
Полная версия
Призрак Сомерсет-Парка
Она взяла Друзиллу за руки и притянула к себе, почти задушив несчастную в своем роскошном декольте. Пусть мисс Крейн считала нас своей собственностью, Друзиллу она обняла будто по-матерински, и та благодарно вздохнула. Сердце мое налилось странной тяжестью.
Я хотела было выйти следом, но полисмен захлопнул решетку у меня перед носом.
– Нет, Дженни, – сказала мисс Крейн. – Не на сей раз.
Услышав, как она меня назвала, я нахмурилась. Ну разумеется, дразнит! Хочет, чтобы я умоляла или расплакалась?
– Друзилла и остальные девочки больше не могут покрывать недостающую часть твоей платы за комнату, – сказала она. – Я и так выручала тебя, покуда могла. Больше я не в силах тебя оберегать. Ты представляешь, сколько людей в этом городе хотели бы сдать тебя за вознаграждение?
Я бросила взгляд на ее рот в ярко-красной помаде, и меня осенила жестокая догадка. Деньги на новую шляпу и пальто на нее явно не с неба упали.
– Вы меня сдали? – В горле тут же пересохло. – Да как вы могли?!
– Не прикидывайся дурехой. – Она улыбалась, но голос резал, будто нож. – Я знаю, что ты от меня скрывала! Я нашла кошелек, который ты прятала под матрасом.
«Нет, нет, нет!» – закричала я про себя и схватилась за решетку камеры, чтобы не упасть. Глаза жгло от слез.
– Эта ошибка тебе дорого обойдется. И станет последней, которую ты совершила. Подумать только, прятать от меня деньги! – У нее на губах заиграла злая улыбка. – Да не вздумай проливать тут моря лживых слез. Ты скорее облапошишь умирающего, чем подашь ему воды напиться.
Они с Друзиллой развернулись и пошли прочь, а потом исчезли за углом, и эхо их шагов стихло. Полисмен стукнул дубинкой по решетке, и я отпрыгнула. Каким бы чудовищем ни была мисс Крейн, она могла вытащить меня из камеры… И тут меня осенило: а ведь она забрала все деньги, которые мне удалось скопить. Я напряженно вслушивалась в стук ее каблуков, надеясь, что хозяйка пансиона возвратится и скажет, мол, нарочно меня припугнула.
Сердце бешено колотилось. Этого не может быть. Нужно успеть на поезд! Я рухнула на колени и стала обшаривать пол, пытаясь найти хоть что-то, оброненную кем-нибудь шпильку, которую я могла бы пустить в дело, но этим лишь позабавила дежурного. Накатила безысходность, высасывая из меня оставшиеся силы.
Я принялась заплетать косу, пытаясь вспомнить, как руки матушки перебирали мои волосы.
– Помни, ma petite chérie [2], – как-то сказала она с отчетливым французским выговором, – полагаться ты можешь только на себя.
– Но ведь мы есть друг у друга, – отозвалась я и, обернувшись, посмотрела на нее.
– Это не навсегда, – сказала мама, а потом добавила: – Подумай обо всех этих несчастных, которые умоляют нас поговорить с мертвецами. Вот к чему приводит любовь – к глубокому, бесконечному горю. Если ты не хочешь его испытать – оберегай свое сердце.
Я задремала, прижавшись к каменной стене, и снились мне камин и ключ, почерневший от копоти.
– Тиммонс! – Меня разбудил резкий окрик дежурного. – Твой поверенный пришел.
– Поверенный? – Я потерла глаза, пробудившись от неглубокого сна; глаза жгло, будто в них попал песок. Полисмен не стал открывать камеру, но я заметила у него в руках свой саквояж. Я сразу поднялась, борясь с желанием его вырвать.
По ту сторону решетки стоял джентльмен в цилиндре и смотрел на меня. Лицо у него было бледное, глаза прищуренные, запавшие, понимающая улыбка и аккуратно подстриженная белая борода. Он опирался на трость со змеиной головой.
– Мистер Локхарт, к вашим услугам, – представился он, слегка кивнув мне.
Я с опаской приблизилась. К учтивости со стороны незнакомцев я не привыкла. Еще подозрительнее было то, что дежурный удалился, дабы оставить нас наедине.
– Я договорился, чтобы вас отпустили на поруки, – сказал мистер Локхарт. – До суда вы будете находиться под моей опекой.
Я было решила, что ослышалась. Просто невообразимо, чтобы констебль Ригби согласился на подобное.
– Должно быть, вы очень влиятельны, – заметила я.
– Вовсе нет, – отозвался он, – а вот тот, на кого я работаю, как раз таков, и ему отчаянно требуется ваша помощь.
Мои плечи поникли. Как банально.
Должно быть, мистер Локхарт прочел мои мысли.
– О нет, ничего в этом духе. Мой господин весьма достойный человек. – Мистер Локхарт подался вперед, просунув худое лицо между прутьями решетки. – Я видел, как вы беседовали с юным полисменом, и ваш талант привлек мое внимание. Я знаю, что это надувательство, – добавил он. – Но надувательство отменное, вы замечательно притворяетесь. Больше всего мне понравился особый прием с весточкой от матери. Дежурный тогда вздохнул с облегчением, и тут-то я понял, что вы посланы мне в ответ на мои молитвы.
– Ничего не понимаю, – пробормотала я.
– Мне нужно, чтобы вы провели спиритический сеанс, связались с покойной хозяйкой поместья и утешили моего господина в его горе. – Он достал карманные часы, посмотрел на циферблат и нахмурился. – Если вы согласны, нужно выезжать немедленно. До Сомерсет-Парка несколько часов езды. Я все объясню по дороге.
Я должна была испытывать огромную благодарность к мистеру Локхарту или по меньшей мере немного успокоиться, но ничего подобного не ощутила. Вместо этого только встревожилась еще сильнее.
– Но вам должны были сообщить, в чем меня обвиняют, – сказала я.
Он со щелчком захлопнул крышку часов и спрятал их в карман.
– Констебль весьма любезно ознакомил меня с многочисленными обвинениями против вас. Не будь я уверен, ни за что не согласился бы взять вас на поруки. Дело довольно сомнительное, и, по моему опыту, мисс Тиммонс, женщин в подобных обстоятельствах часто выставляют преступницами. Вы не первая, кого обвинили по ошибке. – Он замолчал и пристально посмотрел на меня. – Или я не прав?
– Правы, – соврала я.
Если что-то кажется неправдоподобно хорошим, как правило, имеется подвох, но было бы глупо отвергать такую возможность. Это же просто дряхлый старик. Можно отнять у него трость и воспользоваться ею как оружием. Разбить ему колено, чтобы он не мог за мной погнаться. В ломбарде за такую штуковину можно выручить недурные деньги. Карманные часы тоже весьма неплохи. Сдай я то или другое – куплю отдельное спальное место в поезде этим же вечером.
Я наконец кивнула.
– Согласна на ваше предложение.
Он положил руку себе на грудь и еще раз слегка поклонился. Даже в усах его было куда больше сострадания, чем в душе констебля Ригби.
Дежурный отпер дверь и передал мне мой саквояж. Я заглянула внутрь и увидела, что все мои пожитки на месте, включая Книгу духов. Теперь, когда она снова оказалась у меня, я мигом почувствовала себя увереннее.
Мы прошли обратно в приемную; констебль Ригби так и впился в меня взглядом, будто бездомная кошка, которая следит за мышью. Могу поклясться, в уголках его рта пряталась ухмылка. Раз он так доволен, наверняка потешается за мой счет.
Грудь пронзила острая боль, но я лишь усмехнулась.
– Хорошей вам смены, – на прощанье сказала я.
Возле входа в участок нас поджидала черная карета. На двери золотой краской был нарисован вензель, бархатные занавески задернуты. Бывало ли в этом унылом лондонском переулке нечто столь же роскошное? Кто такой этот его господин?
Кучер помог мне подняться в карету. Следом вошел мистер Локхарт и с хриплым стоном опустился на сиденье рядом со мной. Обивка из темно-синего атласа с отделкой золотым шнуром была такая мягкая, что я боялась ее испортить. Над нашими головами горели медные лампы, отбрасывая приглушенный свет.
Щелкнул кнут, и мы тронулись.
– До побережья и Сомерсет-Парка полдня пути, – сообщил мне мистер Локхарт. Трость он прислонил к двери. – К полуночи доберемся.
– К полуночи? – Я никогда не выезжала за пределы Лондона.
Карета наехала на кочку, и трость качнулась ко мне. В свете лампы рубиновые глаза вспыхнули и подмигнули. И тут я отказалась от своего плана побега. Если у них такая роскошная карета, какое же великолепное тогда поместье? Дом Хартфордов был солидным, но, сдавалось мне, по сравнению с Сомерсет-Парком он просто пристройка для слуг. Чтобы накопить на билет на поезд, мне пришлось полгода давать спиритические сеансы. Столько же, а может и больше, я могу заработать за одну ночь.
Где-то в городе четыре раза прозвонили церковные колокола. Я представила, как мой поезд отправляется без меня. За окнами экипажа пролетали мрачные лондонские улицы. Ну и скатертью дорожка, подумала я.
Мистер Локхарт зевнул.
– Уверен, у вас множество вопросов, но мне лучше немного отдохнуть. – Он кашлянул напоследок и закрыл глаза.
Вот и славно, мне требовалось время, чтобы все спланировать. Я наблюдала, как поднимается и опускается его грудь. Вскоре он задышал ровно, как человек, который спит, словно убитый.
Глава 3
Последний час с каждой милей экипаж трясло все сильнее, так что и мои косточки едва не грохотали. Сначала мне нравилось смотреть, как грязные дымоходы города сменяются широкими пастбищами. Но солнце закатилось, наступила темнота, и в застекленном окне кареты стало отражаться лишь мое собственное лицо. Казалось, экипаж вот-вот оторвется от земли и покатится прямо в ночное небо.
Зарядил дождь, забарабанив по крыше так громко, что разбудил мистера Локхарта. Тот сразу сел прямо.
– Приношу извинения, мисс Тиммонс, – сказал он, посмотрев на часы. – Хозяин из меня не слишком учтивый, верно?
– Я думала, вы мой поверенный, – отозвалась я, стараясь не задерживать взгляд на золотой цепочке, прикрепленной к часам.
Он усмехнулся, но тут же зашелся в кашле и прижал к губам носовой платок.
– Вижу, вы не прочь перейти к делу. Очень хорошо. Раз уж мы приближаемся к месту назначения, давайте-ка я расскажу вам, почему ваши услуги так отчаянно требуются в Сомерсете. Мой господин, мистер Пембертон, весьма достойный человек. К несчастью, полгода назад он потерял невесту. – Плечи мистера Локхарта поникли, а в голосе появились грустные нотки. – Она была молода, красива и влюблена. Он так и не сумел оправиться от горя. Каждый месяц он пишет письмо в полицию, затем я отправляюсь в путь, собственноручно доставляю послание и прошу возобновить расследование коронера.
– Расследование? Как она скончалась?
Мистер Локхарт побледнел.
– Обстоятельства ее смерти были весьма необычными, но улики оказались убедительны. Самоубийство.
Такого я не ожидала. Если коронер заключил, что это было самоубийство, непонятно, чем поможет взятка полиции.
– Полагаю, лорд Пембертон убежден в обратном.
Поверенный недоуменно поджал губы, но вскоре его черты смягчились.
– Нет, голубушка. Пембертон – это его фамилия, однако он унаследовал графский титул и стал лордом Чедвиком. – Мистер Локхарт откинулся на спинку сиденья. – Скажу лишь, что Сомерсет-Парк повидал немало трагедий. И все же последнее несчастье сделало его безутешного хозяина одержимым. Он отказывается дать своей невесте упокоиться с миром и сам уже стоит одной ногой в могиле, ведь все это высасывает из него жизнь.
Я кивнула, отлично зная, что такое безутешное горе. Мистер Локхарт продолжил:
– Мой господин не перестанет скорбеть, пока не поймет, что его дражайшая возлюбленная обрела покой. Я хочу, чтобы вы использовали весь свой дар, все свои трюки, подарили ему исцеление, которого он так жаждет, и прекратили его страдания.
Прозвучало столь романтично – можно было даже подумать, что я сделаю доброе дело. Но мне хотелось ясности.
– Вы просите меня устроить фальшивый спиритический сеанс, чтобы ваш господин поверил, будто я связалась с его усопшей невестой в загробном мире?
– А я взамен буду представлять вас в суде, – отозвался он с такой готовностью, что верилось с трудом. Я вспомнила ухмылку Ригби, и волосы у меня на загривке встали дыбом.
– Но ведь это надувательство, – заметила я. – Наверняка есть и менее изощренный способ облегчить его боль.
Мистер Локхарт пригладил бороду.
– Я испытываю подлинную муку, мисс Тиммонс. Я очень болен, очень. Все, чего я желаю, прежде чем покину этот мир, – это помочь моему господину найти покой. – Он смотрел на меня умоляющим взглядом, полным искреннего страдания; я подобного не ожидала и ощутила укол вины за то, что хотела побить старика его же собственной тростью.
Карета резко повернула, и что-то ударилось о стекло.
– Должно быть, мы съехали на подъездную аллею, – с тревожными нотками в голосе предположил мистер Локхарт, вглядываясь в темноту. – И напоследок вот еще что…
Его слова оборвал оглушительный раскат грома, и внезапно на карету обрушился ливень, капли которого застучали по крыше тысячей ботинок.
Кучер, должно быть, промок до нитки.
Наконец экипаж остановился. Я прильнула к окну, пристроив ладони к глазам козырьком, но в ночи ничего было не разглядеть.
Мистер Локхарт строго посмотрел на меня.
– Что бы вы ни услышали или ни увидели в Сомерсете, помните: лишь вы можете помочь моему господину обрести то, чего не купишь за деньги, – покой.
Не успела я попросить его объяснить подробнее, как дверь кареты открылась и внутрь хлынул поток воды. Снаружи стоял трясущийся от холода лакей, который держал зонтик. Земля содрогнулась от очередного раската грома. Я наступила в лужу и почувствовала, как вода просачивается сквозь задники изношенных ботинок.
Я вслепую зашагала вперед, склонив голову, чтобы защитить глаза от ветра. Тот подхватил зонтик и швырнул его назад, следом разразился удар молнии и озарил пространство впереди. На миг я подумала, что меня обманывает зрение, но вторая вспышка снова залила светом замок. Такой огромный, что не охватить взглядом. Окон на фасаде было больше, чем я могла сосчитать. Пара каменных львов охраняла подножие роскошной лестницы, что вела к исполинским парадным дверям – куда мы могли бы въехать прямо с каретой.
Мы с мистером Локхартом поспешили внутрь за промокшим лакеем. У порога нас приветствовал легким поклоном господин в безукоризненном костюме. Холл оказался больше гостиной мисс Крейн. Взгляд так и метался то к вазе, то к изваянию, то к позолоченной статуэтке. Это жилой дом или музей? Я прижала саквояж к груди из страха неловко повернуться и разбить какой-нибудь бесценный предмет искусства. Немного поодаль располагалась лестница, которая тянулась вверх, а на столбце у ее подножия был вырезан ангел.
Человек, которого я приняла за дворецкого, взял у мистера Локхарта пальто и цилиндр, обратившись к поверенному по имени.
– Ваше сообщение поступило час назад. Его светлость ожидает вас в кабинете. – Он кивком показал на дверной проем.
– Спасибо, Бромуэлл, – устало поблагодарил мистер Локхарт и повернулся ко мне. – Оставляю вас в надежных руках.
Я смотрела, как он ковыляет прочь, опираясь на свою трость, и жалела, что нельзя пойти с ним. В стороне ждала суровая женщина, державшая масляную лампу. Седеющие волосы ее были так туго стянуты в пучок, что тот казался сделанным из железа. Она смерила взглядом мои ботинки, словно оценивала, сколько грязи я натащила в дом. Я понадеялась, что свет достаточно тусклый и она не заметит истрепанный подол моего плаща.
– Миссис Донован проводит вас в вашу комнату, – обратился ко мне Бромуэлл.
Лицо у дамы было таким каменным, что она могла бы сойти за одну из статуй. Я тихо последовала за ней, не решаясь благодарить, поскольку опасалась, что голос мой эхом разнесется по просторному помещению. Я поднялась по большой лестнице, рассматривая балкон, который тянулся вдоль второго этажа. Кончиками пальцев скользнула по перилам из темного ореха, с наслаждением вдыхая аромат свежей полироли. Я проводила сеансы для богатых жителей Лондона, но масштабы Сомерсет-Парка не сравнить ни с одним из домов, где я когда-либо бывала. Не оставить ли мне за собой след из хлебных крошек? Здесь легко можно свернуть не туда и бродить долгие годы.
Мы поднялись на верхнюю площадку, и тут снизу донесся чей-то громкий голос. Миссис Донован помедлила, повернулась ко мне вполоборота, и я увидела ее резко обрисовавшийся профиль.
– Его светлость не рад присутствию в доме медиума.
Спор внизу, заглушаемый закрытой дверью кабинета, разгорался. Я уловила звуки все того же первого голоса, громкого и нетерпеливого. Затем послышался успокаивающий нерешительный ответ мистера Локхарта.
Миссис Донован продолжила:
– Мистер Локхарт отправился в Лондон, чтобы привезти сюда сыщика. Только представьте, каким разочарованием стало его возвращение с вами.
– Очевидно, прежде вы не встречали сыщиков. Как выяснилось, большинство из них разочаровывают не меньше.
Миссис Донован неодобрительно цокнула языком и зашагала дальше по длинному коридору. Вскоре она остановилась перед дверью, с виду неотличимой от тех, что мы миновали. Она достала связку ключей, отперла замок, подняла лампу повыше и вошла в комнату.
– Приношу извинения за некоторую духоту, мисс Тиммонс, – сказала она, зажигая свечи в канделябрах у камина.
Над ним висела большая картина, изображающая шхуну, что качается на бурных волнах. Паруса были изорваны, словно корабль потерпел поражение в битве и вот-вот утонет. Я повернулась к полотну спиной.
– Я бы должным образом проветрила комнату, если бы не ливень, – объяснила миссис Донован. Она скользнула дальше, зажгла свечу на ночном столике у кровати, и я наконец впервые смогла рассмотреть мое новое обиталище.
В комнате стояло трюмо с ящиками и зеркалом и гардероб к нему в пару; на ящиках ручки были бронзовые, начищенные, ручки на дверцах венчали изготовленные из ограненного стекла набалдашники, похожие на бриллианты. На темно-зеленом фоне обоев распускались букеты белых цветов, настолько правдоподобно выполненные, что я задумалась, не сделана ли роспись вручную. Бо2льшую часть комнаты занимала кровать, такая огромная, какой я в жизни не видела. У нее даже имелся балдахин. В отличие от холла спальня была элегантной, однако уютной.
Миссис Донован погасила лампу и без особой необходимости разгладила ворсистое покрывало на кровати. Эта постель была гораздо солиднее всего, на чем я спала прежде.
– Завтра туман рассеется, – сказала миссис Донован. – Днем я проветрю комнату и позабочусь, чтобы здесь развели огонь, – тогда к вечеру она прогреется.
За длинными парчовыми шторами, отделанными золотой нитью и кистями, по стеклу барабанил дождь. Даже эти шторы были изысканнее самого дорогого исподнего мисс Крейн. Учитывая, что в это время я должна была сидеть в тюремной камере, небольшую спертость воздуха и стылую комнату вполне можно и потерпеть.
Экономка выдвинула ящики трюмо.
– Я могу помочь вам распаковать вещи, – предложила она.
– В этом нет необходимости, – сказала я, крепче сжимая ручки саквояжа. Единственная смена одежды была на мне, да и нечего экономке глазеть на мои свечи и Книгу духов. В памяти всплыл образ моей крошечной комнатушки у мисс Крейн. Ничего ценного у меня там не осталось, но пара нижних юбок не помешала бы.
Миссис Донован с мрачным видом подошла к гардеробу и открыла дверцы. Я даже не представляла, сколько нарядов нужно иметь, чтобы заполнить и шкаф, и ящики трюмо.
– Мистер Локхарт сообщил, что мы должны удовлетворить все ваши потребности, – сказала она. – Полагаю, завтра доставят несколько платьев.
– Для меня? – Я неподдельно удивилась. Хотя мистер Локхарт не давал мне повода усомниться в его искренности, этот жест пробудил в моем сердце признательность, что меня одновременно и тронуло, и смутило. Мои уши под локонами обожгло теплом.
– Это очень великодушно с его стороны, – улыбнувшись, заметила я.
Строгий взгляд миссис Донован скользнул по мне, оценивая наряд.
– Вы – гостья Сомерсет-Парка и должны одеваться подобающим образом.
Улыбка сползла у меня с лица. И все же ее упорное бессердечие успокаивало. Взяв лампу, экономка указала на бархатный шнур, прикрепленный к стене.
– Позвоните, если вам что-нибудь понадобится.
– Не хотелось бы кого-то разбудить, – сказала я.
Миссис Донован стояла у открытой двери, и во мраке дома за ее спиной собрались ласковые тени, готовые принять экономку в свои объятия.
– Лучше попросить помощи, чем бродить по особняку среди ночи, – возразила она, а потом добавила: – Добрых снов.
Стоило ей уйти, как я прижалась ухом к двери и стала прислушиваться к ее затихающим шагам. Уверившись, что экономка ушла, я тут же развернулась и забралась в мягкую постель. Едва успев накрыться одеялом, я немедленно провалилась в сон, не сомневаясь, что могу проспать тысячу дней кряду.
Когда я проснулась, в комнате стояла полная тишина. Я сидела на постели, словно уже провела какое-то время в этом положении. Одеяла сбились в бесформенную кучу на краю кровати. Я ущипнула себя за руку, желая убедиться, что не сплю. И пусть я не бродила во сне уже несколько месяцев, не раз бывало, что я приходила в себя на лестничной площадке, а кто-то из девушек держал меня за руку и окликал по имени. Обычно это помогало мне выйти из состояния лунатизма, но иногда им приходилось даже дергать меня за волосы. Девушки часто шептались, что меня преследуют призраки, будто те, с кем я контактировала на спиритических сеансах, пробирались за мной в пансион.
Однако на сей раз я не спала, а напряженно вглядывалась в темноту. И вдруг услышала слабый скрежет. Я покосилась в сторону окна, гадая, не елозит ли по стеклу ветка, и вспомнила, что похожий звук раздавался за окном кареты, когда мы сворачивали на подъездную дорожку.
Скрр… Скрр… Скрр…
Будто кто-то царапал ногтями. Я потянулась к свече, но нащупала лишь пустой столик. Я могла бы поклясться, что оставила ее там.
И снова скрежет пронзил тишину. Звуки исходили из глубин гардероба. Я с облегчением опустила плечи. С мышами я была знакома не понаслышке, как, похоже, и великолепный Сомерсет. Тем не менее мне не нравилось делить с соседями эту чудесную комнату.
На цыпочках я прокралась по холодному полу, нащупывая путь к шкафу. Громко постучала в дверцу, надеясь испугать крошечное создание. Подождала и была вознаграждена тишиной. И все же, наверное, следовало проверить, что внутри, держа наготове ботинок.
Я подошла к окну и раздвинула шторы: возможно, лунного света хватит, чтобы найти потерянную свечу.
Облака уже рассеялись, и я смогла разглядеть подстриженную лужайку внизу и рощицу вдали. Мне захотелось глотнуть свежего воздуха, я подняла створку окна и сделала глубокий вдох. Волоски у меня на загривке встали дыбом: я услышала мягкий ритмичный шепот волн и узнаваемый соленый запах.
Море!
Старик упомянул, что Сомерсет-Парк находится на побережье, но я не подозревала, что так близко. Я вспомнила о перепалке мистера Локхарта и мистера Пембертона. Что, если хозяин поместья так и не поверил в мой дар? А вдруг он уже договорился, чтобы меня завтра забрала полиция? То-то констебль Ригби ухмылялся, когда я покидала участок.
Остаться тут – все равно что умереть. Если у меня и были крохи сомнений, их смыло солеными морскими каплями – напоминанием о моей погибели, – которые нежданным порывом хлестнули в окно.
Одевшись, я собрала пожитки в саквояж и сунула его под мышку. Прокралась по лестнице, всякий раз морщась, когда под ногами скрипела ступенька. Подойдя к главному входу, я услышала звуки голосов и замерла. Раздалось хихиканье, затем что-то с глухим стуком упало на пол и покатилось в мою сторону.
Я уставилась на бутылку из-под вина, а потом услышала приближающиеся шаги. Незаметно пробраться назад в мою комнату было невозможно, поэтому я развернулась и побежала в противоположном направлении. Мы с maman нередко бывали в роскошных домах, так что я знала, где вероятнее всего скрывается лестница для прислуги.
Я нашла дверь, замаскированную под деревянную обшивку стен, и спустилась в кухню. Задержалась у полок, уставленных серебряными канделябрами. Парочка небольших отправилась ко мне в саквояж. Разумеется, исключительно на дорожные расходы.
Кто-то кашлянул.
Я мгновенно обернулась и увидела силуэт высокого мужчины, стоявшего перед камином. На незнакомце были грязные сапоги для верховой езды и распахнутый плащ. Он взял фонарь с кухонного стола и поднял его. Мой взгляд тут же привлек золотой перстень у него на мизинце. Мисс Крейн как-то сказала, мол, я смахиваю на ворону, которая обожает все блестящее.
Я посмотрела на его растрепанные светлые волосы и жесткий подбородок, будто высеченный из камня.
– Полагаю, мисс Тиммонс, – произнес незнакомец.
Я едва не уронила саквояж на пол. Даже конюх знал, кто я такая! За его спиной просматривался темный коридор, я догадалась, что он ведет к двери черного хода – к спасению.
Незнакомец пристально поглядел на мой саквояж.
– Любопытно, зачем вы решили вооружиться канделябрами? Вам чем-то не угодили свечи в вашей комнате?
Огонь в очаге шипел и трещал.