Спящее пламя Ферверна

У меня глаза становятся, как у того виаренка, который пищит и всячески пытается привлечь внимание.

– Серьезно? Потому что все это выглядело как…

– Твой отец за тебя убьет. Любого, – мама становится необычайно серьезной, – и да, мне пришлось его останавливать. В том числе напоминать некоторые неприятные детали нашего прошлого, включая тот факт, в какой ссоре мы с ним были… Дири!

Уставший от того, что на него не обращают внимания, зверь растопырил крылышки и пытается стянуть с меня платье. Длинное, в пол. Оно нежно-кремового цвета, такая же нежная ткань словно укутывает меня в объятия. К платью полагаются драгоценности и высокая прическа, и вот пожалуйста – я снова выгляжу старше своих лет. Солиднее, серьезнее, и на первый взгляд даже не скажешь, что в груди у меня теперь кусок льда.

Сегодня у нас ужин с Вайдхэнами, на котором решится наша с Роа история. Завершится или продолжится – а я еще ничего не решила. Просто потому, что сейчас мне, в общем-то, все равно. Если я останусь без пламени или если я все-таки выйду за него.

Дири не оставляет попыток, и мама командует:

– Сидеть.

Малыш плюхается на попу, подчиняясь приказу, и моргает на нас своими огромными глазищами. Эта наша особенность, точнее, это особенность тех, кто с пламенем – отдавать приказы драконам и виарам, приказы, которых они ослушаться не могут. Иногда мне хочется попросить маму «Сделай так, чтобы я забыла Вэйда Гранхарсена, выжги его из моего сердца, из моей памяти, навсегда», но, разумеется, даже если на такое пошла бы я, мама бы на такое никогда не пошла. А в нашей семье случился бы очередной скандал, что совершенно точно лишнее. Хватило уже и того, что было, поэтому Вэйд Гранхарсен останется заморожен там, где раньше билось мое сердце. Возможно, для него слишком много чести, но как есть. Сейчас я смогу вырвать его из себя только вместе с сердцем, а это уже перебор.

– Так что ты решила? – спрашивает мама.

– Не знаю. Решу за ужином.

Каждый день после того визита Роа присылает мне цветы и подарки. Мне их уже складывать некуда, но я отвела им отдельную полку в шкафу в своей городской спальне. Потому что если сегодня я откажусь, они все отправятся к нему. Нераспакованными.

Да, это правда, я ни один их них не вскрывала, разве что примерно представляю, что там. Драгоценности, иногда сладости. Дорогие конфеты тоже лежат невскрытыми, но у них большой срок годности, если это пирожные, я отдаю их маме. Она любит сладкое. Еще там были подарки для Дири, и вот их я как раз открывала сразу. Виаренок был счастлив получить новую пищалку или набор любимого корма с какой-нибудь игрушкой.

Роа писал мне каждое утро и каждый вечер, и я отвечала. Мне казалось, мы оба ходим по тонкому льду, где каждое неосторожное движение – это падение. И хорошо, если подо льдом не разверзнется бездна.

– А что насчет спорта?

Мама нарочно произносит это обезличенное «спорт», наверное, чтобы пощадить мои чувства. К моей огромной радости, я под анестезией имени Вэйда Гранхарсена.

– Ничего, я закончила.

– Ты… решила это окончательно?

– Да. Мне пора сосредоточиться на дипломатической карьере, если я хочу чего-то достичь. Разрываться на части у меня не получится, я и так из последних сил держала учебу на уровне Дракона номер один.

Мама смеется.

– Ты же помнишь, что я тебе говорила про отца? Он примет любое твое решение.

Может быть. Может быть и примет, но я не хочу больше падать. Я это решила точно.

– Мам, я знаю. Это мое решение. Я обещала, что эти соревнования будут последними, никто не виноват, что я облажалась.

– Ты не облажалась! – возмущенно говорит она. – Это просто… на тебя столько всего навалилось, а ты заняла третье место. Драконы, Ятта, я бы там наверное рыдала в углу.

– Ой, вот только не надо, – фыркаю я, – после расставания с папой ты переехала в другую страну и устроилась на работу. Еще и меня рожать собиралась в одиночку.

– Не совсем в одиночку. Я раздумывала над тем, чтобы принять предложение Вайдхэна.

– Фу!

Мы обе смеемся, и лед в груди начинает трескаться. Я тут же запечатываю его обратно: мне это не надо. Уж точно не перед ужином с Вайдхэнами.

Мама такая красивая сейчас. Мне всегда казалось, что у меня самая красивая мама на свете, но сейчас она почему-то кажется мне особенно прекрасной. Алое нам с ней очень идет, и мама сейчас в алом платье. Тоже в пол, и драгоценности сверкают на ее груди и в ушах, на тонком запястье, как капли пламени. Но самая большая драгоценность здесь она, и я ее обнимаю.

– Спасибо за поддержку, – говорю я. – Без тебя я бы не справилась.

– Мне кажется, я слишком мало сделала в этой ситуации…

– Тебе кажется.

Мы уже почти выходим из комнаты, когда я касаюсь ее локтя.

– Ты ничего не забыла?

– Свободен, – говорит мама, и виаренок со всех лап несется за нами, хлопая крылышками на бегу.

– Похоже, придется взять его с собой.

– Только его там и не хватает! – она хмурится, но это показное.

Я знаю, что Дири ей нравится, и вижу, что она тоже наконец-то начинает оттаивать. После ухода Гринни это первый виар, которого она подпустила к себе, и, кажется, мама в него потихоньку влюбляется. Она даже не выпускает его гулять без шлейки, и мне постоянно об этом напоминает. Сейчас же пропускает Дири вперед, и тот топает по коридору вместе с нами в сторону гостиной, где нас ждут Эрвер, отец и Вайдхэны.

И где начнется новый виток моей жизни, что бы я в конечном итоге ни решила.

Роа

Чем дольше затягивалось ожидание, тем сильнее Роа волновался. Отец беседовал с Торном Ландерстергом, одного взгляда которого хватило, чтобы понять, что им еще предстоит серьезный разговор. В случае, если Льдинка скажет «да». Серьезный разговор был и с отцом, и с матерью, и за это время ему настолько навтыкали все, кто только мог, что Роа держался уже на каком-то чистом упрямстве. И на мыслях о ней.

Потому что, кто бы что ни говорил, Ятта была его. Ятта была его мечтой, его вдохновением, он думал о ней…

– Даже когда спал с другой женщиной? – язвительно осведомилась мама.

Да, это, пожалуй, был самый непростой разговор. Потому что на отца можно было рычать, а попробуй объяснить другой женщине, пусть даже это твоя собственная мать, что ты изменил не потому, что не любишь, а потому, что это чистейшей воды физиология!

– У нас с Яттой ничего не было, – произнес Роа мысленно посылая в задницу (Гранхарсена, который все это устроил) всю эту ситуацию, то, что он должен сейчас говорить! Об этом! С матерью! – А я, между прочим, мужчина. И у меня есть свои потребности.

– Да неужели? – Мама сложила руки на груди. – Потребности, сильнее доверия и чувств той, кого любишь?

– Я! Совершил! Ошибку! – Роа невольно повысил голос. – Что мне теперь делать? В окно выйти?

– Ты летать умеешь, – хмыкнула мама.

Роа открыл рот, потом его закрыл. Потому что ничего цензурного в голову в ответ не пришло.

– Доверие – самое хрупкое, что можно себе представить, – произнесла она, шагая к нему вплотную. – Восстановить его сложнее всего.

– Ой да ладно, – огрызнулся Роа. – А то ты не утащила нас с Риа в другую страну и не сказала, что наш отец – Элегард! Как теперь, отец тебе доверяет?

Мама изменилась в лице, и на этом разговор с ней был завершен. Стоит ли говорить о том, что вечером ему влетело от отца? Причем не столько за Нису, сколько за то, что…

– Твоя мать плакала из-за тебя! – рычал тот. – Ты немедленно перед ней извинишься, Роа.

А то она из-за тебя не плакала, подумал Роа, но вслух этого не сказал. Потому что летать он, конечно, умел, но выпасть из окна отцовского кабинета… точнее, быть выброшенным оттуда не очень-то и хотелось. В том, что отец на такое способен, оставались сомнения, но ссоры с ним обычно ничем хорошим не заканчивались. У отца были специфические наказания. Никаких телесных разумеется, и до них доходило крайне редко, но домашний арест в его возрасте? Нет, спасибо. Если надо будет опозориться, он сам придумает, как это сделать.

– Куда?! – прорычал отец, когда Роа двинулся в сторону дверей.

– Извиняться.

– Я тебя не отпускал. Чем ты думал, когда связался с этой девчонкой? А когда заключал этот договор и ставил на нем свою подпись?

В общем, полоскали его знатно. Все, кроме сестер, младшенькую (несмотря на то, что она уже была не такой уж и младшенькой) вообще не стали в это посвящать, а Риа старалась поддерживать, как могла. Хотя и не одобряла его поступка, за что Роа искренне был ей благодарен. Что она все равно на его стороне, когда все, просто все ополчились против.

– Я все равно буду любить тебя, даже если ты вздумаешь захватить мир, как папин опекун.

Это Риа выдала, когда Роа благодарил ее за поддержку.

– Очень смешно.

– Знаешь, что на самом деле смешно? Мне всегда казалось, что из нас двоих ты более рассудительный.

– Ты меня сейчас назвала идиотом? – мрачно поинтересовался Роа.

– Недальновидным. – Риа фыркнула, и это был сарказм.

Их разговор состоялся перед тем роковым для Льдинки выступлением, еще в Рагране. А перед этим были те самые разговоры, о которых Роа вообще вспоминать не хотел.

Отцовские спецслужбы узнали, что Ниса сбежала в Аронгару и подсела к Ятте. Роа выдернули из Мэйстона за день до выступления Ятты, но обо всем этом он узнал уже постфактум, как и о том, что Ниса забеременела, как и о том, что у нее случился выкидыш. Все эти события перемешались у него в голове в такой микс, что он уже с трудом мог вспомнить, когда и что случилось, просто потому что он, кажется, столько раз не ругался с семьей за всю свою жизнь. А еще никогда раньше он не терял девушку, которую действительно любил из-за собственного прочешуеба. Как никогда не терял собственного ребенка.

Нет, он никогда не рассматривал Нису как жену, но… она была беременна. Несмотря на то, что она его обманула – набл знает как, потому что залететь Ниса не должна была, она пила таблетки, а он всегда страховался дополнительной защитой, это был его ребенок. Был бы его ребенок, потому что это подтвердили все анализы, взятые уже сотрудниками отца.

Жесть.

И, возможно, на самом деле ему было чуточку более не все равно на это, чем он хотел показать.

Впрочем, все мысли о прошлом, настоящем и будущем вылетели у него из головы, когда в гостиную вошли Лаура и Ятта. Потому что все, о чем Роа мог думать сейчас – так это о том, какая она хрупкая и красивая. Нежная, беззащитная, такая желанная… перечислять можно было до бесконечности. И именно в этот момент Роа осознал, что не готов ее потерять, что бы ни произошло. Что бы она ни решила.

Он сделает все, чтобы вернуть ее доверие.

Он сделает все, чтобы вернуть ее.

Сегодняшний ужин организовали как фуршет, и Роа этим воспользовался. После взаимного обмена приветствиями подошел к Ятте, игнорируя холодный взгляд Ландерстерга-старшего и убийственный – Эрвера. Может хоть обсмотреться, решать все равно Ятте.

– Привет, – сказал он, – как Дири?

Виаренок интересовал Роа в последнюю очередь, но Ятта на нем оттаивала. Она в него влюбилась, кажется, с первого взгляда, как в свое время Лар – в Дрим. Старший брат не был иртханом, у него не было пламени, возможно, именно поэтому виаров и драконов он воспринимал как нечто волшебное. Сейчас он работал в Фияне, по серьезному контракту, поэтому на их семейные сборы попадал крайне редко.

– Дири хорошо, – пространно ответила Ятта, – сюда его не пустили, к сожалению.

– Ты представляешь всю эту компанию, – Роа обвел взглядом собравшихся, – и его вместе?

– Как ни странно, да. Представляю, – Ятта повернулась и посмотрела на него, – мне надо кое-что тебе сказать. Перед тем, как мы продолжим обсуждать наши совместные перспективы.

За их спиной раздался восхищенный возглас, и следом возмущенное отца:

– Риа! Будь любезна, веди себя подобающе.

– Пап, у Вэйда Гранхарсена вышел новый клип! Ты бы видел… Ладно, я потом покажу.

Ятта побледнела, и Роа нахмурился. Вот какого набла сестрица вылезла с Гранхарсеном? Очень к месту!

– Положить тебе что-нибудь? – поспешно спросил он, стремясь перекрыть случившееся. Иногда у него создавалось ощущение, что Риа нарочно их провоцирует, иногда – что она просто сначала думает, а потом делает. Даже если не брать во внимание ситуацию с Яттой, Гранхарсенов не очень жалуют у Ландерстергов.

– Да. Можно, – автоматически ответила она, и Роа устремился к столу.

Поскольку предполагалось, что здесь будут обсуждаться довольно личные темы, официантов не было, но стол накрыли роскошный, как на какой-нибудь дипломатической встрече мирового уровня. С одной стороны, так и было, с другой… Роа не хотелось бы привязывать их брак к дипломатии, потому что Ятта была для него гораздо более важна, чем вся дипломатия вместе взятая.

– Ну спасибо, – процедил он сестре, которая набирала в тарелку тарталеток.

– Клип правда классный, – пожала плечами та.

– Да мне плевать. Ты же знаешь всю предысторию!

– Слушай, если она тебя простила, то простила, а если нет – то нет. При чем тут я?! – взвилась Риа.

– Да ты даже не западала никогда на него!

В ответ сестра раздраженно передернула плечами и отошла. Что это с ней?

Он не стал заморачиваться, собрал для Ятты тарелку, взял бокал веоланского и вернулся. Как раз вовремя: к ней явно собирался подойти Эрвер, но не успел. Точнее, успел как раз к тому моменту, когда вернулся Роа.

– Мы разговаривали, – сказал Роа. Пусть это звучало достаточно бесцеремонно, гораздо бесцеремоннее было лезть к Ятте в такой момент.

– Судя по всему, моя сестра не очень-то счастлива этому разговору, – мгновенно подобрался Эрвер.

Роа подавил желание выплеснуть на него веоланское.

– Тебе показалось, – холодно сказал он.

– Ятта? – переспросил ее донельзя надоедливый братец.

– Все хорошо, Эрвер, нам правда нужно поговорить.

Тот метнул в него очередной убийственный взгляд и отошел, а Роа протянул Ятте веоланское и кивнул на тарелку.

– Так что ты хотела сказать?

Она пожала плечами.

– Неважно.

«Только что было важно», – хотел сказать Роа, но не стал. Незачем рушить их хрупкое перемирие и вытягивать из нее то, что она говорить не хочет. Когда захочет – скажет, ну а нет – значит нет, не так уж это все важно на самом деле.

– Хорошо, – он посмотрел на нее. – Я тоже хочу тебе кое-что сказать, Ятта. Прежде чем ты озвучишь свое решение.

Она подняла на него глаза, и Роа продолжил:

– Мы знакомы с детства и, возможно, это воспринимается как должное. Наше общение, наши встречи. Наш брак в том числе, потому что мы должны были это сделать, но я хочу, чтобы ты знала, что я никогда не воспринимал это как должное. Я ждал каждой встречи, мне хотелось тебя видеть, даже когда мы были детьми, ну а потом… ты сама знаешь. Мне кажется, я влюбился в тебя, когда ты измазалась замороженным кремом. Ты помнишь? Мы гуляли в парке, за нами шли мергхандары, а тебе так понравилось, что ты откусила лишнего из рожка и перепачкалась. А я стер эту капельку с твоей щеки и облизал палец, и ты сказала: «Мог бы просто попросить попробовать, я не жадная».

Она улыбнулась, на удивление тепло. Так, как уже давно не улыбалась, особенно ему.

– Ты помнишь такую мелочь?

– Я помню все, Ятта. Все, что связано с тобой и со мной. Для меня наши отношения – не фикция и не дипломатический ход. Для меня это – часть меня. Ты в моем сердце, все, что между нами происходило, в моем сердце. Я…

Он замолчал, а после продолжил:

– Я совершил ошибку. Когда думал, что смогу заменить влечение к тебе Нисой. Я совершил ошибку и по отношению к ней, когда просто использовал ее. Это ужасный поступок, но клянусь, если мы оставим это в прошлом, я не дам тебе ни единого повода это вспомнить. Я сделаю все, чтобы ты была счастлива. Так, как ты этого хочешь. Так, как ты это видишь.

Он сотни раз прокручивал в голове слова, которые хотел ей сказать, но сейчас ему казалось, что все это не то. Лишнее, или наоборот, перебор. Ятта молчала, она так и не взяла ничего с тарелки, которую он принес, бокал веоланского в ее руке тоже остался нетронутым.

– Ятта, – позвал Роа. – Что скажешь?

Она прикрыла глаза, словно очнулась. Словно до этого и не слушала его вовсе, а потом сказала:

– Спасибо за честность. Я… я не чувствую в себе сил сказать тебе «да» сейчас, Роа. Но ты прав, ошибки совершают все, – она закусила губу, – поэтому… все, что я сейчас могу предложить – взять паузу. Я отвечу, когда буду уверена на сто процентов. Потому что если я соглашусь сейчас, это будет ложь. А я не хочу больше лжи. Понимаешь?

Это было совсем не то, что Роа хотел услышать, и разочарование сейчас накрыло его с головой. С трудом справившись с ним, он кивнул.

– Хорошо.

– Ты согласен? Потому что если ты не согласен…

– Я согласен, – и чешуйный лишай с ней, с ложью. – Я буду ждать. Столько, сколько потребуется.

Ятта кивнула.

– Тогда, пожалуй, нам стоит сказать об этом остальным. А то я чувствую себя так, как будто от меня зависит судьба мира как минимум.

– Ятта, – он коснулся ее руки. – Но мы же сможем видеться? Просто, как друзья? Как раньше?

– Да, конечно, – она кивнула.

– Тогда давай скажем им, – Роа поставил тарелку на каминную полку и легко сжал ее пальцы. – Потому что я чувствую себя примерно так же.

Ятта снова улыбнулась, но на этот раз в ее улыбке не было того тепла, которое спровоцировало воспоминание.

Ничего. Шаг за шагом он вернет ее доверие. Как он и поклялся себе этим вечером, он вернет ее.

Только так.

И никак иначе!

Вэйд Гранхарсен

– Твою мать, мне звонит сам Вэйдгрейн Гранхарсен! – В голосе Герты сквозил сарказм, и Вэйд даже мог его понять. Когда-то они с этой девчонкой были очень близки, но близки как друзья, а потом дружба куда-то делась. Вышла вся. Хотя он знал, куда: первый парень Герты расстался с ней из-за него. Со вторым из-за него рассталась она. А в третьего она влюбилась, и, хотя он в принципе был самым адекватным изо всех ее бойфрендов, у него все равно дергался глаз, когда в поле зрения его девушки появлялся «сам Вэйдгрейн Гранхарсен».

Мать Герты была и оставалась по сей день лучшей подругой его матери, видимо, у женщин это как-то проще получается. Дружба. Он вот не был уверен, что дружба – это вообще для него.

– Ты не рада меня слышать? – криво усмехнулся Вэйд.

– Ну не зна-а-аю… мне похвалить твой новый клип? И чего у тебя такая постная морда?

Потому что «она готова меня простить, ей просто нужно время».

Разве не этого он хотел? Услышать что-то подобное от Вайдхэна, перевернуть эту страницу раз и навсегда, забыть и идти дальше? Вот только сейчас почему-то было настолько тошно, что хоть оборачивайся драконом и в пустоши уходи. Навсегда.

Вэйд никогда не считал себя королем драмы, этим термином обычно награждались его знакомые, Ленард, в том числе Вайдхэн, но… сейчас, по ходу, самое время выдать себе корону. Потому что он не мог выкинуть из головы Ятту. Вот вообще. Тот, у кого из мыслей девчонки вылетали раньше, чем выходили за дверь, сейчас не мог перестать думать о той, которая сейчас наверняка его даже не вспоминает.

– Просто есть одна девчонка…

– Погоди, – перебила Герта. – Ты сказал ОДНА девчонка? Мне не послышалось?

– Очень смешно, – фыркнул Вэйд.

– Ладно-ладно, молчу, – Герта вышла на балкон, и за ее спиной раскинулась панорама вечернего Зингсприда.

Они с парнем оба были фрилансерами и часто путешествовали, а поскольку Герта обожала жару («Терпеть не могу эту зиму и слякоть, фе-е-е-е-е»), по понятной причине чаще они оказывались в теплых странах и городах.

– Так что там с одной девчонкой?

– Ты не поверишь. Я ее бросил, но теперь не могу перестать о ней думать.

– В то, что ты ее бросил, поверю. В то, что не можешь перестать о ней думать… – Подруга закатила глаза. – Не-а. И ты решил мне об этом рассказать, потому что…

– Потому что мне больше некому об этом рассказать, – Вэйд посмотрел прямо в камеру смартфона. – Ну и еще потому, что я вел себя как последний…

Он замолчал. Герта выжидающе смотрела на него. Продолжения не дождалась и спросила:

– Ну?

– Что ну?

– Я хочу услышать, как ты назовешь себя наблом. Мудаком. Еще кем-то.

– Ты сейчас серьезно?

– Абсолютно, Гранхарсен. Мне будет приятно.

Вэйд покачал головой и сказал:

– Я вел себя как последний набл. Довольна?

– Да, более чем. – Герта расплылась в улыбке, которая, впрочем, тут же потухла. – Ты так со многими девчонками себя вел, и я тебе об этом говорила. Но ты не слушал.

Впервые за все время Вэйд задумался о том, что, возможно, дело было не в ее парне. То, что касалось их дружбы. В смысле, если он умудрился прочешуебать такое, то что он еще не слышал? Ну и в принципе Герта была права. Но другие девчонки знали, на что шли. Другие девчонки сразу были в курсе, что совместное завтра для них не наступит.

Ятта… он сам нахрен не знал, что это было. Она накрыла его с головой и не отпускала до сих пор. Хотя он должен был ее отпустить, потому что Роа – его друг. Потому что то, что он сделал – мерзость даже по его не сильно критичным принципам.

– Теперь слушаю, – сказал он. – Что можешь посоветовать?

– Не вести себя как гондон дальше? – предположила Герта. – Позвонить ей и сказать все то же самое, что ты сказал мне?

– Не вариант.

– Почему это?

– Потому что она выходит за моего друга.

– А. А…. А-а-а-а… твою мать! Гранхарсен, это Ятта Хеллирия Ландерстерг?!

У подруги округлились глаза.

– Ну ты е… – Герта закусила губу, чтобы не выругаться совсем грязно. – Ты чешуебнулся, да? Ты ее трахнул?!

Вэйд скривился. Просто слово «трахнул» совершенно не вязалось с тем, что было между ним и Яттой. Да, нормальное слово, обозначающее то, что оно обозначало, и об этом можно было говорить именно так, но почему-то не хотелось.

Герта покачала головой:

– Ты еще более конченый, чем я о тебе думала. Ты запал на девчонку друга, трахнул ее, а потом бросил?

А потом она упала.

Он до сих пор помнил этот момент, когда Ятта смотрела ему в глаза. Секунда – и вот она уже на льду. Это мгновение он не забудет, кажется, никогда. Потому что он едва удержался на месте, чтобы не броситься к ней на лед, а потом она поднялась и продолжила, как будто ничего не случилось. Как будто все хорошо.

И он до сих пор не мог отделаться от мысли, что упала она из-за него.

Потому что он не нашел лучшего времени, чтобы бросить ее перед соревнованиями. Потому что оказался конченым наблом. Потому что она на него посмотрела…

Этих «потому что» было столько, что ими можно было оклеить все стены его квартиры, как плакатами кумира за пару десятков лет.

Потому что именно в тот момент он понял, что сделал.

Потому что в каком-то смысле он упал вместе с ней.

– Я же сказал. Мне просто не с кем было об этом поговорить.

– Сходи к психологу, – огрызнулась Герта, – или к психиатру. Серьезно, Гранхарсен! Если ты творишь такое, то лучше к обоим сразу. Пусть они вправят тебе мозги. Со мной о таком говорить бессмысленно, я никогда не трахала парней своих подруг.

– Ауч, – сказал Вэйд. Помолчал и добавил: – Справедливо.

– Справедливо – это вставить тебе в жопу зонт и раскрыть его. Лучшее, что ты можешь сделать сейчас – это позвонить ей и извиниться, а потом – ему, и все рассказать.

– Они только что помирились.

– Они только что помирились? – Герта раздула ноздри. – Серьезно? Если он не вмазал тебе по морде и по яйцам, то ни набла они не помирились. Потому что она ему ничего не сказала.

Она посмотрела куда-то в сторону, и Вэйд понял, что ее парень заинтересовался тем, с кем она так долго болтает.

– Я серьезно. Разберись с этим, пока не стало слишком поздно, – Герта покачала головой. – И как будешь в Зингсприде, набери. Клип огонь, кстати.

Она отключилась без прощаний, но это было вполне в ее стиле. В каком-то смысле, Герта была его женской версией, разве что она действительно не трахала парней своих подруг. Еще она не говорила парню, который ее впервые по-настоящему зацепил, что это был всего лишь секс, ничего не значащий для нее. Да она много чего не делала – и, возможно, именно поэтому ей удалось построить нормальные отношения.

Запрокинув голову, Вэйд смотрел на точечные светильники на высоченных потолках. Может быть, Герта права? И ему стоит позвонить Ятте и сказать все то, что он только что сказал девчонке, с которой дружил с детства?

То есть…

Я испугался того, чем меня накрыло.

Я не хотел стоять между тобой и Роа.

Роа – мой друг, и для меня это оказалось слишком.

Нет, слишком – это сказать все это после того, что уже было сказано. К тому же, что это изменит? Ятта скажет: «Спасибо, приму к сведению», Роа… ну, вариант со вмазать по яйцам вполне осуществим, но счастья это никому не добавит. Ни ей. Ни Роа. Ни тем более ему.