Эхо забытых дорог

Параллельно, где-то на заднем плане сознания, роились мысли о Сергее, раздражая и тревожа. Зачем он спросил у подруги, где я? Формально или нет? Мог бы просто поздороваться, если уж столкнулся с Алинкой лоб в лоб. С другой стороны, если бы ему действительно было интересно, мне бы и написал, а не выяснял через третьих лиц. Нет, не стоит об этом думать – он и спросил, чтобы подразнить и лишний раз дёрнуть меня за ниточки.

Я постаралась сосредоточиться на голосе Вити: «Важно не сутулиться, расправить плечи, а не зажимать их. Так будет легче дышать. Руки должны двигаться вперёд-назад вдоль тела, сгибаясь в локтях под прямым углом. Большой палец направлен вверх – это поможет правильно двигать локтями. Вообще, тело должно быть расслаблено. Смотреть нужно прямо, голову не опускать. В идеале, дышать следует глубоко и ритмично, диафрагмой. Желательно – носом, но можно и ртом».

Среди зарослей кустарника виднелись деревянные мостки, уложенные ступеньками. Влажные следы на них говорили о недавнем присутствии местных жителей. Прежде чем окунуться, я осторожно вошла в воду, проверяя дно и глубину. Убедившись, что всё в порядке, я полностью погрузилась. Вода мягко обняла меня, смывая усталость и напряжение.

Промокнув купальник полотенцем, я подставила лицо и тело ласковым солнечным лучам и продолжила слушать: «Дальше, по технике бега: нужно наклонить корпус и подставить ногу точно под центр тяжести тела. Посмотри видео в группе. Есть приём – встань у стены, обопрись руками и наклонись. Потом отпусти руки. Когда начнёшь падать, подставляй ногу. И так попеременно. При беге не нужно подпрыгивать, раскачивать в стороны корпус, отгибаться назад, вилять бёдрами. Ноги не распрямлять. Наступать на носок, а не на пятку! Внешний край стопы чуть-чуть вниз, а большой палец стопы как бы наверх. Специалисты ещё спорят насчёт вреда постановки стопы на пятку. Я считаю, что это вредно. Ты как бы втыкаешься и тормозишь бег. Ступать нужно на носок, так стопа гасит ударные нагрузки».

Уже дома я опробовала полученные знания на практике – упражнение у стены. Это всё меня настолько увлекло, что, казалось, придало жизни новый смысл. Я загорелась желанием понять, смогу ли я достичь того, что раньше казалось недостижимым, – пробежать свои первые пять километров.

Весь вечер я готовилась к завтрашней пробежке. Виктор поделился ещё множеством других нюансов: о каденсе, пульсе, аэробных нагрузках, оптимальном времени и количестве приёмов пищи и воды, и других важных вещах.

Кроме того, по его совету я заказала специальную спортивную одежду. Хлопок, как оказалось, совершенно не подходит – главное, чтобы ткань эффективно отводила влагу от тела и моментально высыхала. Лучше всего – специальные синтетические материалы. Я выбрала две пары леггинсов (короткие и длинные), два удобных топа, пару футболок и даже специальные носки. И, как говорится, гулять так гулять – приобрела недорогой фитнес-браслет, чтобы отслеживать пульс, темп и каденс.

ГЛАВА 4

Дни проносились, сплетаясь в калейдоскоп лиц и событий, и жизнь потекла своим чередом. Я отправилась в Пореченск, успешно прошла медосмотр и приступила к работе в детском саду. Тамара Николаевна, как и обещала, всячески помогала мне освоиться. Дети здесь были другими, как и родители. Мне не приходилось заискивать перед ними или начальством. От меня ждали добросовестного присмотра, а в идеале – развивающих занятий и, конечно же, подготовки к школе.

Некоторые дети оказались довольно запущенными. Я наметила примерный план развивающих занятий, а с некоторыми ребятами начала заниматься запуском речи. Коллеги внимательно присматривались ко мне, как и я к ним. Хоть я и не была совсем чужой, меня знали лишь поверхностно. Одна из нянечек даже вспомнила меня, предположив, что мы могли пересекаться в юности в большой компании. Я же её совершенно не помнила.

Вечерами иногда звонила мать:

– Алло, доченька, как там у тебя дела?

– Всё норм. Подала заявку через Госуслуги, жду одобрения для заключения договора.

– Документы все приложила?

– Конечно, иначе бы не приняли.

– Это хорошо, Леночка, молодец! А как на работе? Тамара Николаевна тобой довольна. Ещё бы – такого специалиста заполучила!

– На работе тоже хорошо, привыкаю.

– Тамара Николаевна одна воспитывает внука-семиклассника, – поделилась мать. – Её дочь и зять давно спились, оба сидят.

– Надо же, жаль её, немолодая уже.

– Ну, ничего, справляется бабушка, – отрезала мать и продолжила. – Наташка Смирнова, твоя ровесница, кстати, живёт богато. У её мужа своя строительная техника, сдают в аренду. Дома ей скучно, да и с двумя малышами-погодками удобно работать в саду, хоть и нянечкой.

Я слушала вполуха, сплетни меня не интересовали.

– Вторая нянечка, твоя тёзка, Лена Жаркова, вечно с мужем ругается, скандалы на весь посёлок. Она старшая дочь моего одноклассника – тот тоже скандалист был, видно, ген в семью перешел. А молодая воспитательница Настя как тебе? Как они со свекровью собачатся! Сейчас все умные стали, интернета начитаются и…

– Настя? Нормально, – перебила я поток ненужной информации. – Мы мало общаемся, сменяем друг друга.

– Ой, забыла сказать: двери на ночь не только крыльцо запирай, но и веранду на засов.

– Почему? – поежилась я, вспомнив, как первые ночи было страшновато одной, хотя вроде привыкла.

– Просто на всякий случай. А чего это ты по посёлку бегаешь?

– Разведка донесла?

– Да чего там доносить, всё как на ладони, все всё про всех знают! Спортсменкой заделалась?

– Мам, это полезно. Ты ж медик, хоть и на пенсии, должна понимать.

– Полезно – полезно, лишь бы ноги не отбила.

– Всё нормально, мам, не переживай.

Пробежки я перенесла на вечер. Утром работа, да и вставать раньше лень. А вечером, около восьми, – красота! Я уже чуть прибавила темп, постепенно уменьшая периоды быстрой ходьбы и увеличивая время пробежки до получаса. Несмотря на возражения Виктора, бегала я каждый день, находя в этом удовольствие и сама не веря, что так могу. Поначалу после каждой тренировки меня даже лихорадило – так организм перестраивался. Бегать по своей улице, вокруг домов, мне быстро надоело – давать повод для сплетен. Теперь – в сторону берёзовой рощи, ближе к лесу. Ещё сделала плейлист: энергичная музыка в такт сердцебиению.

…Я бежала по грунтовке, направляясь к роще. Дыхание стало ровным, сердце отбивало мерный такт, сливаясь с ритмом шагов и клубным треком в наушниках. Кроссовки мягко пружинили под ногами. Мысли текли спокойно, ничем не обременённые. Боковым зрением я уловила мелькнувший среди берёз светло-жёлтый храм, увенчанный зелёным куполом с золотым крестом. Роща закончилась, и за поворотом начался хвойный лес. Над головой высились вековые сосны и ели.

Внезапно сознание пронзила мысль: «Этого здесь быть не может!» Я остановилась и оглянулась. Неужели храм восстановили и реконструировали? Я пробежала немного назад по грунтовой дороге. Местная достопримечательность – давно разрушенный храм – стояла на своём месте, на пригорке среди берёз.

***

Нельзя сказать, что я сноб, но интерьер детского сада «Огонёк» поначалу меня удивил. После современных петербургских садов с их разнообразным стильным дизайном это место показалось мне странным: изба, похожая на мою, с таким же убранством. Отопление было печное, но вместо привычных кирпичных печей здесь стояли круглые высокие «голландки», как подсказала нянечка. Дощатые крашеные полы местами покрывали старые ковры. Мебель тоже была старой, крашеной, а стены украшали обои в цветочек. Из современного были лишь стеклопакеты да водопровод с канализацией. Но, несмотря на это, всё было очень чисто и ухоженно.

Смена закончилась, и я засобиралась домой. Моя сменщица, Настя, уже пришла и кивнула мне, раздражённо разговаривая по телефону.

– Опять ей свекровка не угодила, – нянечка Елена Петровна, кивнув в сторону Насти, улыбнулась. Достала из холщовой сумки – этакого советского шопера – полиэтиленовый пакет, из которого торчали перья зелёного лука, и сунула мне в руки. – Возьми, Елена Александровна!

– Ой, спасибо, да не нужно, – мне было отчего-то неловко принимать эти дары.

– Нужно, конечно, у тебя не посажено ничего, покупать всё замаешься. А у нас этого добра полно.

Я поблагодарила и заглянула в ароматный пакет. Среди зелени – лука, укропа, петрушки – виднелись небольшие бледно-жёлтые морковки и пучок ярко-красного редиса.

– Сам-то когда приедет? – вдруг спросила она.

– Кто «сам»? – я не сразу поняла.

– Ну, муж твой, – пояснила нянечка, – когда приедет? Или одинокая ты, развелась?

– Нет, не развелась, – сказала я, не солгав ни словом. – Простите, я спешу.

Мне удалось ускользнуть от проницательного взгляда Елены Петровны. Но стало ясно: по посёлку уже ползут слухи и домыслы. Рано или поздно придётся что-то объяснить – где этот «сам» и почему я живу одна. Хотя, если бы кто-то объяснил мне самой, как так получилось, почему он стал таким чужим и равнодушным…

Я поспешила домой, чтобы пораньше выйти на пробежку. Вообще, я предпочитала бегать вечером, когда прохладнее. Но сегодня день выдался нежарким, солнца не было – можно было не ждать вечера. Я как-то спрашивала Витю, как зимой бегается. «Замечательно, – ответил он, – если одеться соответственно и не останавливаться».

О своём вчерашнем видении я старалась не думать. Наверное, показалось, замечталась под музыку. Но всё же сегодня стоило проверить – снова отправиться в рощу.

Дома я переоделась в новенькую спортивную форму: топ, футболку и леггинсы. Обув кроссовки и одобрив отражение в зеркале, я вышла на веранду, готовая к пробежке. Но внезапно потемневшее небо пролилось дождём. Крупные капли забарабанили по шиферной крыше, вынуждая меня остаться. Грянул гром.

Устроившись на кушетке, я прикрыла глаза, прислушиваясь к шуму дождя. Капли стекали по желобкам в металлическую бочку, установленную для полива посадок в огороде, которых, правда, у меня нет.

Память услужливо подбросила воспоминание. Десять лет назад. Наше второе свидание. Август был жарким и солнечным. Мы отправились в Кронштадт на целый день. По дороге я впервые увидела дамбу. Оставив машину, мы бродили по улочкам старинного города, гуляли по площади с величественным Морским Никольским собором и вышли на набережную. Огромные океанские лайнеры проходили так близко к берегу – это казалось одновременно восхитительно и опасно.

Обедали в плавучем ресторане. Сергей мало говорил о себе, в основном о работе. Он уже тогда подавал большие надежды и был известен в узких кругах. Я же заранее изучила всю доступную о нём информацию в интернете. Он трудился в известной петербургской клинике. Компетентный, постоянно повышающий квалификацию, он получал эмоциональные отзывы от благодарных пациентов, отмечавших его профессиональные и человеческие качества. Он занимался диагностикой, медикаментозным и оперативным лечением, вёл активную научную деятельность. Всё это, конечно, очень впечатляло. Я была уже в том возрасте, когда интересуют серьёзные, умные парни, а не «плохие мальчики».

Тогда тоже неожиданно небо затянуло тучами, и мощный ливень обрушился на город. Моментально промокнув насквозь, мы юркнули под крону высокого дуба. Сергей раскрыл зонт, прижимая меня к себе. Я уткнулась в его мокрую футболку, а когда подняла глаза, он смотрел на меня так, что сердце грозило остановиться. Нежно поцеловал, взяв моё лицо в ладонь.

Ливень стих так же внезапно, как и начался, оставив после себя улицы, сверкающие тысячами солнечных бликов. Сергей, словно рыцарь, галантно переносил меня через огромные лужи, хотя мои балетки и так уже промокли насквозь. Мы отправились на поиски ближайшего магазина, где можно было бы найти какую-нибудь сменную обувь. У спортивного магазина Сергей остановился и предложил:

– Купим тебе кеды? – улыбнулся он. – В них удобнее гулять, ноги не устанут.

Позже, когда мы ужинали в центре Кронштадта, я, почувствовав свою женскую власть над ним и поддавшись глупому кокетству, спросила:

– А ты сюда обычно девушек возишь, чтобы влюбить в себя?

– Обычно? – его взгляд стал неожиданно серьёзным. – Нет, обычно я девушек никуда не вожу. Сами приезжают, куда надо.

В тот момент я поняла, что он не играет, а я – просто дурочка.

…Я тихо поплакала и незаметно уснула. Проснулась от заливистых трелей зяблика, доносившихся из яблоневых ветвей. Местных птиц я уже знала наперечет благодаря приложению, определяющему пернатых певцов по голосу.

Дождь утих, и я, сделав небольшую разминку, побежала. Небо прояснялось, лишь изредка моросило, а воздух был наполнен той упоительной свежестью, что бывает только в деревне. Я уже не переходила на шаг, уверенно пробегая свои три-четыре километра в неспешном темпе.

Бежала по той же грунтовке, мимо храма. На этот раз даже без музыки. Вглядывалась пристально, но ничего особенного не увидела. Храм, темнея пустыми арками окон, по-прежнему стоял на своём месте – на пригорке среди берёз. Вчера мне, конечно, всё показалось. С чистой совестью я воткнула наушники с треками Lounge Café и продолжила бег в комфортном темпе.

Последние дома остались позади. Обойдя ферму, я пересекла просёлочную дорогу и углубилась в сосновый бор. Земля под ногами мягко пружинила, ноги двигались сами собой, дыхание выровнялось. Сердце билось в такт музыкальному ритму. Было удивительно хорошо. Каждая клеточка тела пела, радуясь движению. Пушистые ели справа уступали место лиственным деревьям. Впереди открылся просвет – поле, утопающее в высокой траве и полевых цветах.

Внезапно сознание будто раздвоилось. Очертания леса, пение птиц и шорох гравия под кроссовками начали медленно расплываться, словно объектив фотокамеры потерял фокус. В голове возникло странное ощущение, будто на текущий момент наложилась другая картина – промозглый вечер поздней осени. За окном кабинета голые ветви деревьев царапали стекло, сквозь них пробивалась растущая луна. Белая изразцовая печь почти остыла, помещение наполнял слабый запах дыма и угля. Среди солнечного пятна, пробивающегося сквозь тени, проступали очертания дубового шкафа с книгами и тяжёлого стола на тонких ножках. Кабинет освещался масляной лампой, стоящей на столе, рядом с которой лежала толстая бухгалтерская книга.

Я осознала себя пожилым господином в шёлковом халате, подбитом стёганой подкладкой и украшенном атласными лацканами. Халат был наброшен поверх рубашки и кальсон, а на босые ноги надеты вышитые туфли без задника. Зеркало над двустворчатым комодом, обрамлённое двумя подсвечниками, тускло отразило морщинистое лицо и седую бороду старика. Бледная рука с узловатыми венами сжимала гусиное перо. Грудь сдавило.

Я услышала свой надтреснутый голос, раздражённо отдающий приказ здоровому мужику в ссутулившемся кафтане с клиньями, который, мял в руках картуз, стоял в дверях. Приказ был отправить крепостную девку Авдотью Степанову скотницей в дальнюю деревню. Мужик посмотрел исподлобья, что-то невнятно пробурчал и скрылся, затворив двери.

Сколько их было, этих Глашек, Парашек, Дуняшек – не счесть! Один Бог ведает. Не насильничал, но к сожительству понуждал. А и сами девки, бывало, косы друг другу драли за барское внимание, особливо когда барин молод был. Селил их в барских покоях, на женской половине. Одаривал щедро: платья, платки, ожерелья – не жалел. Но стоило девке оказаться брюхатой или просто наскучить, выдавал замуж за вдовца какого-нибудь или увечного, а то и вовсе ссылал в дальнюю деревню скотину пасти. И на её место – новую, о потомстве не заботился.

Одна лишь Любушка-голубушка запала в душу. Долго её держал, баловал, ласкал. Да донесли, что с поварчонком шашни водит. Не помиловал: высекли обоих до крови и с глаз долой. Поварчонка, правда, потом вернул – такие кулебяки и расстегаи пёк, да и зря, что ли, в Петербурге учился?

Болезненную свою супругу, отправленную в старую усадьбу под присмотр верных людей, навещал нечасто. Четверо сыновей и дочь, дожившие до взрослого возраста, – плоды этих редких визитов. Церковь для неё новую отстроил, чтобы не роптала. Умерла жена давно, не разродившись от очередной беременности. Жил вдовцом, к соседям не ездил невест смотреть.

…Всё моё существо пронзил ледяной холод, будто собственная душа восстала против меня. Где-то на задворках трепетало моё сознание, а на переднем плане – больной старик, сидевший в кожаном кресле, погружённый в счётные книги и документы. Глаза слезились, буквы расплывались. Сердце подало первый предупредительный сигнал – глухой барабанный удар, и острая боль пронзила грудь. К голове моментально прилил жар, дыхание перехватило, пальцы судорожно вцепились в край стола. Сознание помутилось, комната закружилась. Судорога сковала мышцы, конечности задрожали. Лампа на столе упала, разбрызгивая осколки стекла и масло. Зубы клацнули, изо рта запенилась слюна. Тишину комнаты нарушил тяжёлый, булькающий кашель, а кресло заскрипело под весом накренившегося тела. В глазах потемнело, кресло опрокинулось, удар виска о паркет. В голове закружились красные точки, мир начал мерцать, как гаснущая свеча. Боль отступила, глаза закрылись. Последним ощущением было дуновение сквозняка по щеке от распахнувшейся двери и топот вбежавших ног.

Я только что умерла…

ГЛАВА 5

Озираясь по сторонам, я замедлила шаг. Сердце бешено колотилось, лицо пылало, пульс зашкаливал: фитнес-браслет показывал тревожные сто семьдесят пять ударов в минуту. Я присела на гладкую ступеньку старого крыльца, закрыв глаза в попытке восстановить дыхание. Тело дрожало, ладони вспотели, перед глазами плясали чёрные пятна.

– Вам плохо? – вдруг над головой раздался встревоженный голос. – У вас такое лицо…

Я открыла глаза и увидела худощавую женщину, приближающуюся к пятидесяти, склонившуюся надо мной. Русая коса свисала с плеча, а в серых, внимательных глазах, обрамлённых лучиками морщинок, читались забота и тревога.

– Всё в порядке, – едва выдохнула я, пытаясь успокоиться. – Просто очень быстро бежала.

Женщина ободряюще улыбнулась.

– Хорошо, что присели отдохнуть. Но давайте уйдём с этого солнца, – мягко предложила она, указывая на дверь. – У нас прохладно.

– Простите, пожалуйста, а где я? – робко спросила я, стараясь не выдать охватившую меня панику.

– Это библиотека села Алексеевки, – спокойно ответила она, кивнув на выцветшую табличку. – Вы заблудились?

Я кивнула, чувствуя, как сердце постепенно успокаивается. Вдох-выдох, вдох-выдох. Пульс снижался, дыхание выравнивалось.

– Да, просто заблудилась, – призналась я. – Ромашино далеко отсюда?

– Недалеко, – успокоила меня женщина. – Меня зовут Вера Игоревна. Проходите, отдохните немного, выпьете воды.

Я представилась в ответ и горячо поблагодарила.

Библиотека располагалась в двухэтажном деревянном доме, выкрашенном в зелёный цвет. Вход украшал портик с белыми каменными колоннами и балюстрадой. С обеих сторон в здание вели ступени, на одну из которых я и присела.

Мы вошли, и библиотека окутала меня особенным ароматом: смесь старых книг и лака, которым были покрыты массивные деревянные стеллажи. Мягкий свет, щедро льющийся из окон, наполнял зал простором и светом. На стенах, словно стражи знаний, висели плакаты с портретами бородатых писателей и выдающихся деятелей науки.

На столе библиотекаря, словно гость из будущего, возвышался современный компьютер с плоским монитором. Тишину, царившую в воздухе, нарушал лишь скрип наших шагов.

– Спасибо, – поблагодарила я женщину, принимая протянутый стакан воды и устраиваясь на предложенном стуле.

Взгляд невольно зацепился за фотографию в стеклянной рамке, прикреплённую к стене. Монохромные цвета снимка не могли скрыть знакомую архитектуру и пропорции, которые я видела в том мимолётном видении. Я подошла ближе, пытаясь разглядеть каждую деталь. Чёрно-белое изображение ныне разрушенного храма вызвало волну острых, необъяснимых воспоминаний.

– Это та самая церковь? – спросила я, обернувшись к Вере Игоревне.

– Это Троицкая церковь, – ответила она, приподнимая брови. – Построена в русско-византийском стиле на средства и при участии Ивана Дмитриевича Алексеева в середине XIX века. Он был помещиком и тогдашним владельцем этих земель. Кроме церкви, он построил церковно-приходскую школу и больницу.

Заметив мой интерес, она добавила:

– Хотите посмотреть экспозицию, посвящённую истории церкви и уезда? Второй этаж усадьбы Алексеевых, где мы находимся, занимает филиал краеведческого музея. Могу провести вам небольшую экскурсию. У нас собраны интересные материалы, которые расскажут о строительстве и роли семейства Алексеевых в возрождении края.

Я кивнула, увлечённая её словами, и мы поднялись по скрипучим ступеням на верхний этаж.

– Вы не местная? – спросила библиотекарь, проведя рукой по волосам и внимательно разглядывая меня.

– Я приезжая, но, можно сказать, выросла в этих местах, – призналась я. – Здешнюю историю, правда, знаю не особо. Раньше никогда не интересовалась. Так… что-то слышала. В основном, всякие байки.

– А… про клад? Сундуки с золотыми царскими монетами, колдунов и утопленниц? – понимающе улыбнулась моя невольная экскурсовод.

– Да, – подтвердила я. – Про клад в подвале храма, и про ту самую воронку в лесу, где пропадают грибники.

– Если клад и был, какие-то сундуки с сокровищами, их растащили ещё большевики, – Вера Игоревна добродушно рассмеялась и развела руками. – Народный фольклор.

Она помолчала, а затем продолжила свой рассказ:

– Церковь была построена в небольшой тогда деревне Ромашино, принадлежавшей, в числе прочих, роду помещиков Алексеевых. Именно там, в непосредственной близости, в середине девятнадцатого века проложили Николаевскую железную дорогу, и деревенька быстро превратилась в большое торговое село. – Она указала на старое фото церкви. – Такой храм был до того, как в тридцатых годах двадцатого века его превратили в склад, разрушив под натиском новой власти. Сохранились воспоминания правнука Ивана Дмитриевича – Андрея Алексеевича, последнего владельца. В них он с теплотой упоминает о красоте и величии храма. По проекту стены были из кирпича, оштукатурены в жёлтый цвет. Зелёный шатровый купол венчал золотой крест. Пол был мозаичным. Рядом располагался комплекс зданий церковно-приходской школы и больницы, выдержанных в едином стиле. Ныне эти здания выкуплены, и в них располагаются хлебозавод и молокозавод.

Услышанное настолько поразило меня, что я лишь молча кивала, погруженная в собственные мысли.

– Возрождение поместий и деревень началось при Иване Дмитриевиче Алексееве, – продолжила Вера Игоревна, подводя меня к следующим фотографиям. – Он сумел поднять эти земли из запустения, заработал крупные капиталы и обладал редким талантом вести хозяйство. Здание, в котором мы сейчас находимся, – это и есть усадьба Алексеевых. Конечно, оно реконструировано и не совсем в первозданном виде. Вот здесь, например, раньше располагался широкий балкон-терраса, прямо над входом.

Мой взгляд, скользивший по коллекции фотографий предметов быта и документов, иллюстрирующих жизнь помещичьей семьи, вдруг замер на одном из снимков.

– Вообще, существует непопулярное мнение среди наших краеведов… – Вера Игоревна на мгновение замялась, а затем продолжила: – Якобы сохранились свидетельства очевидцев, что Иван Дмитриевич растлил множество крепостных девушек. Свою жену с детьми он сослал в Ромашино, а сам предавался разврату. Отсюда и пошли легенды про утопленниц. Говорят, обесчещенные девушки, не в силах вынести позора и бесправия, бросались в озеро.

На фотографии я узнала тот самый кабинет, где всего час назад умирала от сердечного приступа, пребывая в теле старика. Обстановка была той же, мебель стояла на своих местах: окно с тяжелыми портьерами, зеркало над комодом. В кресле сидел щеголеватый господин средних лет в цилиндре и с усиками.

Или это была просто стандартная для того времени обстановка? Как, например, серванты с хрусталем, мебельные стенки и ковры в типичной советской квартире?

– Нет, – ответила Вера. Оказывается, я спросила это вслух. – Никакой «типичной» обстановки не существовало. Конечно, была мода, но откуда взяться типовым решениям при отсутствии массового производства? Иногда выпускались небольшие партии мебели одинакового вида, но в основном всё изготавливалось индивидуально.

– Здесь, – кивнула она на фото, от которого я не могла оторвать взгляд, – убранство кабинета хозяина усадьбы. Снимок сделан при жизни последнего владельца, разумеется.

Я в полном недоумении и задумчивости следовала за ней, но остальные экспонаты меня мало интересовали.

– Вот видите, – продолжала она, – семейство Алексеевых владело множеством деревень и усадеб. Большинство строений сохранилось, но требует реставрации. Старая усадьба в Ромашино, увы, не уцелела.