
Полная версия
Призрак Сомерсет-Парка
– О да. – Он достал носовой платок и прижал ко рту. – Не верится, что она не дожила до следующего дня рождения. Это так несправедливо. Я достиг преклонных лет, а она нас покинула во всем сиянии юности.
Он подошел к высоким окнам в конце зала, выходящим на земли поместья. Я присоединилась к нему и принялась вглядываться в пейзаж. Дорога шла в гору и убегала в лес, который высился за лужайкой. Владения Сомерсет-Парка были огромны.
Мистер Локхарт заговорил вновь и на сей раз выражался очень осторожно.
– В день свадьбы миссис Донован понесла леди Одре завтрак, но ее комната оказалась пуста. Мы обошли весь дом, окликая ее. Сначала подумали, что это шутка. Она, понимаете ли, любила разыгрывать слуг. Но приближался назначенный час, а она все не появлялась, и тогда мы догадались: произошло что-то ужасное.
В дальнем конце галереи послышался грохот. Я заметила бутылку из-под вина, лежащую на полу.
По-прежнему глядя в окно, мистер Локхарт продолжил рассказ:
– Потом кто-то увидел следы в грязи, ведущие от дома. Они шли к обрыву.
Я оглянулась на портреты предков Линвудов: мне почти казалось, будто они кивают в такт словам мистера Локхарта. Но те только не мигая смотрели на нас бесстрастными глазами и поджимали неулыбчивые губы.
– Тело нашли спустя две недели, – сказал мистер Локхарт. – Она все еще была в ночной сорочке, промокшей от крови. Ее лицо… Что ж, она упала на камни, так что сами понимаете. – Дальше он излагал ломаными фразами: – Бурный прилив… Тело билось о берег… – Он прервал отчаянные попытки объяснить, схватил платок и прижал его к глазам.
В других обстоятельствах я бы потрепала его по плечу и сказала, что ее дух все еще жив, но решила воздержаться – старик не заслуживал притворства.
– Сожалею, что ее смерть причинила вам столько горя, – произнесла я.
– Я любил ее как собственную дочь. Чистая душа! Мне очень жаль тех, кому не выпало счастье с ней познакомиться. И пусть они не ведают горечи утраты, им не доступна и радость пребывания в ее обществе. – Он улыбнулся, глаза его все еще блестели от слез. – Признаюсь, мисс Тиммонс, в глубине души я надеюсь, что вы на самом деле способны связаться с нашим дорогим усопшим ангелом. Мне это послужило бы утешением.
С дальнего конца галереи донеслось фырканье. Из-за спинки последней козетки показалась копна темных спутанных волос. Незнакомец, пошатываясь, встал на ноги. Он поднял бутылку вина, как бы провозглашая тост.
– Наш дорогой усопший ангел! – торжественно воскликнул он. – Как красиво вы выразились, мистер Локхарт.
Он приблизился к нам, даже не потрудившись заправить рубашку. Вид у него был такой, будто он несколько раз подрался в местном пабе и потерпел поражение. Подбородок явно нуждался в бритве.
Мистер Локхарт помрачнел.
– Мисс Тиммонс, разрешите представить вам Уильяма Саттерли. Его покойный отец был уважаемым работником в Сомерсете, несколько лет назад он трагически скончался, и лорд Чедвик милостиво взял Уильяма под опеку.
– Что означает – мне было позволено остаться, но не войти в семью. – Уильям Саттерли смахнул черные кудри с налитых кровью глаз. Он оказался довольно привлекательным мужчиной не старше двадцати пяти лет от роду. Сложение у него было крепкое, и все же фигура его намекала, что Уильям ведет преимущественно малоподвижный образ жизни, себялюбиво предаваясь удовольствиям и отдыху.
– Право слово, Уильям, – упрекнул его мистер Локхарт, – хотя бы в присутствии дамы сделайте над собой усилие и ведите себя пристойно.
– Я уже знаю, кто наша гостья. – Уильям Саттерли медленно обвел взглядом мое платье от воротничка до подола – в точности, как накануне вечером миссис Донован. Я изо всех сил старалась держать спину прямо. – Мисс Женевьева Тиммонс, – протянул он. – Непревзойденный посредник в общении с духами.
Я, сложив руки впереди, быстро кивнула.
– Рада знакомству, мистер Саттерли, – отозвалась я.
– Надеюсь, вы не слишком заскучали. Любимое занятие мистера Локхарта – болтать о семье и родовых призраках. – Он подошел ближе, рассматривая меня. – Какие идеальные черные локоны. Я знаю камеристок, которые убили бы за возможность уложить такие волосы.
– Позвольте усомниться, сэр.
Мистер Локхарт обошел Уильяма.
– Нам пора на встречу с его светлостью. Не стоит заставлять его ждать.
– Его светлость… – Уильям закатил глаза. – Однажды вы поймете, какой роковой ошибкой было впустить Пембертона в этот дом.
Губы мистера Локхарта под белой бородой сложились в плохо скрываемую неодобрительную гримасу.
– Вам стоит переодеться и что-нибудь поесть.
– Как всегда – голос разума, – пробормотал Уильям. – Что бы семья без вас делала… – Проходя мимо, он отвесил мне картинный поклон. – Наслаждайтесь экскурсией. Представить не могу, каково вам пришлось ночью в огромном доме, когда не знаешь, по той ли лестнице идешь и ту ли дверь открываешь.
Я посмотрела на валяющуюся на полу бутылку из-под вина и задумалась – не с ним ли я вчера разминулась. И насколько мне помнилось, он был не один.
– Я буду осторожна, благодарю.
– Весьма разумно, – кивнул он. – Лучше заранее присмотреться, не таится ли где опасность… C дамами, разгуливающими без сопровождения, в Сомерсете порой случается беда.
Глава 7
Леди Одра Линвуд
Запись в дневнике
Сомерсет-Парк,
1 марта 1845 года
Дружочек,
и снова смерть заглянула в Сомерсет-Парк. Отца глубоко потрясла гибель мистера Саттерли. Кузнец долгие годы служил в наших фамильных конюшнях. Отец отметил, каким верным и искусным мастером тот был, как тяжело будет его заменить. Но потом добавил, мол, настоящая трагедия заключается в том, что после кузнеца остался сын, всего на несколько лет старше меня. А самое худшее вот что: в наследство мальчику остались лишь долги отца.
Сплетни среди слуг ходят самые разные. Говорят, мистер Саттерли имел пагубное пристрастие к азартным играм, и, хотя приходский констебль постановил, что смерть наступила в результате сердечного приступа, по общему мнению (пусть они и не разбираются в этом), кузнеца убили из-за денег, которые тот задолжал.
Я в ужасе помчалась к отцу. Когда я спросила его, нет ли среди нас убийцы, он погладил меня по голове и велел не тревожиться. И сказал, что заверил мистера Саттерли: если с кузнецом что-то случится, отец о его отпрыске позаботится. А поскольку ребенок еще слишком мал, чтобы справляться самостоятельно, отец стал его официальным опекуном и со следующей недели мальчик будет жить у нас.
Я чуть не упала на месте! Отец поинтересовался, не против ли я, что показалось мне весьма лестным. Разумеется, я ответила, что мы должны сделать все от нас зависящее, дабы помочь сироте. Но в глубине души меня завораживала мысль заполучить приятеля моего возраста.
Я доверяю тебе, Дружочек, но товарищ по играм из плоти и крови пришелся бы очень кстати. Я всегда мечтала о сестре или брате. Тогда тайна Линвуда стала бы еще интереснее. Я даже начала возлагать надежды на этого сиротку. Боже мой, я только сейчас поняла, что даже не знаю его имени!
Из-за ненастья мы с отцом не поехали верхом и провели день в библиотеке, наслаждаясь сладким пирогом и горячим чаем, пока ветер и дождь хлестали в окна. За нами с привычно суровым видом наблюдал портрет дедушки. Раньше, в детстве, он пугал меня: его глаза следили за мной по всей комнате.
Деда я помню смутно: слишком мала была, когда тот умер. Но вот что странно. Глядя на его нарисованное лицо, я четко представляю, каким он был. Что-то копошится в глубине памяти, что-то живое. Но когда я задерживаюсь на этой мысли, пытаясь ухватиться за нее и вспомнить больше, на сердце наваливается тяжесть и нет сил сделать вдох.
Дождь продолжается, даже когда я пишу эти строки. А вдруг я не понравлюсь этому мальчику? Вдруг он окажется злым и станет подкладывать змей в мою постель? Вдруг отец в итоге полюбит его сильнее меня? Я часто слышу о том, как изменилось бы наше будущее, родись я мальчиком, тогда нам не пришлось бы тревожиться о Сомерсете.
Вот в чем все дело, Дружочек. Вот она, жестокая правда. В моем распоряжении все жизненные блага, и, если не считать горечи утраты, я должна быть счастлива. Я люблю отца, но он не умеет выражать свою любовь. Ходят слухи, что дедушка был весьма холоден. Я начинаю думать, что детей нужно учить любви так же, как счету и игре на фортепиано, – даже тех, кто не станет наследником. Особенно тех, кто не станет наследником.
Прошу прощения. Сегодня моя душа полнится страданиями, а не благодарностью. Такое трагическое чтение. Но кто, интересно, будет все это читать? Уж точно не тот, кто надеется на счастливый конец. Как странно, что я это написала… Неужели я уже потеряла надежду? Ведь мне нет и четырнадцати.
Понадобится чудо, чтобы избавить меня от этого отчаяния.
Глава 8
Когда мы вошли в кабинет, мистер Пембертон, сидевший за столом, поднял на нас раздраженный взгляд. Затем встал и слегка одернул жилет.
Я попыталась сопоставить этого джентльмена с тем, кого встретила накануне ночью. Исчезли грязные сапоги, волосы стали не такими взъерошенными. Теперь на нем была белая рубашка, туго повязанный галстук и приталенный сюртук. Но гордая осанка и жесткие очертания губ остались прежними. Однако глаза были более яркими, чем мне запомнилось.
Я заметила, что на мизинце он по-прежнему носит золотое кольцо. Золотые кольца легко стащить и припрятать, к тому же за них обычно дают хорошую цену. Должно быть, оно вдвое дороже тех серебряных канделябров, которые я пыталась прихватить вчера ночью. Наверняка перстень имеет для него большое значение. Но для спиритического сеанса драгоценности придется снять.
– Разрешите представить вам мисс Тиммонс, – откашлявшись, сказал мистер Локхарт.
Я шагнула вперед, отчасти для того, чтобы отвлечь внимание от недуга мистера Локхарта.
– Лорд Чедвик, полагаю, – сказала я, не сводя взгляда с хозяина Сомерсета.
Тот отрывисто кивнул.
– А вы медиум, которого привели в мой дом без моего на то согласия, – отозвался он, и его спесивый тон был столь же резок, как и вчера.
Шея вспыхнула жаром – после столкновения с Уильямом я была готова дать отпор. Я расправила плечи.
– Если мое присутствие так сильно вас огорчает, я немедленно покину ваш дом. Уверена, у вас найдется хорошая лошадь, которую вы могли бы мне одолжить. – Я не сумела сдержаться и швырнула ему в лицо ответную угрозу. Довольно опрометчиво, учитывая, что мистер Пембертон мог в любую минуту передумать и все же вызвать полицию.
Мистер Локхарт нервически хохотнул.
– Уверен, мисс Тиммонс подразумевала иное: конечно, она надеется, что с ее приездом в Сомерсет-Парк здесь воцарится покой. – Старик покосился на меня в замешательстве.
Моя дерзость не особенно смутила мистера Пембертона. Он указал на стулья, и все мы сели.
– Возможно, в Лондоне вы иной раз подвергались неприятному обращению, мисс Тиммонс, – сказал он, – но мы здесь, в провинции, более гостеприимны.
– В Лондоне мисс Тиммонс пользуется большим успехом, – подхватил мистер Локхарт, надеясь исправить ущерб, который я причинила своей неуважительной выходкой. – Как я уже говорил вам вчера, лишь немногие обладают таким даром. Даже лучшие семейства прибегали к ее услугам.
Ложь мистера Локхарта была такой вопиющей, что я не смела даже посмотреть на него. Хозяин Сомерсета безмолвствовал, слушая фальшивый перечень моих достижений, и все время покручивал перстень на мизинце. Жест был таким незаметным, что я задумалась, знает ли он сам об этом. Как далеко можно уехать на поезде на вырученные за подобное кольцо деньги? Сколько месяцев аренды оплатить? Я представила, как сбегаю посреди ночи с саквояжем, набитым канделябрами, и этим перстнем на пальце. Скорее всего, у меня будет не больше часа, прежде чем пропажу заметят.
Господин Пембертон поднял руку, прерывая мистера Локхарта.
– Да, вы уже огласили мне длинный список ее довольных клиентов. – Последнее слово он произнес с явным отвращением.
– Клиентов? – Я возвысила голос. – Милорд, мистер Локхарт может сколько угодно рассказывать о моих успехах, но даже обычный человек, не провидец, легко догадается, что вы сомневаетесь в моих способностях. Я в растерянности – не представляю, как вас убедить. И все же в одном я уверена твердо: если дух вашей невесты пожелает поговорить с вами, сделать это он сможет только через меня.
Выпалив очередную дерзость, я подумала, что теперь-то мистер Локхарт окончательно задохнется от кашля. Но оба джентльмена не произнесли ни слова. Маленькая победа.
В дверь постучали.
– Войдите, – сказал мистер Пембертон.
В кабинет вошел Бромуэлл, дворецкий, элегантный и чопорный, как всегда. Любопытно, он и спит стоя?
– Прошу меня извинить, милорд, но прибыл доктор Барнаби.
– Неужели? – возмутился мистер Локхарт и уставился на хозяина взглядом человека, которого предали.
Мистер Пембертон поднялся.
– Я настаиваю. Ради меня вам пришлось весь день ехать в карете под дождем, и самое меньшее, что я могу для вас сделать, это отплатить вам заботой и столь необходимым медицинским осмотром. – Он подал поверенному руку, чтобы помочь ему встать, но старик отмахнулся.
– Никакой необходимости в том нет, – отрезал мистер Локхарт, выражение лица у которого все еще было обиженным.
– Вы прекрасно знаете, что мистер Барнаби – мой старый добрый друг. Он может вылечить этот ужасный кашель, что терзает вас уже несколько месяцев. Не будьте таким упрямцем. Кроме того, так у нас с мисс Тиммонс появится шанс познакомиться поближе.
Мистер Локхарт с сожалением посмотрел мне в глаза, словно извиняясь, что ему придется оставить меня наедине с мистером Пембертоном. Я в ответ чуть улыбнулась, изобразив отважный вид, и под ложечкой кольнуло незнакомым чувством вины.
Почти всем весом опираясь на трость, старик доковылял до двери, где по-прежнему стоял Бромуэлл.
– Я сопротивляюсь не из упрямства, – в свою защиту сказал мистер Локхарт. – Просто все это довольно бессмысленно. Мне не нужен доктор, я и без него знаю, чем болен.
Мистер Пембертон сказал Бромуэллу:
– Пожалуйста, пригласите доктора Барнаби с нами сегодня отужинать, уверен, для него найдется место.
– Конечно, милорд. – Дворецкий поклонился и закрыл дверь, оставив нас одних.
«Неужели мистер Пембертон всем раздает приказы?» – подивилась я. Что он предпримет, если кто-нибудь откажется их выполнять? Пожалуй, я могла бы согласиться с мнением Уильяма о человеке, который стоял передо мной.
Хозяин Сомерсета вернулся к столу, затем обмакнул перо в чернильницу и начал писать.
– Я хочу, чтобы вы провели сеанс на следующей неделе, – сказал мистер Пембертон, не поднимая взгляда, и распорядился: – Сообщите, что вам для этого необходимо.
– Сговорчивое привидение.
– У нас лишь один шанс, – отрезал он. – Важна каждая деталь, от размера комнаты до свечного воска. Я хочу, чтобы вы ничего не упустили.
Я скрестила руки на груди. Мистер Пембертон пристально уставился на меня, и я вдруг подумала: неужели он заметил, что на мне вчерашнее платье?
– Я сообщу обо всем, что мне требуется, – пообещала я. – Но перед тем, как мы продолжим, мне нужно кое-что узнать: почему вы решили, что леди Одру кто-то убил?
Хозяин Сомерсета откинулся на спинку кресла и опустил руки на подлокотники.
– Она была у себя в спальне. Дверь была заперта снаружи.
– Заперта снаружи? – переспросила я, решив, что, должно быть, ослышалась. – В ночь перед свадьбой? Но зачем – чтобы невеста не сбежала? – Не удержавшись, я засмеялась над собственной шуткой.
– Скажите, мисс Тиммонс, вы всегда так спокойно относитесь к смерти или вам смешно, потому что у вас начисто отсутствует сострадание?
Я не отводила взгляда от перстня у него на мизинце, пока у меня не перестали гореть уши.
Мистер Пембертон продолжил:
– Миссис Донован имела сильные опасения, что история повторится. Экономка просидела у спальни Одры всю ночь. Когда она вошла туда на следующее утро, комната была пуста. Окна – заперты.
Услышав это, я подняла брови.
– В ее семье известны случаи скоропостижной гибели, – кашлянув, пояснил он. – После миссис Донован мне сказала, что заперла дверь ради безопасности Одры. Я пришел в ярость. Это так жестоко, почти варварски. Хотя она оказалась права, верно? – Ответом ему стал лишь порыв ветра, ударивший в стекло. – Ее тело выбросило на берег через две недели.
– Мне очень жаль.
В его голубых глазах застыла стальная решимость.
– Как Одре удалось выбраться из комнаты среди ночи? – спросил мистер Пембертон. – Ответ известен лишь двоим. Одна из них мертва, второй – признается на нашем спиритическом сеансе.
– А вдруг не признается никто? – нахмурившись, спросила я. – Я могу создать впечатление, что дух леди Одры выделяет определенного человека, но не поручусь, что тот покается.
Перед ответом хозяин Сомерсета помедлил, будто подобное даже не приходило ему в голову.
– Тогда мы вместе должны определить наиболее вероятного виновника. В противном случае ожидайте, что вас арестует приходский констебль по обвинению в краже моих канделябров.
Горло у меня сжалось, я лишилась дара речи и последней капли уверенности, с которой входила в этот кабинет. Даже если не считать угрозы передать меня деревенскому констеблю, мистер Локхарт, узнав о случившемся прошлой ночью, без колебаний отправит меня прямо в лондонскую камеру. Придется следовать плану мистера Пембертона, пусть это означает указать на невинного человека.
Тут, словно по сигналу, хозяин Сомерсета вновь начал писать.
– Я уже все продумал. Я устрою прием в память Одры. Будет угощение, напитки и танцы, а после – спиритический сеанс.
– Танцы? – переспросила я, все еще ошеломленная своими новыми обязанностями детектива. – Но я не танцую.
– Тогда вам остается надеяться, что вас никто не пригласит. – И без всякого перехода добавил: – Я хочу, чтобы сегодня вы внимательно осмотрели первый этаж и выбрали комнату, которая наиболее подходит для устройства сеанса. Составьте список нужных вам принадлежностей. – И он кивнул на дверь, отпуская меня.
Я с облегчением покинула кабинет и его вечно недовольного хозяина. Удивительно, что он не оскорбился тем, как я дышу. Мистер Пембертон привлекателен, это несомненно, однако всю его привлекательность уничтожали грубые манеры, отчего он казался обычным требовательным тираном, который только и помыкает людьми, как ему в голову взбредет. Мне он казался менее симпатичным, чем любой мужчина, которого я доселе встречала. Не представляю, почему леди Одра захотела за него выйти.
Я помедлила, задержавшись возле резного ангела у подножия лестницы. А может, она и не хотела…
Было приятно оказаться в убежище своей комнаты. Кто-то убрал постель и раздвинул шторы. Окно было приотворено, и в него проникал освежающий прохладный ветерок. Камин аккуратно подготовили к растопке. Я вспомнила, как миссис Донован упоминала об этом прошлым вечером. Я не ожидала такого внимания. Не привыкла, чтобы обо мне кто-то заботился. Картина над камином с обреченной на погибель шхуной висела криво. Я подошла и коснулась нижнего угла рамы, удивившись, как сильно пришлось надавить, чтобы ее выправить. Я заметила на полотне мелкие детали, которых не видела прежде. В воде были члены команды; волны должны были вот-вот их поглотить. Один все еще сидел на верхушке мачты.
Я сглотнула комок в горле и подошла к окну вдохнуть свежего воздуха.
За окном открывался впечатляющий вид на окрестности, но, глядя на землю далеко внизу, я думала лишь об Одре, запертой в своей комнате. Что за скоропостижные смерти случаются в этой семье?
Нужно выпытать у мистера Локхарта всю историю целиком. Что же до того, чтобы найти виновного, сначала следует выяснить, кого из приглашенных спиритический сеанс напугает сильнее всего. Повлиять на признание способно множество факторов. Один из них – страх.
Я достала саквояж и положила его на кровать. Один за другим я вытаскивала предметы реквизита и наконец на самом дне нашла Книгу духов. Я вытащила ее, и из тонких пластин выпала записка миссис Хартфорд.
Ты меня любил?
Я успела снабдить это семейство ярлыком алчности, но, похоже, миссис Хартфорд скорбела искренне. От чего она надеялась избавиться – от сожалений или от бесконечной тоски из-за сомнений в собственном браке?
Я перечитала послание и вообразила ее семью – они сидят за столом и жаждут подсказки, но не имеют ни малейшего представления о том, что она тайком спросила. Я вспомнила, как она медлила, прежде чем задать свой вопрос. Возможно, миссис Хартфорд боялась, что ее послание прочтут вслух.
Я открыла Книгу духов на потайной вкладке и увидела строки, которые написала там перед сеансом.
Ныне я пребываю в покое.
Далековато от пылкого признания в любви, на которое рассчитывала миссис Хартфорд. На меня навалилась безысходность. Я сунула записку обратно в книгу и закрыла ее.
С этим уже покончено, решила я. Пора сосредоточиться на новом задании. От него зависит моя жизнь.
Полагаться ты можешь только на себя, ma petite chérie.
Предостережение maman тихим эхом отдалось в голове. Снова мне привиделся Собор Парижской Богоматери. Матушка редко рассказывала о родине, но однажды в детстве я нашла маленький портрет. Я играла с ее шкатулкой для драгоценностей, где лежали простые безделушки и браслеты мадам Ринальдо, и вдруг обнаружила, что у ящичка есть второе дно.
В потайном отделении я нашла прекрасный рисунок, где была изображена maman в образе улыбающейся юной девушки – в красивом платье и с зонтиком от солнца. Казалось, ей ни до кого нет дела. Так непохоже на ту женщину, которую я знала. За ее спиной высился средневековый собор, монументальный и величавый. Следующие несколько вечеров я доставала рисунок и смотрела на него, мечтая перенестись в то время, когда maman была счастлива, а не проводила дни в трудах и заботах.
На пятый день я набралась смелости и спросила, поедем ли мы когда-нибудь в Париж? Спросила ее о красивых нарядах, о том, жила ли она в большом доме с прислугой. Есть ли у нее по-прежнему зонтик от солнца? И не могла бы она сводить меня в Собор Парижской Богоматери, чтобы я представила, как там разгуливали Эсмеральда и Квазимодо…
– Jamais, – ответила она, поджав губы в тонкую линию, – никогда. Я никогда не вернусь. Семья от меня отказалась. Я для них все равно что мертва.
– А они знают обо мне? – спросила я, во мне еще тлела искра надежды.
Maman почти стыдливо опустила подбородок. Потом вырвала у меня рисунок и швырнула в камин. Глаза ее налились слезами. Я ахнула, бросилась в постель и уткнулась в подушку – вот как встревожилась и разволновалась, что расстроила ее. Вскоре у кровати послышались тихие шаги.
– Нельзя жить мечтами о прошлом, ma petite chérie. – Ее ладонь рисовала успокаивающие круги у меня на спине. – Девушка на том рисунке была такой глупой и наивной. Она верила, что любовь – это навсегда. Она и не догадывалась, что за любовью приходит боль. Остерегайся следовать зову сердца, Женевьева. Из-за него ты можешь вообразить себя неуязвимой. Помни: одно лишь сулит любовь – разбитое сердце. Потому надо запереть его на замок и сберечь эту силу для себя. Обещай мне.
– Обещаю, – ответила я.
– Хорошо, – кивнула матушка. – Сила спасет тебя, когда будет казаться, что уже все потеряно. Ты сильная. Ты будешь полагаться только на себя.
Порыв соленого ветра отвлек меня от размышлений. Никогда еще слова maman не были настолько уместны. Я понимала, что рискую жизнью, находясь в такой близости от моря, но мне остался лишь один шанс обрести свободу – устроить этот последний сеанс. Правда, и у Хартфордов я так думала.
Я закрыла окно и решила, что сейчас самая главная задача – найти подходящую комнату.
Глава 9
Леди Одра Линвуд
Запись в дневнике
Сомерсет-Парк,
18 марта 1845 года
Дружочек,
я никогда не встречала никого столь же озорного и веселого, как Уильям Саттерли. Он с нами совсем недавно, а мы с отцом уже смеялись с ним больше, чем за всю свою жизнь.
Однако он, хоть и не слуга, не совсем мне ровня. Его комната находится между нашим крылом и комнатами челяди, но он все время шныряет по дому, затевая всяческие восхитительные шалости. Ему уже известны лучшие укрытия в доме. Возможно, я даже поделюсь с ним тайной Линвудов, но не сейчас.
Гувернантка твердит, что его постоянное ерзание на уроках отвлекает, и отпускает Уильяма с занятия, даже если он сделал географию только наполовину. А во время моего урока фортепиано в окне сначала появились его черные кудри, а следом за ними показалась и голова. Он подмигнул мне, а потом исчез, стоило учителю повернуться в ту сторону. Пришлось прикусить щеку, чтобы не засмеяться и не выдать его.