, а в глазах сверкнул страх, который она всё это время прятала. – Вы привезли меня в отделение полиции?

– Именно. Идем, товарищ мэр, заяву на вашего мужа накатаем, – внутри все клокотало, но я держался. Даже пытался посмеяться, только бы разрядить обстановку. – Я – свидетель.

– Никита! Вы не понимаете, – она вдруг вцепилась в меня, отказываясь выходить из машины. – Я трижды писала заявление на развод! После второго раза вы меня отбили в парке, а сегодня снова… Он всё равно всё сделает по-своему. Не дадут ход моему заявлению, понимаете?

– Идем, говорю, – мне даже пришлось повысить голос, чтобы убедить, что я просто так не сдаюсь.

План у меня, конечно, был… Но, так сказать, на удачу.

Если я правильно понимаю, то Малышев этот – сынок бывшего губера. И скорее всего, свои обещания он и правда может сдержать. Вот только он жуткий трус. Любой нормальный мужик из меня бы уже котлету сделал… Хотя нет. Нормальный мужик не стал бы мутузить и пытаться силой взять свою женщину.

Точно трус, а значит, будет действовать через жену. Следовательно, единственный способ оградить женщину от физической расправы – оставить след случившегося в этом государственном учреждении.

Нам нужны свидетели, иначе все быльём порастет. Даже если ему не поверят, то сделают вид, а крайней окажется непокорная врунишка-жена.

И ему поверят, общество слишком боится домашнего насилия, чтобы признать его наличие, ведь тогда придется заглянуть в собственную семью. Поэтому и не верят жертвам. И Валерии не поверят…

И именно эта мысль подталкивала меня к действию. В отделении были тишина и спокойствие. Первым прошел к стойке с дежурным и выдохнул с облегчением. За столом сидел сонный молоденький сержантик, а значит, должно получиться.

– Здравия желаю, – я подтянул Леру к себе. – Дама хочет написать на меня заявление.

– На вас? – хором удивились и полицейский, и Лера. У последней так и вовсе глаз задёргался от неожиданного поворота событий.

– Ну да… Давайте бланк, а то я в тюрьму хочу сильно. Избил, попытался изнасиловать, а потом и угрожал расправой, – посмотрел на часы, понимая, что времени очень мало. Насколько я помню, все наше доблестное отделение уходит на обед в полном составе, оставляя лишь дежурного и коробку с сухой лапшой.

– Вы только не переживайте. Я всё осознал, готов покаяться, сейчас мы вам письменно все запротоколируем. Помутнение случилось, голову перемкнуло, но ведь это может повториться? Может, я опасный для общества?

– Но старших нет… – прошептал сержант, опускаясь на стул. – Я сейчас позвоню!

– Не надо… Тебе же первому прилетит, что потревожил начальство? – я дождался, пока парень кивнет, и продолжил: – Давай так, мы пишем заявление в свободной форме, оставляем контактные данные, ты его регистрируешь в журнале, а когда твои боссы придут, то свяжутся с пострадавшей. Договорились?

– Ну, я даже не знаю… – он испуганно хлопал глазами, словно нарочно растягивая время. Парень был шокирован, но страх позвонить начальству сильно побеждал. Он, сам того не осознавая, участвовал в какой-то несусветной глупости.

– Давай, Лера, – я выхватил со стойки лист бумаги, вложил в её пальцы ручку. И начал диктовать…

Лера послушно писала, не отвлекалась, не спорила, а когда дело дошло до имени и фамилии, сама вписала все данные мужа, включая его паспортные данные, которые почему-то помнила наизусть. Быстро сориентировалась, лишь ногой меня под стойкой подтолкнула, то ли благодаря, то ли виня за клоунаду.

– Давай, регистрируй, – я зарычал, наблюдая, как пацан пишет в журнале фамилию Валерии, и только после этого достал телефон, снимая на видео и журнал, и само заявление. – Спасибо, сержант Солдатов, за проявленное небезразличие. Это я так… снимаю для домашнего архива, чтобы не потерялось ничего. Когда еще удастся побывать у вас в отделении?

– Вы, что ли, Малышев? – прошептал сержант, бегло прочитывая заявление.

– Почти…

Никакой юридической силы эта бумажка не имела, но вот нервов Малышев потратит уйму, чтобы замять этот конфуз. Пусть попрыгает, урод.

– Спасибо! – я снова взял Леру за руку и потянул к выходу, и когда мы уже сели в машину, заметили, как на парковку въезжает служебный «бобик».

Лера раскачивалась в кресле, впивалась пальцами в волосы, что-то шептала, но не сопротивлялась и не задавала вопросов. А я ехал по знакомому пути, отчего-то упорно не желая бросать эту женщину в беде.

– Ты же понимаешь, что это все филькина грамота? – Лера растирала запястья, на которых стали проявляться синяки, и меня током прошибло… Сначала от ярости к этому упырю, а потом от нескромной гениальности пришедшей мысли. – Для него это же пустяк, Никита. Уже завтра от моего заявления ничего не останется, а сержант приобретет купленную амнезию.

– Да, но мы сейчас усилим эффект разорвавшейся бомбы. Твой Малышев больше не подойдёт к тебе, – я уже плохо фильтровал «ты» или «вы», после произошедшего эта грань словно подтерлась.

– Как?

– Побои снимем, – дернул плечами и во второй раз резко развернулся, устремляясь в сторону больницы, с которой у моего клуба был договор.

Не знаю, что за дьявол мною двигал, но потребность укрыть её казалась нестерпимой, как жажда воздуха…

Глава 11

Лютин сработал оперативно, потому как уже через пятнадцать минут телефон Леры стал разрываться от его звонков. Она сбрасывала, кусала губы, лишь изредка бросая в мою сторону неясные взгляды. Она то ли восхищалась моим поступком, то ли убеждалась, что я конченый отморозок, в извилинах которого застряла шайба.

Травматолог быстро и сухо зафиксировал кровоподтеки, сохранил фото и выписал рецепт на какую-то чудо-мазь. В базу, конечно, без направления из полиции никто ничего вносить не стал, но зато справку дали с подробным описанием травм.

Лера смело вынесла вопросительные взгляды, плохо прикрытое любопытство. Стойкий оловянный солдатик со стальными нервами, а не женщина. И ведь не расплакалась, не стала отговаривать, не билась в истерике от страха. Наверное, так поступает женщина, разочаровавшаяся в своем мужчине…

– Идём, товарищ мэр, я знаю отличный способ снять напряжение, – припарковался у служебного входа ледового дворца, а после взял из её рук телефон и вырубил, чтобы не нервировал ни её, ни меня.

– Да? А можно я не буду спрашивать какой? А то наше общение на флирт начинает быть похожим, – Лера улыбнулась, правда, как-то вымученно и обреченно, но из машины вышла.

– Валерия, мне очень жаль, но у меня сломаны датчики по части флирта. Максимум могу принять вас за психическую, – это вырвалось само собой, что шокировало не только девушку, но и меня самого. Какого черта я с ней откровенничаю?

– Вот и отлично, а то я сейчас совершенно не готова фильтровать слова, лишь бы вы не подумали, что я клюнула на вашу «нормальную мужиковатость».

– А вы, значит, клюнули? – не выдержал и рассмеялся, рассматривая её растерянное выражение лица. Лера поджала губы и прошла мимо, словно знала дорогу и без меня. – Это шутка, товарищ мэр. И прошу скидку, потому как у спортсменов чувство юмора столь же специфическое, как и у ментов.

– Прощены… Ну? Куда идти?

– А мы уже пришли, – толкнул дверь тренажерки, где у дальней стены висели боксерские груши. – В экстренных случаях можно и в платье, но в следующий раз приходите в чем-то более подходящем.

– Вы опять шутите? – Лера застыла, осматривая покачивающийся снаряд.

– Мы уже выяснили, что этого я делать не умею, – сдёрнул с крючка самые маленькие перчатки, взял бинт и усадил Валерию на скамейку. – Итак, краткий ликбез по технике безопасности…

Пришлось рассказать азы, показать правильный хват, траекторию удара, а также позицию ног. Забинтовал руки, затянул перчатки и подтолкнул к матам.

– Кого представлять, я думаю, говорить не стоит?

– Нет! – заорала Лера и начала уничтожать грушу, поднимая в воздух пыль.

Она рычала, колотила, довольно ловко переступая босыми ногами по кожаному спортивному мату. Думал, что ей хватит и пяти минут, но девушка не останавливалась…

Её удары становились все точнее, яростнее, в глазах больше не сверкали слёзы, ушла и бледность, уступая место испарине и яркому румянцу щёк.

В кармане жужжал телефон, а я всё почему-то не мог перестать наблюдать за ней. Тонкая, с первого взгляда хрупкая, но такая… настоящая. Вот её рвёт изнутри от страха, боли и обиды, а она не стесняется, не натягивает пластмассовую маску безразличия. И лицо у неё такое светлое, открытое, честное. Аккуратный носик, чуть бледноватые искусанные губы, темная тень размазавшейся туши и бездонные голубые глаза.

Лера рухнула на стопку матов только через пятнадцать минут. Ноги подкосились, задрожали, выдавая напряжение и усталость. Она хрипела, жадно вдыхала воздух, прижимала руки к груди, словно пыталась «заземлиться» эмоционально, поверить, что здесь, что в безопасности.

– Мы дружили с самого детства. Малышев вечно таскался за мной, приглашал на дни рождения, провожал до дома, носил мой портфель. И чем дальше, тем больше пугал меня своей одержимой настойчивостью. А потом папу отправили по работе в город, и мне пришлось сменить школу. Но ненадолго, вернулась я только к десятому классу, тогда Малышев осмелел и предложил встречаться. Это было так странно… Ему могла принадлежать любая! Вся школа пускала слюни по этому красавчику. Мы каждый праздник тусовались на его даче, ели бутерброды с диковинной колбасой, ложкой ковырялись в красной икре. А он выбрал обычную заучку, мышь серую, старосту… И каково же было его удивление, когда он получил отказ, наверное, первый в своей жизни. К тому моменту я уже была влюблена по уши… Андрей был намного старше, мы никому не рассказывали, потому что в нашем городе никогда бы не приняли такой разницы в возрасте, а особенно мы прятались от моего отца. Мы были знакомы с детства, но потом он уехал поступать. А вновь встретились мы в городской библиотеке. Так все и закрутилось. Любовь была такая, что в ушах звенело! Я думала, что счастье продлится вечность. Но вместо счастья пришлось ощутить вкус горя… Мне было семнадцать, когда я узнала, что Андрей разбился на трассе по пути домой. Мне было семнадцать, когда я узнала, что беременна от человека, которого больше никогда не увижу…

Последние слова она прошептала и зажмурилась. Ей было больно так, что никаких сил не было скрывать эту её боль. Она вырывалась в глухих всхлипах, в глубоких морщинках на переносице и дрожащем подбородке.

Сколько же внутри у этой женщины горя?

Глава 12

Лера говорила и говорила, не смотрела на меня, просто тяжело дышала, пытаясь как можно скорее вытолкнуть то, что так мешало ей сейчас. А я почему-то не сопротивлялся. Затаился, не издавая ни звука. И лишь странное царапающее чувство злости не давало покоя…

В этот момент вдруг ощутил горький вкус ненависти к тем мужчинам, что сделали ей больно. И этой боли было так много в её потухшем взгляде, что горло подпекало… Чувствовала она, а пекло у меня.

– Малышев стал сначала другом, потом опорой, а через три года я уже и жизни не представляла без него. Он был единственный, кто не косился, не шушукался. Принял мою раннюю беременность без лишних вопросов. Думала, у него все остыло, но нет… Виктор каждый год предлагал выйти за него, но меня что-то останавливало. Стоп-кран срывался, и мне хотелось бежать далеко-далеко… И лишь когда сын пошел в школу, я дала согласие. Виктор обещал, что станет отцом, идеальным мужем, бронёй для нас. Но тут выяснилось, что его семья готова была меня терпеть как глупую подружку, умудрившуюся залететь ещё в школе, но не как невестку губернатора. Но Малышев и тут проявил жесткость и решительность. Мы расписались тайно, наплевав на все запреты. Я думала, что это и есть мой мужчина…