
Полная версия
Неоконченный маршрут
Валерка приносил еды, и Лана тихо радовалась этому – денег катастрофически не хватало, а все ее попытки что-то приготовить вкусное самой оканчивались полной неудачей. Испорченных продуктов было очень жаль, и Лана старалась ничего кроме обычного и знакомого не покупать, а все знакомое стоило денег.
Пока жила в общежитии, бегала в столовую, а как переехала, до столовой стало очень накладно добираться, рядом с новым домом ничего похожего не было.
Батон хлеба, полкило вареной докторской колбасы, сыр, огурцы из банки – обычный продуктовый набор. И Валеркина бутылка. Как же муторно все это вспоминать.
Ну вот и досиделась, дождалась того, что сам Валерка задал ей вопрос, мрачно оглядывая ее округлившиеся формы.
– Понесла?
Пришлось сказать.
А он даже не улыбнулся. Вышел на балкон курить, вернувшись, задал лишь один вопрос: «О чем ты думала?»
Ну что тут скажешь? Думала, что будет у нее ребенок, что будет семья, уже поняла – не будет. Он ушел сразу и больше не позвонил.
Тогда, в тот самый вечер, оставшись одна, она решила, что родит и вырастит.
Какая-то уверенность, что все будет хорошо, ее тогда спасла. Ведь, знала – многие срываются, начинают пить, детей оставляют в роддоме. Но как же так?! Малыша так было жалко. Лане хотелось счастья. Просто счастья. И для малыша тоже.
Глянула в окно. Дорога, по обочинам посадка, а за ней бесконечные поля, кажется, подсолнечник.
Запах.
* * *
Она вспомнила запах Валерки и вновь осторожно скосила глаза на молчавшего водителя. Или это она молчит? Водитель с красивым именем Максим пытался раз за разом заговорить с ней, но природное косноязычие Ланы, стеснение и сам факт, что вид у нее не очень располагающий к общению, заставляли ее лишь сжиматься в комок, а водитель как чувствовал это – замолкал сам и вел машину дальше.
Запах. Водитель пах сладко. Очень! Чем-то безумно приятным и, наверное, дорогим.
За рулем не выпивают, нельзя – штраф и лишение прав. Она вспомнила, как Мишка всю поездку пил, правда, машину вел не он, а его товарищ.
Лана тяжко вздохнула, да как-то неудачно громко, так, что чуткая к ее настроению Маша, почуяла что-то и захныкала.
– Что ты! – встрепенулась Лана. – Все хорошо. Спи! – наклонилась низко и поцеловала дочку в макушку. – Все хорошо, – чуть слышно повторила. Скосила глаза. Мужчина за рулем напрягся, чуть сбросил скорость. Потом опять прибавил газу.
Как же он классно пахнет, просто одуряюще приятно. И выглядит как киногерой.
У нее не было телевизора, на кинотеатр денег было очень жалко. Последний раз она смотрела телевизор в общежитии. Сериал за сериалом и такая красивая, счастливая жизнь у героев! Мечта.
Максим, как его – Рокин. Вот! Как-то заметно было, что все вещи на нем качественные. Лана таких вещей ни на ком из своих знакомых не видела. Они не одевались так, были расхристаны, часто не умыты, не расчесаны, небриты. Вот Валерка выгодно отличался от других, но ушел, пропал, да и запах – выпивал, и пил бы дальше. Ушел. Забудь ты о нем, наконец, Елизарова! Забудь! Мечтай о таком, как Максим Рокин. Мечтай про себя, и понимай, такие – не для тебя живут на этом свете. Ты сирота, приютская. Ни образования, ни социального статуса, ничего! Вот есть дочь и есть мать – уже радуйся, что не одна на белом свете.
ГЛАВА 3. НАВИГАЦИЯ ПО ЖИЗНИ, ИЛИ КАК СМЕНИТЬ МАРШРУТ
Они останавливались в лесополосе еще три раза. Каждый раз чуть отъезжали дальше от трассы, и каждый раз ее сердце в тревоге замирало. Тот вечер. Она помнила все до мельчайших подробностей. Как страшно даже сейчас, а тогда чуть не скончалась от ужаса.
Максим Рокин вот сказал, что ему неприятно останавливаться по пути, где люди могут ее увидеть. Лана согласилась. Неприятно. Поэтому – лесополоса и кусты, как вариант МЖ.
Максим был немногословен, разглядывал ее украдкой, курил. Его огромный мобильный раз за разом беззвучно урчал на переднем сиденье, он смотрел в экран и иногда отвечал.
Остановились вновь, и Лана обратила внимание, что Максим, взяв телефон, отошел в сторону поговорить.
Такой немногословный. Везет ее и Машу. Чужой ей человек.
Да все вокруг для нее чужие! Только дочка и еще вот мать, к которой Лана едет.
Салон кожаный, темный, очень мягкий и даже кожа сиденья пахнет сладко, да так, что Лане хочется нос почесать.
Тронула осторожно припухший глаз. Нет зеркальца, а в то, что на лобовом стекле, смотреться страшно неудобно. Один раз глянула сегодня и испугалась самой себя.
Вот же, Мишка, гад!
Вздохнула, еще раз окинула взглядом спину мужчины, что вел машину. И машина очень-очень дорогая и сам он… дорогой. Красивый! Таких она видела только в телевизоре. Да не купила телевизор, хоть и хотелось, страшно. Дождалась жилья и первое, что купила – это тахту, новую, большую. Вот на ней, на этой чертовой тахте все и случилось. Осторожно глянула на дочь и не сдержала ласковой улыбки. Все в жизни наладится, главное – она теперь не одна! Может, и мама ее встретит хорошо? Очень на это надеется! А она работать сразу пойдет, прям сразу.
Опять глянула на спину мужчины.
Заплатил за ночлег. Покормил, вот везет в Тимашевск, ему совсем не по пути.
Память опять вернула ее в тот вечер. Ужас сковал нутро, как только вспомнила про Мишку и попутчиков. Черт с деньгами! Заработает. Большую часть она матери переводом выслала.
Опять посмотрела осторожно на спину водителя. Со своего заднего места ей еще доступен был для любования точеный профиль. Выбрит чисто, хоть и шорты на нем с футболкой, а смотрится чертовски уместно – в дороге так удобнее.
И в машине комфортно. Лана сравнила эту машину и Мишкину. Марок авто она не знала. Но первая, Мишкина, была разбитой, старой, воняла сигаретами и какой-то гнилью, а эта пахла апельсином.
Лана провела взглядом от затылка вниз до шеи и дальше, к вырезу светлой футболки. Задержала взгляд. Мужчина как почувствовал что-то, вытянул шею к зеркалу и его внимательные глаза скользнули по ней. Лана тут же вжала голову в плечи, отвернулась, затаилась.
– Лана? – позвал Максим. – Остановиться?
– Нет, спасибо, – еле-еле вытянула из себя.
– Ну хорошо. Мне надо остановиться. Позвонить. Потом поедем дальше.
Машина начала сбавлять ход и скоро съехала на второстепенную дорогу, а там к кустам притулилась. Эти чертовы кусты! Лана до дрожи боялась вылезать. На ней надеты были босоножки, и она уже уколола чем-то ногу. Подошва сегодня чесалась и нервировала страшно. Огляделась. По дороге мчались одна за другой машины, а солнце сейчас клонилось к западу. Они ехали целый день. Поля. Сплошные поля и сады. Она и примерно не понимала, где они находятся. Сколько еще до Тимашевска, спросить боялась.
Остановились. Максим выключил двигатель, открыл все окна, вышел сам. Отойдя на несколько метров, начал что-то набирать в телефоне.
Лана ссутулила плечи. Номер матери она помнила наизусть, выучила. Как и адрес. Сказать Максиму? Или лучше не стоит? Что ее и Машу ждет у матери? А вдруг ничего хорошего?
Интуиция, эта непонятная субстанция, молчала, а надежда, еще одна неясная часть души, нажимала на больное. Если не ждут?
Глянула на разговаривающего в сторонке Максима. Вот как узнать, хороший человек или плохой? Сейчас Лане казалось, что это самое главное, чему должны учить детей. Ее не научили. Она, глядя на Максима, не понимала, почему он согласился ее везти? Наверное, потому что в тот момент он не знал, что у нее нет денег и нет даже паспорта. А если бы знал? Как поступил бы? И сейчас. Что ему мешает поступить с ней плохо?
А память раз за разом подсовывала ей момент, как поступил с ней Мишка.
Попутчики. Если бы и они приложились к ней тем вечером, она бы умерла. Что стало бы с Машей? Об этом думать было жутко.
Так, мучая себя и трясясь, Лана и разглядывала Максима. А он, стоя в стороне, разглядывал ее.
***
Деньги отобрал Мишка, когда сообразил, что уступать ему Лана не собирается.
Надо бы на Мишку заявить, надо бы. Но где сил взять? Она ведь и пары фраз связать не в состоянии, а тут рассказывать надо, в подробностях, ее будет следователь допрашивать. А что она скажет? Что рассказать придется? И как такое рассказать?!
Ох и стыдно ей, ужасно стыдно.
Максим, переговорив по телефону, подошел, странно очень глянул на нее, Лане даже показалось, что спросить что-то хочет.
– Я могу заплатить. К-как доедем. М-меня там ждут, – начала заикаться Лана.
– Не надо. Я согласился вас везти не за деньги.
Очень тянуло спросить, а почему тогда согласился, но не смогла больше и слова выдавить. Даже «спасибо» где-то застряло.
Тронулись, и Лана сама не заметила, как задремала.
– Лана! – окликнул ее Максим.
Аж подпрыгнула на сиденье, удерживая Машу за ручку.
– Мы скоро подъедем к городу. Скажите адрес.
Мужчина нашел ее глаза, поморщился, пряча свои. Лана отвернулась к окну, а там огромные поля склоненных голов подсолнуха. Тяжелые, наполненные семечками, почти созревшие. Так хочется попробовать хоть раз незрелых семечек. Странное у нее желание. Она и свежих, вызревших, не пробовала, лишь из пакетика.
– Лана! – позвал ее Максим. – Адрес скажете?
– Нет.
Он как-то громко хмыкнул на этот раз, и головой закачал. Дальше ехали молча.
А Лана смотрела на эти склоненные головы подсолнухов. Нет! Пускай уж лучше высадит ее на окраине, на остановке автобусной. Она сама найдет адрес, сама с сумками справится. Не так хоть стыдно будет ей. Неизвестно, как мать встретит.
Вдруг захотелось ну хоть что-то объяснить.
– Максим, – чуть слышно обратилась Лана к водителю. – Можете остановиться?
– Конечно!
Лана почувствовала, как автомобиль начинает тормозить.
Выбрав боковой съезд на какую-то грунтовую дорогу, Максим свернул с трассы прямо к полю с этими подсолнухами.
Остановились.
Попробовать жизнь на вкус? Вот хотя бы эти незрелые семечки. Совсем рядом. Она же никогда не пробовала их! И не попробует, наверное.
– Выходите.
Лана глубоко вздохнула.
– Вы меня простите, если можете, – начала она, не поднимая глаз. Ей очень хотелось посмотреть, поймать его взгляд – такой внимательный, серьезный, но сил вот не было, совсем, лишь кое-как слова произносить.
– За что? – раздались негромкие слова, кажется, с усмешкой.
– Мне очень неудобно. П-правда, очень, – и замолчала.
– Я дам вам денег. Просто так, – начал он.
– Нет! Не надо. Меня ждут. Мне просто неудобно, если вы меня прям к дому подвезете. Мое лицо. Вы понимаете?
– Ну да. Чего тут не понять, – хмыкнул вновь. И произнес, чего она ждала: – Я высажу вас с девочкой, где скажете, и уеду.
Вышел из машины, громко хлопнул дверью, и Лане показалось, что он зол сейчас. Согнулся, отвернувшись от нее. Закурил.
– Я редко курю, простите, Лана, – произнес не оборачиваясь. – Вы хотели остановку. Выходите.
Поле подсолнухов было огромным. Лана выбралась из салона с Машей на руках. Прошлась до массивных стеблей с огромными головками, склоненными так низко, что без труда можно достать до них рукой. Остановилась возле самого края этого поля, разглядывая стебли. Нога, пораненная непонятно где, уже серьезно напоминала о себе. Глянула под ноги. Тяжелая, грубая, черная почва, комьями вздымалась вверх, неровными ухабами покрывала все обозримое пространство, некоторые комья были разломлены на части и прямо из них росли толстые, сильные стебли.
– Мне никогда не стать такой сильной, как вы, – прошептала чуть слышно Лана, разглядывая высокие стебли, много выше человеческого роста. – Я слабая. И мне страшно жить.
Поставила малышку на землю и в неясном порыве протянула руку к стеблям.
Оторвать головку не вышло. Она попробовала, потом смутилась и оставила эту попытку. Осторожно обернулась.
Максим на нее смотрел.
***
Вот и указатель: Тимашевск.
Навигатор выдавал забитый адрес, звук голоса Максим выключил, горела только стрелка-указатель. Нарисована река, мост по насыпи. Вот остановка. Они проехали ее и Максим заметил, как обернулась назад попутчица.
Макс Рокин нашел взглядом следующую остановку и подрулил к ней.
– Давайте поищем автостанцию в городе? – предложил. – Там много разных маршрутов, рейсов, направлений. Там могу высадить, не здесь, – начал он и замолчал. Глянул в зеркало заднего вида и уже ожидаемо не встретил глаз.
– Мне совестно вас задерживать!
– Лана! – вздохнул Максим. – Вот позвонит мне ваша добрая фея: Клюкина Анна Сергеевна, и что я ей скажу? Что высадил вас по вашей же просьбе на обочине дороги? Да? Запишите хоть ее номер на бумажку, и мой, на всякий случай, запишите.
– А зачем? – раздалось чуть слышное за его спиной.
Макс тяжко вздохнул. Ну встретиться он ей не предложит!
– Ну как, зачем? Для связи, – осторожно проговорил. Не испугать бы, вон как дергается. – Что с вами все хорошо, – добавил, чуть кривясь. Ситуация уже не веселила, а прямо насмехалась и отчего-то так хотелось выть. – Ваша фея нервничать станет, – как последнюю попытку оставить ей контакты, произнес он.
Тишина.
– Вы странная, Лана. Ну, хорошо, – решительно взял инициативу в свои руки Рокин. Покопался в бардачке и выудил какой-то маленький листочек. Чиркнул на нем свой номер, дальше имя. Нашел в мобильнике телефон Клюкиной Анны Сергеевны. – Вот. Не потеряйте, Лана. Вот деньги, – сунул ей в руки несколько купюр. – Если что, деньги никому не отдавайте. Я их вам дал, не вашим знакомым. Поняли меня?
Тишина.
Молчать и ждать чего-то дальше, было бессмысленно. Рокин первым вышел из машины. Открыл дверь сзади и помог попутчице выбраться. Она так и держала в кулаке зажатые деньги.
«Совсем бедовая, – подумал на прощанье. – Потеряет прям сейчас. Выронит, и не заметит».
Выставил на скамейку две ее сумки и рюкзак.
Девушка в обнимку с ребенком застыла столбиком, все также не поднимая глаз.
– Прощайте.
Сел в машину, тронулся в сторону города. В последний раз глянул в зеркало заднего вида и разглядел, что она все также стоит с ребенком на руках.
***
Проехав несколько улиц в сторону центра, Рокин увидел магазин. Подумал, что надо купить себе что-нибудь поесть, разворачиваться и обратно, в сторону Краснодара, ехать, мимо остановки и попутчицы. Интересно, автобус ее уже успел забрать?
Какое-то неясное беспокойство не отпускало Максима, он все время думал о ней. Перед глазами раз за разом вставала ночь, заправка и то, как эта Лана с девочкой осталась там, а кто-то уехал. Как он сейчас. Он разглядывал обочину, пыльные кусты. Ох уж эти кусты! Он, конечно, обратил внимание, как вздрагивала она каждый раз при виде этих кустов и обочины. У нее там что-то произошло с этим грубым мужиком, что выбросил ее и вещи там на заправке.
Максим скривился. Ну, несложно догадаться, а особенно, рассмотрев ее лицо. Скотина. Тут не бетонную стену, тут можно и плиту на рожу опустить.
Сев вновь за руль, бросил на пассажирское сиденье пакеты и сок. Закурил.
Ни разу так много не курил за день! Включил зажигание, потом перевел взгляд на вспыхнувшую навигационную систему. Навигатор выдавал сообщение, что маршрут не окончен, и спрашивал, продолжить или строить новый?
Этот неоконченный маршрут.
Куда она едет со своим разбитым лицом, с ребенком на руках и сумками с вещами? Там, в этих сумках, лежит зимняя куртка и сапоги, зимние – дешевые дутики, растасканные, смятые, такие неприкаянные, как и сама их владелица.
Вздохнул. Тронулся на разворот, в обратный путь, на Ростов. Через Краснодар. Опять его ждет ночевка в пути, лишь завтра быть ему на месте.
– К кому же ты едешь, Лана? Я даже фамилии твоей не знаю, – произнес, оглядывая левую обочину. Заметил автобус, потом бросил взгляд на ту остановку и увидел, как в притормозившую машину усаживается попутчица, как выбежал шофер, подхватил ее сумки.
«Такси взяла. Молодец».
Проехал сам.
Взяв в руку мобильник, Макс набрал номер Клюкиной Анны Сергеевны.
***
– Улица Крупской, дом 46, – назвала адрес Лана. – Далеко?
– Это где мост, – ответил водитель. – Не местная? Кто личико расквасил? – бросил веселый взгляд в зеркало шофер.
– Ну кто?
Лана осмелела. Чего молчать?
Этого шофера она не боялась. Прежний ее водитель вызывал такую бурю эмоций, что она и сама себе сказать не могла, чем он ее нервировал. Ожиданием чего-то? Наверное, а может… Лана сейчас самой себе призналась, что Максим восхитил ее, задел своим ухоженным видом, оставил яркий след в сердце, который не скоро померкнет.
– Буду мечтать иногда, – вздохнула Лана. – Мечтать и вспоминать.
Прижала крепче к себе Машу.
– Ну да, – хмыкнул водитель.
Лана непонимающе посмотрела на водителя.
К чему он это сказал? Услышал?
– А сколько вы с меня возьмете? – задала осторожно вопрос.
– А сколько дашь? – засветился улыбкой таксист.
Лана растерялась. Прижала крепче к животу Машку. В этом авто водитель даже не предложил пристегнуть ребенка, как и Лану. Уселись сзади, поехали быстро. Колеса машины поднимали пыль, звенело что-то под днищем громко, а Лана все смотрела в окна – там близился закат.
– Который час?
– Половина девятого, – ответил ей шофер.
Деньги Максима она припрятала. Сейчас нервно начала рыться в рюкзаке. Достала, развернула смятые бумажки. Рот открыла. Семь тысяч. Ого!
***
Доехали за полчаса.
– Так сколько?
– Триста, – произнес шофер.
– Тогда м-мне сдачу.
Голос вновь предательски задрожал. Водитель странно медлил и смотрел куда-то вправо, притормаживая.
– Какой ты номер дома назвала?
– Сорок шесть.
– Плохое место, – произнес. – А кто тебе они?
– Родня.
Машина встала. Водитель всем корпусом повернулся и, окинув взглядом испорченное лицо и Лану целиком, задержал глаза на ребенке, потом кивнул:
– Ну раз родня. Триста рублей. Чего молчишь? Или нету?
– Вот, – Лана сунула водителю тысячу. – Сдачу, пожалуйста.
***
Добрая фея, Анна Сергеевна Клюкина ответила сразу:
– Максим! Ну как? Довезли?
– Да. Вот решил вам позвонить, чтоб не волновались.
– Большое вам спасибо. Мы тоже уже дома. Вчера приехали. Как девочка?
– Никак. Я высадил их, где она попросила. В Тимашевске. Сейчас поеду обратно. Мне, знаете, в Ростов надо было, – и рассмеялся.
– Ой! Простите, ради Бога! Я ведь не спросила даже, удобно ли вам!
– Не спросили.
И вдруг Максим неожиданно для себя произнес:
– Анна Сергеевна! Я дал Лане ваш телефон и свой. Знаете, у нее с собой ни паспорта, ни денег не оказалось. Странная она. В сумках зимняя куртка и сапоги. Переезжает, что ли? Если она вам позвонит, вы позвоните мне. Договорились?
В трубке было слышно лишь дыхание.
– Анна Сергеевна?
– Не знаю, позвонит ли. А что она вам рассказала о себе?
– Ничего. Совсем ничего. И вот еще. Адреса она мне не назвала. Просила высадить в начале города. Все сделал, – и сам замолчал.
– Максим? – позвала его в трубке Анна Сергеевна.
– Да? – Максим остановился у обочины.
Тимашевск и горящий в его стороне кровавый закат смотрели в глаза Рокину из зеркала заднего вида, но видел он там только испуганные, в черных обводах, глаза попутчицы.
– Я даже фамилии не знаю.
И тут вдруг как стрельнуло. Максим Рокин перевел взгляд на регистратор, что был вмонтирован в зеркало заднего вида. Он проехал мимо, она садилась в такси, регистратор вел запись и должен был записать номер автомобиля, в который села Лана.
– Максим? – отозвалась трубка голосом Анны Сергеевны. – Вы что молчите? Максим!
– Я вам перезвоню, Анна Сергеевна.
***
Регистратор все записал. Перемотав и просмотрев запись, Максим проехался через весь город, ища сам не зная чего. Доехал до окраины. Развернулся к центру. Стрелка навигатора закрутилась, развернулась и замерла, четко указывая направление на Ростов-на-Дону. Ох уж эта зеленая полоса и этот неоконченный маршрут.
Он остановился вновь и попробовал забить в телефоне справку по услугам такси в Тимашевске. Интернет выдал несколько организаций. Какое-то время он мучил абонентов, называя цифры автомобиля, в итоге ничего нового не узнал. Похоже, этот был сам себе хозяин.
– Частник, – пробормотал. Стремительно темнело. Глянул вперед. – Что делать будем? Как искать водителя?
Вышел на улицу. Подошел к первому прохожему.
– Молодой человек! Где у вас тут отделение полиции. Меня ограбили, – придумал на ходу.– Мне нужно туда попасть.
Мужчина с сомнением оглядел Максима, потом его автомобиль за спиной, и указал рукой.
– Там, три перекрестка прямо. Будет справа.
– Спасибо.
***
Лана выбралась из машины, мужчина вынес и поставил на обочину сумки. Отсчитал сдачу. Даже попрощался, странно глянув напоследок.
Руслана всегда оценивала взгляды. И вот опять. Да что они все на нее так смотрят! Синяк разглядывают, а у нее и замазать его нечем! Все в сумочке осталось, а сумочка…
Лана переживала, что не сообразила походить и поискать на заправке сумочку. В такой растерянности была! Там же паспорт, свидетельство о рождении на Машу, договор аренды, ключи от квартиры, документы на собственность. Все там осталось! Там в сумочке была косметичка – первая в ее жизни вещь, которую она с таким восторгом наполняла новыми предметами. Все сгинуло.
«Елизарова, – саму себя одернула она. – Успокойся! Ни цвет глаз, не синяк их всех так трогает, а твоя неспособность с жизнью договариваться».
Это да. Тут она не станет спорить. Она вообще не боец, а тень бойца. Подхватив сразу все – сумки, рюкзак и Машу, двинулась к ограде дома номер 46.
«Забудем это и будем жить дальше», – решила для себя.
Темнело стремительно. Где-то лаяла собака, гулко и однообразно, пахло почему-то тиной. Река, наверное, рядом или озеро какое. Лето, жара, очень пыльно. Ни ветерка, ни малейшего дуновенья.
Подошла к воротам и, не найдя ручки, постучала кулаком по доске. Из-за соседнего забора тут же яростно залаяли собаки. Сразу несколько, а из-за нужных ей ворот послышался отборный мат.
Лана в ужасе присела. Испугалась и собак, и ругани. Как быть?
Ворота с ужасающим скрипом отворились и явили ей необъятной ширины женщину в наряде, как у цыганки. Руки в боки, одна нога вперед и в тапке на босу ногу.
– Ты кто?
– Я? – Лана растерялась. Это ее мать? Не узнала. Совершенно, но голос. – Лана. Я…– и замолчала, выпустив из рук все разом: ребенка, сумки.
– Ах, Лана! – протянула противно. – Русланка что ль?!
– Да.
– А ну-ка покажись, – и мать стремительно к ней наклонилась. Ухватила Лану за подбородок, дернула к себе наверх, навстречу. Пахнуло в лицо кислым. – Лицо разбито! И кто тебя? А?
– Так получилось, мама, – проблеяла она. – Приехала.
– А это кто у нас тут, – присела мать перед Машей.
И тут из-за ворот вышли еще люди. Много. Тяжелый запах перегара нагнал Лану, заставив сморщиться.
– Входи.
А собаки из соседнего двора все лаяли и лаяли.
***
Ее как будто и не замечали. В доме было грязно и некуда присесть – все стулья заняты. А на столах, среди окурков и грязных мисок, красовались сразу несколько пустых бутылок.
– Ты деньги привезла? – спросила мать, нависнув над ней.
Качнула головой.
– И у меня нет. Ну ничего! Работать пойдешь, я за девчонкой присмотрю.
– Как брат с с-с-сестрой?
– Какие?! А! Так выросли в детдоме. Не только тебя забрали, но и их потом. Родительских прав лишили! За тебя боролась, но все равно лишили. – И резко переменив тему, глянула куда-то в сторону. – Одна живу, – кивнула мать на слоняющихся по дому мужчин. – Тебе сейчас комнату выделим.
Прошла куда-то за занавеску. Скоро оттуда послышались крики, кто-то не хотел вставать.
Лана сгребла в охапку Машу, подхватила рюкзак и встала. Скосила глаза на сумки с вещами. Нет. Не подобрать уже. На одной сумке расселся мужик, вторую ковыряли сразу двое.
– Тамарка! – крикнул один из двух. – Где выпить поискать? Твоя девчонка ничего не привезла?
– Отстань! Сейчас выйду! – рявкнула родительница из-за занавеси, и следом раздался новый вопль кого-то стаскиваемого с места. – Поднимайся, гад!
И следом мат.
Лана вышла на двор. Собаки надрывались.
Под лай собак, натыкаясь в темноте на валявшиеся под ногами кирпичи, какие-то железки, почти на ощупь в темноте, Лана подошла к воротам. Улица. Там пахло лучше, а здесь всем сразу: помоями, выгребной ямой, кислым духом мамы.
С трудом открыла воротину, та покосилась сильно, грозя упасть на Лану половиной.
– Пошли, – подтолкнула дочку в спину. – Пошли отсюда.
И тут прямо перед ней и малышкой небо расчертила желтая кривая молния – сверху вниз, до самых черных крыш.
Грохот послышался с большим запозданием.