Полная версия
По идее, он должен был чувствовать себя довольным из-за принятого решения оставить поиски, связанные с письмом, расследованием обстоятельств самоубийства Ирины и вообще всем, что хоть как-то было с этим связано. Должен, но матрос довольным себя не чувствовал. Почему-то красный глазок забытого зарядного устройства не давал покоя.
Я точно помню, что я его выключил и вытащил из розетки. Но когда я приехал, штепсель был в розетке! Кто мог воткнуть штепсель в розетку? Только мать. Но зачем матери включать штепсель в розетку? Зачем матери вообще ходить в гараж? Странно это. А что тут странного? Конечно! Это была мать! А зачем матери включать пустое зарядное устройство, если я его выключил? Мысли матроса шли по бесконечному кругу, из которого, казалось, не было выхода.
Илья дохлебал лапшу, выключил свет и, решив, что утро вечера мудренее, принял решение пойти спать. Он пошёл в свою комнату, расположенную со стороны гаража и задними окнами, выходящую в сад. Мать натопила печку, в комнате стояла тропическая жара. Илья открыл форточку. И стал смотреть в сад.
В неверном лунном свете, лившемся сквозь рваные разрывы чернильно-чёрных туч, сад тревожно чернел на фоне снега. Голые чёрные ветви качались от сильного ветра, казалось, что у деревьев выросли огромные пальцы. Они водили чёрными длинными пальцами и просили.
Что они просили?
Илья улёгся в кровать, накрылся толстым одеялом. Почти сразу скинул его, потому что начал потеть. Панцирная сетка тревожно скрипнула, несколько раз качнулась и затихла. На светлом от отражённого от снега лунного света потолке, тревожно переплетались чёрные тени пальцев сада. Они непрерывно двигались, переплетались, плели узоры. Илья долго смотрел на эту странную игру. Затем поднялся и почему-то прикрыл двойную форточку.
Мысли кружились и кружились вокруг красного глазка. Постепенно он начал вспоминать все события, последовавшие за получением письма. А их было немного. Или вообще не было. Это как посмотреть. Ведь никто в здравом уме не будет утверждать, что получение этого письма смогло каким-то образом отсрочить его дембель? Сказать не может, но именно это чувствовал Илья. И если бы не эта странная задержка с дембелем, то он застал бы Ирину живой.
Объяснения?
Логических объяснений у матроса не было. А было лишь чувство потерянности. И вины. Вины, которую не смыть ни чем. Как будто из-за того, что он не выполнил то, что должен был выполнить. Но что это было?
Он взбил большую пуховую подушку и устроился поудобнее. Сна не было. Матрос встал, подошёл к окну. За окном тревожные чёрные ветки плясали в бесконечном танце, то переплетаясь, то вновь разбегаясь. Матрос стоял и смотрел на меняющиеся узоры.
Прошла минута, десять, час… А он всё стоял и у окна и смотрел.
– Надо было что-то делать…, – говорил кто-то в голове Ильи.
– Но что? – отвечал второй голос.
Наконец, Илья улёгся на кровать, скрипнула панцирная сетка.
Так дальше продолжаться не может. Иначе я стану психом. Решение окончательное и обжалованию не подлежит – я не буду с этим больше возиться. И завтра же поговорю с матерью, чтобы она больше в гараже ничего в моё отсутствие не подключала.
Матрос долго ворочался, пока, наконец, его не сморил тяжёлый сон.
Лазурное тропическое небо, слепящее глаза полуденное солнце. Четвероугольные паруса и стаксели под крепким бризом усиленно выпячивают грудь, форштевень то зарывается в волну, то вновь выпрыгивает из прозрачной воды, оставляя пенный след в кильватере. В морских брызгах, трехмачтовый парусник, сильно кренясь, летит вперед. На деревянной палубе разбросаны канаты, команда латает дырявый парус. Все ребята знакомы Илье по службе в морфлоте, даже одежда на них советского образца. Зелень пальм тропического острова прямо по курсу надвигается всё ближе. Туда, к явно видимой и уже слышимой пенной полосе прибоя, во весь парус идёт их шхуна.
Всё ближе берег, всё сильнее бьётся неспокойное у берега море. Трехмачтовый парусник на всех парусах летит к берегу, но капитан почему-то не меняет румба. Под килем хрустит, почти моментально судно останавливается и заваливается на бок. Матросы вперемежку с канатами, парусами, какими-то бочками падают в воду.
– Кораллы! Вы ни куя не видите, что здесь кораллы?!! – истошно орёт незнакомый голос.
– Полундра, течь на корабле! Шлюпки на воду! – ревёт кто-то другой.
Пронзительный звук свистка режет слух.
Матросы перебираются по наклоненной палубе к борту, но там нет никаких шлюпок. Зато всё пространство от севшего на мель парусника до берега забито стволами. Илья присматривается и видит, что вся поверхность моря забита сосновым лесом.
Наверное, хозяйственники сплавляли лес, и его прибило сюда?
На борту начинается паника. Матросы не дожидаясь команды, прыгают на скользкие, вращающиеся в воде брёвна. Кто-то толкнул Илью, и он тоже падает на бревна. Пытается встать, осклизлые бревна вращаются. Мокрый бушлат мешает двигаться, в ботинках хлюпает. Сосновые стволы набухли от морской воды. Чтобы устоять на них, нужно балансировать руками и быстро-быстро перебирать ногами. Матросы, не знающие как сохранить равновесие, падают и исчезают под слоем бревен в морской воде. Солнце внезапно садится, и сразу же темнеет. С моря тянет ставший почти сразу ледяным бриз. Какие-то непонятные круглые существа с маленькими телами и огромными зубами выпрыгивают из воды, впиваются зубами в лица и руки орущих моряков.
На цыпочках, балансируя на скользких брёвнах, Илья перебирает тяжёлыми ботинками. Солнце уже село, вода океана стала чёрной. Всё ближе берег, наконец, Илья прыгает на чёрный песок. Нет ни солнца, ни луны. На чёрном безлюдном берегу из вулканического песка дует сильный ветер. Он оглядывается, в чёрном море всё брёвна куда-то пропали вместе с командой. Даже силуэта корабля не видно. Что делать? Илья не знает. Краем глаза он видит какое-то движение, оборачивается в сторону берега. Присматривается. Ветер поднимает чёрный песок в воздух, то тут, то там открываются воронки в чёрном песке. Они всасывают в себя воздух, низкорослые деревца, траву и всё, что рядом. Песок ходит ходуном и дыбится как море.
Стоять нельзя, спасайся, беги! Куда?
Взгляд останавливается на близком силуэте темнеющем неподалёку, матрос бежит от береговой кромки к одиноко возвышающейся чёрной горе. Бежать тяжело, ноги вязнут в песке, мокрая одежда сковывает. Воздуха не хватает, сердце удушающе бьётся в горле.
Ещё чуть-чуть, уже почти…
Прямо перед ним из сумерек вырастает низкорослое чёрное дерево. Илья тормозит, чёрный песок вздувается зыбью и расступается – между матросом и деревом разверзается чёрная воронка. Воронка всасывает воздух, песок, сухую траву. Из-за дерева вылетает огромный кусок, и чудом не зацепив Илью, исчезает в зияющем зеве воронки. Из-за дерева появляется ребёнок. Он плачет, вихрь не даёт расслышать слова. Маленькие ручки вцепляются в кору, маленькие ручки раздираются в кровь. Вихрь усиливается, кора отрывается, ребёнок исчезает внутри воронки. Появляется ещё один ребёнок и стремительно исчезает внутри. За ним ещё и ещё и ещё.
Последний ребёнок с лицом старичка висит в воздухе, чья-то рука держит его. Илья всматривается и видит, что та, кто держит ребёнка – это Ирина. Ребёнок вцепился побледневшими пальцами в руку Ирины, но воронка неумолимо засасывает его. Морщинистый ребёнок лежит почти горизонтально в потоке воздуха, но чёрная дыра всё ближе и ближе. Вихрь раздирает морщинистую кожу, песчинки секут по лицу, разбивают в кровь, сносят, стачивают сначала кожу, потом мышцы, нервы. Оставшиеся кости ныряют в чёрное зево.
Ирина кричит что-то неразборчивое за страшным гулом вихря. Илья старается понять и различает лишь еле разборчивое: “Нас убили! Нас убили! Нас убили!”. Ирина кричит ещё что-то, но воронка всасывает даже звук.
Как её спасти?
Илья бегает, старается перебраться на другую сторону воронки, но на другую сторону широченной воронки, к дереву, ему не пробиться.
Хоть палка! Или верёвка!
Илья бегает, ищет на своей стороне хоть что-нибудь, всё что угодно, чтобы бросить Ирине.
Спасти любой ценой!
Но на чёрном вулканическом песке ничего нет.
Матрос орёт: – Держись крепче!
Он полон решимости, он бежит и наконец, обегает воронку. Матрос уже у дерева.
Сейчас, сейчас!!!
Илья подбегает к деревцу, хватается за него. Хватает тонкое запястье.
Не отдам! Не сможете!!!
Неумолимая воронка всё сильнее и сильнее втягивает воздух. Ирина уже лежит горизонтально в воздухе. Матрос неимоверным усилием старается хоть чуть-чуть задержать неумолимое движение.
Не отдам!!!
Илья напрягается, изо всех сил дергает – треск, жгучая боль в запястье.
Глаза Ирины спокойны, она смирилась!
Нет!!! Не отдам!!!
Ещё раз!
Хрясь!
Мгновенная боль овладевает каждой клеточкой матроса, уже угасающим усилием воли он приказывает себя не терять сознания. Меркнущий взгляд наблюдает как чёрная пустота бездонной воронки всасывает Ирину. Она летит спиной в пустоту, не сводя широко раскрытых глаз с Ильи. В обеих руках она сжимает оторванное запястье матроса. Она прижимает его к груди.
Внезапно ветер стихает. Тишина больно давит на уши, в звенящей тишине голос Ирины в голове Ильи тихо произносит: “Помоги”.
И матрос теряет сознание.
Мокрый от пота Илья вскочил с постели, всё ещё ощущая давящую тишину на уши после жуткого вихря. Сердце неистово колотилось. Дико ныла оторванная в ночном кошмаре правая ладонь.
Матрос помассировал её, почему-то побелевшую и онемевшую. Тотчас тысячи раскалённых игл мгновенной боли вонзились в мозг.
– Помоги! Помоги! Помоги! – гудели, словно пламя лесного пожара слова в голове.
Помочь кому? Детям, которые пропадают в воронке? Ирине? Кому?
Он встал, умылся, вышел на кухню. Там уже хлопотала мать.
– Здравствуй, мам, – он поцеловал маму в седые волосы.
Мать не ответила. После долгой паузы она прибавила: – Ты же сказал, что быстро вернёшься, … а сам пропал на целый день.
– Я не пропал, я на заправку ездил.
– На заправку? И вернулся к ночи?
– К ребятам заехал.
– Илья, держи себя в руках, – выговорила мать и пропала из кухни.
Забыв о своём вчерашнем намерении поговорить с матерью, Илья вышел на улицу. Бросил взгляд в сторону гаража. Постоял. И сам не зная почему, оказался перед калиткой дома Дины. Из-за калитки он прокричал: – Дин!
Почти сразу же, словно ожидая, отворились двери дома, девушка вышла и встала с другой стороны калитки. Однако внутрь дома матроса не приглашая. Матрос на эти детали внимания не обратил: – Привет, Дин, ты про сны что-то знаешь?
– Привет, Илья. Что тебя интересует?
– Толковать сны ты можешь? Понимаешь, ото всех проблем у меня уже голова кругом идёт и мне кажется, что со всем этим делом надо завязывать, потому что я лезу не в своё дело.
– Каких проблем, Илья?
– С Иркой, с самоубийством, с женитьбой…
– Расскажи, Илья, я попробую помочь.
В нескольких словах Илья пересказал Дине ночной кошмар. И закончил: – А потом она мне прошептала как бы внутри моей головы: “Помоги”, но этот был такой шёпот, что я его до сих пор помню. Это как крик. И не знаю я что бы это значило. Кому помочь? И какие-то дети тут при чём?
– Слушай, Илья, мне кажется, что это не простой сон, а вещий.
– Это как?
– Это те сны, которые сбываются…
– Сбываются? Ты о чём, Дин? Хочешь сказать, что я на остров попаду? Или что мне руку оторвут? – хмыкнул матрос, потирая правое запястье.
– Илья, надо идти к знающим людям, потому, что мне этот твой сон не нравится. Совсем не нравится, – прибавила девушка после недолгой паузы.
– А что конкретно тебе не нравится?
– Нечисто тут.
– А что тут может быть нечисто? – Илья усмехнулся: – Упыри, ведьмы, вампиры, ты это хочешь сказать?
– Нет, Илья, я этого не говорю. Но я думаю, что помощь специалиста тебе не помешает.
– Какого специалиста? О чём ты?
– Илья, у меня есть одна очень сильная гадалка, я думаю, что нам надо к ней съездить.
– К гадалке-то зачем? По-другому никак нельзя? Научных методов на этот счёт не существует?
– Илья, я тебе объяснить не могу, но я чувствую, понимаешь?
– Нет, не понимаю. Что чувствуешь-то?
– Что тут что-то не так.
– Это ты уже мне говорила, мы по кругу ходим, я тебе об одном, а ты мне о другом.
– Пойми, Илья, это может быть очень серьёзно.
– Вот именно, – голос матроса усилился. – И я хочу понять, что тут может быть серьёзного.
– Илья, нам необходимо съездить к этой гадалке.
– Нет, уж, если тебе так хочется, то поезжай одна, а я тебя дома подожду.
– Илья, ты понимаешь, что твоей жизни может угрожать опасность?
– Опасность? Какая? Ночью к дому придёт Баба Яга? Дин, это был обыкновенный кошмар. Не знаю, нервы, наверное, разыгрались, я не психолог…
– Хорошо, я тебе скажу, – зрачки круглых глаз девушки сузились перед лицом матроса. – Илья, твоя жизнь подвергается смертельной опасности. Но помочь нам может только сильная защита от всего негативного…
– Нет уж, ты иди, а я не пойду.
– Илья, мы должны к ней сходить.
– Нет.
– Илья, ну почему ты не хочешь понять? – почти крикнула девушка. И тут же успокоившись, добавила: – Если ты против, то зачем повторять это ещё сто двадцать раз?
Не прощаясь, девушка круто развернулась и исчезла в доме. Гулко хлопнула дверь.
Илья долго стоял на улице один. Он рассматривал улицу Кирпичную, мост через реку, новый продовольственный ларёк, который построил на площади Григорий.
А правая ладонь продолжала ныть. Не так сильно, как утром. Но она ныла.
Матрос помассировал её. Минуту, две, три…
Наконец, боль успокоилась.
Перед тем, как войти в калитку своего дома, Илья остановился.
Взгляд упал на двери гаража. Потом на ладонь.
Быстрым шагом матрос подбежал к гаражу, сильные руки распахнули двери.
Внутри всё было спокойно. Всё также как и вчера пахло сыростью, плесенью и бензином. “Газик” стоял на своём месте. Красный глаз был потушен.
6. В МОРГЕ
Всю неделю Илья никуда не выходил из дома. Опять начались оттепели, снег растаял, на улице было склякотно. Матрос спустил яблоки в погреб. Наколол дров. Рука почти не ныла, но иногда давала знать о себе. За работой Илья забывался и, казалось, что всё уже миновало.
Мать больше не возвращалась к теме пьяной встречи, но Илье было неловко за тот день, когда он пришёл домой на рогах. Чтобы как-то загладить чувство вины перед матерью, матрос никуда не пошёл и на праздники – 7 ноября он провёл дома с матерью, занимаясь хозяйством и чистя сад.
Помимо работы в огороде, Илья занялся машиной – съездил пару раз к друзьям на “Птичку”, загнал “Газик” на “яму”, подтянул всё, что казалось неподтянутым, промазал солидолом, прошприцевал, поменял аккумулятор, вычистил салон. Стук в моторе значительно уменьшился, но полностью не пропал.
Прошла неделя, и 11 ноября в понедельник уже почти исчезнувшая боль в руке вернулась вновь. Массаж не помогал. Надо было что-то делать. Идти к гадалке, как того советовала Дина, матросу казалось абсурдным. Ему была нужна квалифицированная помощь. Но идти к врачам Илья тоже не хотел. Не хотел, потому что не находил в себе сил объяснять всё то, что накопилось в нём. Короче, состояние было самое смурное.
Надо было что-то делать, лишь бы не сидеть, сложа руки. Илья, наконец, решился. Он завёл “Газик” и выехал из гаража. Проехал Калинов мост и рванул вверх по холму. Возле рощицы валялись алюминиевые канистры.
“Следы бурных дней”, – мрачно подумал Илья.
“Газик” ровно урча мотором, скрылся за рощей в направлении к бетонке. Илья ехал в Солнцеград. Зачем? Он и сам пока не знал.
Почему ноет рука? Ведь я физически здоров. Хорошо, допустим, я отлежал эту руку во сне? Но почему она до сих пор не проходит? Ведь прошло уже больше недели? А ещё этот сон! Помоги! Нас убили! Кого нас? При чём тут вообще какие-то дети? И почему Дина тянет его к гадалке? А, может, вообще, лучше обо всём забыть и не лезть никуда?
От мыслей пухла голова.
А если она нуждалась в помощи и ей не к кому было обратится?
Стоп! Новая идея пронзила мозг. Матрос нажал на тормоза, машина слегка юзанув, встала как вкопанная.
Как же я раньше не догадался? Вот кто действительно может мне помочь!
Со всей беготнёй, Илья совсем забыл про старого знакомого своего отца Дмитрия Захаровича Пехлеванова. Когда-то давно, когда отца ещё не уволили из органов, он полагался на мнение этого человека чуть ли не больше, чем на своё собственное. И если есть хоть что-то странное в этом деле, Дмитрий Захарович должен найти объяснение всему. Научный подход, товарищи, это вам не хухры-мухры!
Ещё до того, как отец познакомил Илью с Дмитрием Захаровичем, этот человек вызывал в душе мальчишки чувство странного восхищения смешанного со страхом. Подумать только! Человек вскрывает трупы. И не только трупы, но и могилы. Короче, настоящий судмедэксперт.
Уже много позже Илья узнал, что вскрытие могил называется по-научному эксгумацией, и что на одной такой эксгумации и познакомились его отец и мать. Тогда ещё молодой Макар Куваев настоял на выяснениях причин смерти одного пожилого человека, эксгумацию и экспертизу проводил Дмитрий Захарович. В той поездке отец познакомился с его будущей матерью, начал за ней ухаживать и позже, когда они уже поженились, привёз её в свой дом Иванково.
Чего же ты стоишь? Уж он-то знает, что надо делать! Срочно надо к Дмитрию Захаровичу ехать!
Чёрный ботинок надавил на педаль газа, “Газик”, зарычав, бодро набрал обороты. Через несколько минут матрос уже сворачивал с бетонки на шоссе.
На шоссе “Газик” ровно урчал мотором и не подавал никаких признаков приближающегося сюрприза. Даже ходовая часть перестала стучать. Именно, это отсутствие привычного шума и заставило матроса бросить взгляд на приборную доску! Илья увидел, что красная лампочка датчика, предупреждающая о перегреве воды, горит уже давно. Он снизил скорость, взгляд упёрся в датчик – стрелка зашкаливала на красное деление. И означать это могло только одно – температура воды превышала 100 градусов по Цельсию.
Вот те чёрт, и не заметил даже, когда зажглась!
Илья остановился на обочине, нервные пальцы повернули ключ в замке зажигания, мотор “Газика” покорно заглох. Подняв капот, матрос первым делом отвинтил крышку радиатора и очень удивился – пара не было. Он всмотрелся в чёрное жерло радиатора – воды было не видно.
А как же без воды я ещё мотор не сжёг?
Порадовавшись своему благоразумию, он полез в кабину, в руках появилась пластиковая канистра с водой.
Не дистиллированная, но доехать хватит!
Илья вылил всю воду в радиатор.
Сильные пальцы закрутили крышку радиатора, громко хлопнул капот. Сам не зная почему, волнуясь, матрос повернул ключ зажигания, двигатель завёлся без проблем. Матрос газанул на холостых, прислушался. Посторонних шумов не было. Но это почему-то настораживало Илью.
Ладно, прорвёмся! До Солнцеграда дотяну, а потом опять надо машину на яму ставить.
“Газик” шёл ровно, матрос прислушивался к мотору, взгляд бегал с дороги на датчик температуры воды и обратно. Похоже, что всё было под контролем. Чёрный ботинок сильнее надавил на педаль газа. Перед машиной вставали и тут же исчезали где-то сзади одиноко стоящие берёзы, дома, речушки. Мысли матроса снова вернулись к судмедэксперту.
Уже подросшим пацанёнком отец один раз сводил Илью в морг, туда, где работал Дмитрий Захарович Пахлеванов. Илья с живостью вспомнил, что первые слова строгого Дмитрия Захаровича были о том, что в том заведении, где он работает, рано или поздно окажется каждый из нас. Илья вспомнил эти слова и хмыкнул. Говорил Дмитрий Захарович просто и без эмоций. Как механик. Вот только не матерился.
Мотор работал без шума, “Газик” нёсся вперёд. А воспоминания накатывали волнами.
Матрос вспомнил тот день, когда он впервые вошёл в здание морга. Вернее, не сам день, а запах. Тот неистребимый, ни с чем несравнимый запах, в который он окунулся, как только вошёл в здание морга. Липкий запах, который сразу же въелся в волосы, в одежду, и, казалось, в мозг. В секционном зале запах был просто невыносим. Но и после посещения морга запах ещё долго не оставлял Илью. Он пропитал всю одежду до носков и трусов. Это был запах смерти.
Матрос покачал головой, словно стараясь отогнать непрошенные воспоминания. Но то место в мозгу, где они обитали, зажило своей собственной, неподконтрольной гласу разума жизнью.
Илья явственно вспомнил, как в тот же день он чуть не умер от разрыва сердца, когда поскользнулся на куске человеческой кожи. В тот день бак для биологических отходов был полон, наверное, санитары забыли его вынести. А судмедэксперт, увлечённый работой, всё кидал и кидал в него останки человека. Когда бачок переполнился, кусок кожи с желтоватым подкожным жиром выпал и упал на пол. Илья не обратил внимания, поскользнулся на склизком куске и чудом не упал на гранитный пол. Дмитрий Захарович поднял спокойный взгляд на взволнованного мальчика и тихо, но внятно, сказал: – Труп – это НЕ ЧЕЛОВЕК, запомни это. Труп – это вещественное доказательство. Иными словами, предмет. А предметов бояться не нужно
Отец обнял ошарашенного мальчика и слегка похлопывал по спине, а Дмитрий Захарович тем временем почти механически продолжал свою рутину: судмедэксперт сжимал глазные яблоки умершего. Уверенные пальцы в резиновых перчатках мяли глаза того, кто ещё недавно было человеком для определения срока давности смерти. Когда взгляд судмедэксперта ещё раз остановился на лице мальчика, выражавшего боль вместе с отвращением, он ещё повторил, что трупы – это не люди.
Потом Дмитрий Захарович с силой провёл скальпелем за ушами трупа, с хрустом задрал окровавленный скальп на лицо. Остальное память сохранила хуже. Илья помнил, как появился какой-то санитар с круглой фрезой на окровавленной дрели и, распилив черепную крышку трупа, ударил по ней кулаком. С деревянным стуком кость запрыгала на гранитной поверхности стола. Если бы отец не удержал мальчика в своих объятиях, Илья обязательно бы потерял сознание и грохнулся на пол.
Уже дома, мама постирала всю одежду, которая была на нём в тот день. Илья сходил в баню, которую отец построил за домом. Но и потом, после бани, уже в другой одежде, Илье казалось, что запах смерти настолько въелся в него, что, казалось, его уже не удалить ничем. Лишь через несколько недель всё как-то само собой забылось. Чтобы всплыть из потаённых уголков памяти лишь сегодня.
За воспоминаниями, Илья не заметил, как “Газик” домчался до Солнцеграда, районного центра. Там на улице Фрунзе, за троллейбусным депо, стояло уже известное Илье двухэтажное здание морга. Здание дореволюционной постройки выходило на улицу лишь торцевой частью, где располагался вход для сотрудников милиции и судмедэкспертов. Вход там был по пропускам. Между длинным зданием морга и красной кирпичной стеной троллейбусного парка был второй вход. Туда подъезжали, как их называли в народе, “труповозки”. Там выдавали родственникам гробы с телами усопших. Третий вход, для граждан, располагался с противоположной от троллейбусного депо. Туда направился Илья.
Ещё с первого посещения, Илья помнил, что в подвалах морга хранили трупы, предназначенные для вскрытия. Там же располагались бассейны с формалином, где плавали части человеческого тела. Над подвалом, на первом этаже находились секционные залы, где проходили вскрытия и то место, где одевали и готовили для выдачи родственникам тела в гробах. Наконец, на втором этаже находились кабинеты судмедэкспертов. Также память мальчика почему-то зафиксировала на года, что в тот день Дмитрий Захарович сказал, что иногда ему приходилось вскрывать до 10 трупов ежедневно.
Сейчас, наверное, работы прибавилось?
Илья зашёл в небольшой холл. Там сидело несколько человек. Илья прошёл к гардеробу и попросил Дмитрия Захаровича. Толстая гардеробщица, молча пробежалась по Илье взглядом, ничего не ответила, сняла чёрную трубку служебного телефона и сухо попросила: – Позовите, пожалуйста, Дмитрия Захаровича, его ждут. Повесила трубку и растворилась в темной глубине гардероба.
