Королевский аркан

– Почему не мог? – спросил Никита.

В выцветших глазах отразилось удивление.

– Но ведь Митя-то жив.

Ну вот, опять. Словно Митя был железным канатом, намертво прикрепившим Петра Селиванова к грешной земле. Маевский вдруг подумал о собственном отце. Мог бы тот свести счеты с жизнью, пока жив он, Никита?

– Клара Аркадьевна, простите, вы не заходили в комнату Петра Алексеевича после его смерти?

– Ну что вы! – Она, кажется, оскорбилась.

– Я вас ни в чем не подозреваю! Просто я не смог найти кое-каких фотографий и подумал: может быть, вы взяли на память? Митя очень сожалел, что не догадался сам оставить вам что-то, что напоминало бы о его отце.

– Это не я.

– А кто? – тут же спросил Маевский.

– Мужчина, который приходил до вас. – Она сделала крошечный шаг назад, и он кожей почувствовал, что если сейчас отреагирует неправильно, она метнется в свою комнату, как мышка в норку, запрется, и он больше не услышит от нее ни слова.

– Наверное, следователь, – спокойно сказал Никита. – Он должен провести проверку перед отказом в возбуждении уголовного дела. Как он выглядел, Клара Аркадьевна?

– Ну… Чуть повыше вас, лицо невыразительное, бородка… На Чехова похож, интеллигентный такой. Пыльник на нем был темно-серый или синий, в темноте не разглядела. Не скажу, что хорошо воспитан. Здороваться его не научили.

– Должно быть, точно следователь, – повторил Никита, ни секунды не сомневающийся, что к расследованию этот гость не имел никакого отношения. – Когда он здесь побывал?

– Минуточку… В четверг, я как раз из поликлиники вернулась. Тринадцатого мая, значит.

– На следующий день после смерти Петра Алексеевича. Всё сходится.

Ничего не сходилось, и визитер этот Никите очень не нравился. Но договор этот Чехов недоделанный не нашел…

Попрощавшись с соседкой, он не вышел из квартиры, а вернулся в комнату Селиванова. Сел за стол и быстро отыскал в Сети контакты частного детектива Желтухина. С фотографии на сайте смотрел щекастый, чисто выбритый мужчина с редеющими волосами.

Маевский набрал его номер, но Желтухин не отвечал.

Позвонил Гройсу – тоже тишина.

Никита записал адрес офиса Желтухина, подумал немного и открыл на смартфоне слитую базу телефонных номеров. Что ж, Егор Желтухин заказывал на маркетплейсах картриджи для принтера, постельное белье, тапочки, варенье, туалетную бумагу, сухой бульон в порошке, мазь от грибка на ногах и еще пропасть совершенно необходимых для жизни вещей, и все они числились под его номером телефона и с адресом, на который доставляли покупки.

Никита занес и его в телефонную книжку, еще раз позвонил Гройсу для очистки совести, не получил ответа и вышел.

Офис Желтухина он отыскал с трудом. Навигатор упорно предлагал ему свернуть к пункту выдачи «Озона», потом привел к будке теплосетей, вокруг которой Маевский, как идиот, навернул два круга, потом соврал, что частный детектив сидит за желтым плексигласовым забором, хотя из-за забора доносились детский визг и крики воспитательниц. «А в моем детстве садики летом не работали», – ни к селу ни к городу подумал Маевский и рассердился на самого себя. Ну да, не работали, и отправляли тебя на лето к троюродной тетке, усатой и пахучей, как обиженный уж. Ужи выпускают от стресса едкую жидкость. От тетки постоянно пахло ужиными страхом и злостью, хотя она только и делала, что хихикала и подшучивала над ним. Тело у нее было рыхлое, и она любила поймать маленького Никиту и вжимать в себя, как в перину. Ему казалось, он вот-вот задохнется, а тетка хохотала и колыхалась. Все-таки нужен закон, запрещающий тискать маленьких детей без их разрешения. А впрочем, тетка давно умерла. Он был в третьем, что ли, классе, и, узнав о ее смерти, залился слезами облегчения. «Какой у нас чуткий сын», – торжественно сказала мать отцу, но с таким расчетом, чтобы слышал и Никита.

«У меня, может, вся сексуальная жизнь могла насмарку пойти из-за этой троюродной дуры», – подумал Маевский. С годами он совершенно уверился, что тетка делала это нарочно.

Он огляделся и заметил на торце ближнего дома табличку возле двери. «Детективное агентство “Защитник”».

– Ну наконец-то!

Но никакого конца не наступило, потому что в агентстве было тихо. Маевский напрасно раз за разом утапливал кнопку звонка, и в окно, защищенное решетками аж с двух сторон, изнутри и снаружи, вглядывался без всякого толку. Стеклянно-металлический сэндвич оказался непроницаем.

– Да черт бы тебя побрал, – в сердцах сказал Никита.

– Вы Егора Романовича ищете? – внезапно раздалось сбоку.

Никита вздрогнул и обернулся. Рядом с ним топталась худая затертая тетка неопределенных лет.

– Да, Желтухина.

– Так он сегодня уже не вернется. Он всегда в это время в тренажерный зал ходит, а потом сразу домой. Я у него в конторе убираюсь, знаю точно. Завтра приходите!

Начинало смеркаться. Маевский прикинул расстояние до дома Желтухина, сплюнул, набрал Гройса, ни на что особенно не рассчитывая, и услышал хрипловатое «Алло!»

– Михаил Степанович, наконец-то! – Он страшно обрадовался. – Я вам обзвонился. Вы не поверите! Селиванов двадцатого апреля нанял частного детектива…

Он сделал паузу, чтобы старикан прочувствовал значение этой новости.

– Илюшина? – с ужасом спросил Гройс.

Никита сбился и с мысли, и с настроя.

– Что? Какого еще Илюшина… Тьфу, нет, я без понятия, кто это такой… Желтухина, Егора Романовича.

Гройс с облегчением выдохнул.

– Однако новость и впрямь неожиданная, – с хриплым смешком сказал он. – Я тоже кое-что обнаружил, но это при встрече.

– Я около офиса Желтухина, тут его нет, говорят, уехал и сегодня уже не появится. Хочу по его домашнему адресу заглянуть. Может, он там – бухает, допустим. Я бы на его месте бухал.

– Не препятствую, – сказал Гройс и повесил трубку.

Даже не спросил, почему это Никита бухал бы, будь он частным детективом. Маевский несколько обиделся. Сначала на звонки не отвечал, затем не перезванивал… С другой стороны, Гройс есть Гройс. За восемь месяцев работы на старикана Никита убедился, что тот нашпигован секретами по самую маковку. Опять, поди, какую-нибудь хитроумную комбинацию проворачивает.

Маевский еще раз помянул недобрым словом забарахливший движок и потащился на остановку.

Он не заметил, как стертая тетка, так и перетаптывающаяся неподалеку, проводила его неожиданно цепким взглядом, достала телефон и набрала номер.

Когда он вышел из автобуса, уже стемнело. Маевский сжевал протеиновый батончик, но живот всё равно подводило. Некстати вспомнился кролик, которого Айнур тушила в грибах.

Придорожной шаурмой он побрезговал. Свернул вглубь квартала и вскоре оказался среди бурых пятиэтажек оттенка содранной болячки. Всё это, несомненно, предназначалось к сносу. Но пока здесь цвели тонкие космеи на клумбах, во дворах сушилось белье и по асфальтовому квадрату, расчерченному под остановку пожарной техники, прыгали дети – то ли в классики играли, то ли просто так.

Маевский сверился с адресом. Второй подъезд…

Он направился к подъезду, пытаясь сообразить, где окна Желтухина. Из-за угла показался бородатый курьер в фирменном желтом плаще, в кепке и с коробом за спиной. Он смотрел в телефон, и Никита подумал, что хорошо бы чувак вез Желтухину заказ, допустим, котлеты с картофельным пюре, например, двойную порцию… Во двор с противоположной стороны медленно заехала и остановилась черная машина, такая пыльная, что в сумерках казалась поседевшей от старости. С водительского места вышел хмурый мужик в кепке. Тачку свою он бросил прямо на дороге, перегородив проезд двум другим машинам. Никита покосился на этого мудака – и вдруг понял, что видит перед собой частного детектива Желтухина.

Маевский приободрился. Волшебным образом Желтухин разом утратил ореол засранца и стал похож на нормального человека, просто очень уставшего. «Взять ноль пять, – мелькнуло у Никиты. – Или даже ноль семь…»

Курьер вскинул голову, удивленно посмотрел на дом и снова уткнулся в телефон. «Не дождаться нам картошечки с котлетами», – подумал Маевский.

– Егор Романович! – позвал он. – Егор!

Желтухин обернулся к нему и прищурился. Маевский заранее начал улыбаться, и улыбка была вполне искренней: он столько времени без толку мотался по городу, что встреча показалась ему подарком небес. Их с частным детективом разделяло не больше десяти шагов. В этот момент заплутавший курьер направился к Желтухину, явно намереваясь узнать адрес. Телефона у него в руках уже не было. Короб на спине подпрыгивал с каждым шагом.

– Извините! – с сильным акцентом сказал он.

Желтухин перевел взгляд с Маевского на бородача. Курьер так разогнался, что подошел вплотную к нему. Правая его рука описала полукруг, словно он собирался дать пощечину незнакомому человеку. «Это его машину заперли, что ли?» – изумился Никита. Он вполне мог представить, что в такой ситуации и сам дошел бы до мордобоя.

Что-то мягко, как блесна, сверкнуло в сумеречном воздухе, и раздался странный чавкающий звук.

Маевский остановился. Из горла частного детектива торчала отвертка с ярко-зеленой рукояткой.

Этот жизнерадостный зеленый так прекрасно сочетался с желтой униформой курьера, что в первую секунду Никита решил, будто стал свидетелем очень глупого розыгрыша.

А потом Желтухин закричал. Он прижал пальцы к шее, второй рукой выдернул отвертку, и между пальцев у него выстрелила кровь.

– О господи, – в ужасе сказал Никита. – На помощь, кто-нибудь!

Курьер обернулся к нему. За его спиной Желтухин прошел несколько шагов почему-то вбок, на проезжую часть, и там осел на колени.

Бородач с недоумением взглянул на него, затем пожал плечами и громко сказал, обращаясь к Никите:

– Извини, пятнадцатый дом ищу, не подскажешь, куда идти? – Он говорил это и сам уже бодро двигался к Маевскому. – Пятнадцатый дом, квартира пять, весь квартал уже обошел…

Правая рука его вынырнула из кармана. В ней была зажата еще одна зеленая отвертка.

Фантасмагоричность этой картины в сочетании с озадаченным тоном курьера пригвоздили Маевского к месту. И вдруг с площадки, где прыгали дети, раздался пронзительный визг. Визжала девочка и тыкала пальцем в медленно падающего Желтухина.

Маевский разом пришел в себя.

Курьер был уже в пяти шагах, по-прежнему просительно улыбаясь и повторяя про пятнадцатый дом. Никита сорвался с места и побежал.

Он несся не разбирая дороги и отчетливо слышал топот шагов за спиной. Эта безумная сволочь мчалась за ним. Маевский оглянулся и едва не заорал. Больше всего его поразило, что лжекурьер даже не сбросил свой короб.

Никита бежал так, как не бегал уже очень давно, может быть, вообще никогда, кроме того случая, когда их с Гришей вытащили из машины и дали очередь из автомата в воздух. Нет, даже и тогда ему не было так жутко. Курьер отставал совсем немного, и Маевский отчетливо понимал, что спасаться в местах скопления людей бесполезно. Бородач полезет за ним куда угодно, и в толпу, и в автобус… Так что Никита просто бежал изо всех сил. Главное – оторваться.

Он свернул в какой-то сквер, из-под ног у него прыснули мелкие собачонки, вслед раздался лай и возмущенные крики. Из сквера – через дорогу, затем в арку, пробежать насквозь девятиэтажку и вдоль дороги чесать по прямой. Где здесь опорный пункт? Должна же хоть где-то в этом районе быть полиция!

В горле у Никиты свистело, и когда остро кольнуло в боку, он понял, что ему хана. С боком далеко не убежишь. Углядев на обочине кирпич, Никита схватил его, отбежал к столбу, прижался к нему спиной и приготовился отбиваться от отвертки.

Курьера не было. Редкие прохожие старательно отводили глаза. Только какой-то ребенок из коляски помахал ему ладошкой.

Маевский, тяжело дыша, сполз вниз, не выпуская кирпича, и плюхнулся во влажную траву.

Господи, ну и марш-бросок.

Он вытащил телефон.

– Михаил Степанович, слушайте внимательно…

– Почему ты хрипишь, голубчик?

– Слушайте! – повысил голос Никита, и старик замолчал. – Желтухина убили. На моих глазах. Двадцать минут назад. Пытались и меня. Я удрал.

– Где ты сейчас?! – перебил Гройс.

– Без понятия. Не в этом дело. Желтухин что-то знал. Я вам скину адрес офиса. – Он говорил отрывисто, словно выхаркивая слова. – Езжайте туда. Безоружным не вздумайте. Возьмите с собой кого-то. Он отверткой убил детектива. Надо внутрь попасть. Найти, что он делал для Селиванова. В договоре сказано про наружное наблюдение. За кем-то он следил.

– Я тебя понял, – на удивление спокойно отозвался Гройс.

– Не вздумайте один! Михалстепаныч! Он отмороженный напрочь. – Маевский вспомнил отвертку, торчащую из шеи Желтухина, и его чуть не вырвало.

– Я сделаю, как ты сказал. Куда ты дальше?

Никита перевел дух.

– Щас такси вызову через приложение – и к вам.

– Ожидаю тебя, – коротко сказал Гройс и отключился.

* * *

Только временным умопомрачением Никита позже мог объяснить то, что он сказал Гройсу. Сидя в такси, он понемногу пришел в себя – и ужаснулся. Куда он отправил старика? Было ясно как день, что Гройс никого с собой не возьмет. Где он найдет сопровождающего для такой экспедиции в одиннадцатом часу вечера? Из оружия у старика только палка. И как должен Гройс попасть в офис частного детектива? Повозиться с отмычкой, а приехавшей по вызову вневедомственной охране лучезарно улыбнуться? Найти тетку-уборщицу и отобрать ключ у нее?

Совсем тошно Маевскому стало, когда Гройс перестал отвечать на звонки. Никита набирал его четырежды, отправил три эсэмэмски и пал так низко, что записал голосовое сообщение в ватсап. Голосовые старик не выносил. Никиту не оправдывало даже то, что в очередном приступе самобичевания он вообразил, будто Гройс за неимением нормальных помощников возьмет с собой Айнур. Распоряжения старикана девушка выполняла неукоснительно. Никита не знал, как они познакомились, но подозревал, что за этой исполнительностью скрывается какая-то непростая история.

– Езжай по выделенке, торопимся, – наклонившись к таксисту, хрипло попросил Никита.

– У меня для выделенки нет прав, – возразил тот.

– Черт с ним! Езжай без прав, штрафы я оплачу!

– Оплатит он, ага.

Водитель как ехал в общем потоке, так и продолжал. Маевский избил бы его, если бы это помогло быстрее добраться до офиса частного детектива. Как назло, они застряли в пробке на отрезке, где до ближайшей станции метро было двадцать минут ходьбы. Никита не мог даже выпрыгнуть на обочину и добежать до подземки, чтобы опередить Гройса.

Они добрались только в начале двенадцатого.

Из окон желтухинского офиса сочился слабый восковой свет. Никита вывалился из такси, взлетел по ступенькам – и дверь распахнулась ему навстречу.

В освещенном проеме стояли двое. Маевский успел подумать, что ему хана и он это заслужил, потому что отправил бедного старика прямо в лапы этим упырям. Но тут из-за широких спин раздался спокойный голос:

– Что там, друзья мои? А-а, это мой мальчик. Пропустите его, будьте любезны.

Никиту охватило такое облегчение, что он простил Гройсу даже мальчика.

– Как вы… – Он обвел взглядом помещение. – Как вам удалось…

Доплелся до стула, сел и выдохнул. Сердце колотилось как бешеное.

Что-то звякнуло. Никита поднял голову и увидел, что перед ним на столе стоит стакан с янтарной жидкостью.

– Коньяк паршивенький, – заметил старик. – Но хорошо хоть такой нашелся. Спасибо покойному. Он точно погиб?

– Не точно, – сказал Никита, помолчав.

К нему только сейчас возвращалась способность соображать, а вместе с этим уходила лихорадочная энергичность. Он обмяк, как проколотый воздушный шарик.

От коньяка по венам побежало успокоительное тепло. Он будто хлебнул из ведра с валерьянкой.

– Иржик, можно тебя на минуточку? – позвал старик.

Человек, которого он назвал смешным именем Иржик, подошел к ним. У него было плоское смуглое лицо. При близком свете настольной лампы на нем обнаружились мелкие шрамы, белые и змеящиеся, как корешки. Никита не хотел даже задумываться, при каких обстоятельствах можно было заполучить такие рубцы.

– Иржик, будь добр, дай оценку ситуации. Никита, что ты видел?

Маевский вкратце пересказал сцену возле дома Желтухина.

Плосколицый Иржик присел на корточки.

– Покажи на мне, куда пришелся удар.

– Между ухом и подбородком, слева от кадыка. – Никита ткнул в то место, куда Желтухину вонзили отвертку.

– Крови много было?

– Забило фонтаном. Он отвертку вытащил…

Иржик повернул плоское лицо к Гройсу.

– Без шансов, Михаил Степанович. Артерия. Он умер за три минуты. Если только скорая не подъехала через полторы… Фантастика, я считаю.

– Фантастика, – согласился Гройс. – Опиши убийцу, Никита.

– Среднего роста. Может, чуть повыше меня. Лицо узкое. Но у него сверху кепка, снизу борода, я ничего толком не разглядел… И во дворе темно было. Зато я его любимый цвет знаю. – Он нервно ухмыльнулся.

– Какой?

– Зеленый. Он за мной со второй отверткой гнался, такого же цвета. Дичь какая-то… Бегает он быстро, вот что еще. Я каким-то чудом от него оторвался.

– Или он сам тебя отпустил, – задумчиво проговорил старик.

Это предположение Маевскому очень не понравилось.

– Я, может, мировой рекорд побил, – неприязненно сказал он. – А вы все мои заслуги обнуляете.

На ворчание Никиты Гройс не обратил внимания. Он отошел к двум мордоворотам и что-то им говорил. Те синхронно кивнули и, не попрощавшись, ушли. Старик запер за ними дверь.

– Куда они? – без особого интереса спросил Маевский.

– Надо думать, по домам.

Никита так и взвился.

– Вы их отпустили? А мы?

– А мы здесь сами разберемся, – заверил Гройс. – В этом они не помощники. Хорошие ребятки, но у них своя сфера деятельности, и довольно узкая.

Маевский даже не собирался интересоваться этой узкой сферой деятельности.

– Весь архив у Желтухина в компьютере, – продолжал Гройс. – Вот единственное, что мне удалось найти. – Он показал Никите обычную школьную тетрадь на сорок восемь листов, причем Маевского неприятно поразило, что тетрадь была точно такого же цвета, как и рукоятка отвертки: ярко-зеленого. – Допускаю, что Желтухин хранил документацию в своей квартире, как поступает один мой знакомый частный детектив… Но надеюсь, что нет. Туда будет намного сложнее проникнуть.

– А сюда вы как попали?

Старик отмахнулся, словно вскрыть замок на двери в офис было плевым делом.

– Компьютер, естественно, запаролен. Умеешь ли ты взламывать коды, сударь мой?

– Издеваетесь?

– Так я и предполагал…

Гройс позвонил кому-то и коротко поговорил, причем Маевский даже не смог угадать пол его собеседника. Разговор велся очень странный. Старик быстро протараторил про какие-то гнезда, певчих птиц и закончил словами: «На лирику хватит, большего не обещаю», – что совсем уже не лезло ни в какие ворота.

Отложив телефон, Гройс ласково сказал:

– Ну вот, скоро помощничек приедет. Попробуем разобраться, на что Петр Алексеич подрядил этого бедолагу.

Маевский лег на пол, закинул руки за голову и стал смотреть в потолок. После коньяка его обычно клонило в сон, но сейчас спать не хотелось. Милый парень Митя Селиванов, будущее математическое светило, втянул их в какую-то дрянную историю.

– Светило втянуло, – вслух сказал он. – Говорил я, не стоило за это браться!

Ничего подобного он не говорил. Наоборот, обрадованно помчался исполнять распоряжения Гройса, точно щенок за брошенной палочкой. Движухи захотелось идиоту.

Однако любопытно, что за помощник должен явиться по вызову Гройса…

Никита представил бледного парня в черном спортивном костюме с капюшоном, глубоко надвинутым на лицо. И тут в дверь постучали, выбив сложную дробь.

– Он в соседнем подъезде, что ли, живет? – изумился Никита, поднимаясь.

– Так пробки рассосались, всю Москву за полчаса можно проехать…

Старик отпер дверь, и в комнату вошел человек.

«Ни фига себе», – мысленно сказал Маевский.

Перед ним был холеный мужчина лет пятидесяти, полноватый, с той благожелательностью на лице, которая дается свыше только после десятилетий спокойной сытой жизни, лишенной тревог. В Амстердаме Никита встречал такие физиономии, да и те по большей части были укуренные. В России – никогда.

Одет мужчина был примечательно. Синие джинсы с потертостями, канареечная футболка, а поверх футболки – кофта толстой вязки из квадратов синего и зеленого оттенков. Причем с первого взгляда становилось ясно, что вязала эту кофту не бабушка, а если и бабушка, то подрабатывающая в свободное от огорода время на Диора. Яркостью облачения гость мог соперничать с попугаем Прохором. Шею украшал рыжий шейный платок с бегущими лошадьми.

В Никитином детстве такого хлыща отдубасили бы всем двором. Здесь же гость огляделся, явно чувствуя себя вольготно, и сказал хорошо поставленным голосом:

– Приветствую, Михаил Степанович. Чудный вечер, счастлив вас видеть.

– Толенька, голубчик! Рад, очень рад!

Они обнялись. Маевскому Толенька отвесил изящный полупоклон и больше не обращал на него внимания.

– Я так понимаю, только вход?.. – спросил он, усаживаясь за компьютер.

– Не исключено, что внутри тоже придется повозиться, – ответил Гройс. – Мы пока не знаем, что ищем.

– Я вас услышал.

Щегол присоединил к компьютеру какую-то коробочку и включил его. Гройс опустился на стул рядом с Никитой.

– Как думаете, до утра справится? – тихо спросил Маевский, взглянув на часы.

– Прошу, Михаил Степанович, – сказал Щегол. – Давайте посмотрим, есть ли здесь что-то полезное для вас.

Никита тоже подошел, хоть его и не звали. Щегол уже щелкал мышью по желтым папкам.

– Договор заключен двадцатого апреля, – подал голос старик. – Фамилия – Селиванов. Подожди, так вот же он, последний!

В папке хранились фотографии и отчеты.

– Толя, я не советую тебе на это смотреть, – вдруг сказал Гройс.

Щегол немедленно поднялся, прижал ладонь к сердцу:

– Тогда до встречи, Михаил Степанович. Если понадоблюсь, звоните.

И исчез.

Весь его визит занял семь с половиной минут.

– Что за тип такой удивительный? – не выдержал Никита.

Старик поднял на него недоуменный взгляд:

– Что за тип? Ты о ком?

Маевский молча кивнул, принимая к сведению: не было здесь никакого типа.

– Давай поглядим, что ты, милый, нашел для Пети, – пробормотал Гройс, выводя снимки один за другим на экран.

Из договора и двух приложений стало ясно: Желтухин должен был проследить за неким Александром Пономаревым. Что частный детектив добросовестно и проделывал в течение трех недель. Отчеты о слежке отправлялись к Селиванову каждые три дня.

Объем работы, проделанный Желтухиным, был огромен. Он следовал за Пономаревым неотступно, фотографируя всех, с кем тот встречался. Ему удалось одну из встреч даже записать, пусть только в обрывках разговора.

– Вот куда ушли деньги на Митин отпуск, – пробормотал Гройс. – Ты посмотри, сколько он всего провернул.

Лица, лица, лица… В фотоотчетах было не меньше сорока человек. Имена не подписаны. То ли Селиванов не видел в этом необходимости, то ли Желтухин не успел выполнить часть его поручения.

Пономарев, объект слежки, оказался неприметным мужчиной лет тридцати. Узкое лицо, бородка, одежда неброская: рубашки в мелкую клеточку, джинсы, кроссовки…

Один из снимков Гройс вывел крупно на экран. Пономарев невидяще смотрел в кадр.

У Никиты возникло ощущение, будто он проглотил кубик льда.

– Это он, Михаил Степанович… – Голос предательски дрогнул.

– Кто?

– Курьер. Тот, который убил Желтухина. Я его не сразу узнал, он везде разный.

– Господь всемогущий! – ахнул Гройс. – Никитушка, ты уверен?

Маевский кивнул.

– Соседка Селиванова описала человека, который был до меня в его комнате. Это Пономарев. Она сказала: «Интеллигентный такой, на Чехова похож».

– Ни интеллигентности, ни сходства не наблюдаю, – возразил Гройс.

– И всё же приметы совпадают. Рост, возраст, бородка. Сейчас, когда вы фото приблизили, я глаза узнал. Он, конечно, был в бороде до ушей, но я уверен, это он.

– Вот так номер, – медленно проговорил Гройс. – И на какой же ниве трудится этот занятный субъект? – Он порылся в записях Желтухина. – Ага, вот, нашел… Креативный продюсер телекомпании «Гроза». Ладно, Никита, с этим мы разберемся позже. А сейчас, я полагаю, нам пора.

Порывшись в ящиках, старик отыскал флешку и скопировал содержимое папки. Затем вытащил прозрачный пузырек с распылителем и тщательно обрызгал всё, от компьютерной мыши до стаканов. Спинку стула, за которую брался Маевский, тоже обработал, – а Никита о ней и думать забыл. Выключил системный блок и огляделся:

– Всё, уходим. Только выгляни в окно, не болтается ли кто поблизости.