Мисс Эндерсон и её странности

Анастасия Зарецкая

Мисс Эндерсон и её странности

Пролог

Зима в этом году выдалась, сохраняя верность традициям, жестокой. Она завладела Глейменсом раньше положенного времени, когда рипиния даже не успела сбросить свои ярко-алые цветки, так ещё и морозы с первого дня установились лютые, не щадящие ни живые тела, ни механические устройства.

Где морозы, там и прочие природные буйства. Через день королевство сражал снежный буран, острыми ледяными осколками сметая всё на своём пути. В городах покрупнее, том же Леберлинге, от него можно было укрыться за широкими навесами, а ещё лучше – внутри домов, построенных из особо прочного и стойкого к зимним испытаниям камня.

Но до Леберлинга ещё полночи пути. А буран бушует уже сейчас. Особая степень неудачливости: оказаться наедине со стихией именно в тот момент, когда один город остался позади, а второй ещё не приблизился. И вокруг – сплошняком лес. По обе стороны от автомобиля – высокие треугольные ели с хвоей зловещего голубого цвета. Клонятся друг к другу, будто шепчутся о чём-то. Смыкаются над головой в хитроумную конструкцию, внутри которой установилось снежное безумство.

Сплошная неприятность.

С этим заданием всё с самого начала шло не то чтобы гладко. Оно свалилось на голову ещё более неожиданно, чем первый снег. И поразило отчего-то именно путника. Пока все нормальные люди сидели дома, наслаждаясь жизнью, он вынужден был сесть за руль и помчаться в неизвестность… А ведь всё благодаря учителю: он решил, что это задание будет отличным испытанием, шагом во взрослую жизнь. Вот и пришлось ехать.

Будет забавно вплоть до весны остаться в этом лесу, в автомобиле, накрытом тяжёлой шапкой из сугроба. Застрявшего в автомобиле несчастного обнаружат, быть может, когда растает этот сугроб. Станут грустить и оплакивать, и учитель поймёт, что поспешил раздавать поручения. Но не проронит ни слезы – слишком хладнокровен для такого яркого проявления чувств. Усмехнётся, скорее.

Ещё и автомобиль, пробираясь через лютый буран, жрёт топливо в три раза быстрее, чем он же, скользящий по ровной дороге в спокойную погоду. Бак, предусмотрительно заполненный под завязку, пустеет на глазах. Ещё немного, и загорится красным огнём лампочка, заорёт о критическом состоянии. Бросишь эту бездушную технику, решишь двигаться пешком – так ведь ещё быстрее можно будет околеть. И обнаружат тебя только к лету, если вообще будет что обнаруживать…

***

А всё-таки вовремя на глаза попалась эта деревня: домики такие аккуратные, хоть и крошечные по сравнению с домами Олтера. На улицах – пусто, так что не сразу поймёшь, живёт ли здесь ещё кто или все прежние обитатели вдруг стали благоразумными, разъехались по городам, туда, где больше возможностей и перспектив.

И всё-таки, если приглядеться, можно заметить горящий в окнах свет, жёлтый, слишком тёплый на фоне установившегося вокруг холода. Кто-то, выходит, здесь всё ещё обитают. Да и не бывает такого, чтобы все вдруг поумнели одномоментно. Только глупеть получается вмиг. Впрочем, путнику же и лучше – есть шанс отогреться. И даже поужинать, если особо повезет.

Едва добравшись до первой человеческой постройки, автомобиль издал последний вздох и заглох. Причём сделал это в весьма удачном месте: напротив двухэтажной деревянной постройки. На путника внимательно смотрело около десятка окон, но свет горел в одном-единственном – том, что горделиво расположилось по правую сторону от входной двери. Значит, кто-то здесь всё-таки обитает.

Путник распахнул дверцу автомобиля и вышел наружу. В то же мгновение, будто по велению магии, погода утихомирилась: на смену острым ледяным комьям пришли мягкие, будто связанные из овечьей шерсти, снежные кружева.

И то хорошо. Автомобиль не придётся откапывать. Останутся силы толкать его до ближайшей топливной станции, главное, чтобы таковая в этой деревне в принципе нашлась.

Входная дверь оказалась запертой. Обхватив тяжелое медное кольцо, уже почти полностью окрасившееся в зелёный, путник несколько раз ударил им по дверному полотну и прислушался. Прошло достаточно времени, прежде чем удалось различить шоркающие шаги. Приближались они неохотно, еле-еле, и путник сам принялся перетаптываться, будто этим мог ускорить хозяев дома.

Скрипнул наконец замок, со скрежетом отъехала в сторону дверь.

За порогом стояла женщина весьма почтенного возраста. Волосы белоснежные, морщины на лице и шее сплетаются хитрее, чем ветви столетней сосны. Зато недовольство из глаз никуда не делось. Зыркает, не моргая, и молчит, как тайный агент самого его величества.

– Доброго вечера, бабушка, – заметил путник с улыбкой. Едва удержался, чтобы не поклониться и не разозлить недружелюбную хозяйку ещё больше. – Переночевать не пустите? Для вас одной этот домишко всё равно большеват. Столько заплачу, сколько вам и во снах не снилось.

Молчала долго, осматривая его с головы до ног. Потом всё же решилась:

– Ты по адресу. Заходи, если наглости хватит. Тепло не рассеивай, городской. Здесь печь топит, дрова.

Интуиция автомобиля оказалась проницательнее интуиции мага. Поскольку, как выяснилось, последний выдох автомобиль сберёг до гостевого дома. И неважно, что гостей в нем на данный момент не было – лишь престарелая хозяйка.

За эту старуху в целом можно не беспокоиться, такая многих переживёт. Наглости ей хватило как на то, чтобы содрать с гостя столько денежного вознаграждения, сколько просили в лучших гостевых домах Леберлинга за номер с повышенным уровнем комфорта. Как и на то, чтобы обвинить путника в растрате тепла, которого здесь не было и в помине.

Старуха ещё, как назло, отвела его в самую дальнюю комнату, с двух сторон обдуваемую ветрами. С довольной скукоженной улыбочкой пожелав самой приятной ночи, старуха, смилостивившись, предложила накормить гостя завтраком. Но даже ребенок знает, что к угощениям злодейки лучше не притрагиваться.

Снимать верхнюю одежду не хотелось. Путник лёг на узкую отсыревшую кровать прямо так, не скидывая утепленное пальто. Глядишь, и от кровососущих тварей меньше достанется. Если они, конечно, не повымерзли все.

***

Балкона, который позволил бы насладиться свежим воздухом вкупе с дымом сигары, здесь не было. Пришлось высунуться прямиком из окна.

Сон не шёл. Более того – вместо сна явился жар, пришлось даже снимать пальто. Перемёрз всё-таки, пока ехал по этой сумасшедшей погоде. В автомобиле имелись кое-какие лекарства, но путник всё никак не осмеливался покинуть комнату и выйти на улицу. Опять надо старуху тревожить и выслушивать о себе всякое… До утра протянет, сколько раз заболевал и каждый раз вылечивался.

Да и лучше пусть будет жарко, чем холодно. Вон оно как прекрасно: в одной рубашке высовывается на лютый мороз и даже не дрожит.

Вскоре снег прекратился полностью – и кровожадный, и умиротворяющий. Небо прояснилось, и со второго этажа вся деревушка предстала как на ладони. Дома с двускатными крышами, миролюбивый дымок, выдыхаемый печками… Пушистые елки скрывают окна первого этажа от любопытных взглядов соседей. Сосёнки тянут пушистые лапы к небу, будто пытаются хоть так впитать немного света. В каждом огороде – стеклянные конструкции теплиц, без которых ничего съедобного в таких диких краях не вырастишь.

Первая сигара прогорела и юркой птичкой устремилась вниз, прямиком в сугроб. Путник достал вторую.

А вон там, вдалеке, нечто вроде рыночной площади. Сменяют друг друга вывески, качаются какие-то финтифлюшки. Сами продают, сами покупают. И вовсе, наверное, деньгами не пользуются, товар меняют на товар. Интересно, и куда старуха потратит монеты, полученные от единственного гостя? Никто не удивится, если на шею повесит и станет носить в качестве украшения, какая-нибудь другая польза здесь от них вряд ли будет.

Вот если бы не горящие окна, путник ни в жизнь бы не поверил, что живёт здесь кто-то кроме. Слишком тихо, слишком спокойно. Когда вся жизнь проходит в городах, где движение ни на мгновение не останавливается, перестаешь воспринимать деревенское умиротворение.

Ни одного человека на улицах этой ледяной пустыни, ну надо же!.. Вот в городе не только поздним вечером, но и глубокой ночью хоть кто-нибудь, но ходит-бродит между домов. Иногда с выкриками, чтобы никто не вздумал спать, когда вокруг такое веселье. Не захочешь, но всё-таки повстречаешь кого-нибудь на пути. Останется только надеяться на дружелюбный настрой этого случайного встречного.

А хотя, постойте-ка. Всё-таки не все жители деревеньки уже попрятались в тёмных углах собственных домов. Вот, идёт как ни в чём не бывало… От центра – к окраинам. Куда-то в сторону гостевого дома. Ждала, наверное, пока закончится снегопад, или слишком увлеклась работой, или допоздна просидела в гостях…

Идёт легкой походкой, будто бы даже слегка заигрывает с кем-то невидимым. Фигурка высокая, но худая – дублёнка висит свободно, подпрыгивает при каждом движении. На волосы наброшен меховой капюшон, но всё-таки несколько крупных прядей из-под него выбралось, покачиваются теперь при каждом движении…

Необычный цвет волос. Даже слабого освещения окон достаточно, чтобы его подсветить. С ним приходилось встречаться. Прежде. Не так давно. Но ведь не бывает таких совпадений, правда?

Путник бросился к саквояжу, который взял с собой в гостевой дом. Лекарства оставил в автомобиле, да, но артефакты частого пользования бросить не смог. Мало ли что может приключиться. Вот, например, нечто необъяснимое приключается прямо сейчас.

Помимо приборов, в саквояже дожидались путника два портрета.

Один из них был раскрашенной фотокарточкой – впрочем, цена одной такой фотокарточки составляет даже больше, чем ночь в этом престижном гостевом доме. На фотокарточке изображена весьма достойная любых денег девушка: миловидное лицо, хитрые глаза и те самые пряди волос, что так не вовремя выбрались из-под капюшона прохожей, случайно замеченной.

Второй же портрет выглядел как деревянный брусок, выкрашенный в чёрный мазут, но лишь для тех, кто не посвящён в таинство магии. Путника же в магические секреты посвятили. Так что на втором портрете он, кое-что перед этим предприняв, мог видеть всполохи – немного зелёного, немного розового, чуть больше оранжевого, каждый расположен в строго определенной позиции. Все вместе они образуют уже знакомый силуэт: овальное лицо, тонкая шея, слегка волнистые пряди…

Мало ли что могло придуматься под влиянием лихорадочного дурмана, внезапно стукнувшего в голову. Но, прежде чем отказаться даже от самой безумной идеи, надо убедиться в её провальности. Подхватив оба портрета, путник вернулся к окну и вновь высунулся из него, не боясь быть замеченным. Таинственная, но так сильно зацепившая незнакомка постепенно приближалась к гостевому дому. Медлить было нельзя.

Чтобы увидеть нечто, скрытое за привычной картиной мира, недостаточно просто прикрыть глаза.

Многие непосвященные думают, что магия интуитивна, и тем самым весьма сильно ошибаются. Поскольку, приближаясь к магии бессистемно, ты вряд ли сдвинешься с мёртвой точки. Магия – это собрание алгоритмов, которым нужно следовать, чтобы достичь определенного результата. Основная проблема в том, что возможность постичь эти алгоритмы далеко не каждому, лишь избранным.

Но, прежде чем таинство начнется, глаза и в самом деле всё-таки придётся закрыть.

Погрузиться во тьму, достигнуть самых коварных её глубин. Поплыть что есть сил. Сорвать внешний лепесток, чтобы докопаться до глубинного внутреннего слоя. И вот перед закрытыми глазами предстаёт действительность, но не та, какой ты её запомнил. Очертания искажены, пропорции нарушены. Большое становится маленьким, незначительное – жизненно важным.

Самое сложное – разглядеть в этом неправильном мире исходный предмет интереса.

Впрочем, в этот раз данная задача оказалась легчайшей: сложно было не различить в серой массе зелёные, розовые и оранжевые всполохи, сконцентрированные внутри женского силуэта. И подозрительно сильно похожие на магический портрет.

Магия учит не верить в случайности. Поскольку для каждой случайности можно отыскать объяснение – конечно, если знать, куда смотреть.

Магические портреты не могут совпадать, но могут быть весьма схожими. Но какова вероятность, что для одного человека совпадут и художественный, и магический портрет? Описывались ли вообще, за всё время пользования магией, такие совпадения?

Чтобы убедиться в идентичности магических портретов, нужно сравнить каждую отдельно взятую точку, а на это потребуется не меньше получаса, которого, как несложно понять, в распоряжении не имеется… Зато, чтобы убедиться в совпадении черт лица, достаточно заглянуть за капюшон, сдвинуть слегка пушистый мех…

Возвращение к привычной действительности оказалось слишком резким, болезненно ударило по голове.

Распахнув глаза, наблюдатель посмотрел на случайную встречную. Он намеревался применить ещё одну каплю магии: всколыхнуть ветер, чтобы тот открыл для взора её лицо. Но делать этого не пришлось. Будто почуяв внимательный взгляд, девушка подняла глаза, и лицо на мгновение попало в световой блик, так что разглядеть удалось каждую чёрточку.

Лицо оказалось тем же, что смотрело на него с художественного портрета.

И ещё одна неприятность: девушка явно заметила наблюдение. И если это действительно та особа, которую путнику поручено отыскать… А она явно та, совпадение исключено! То отыскать её во второй раз будет куда как сложнее, ведь она наверняка заподозрила что-то неладное.

И как её занесло сюда, в эту негостеприимную деревню? Сведения, полученные учителем, гласили, что искать её нужно именно в Леберлинге.

Впрочем, путник и сам не планировал оказаться здесь. Вдруг она тоже попала в буран и решила переждать непогоду? Дороги иногда оказываются спутаны столь изощренно, что невозможно угадать, где тебя поджидает новая петля, жизненный виток. И где твой собственный путь пересечётся с тропой, по которой следует некто, в данный момент имеющий для тебя значение.

Со всем этим можно будет разобраться потом. Позже. Сейчас нужно действовать, пока спина девушки не скрылась за очередным завихрением дорог. Руки сами собой нашли в сумке необходимый артефакт. Выглядел он, как самая обычная коробка, не считая трубки из начищенного до блеска металла и выпуклой линзы, закупоривающей эту трубку.

Давнее изобретение. Повсеместно используемое. Позволяет сосредоточить магию так, чтобы она поражала направленно, не рассеивалась по пути и тем более не тратилась попусту на что-нибудь постороннее.

Обхватить коробку ладонями. Прищуриться, взглянуть через увеличительную линзу. Не так-то эта линза проста: когда приближаешься к ней вплотную, различаешь разметку: пересечение кругов и линий. Объект, на который направлена магия, должен быть ровно по центру. А иначе промахнёшься.

Сконцентрироваться. На мгновение погрузиться в самого себя. Выпустить магию из глубин сердца, направить по артериям вместе с кровотоком, прямиком к капиллярам на кончиках пальцев. Покалывая кожу, магия выйдет на свободу, просочится через податливый материал коробки, закружится в коварном смерче и вылетит через трубку.

Если бы не посторонние помехи, он разглядел бы паутину, что стремительно летит в направлении девушки…

Ничего серьезного. Обездвижить, погрузить в краткий сон. Поймать, а там уже пусть учитель разбирается, что делать дальше. Задача путника – отыскать и привезти. Больше ничего.

Ещё мгновение – и девушка будет поймана.

Мгновение – и…

Она вдруг обернулась, невесомо взмахнула рукой. Ярко вспыхнув – так, что различит даже обывательский взгляд, – заклинание развернулось.

И, всё ускоряясь, направилось в обратную сторону.

Часть 1. Белоснежный тюльпан в темноте зимнего вечера

Я разгляжу тебя сквозь мрак и вьюгу.

Позволь мне посмотреть в твои глаза.

Мне чудилось: я всё уже сказал,

Я верил: мы не суждены друг другу.

Но мы пойдём по замкнутому кругу,

Где, чередуя трусость и любовь

Мы то растаем, то замёрзнем вновь.

Глава 1

Утро началось сонно и безмятежно.

Небо ещё не успело посветлеть, а Алеста уже покинула дом: спустилась по лестнице, тихо ступая, чтобы никого не разбудить, и медленно отомкнула входную дверь. Домашние спали – ещё слишком рано. Начнут пробуждаться через час: сначала бабушка с дедушкой и только потом – два следующих поколения. Дом наполнится суетой и лишним шумом. И хорошо, что Алесты в нём уже не будет.

Почуяв появление хозяйки, встрепенулся пёс, всю ночь добропорядочно карауливший крыльцо. Обрадовался, замахал хвостом, запрыгал вокруг Алесты. Она потрепала его по мохнатой голове, коснулась необычных ушек с глубоким надрезом, что делил ухо на две половинки: внешнюю широкую и внутреннюю узкую, напоминающую рожки.

– Доброе утро, мой Король! Как ваша ночь, ничего? Я к вам с угощением – уж чем богаты, не гневайтесь на простолюдинов.

Пока все домашние звали пса по-простому, Бобом, от Алесты он получил куда более уважительное имя – Король Подземельных. Благодаря ушкам, которые куда гармоничнее выглядели бы на морде у приспешника тьмы. Или, менее поэтичный вариант, походили на творение зубастых подвальных крыс.

Алеста обменяла Короля Подземельных на ржавую монетку больше четырех лет назад, в начале дождливой осени. Он, лишенный более везучих, уже избранных кем-то братьев и сестриц, грустил в картонной коробке. Никто не выбирал Короля – за счёт внешней неприглядности, которая во взрослом возрасте обернулась для пса тёмным очарованием. Алеста не смогла пройти мимо. И теперь Король каждый день благодарит её своей верностью и привязанностью.

Угощение, мясную похлёбку, он принял без каких-либо возмущений. За несколько мгновений разделался с едой и стрелой устремился следом за Алестой, которая уже отворяла калитку.

Так начиналось почти каждое утро. Пробуждение, сборы, тихое исчезновение, приветливый танец от Короля Подземельных и дорога к лавке, что вот уже три года служит Алесте местом работы. И вряд ли в ближайшее время что-то поменяется.

Дорогу к лавке сопровождало поскрипывание снега. Король ступал почти бесшумно, ловко перескакивая с лапки на лапку. Зато каждый шаг Алесты вызывал пронзительный скрип – гибель тысячи невинных снежинок под подошвой грубых зимних ботинок.

В зависимости от того, ближе зима к началу или концу, варьировалось число горящих фонарей, которые попадались по дороге. Их в целом было не так много – ровно пять. В этот раз дорогу освещали два из них. Зима стремилась к зениту… Забавная закономерность: чем ближе весна, тем меньше горит фонарей. Во-первых, кончаются деньги, заработанные летом, и начинается лютая экономия. Во-вторых, жители Плуинга всё больше надеются на весеннее солнце, которое однажды наступит и разгонит темноту.

И всё-таки сегодня слишком тихо и мирно.

Обычно по дороге в лавку Алесте встречалась хотя бы пара местных жителей – многие здесь предпочитают трудиться с раннего утра. Когда живешь на земле, вынужден и летом, и зимой заниматься не только работой и семьей, но и домом. Сегодня же Алеста не встретила ни одного. И даже окна в домах не горели.

Впрочем, ей же и лучше. Можно разговаривать с Королём Подземельных, не беспокоясь, что случайный прохожий посчитает Алесту чудковатой. Если, конечно, среди обитателей Плуинга остались те, кто ещё не посчитал.

– Итак, ваше величество, запоминайте план действий. Сначала нам нужно будет убраться, придётся ещё лестницу из кладовой притащить: мне кажется, скоро пыль с верхних полок создаст своё собственное королевство. Потом переклеим этикетки. Попробуем, вдруг новый клей окажется лучше, и этикетки продержатся дольше трёх дней. Если нет, придётся ехать в Олтер на поиски клея – вот же глупость, но другого решения этой проблемы с этикетками я не вижу. Потом напишем парочку писем – очень интересно узнать, почему нам задерживают товар. И если они опять начнут оправдываться погодными условиями… То, поехав за клеем, заскочу заодно на разборки.

Король Подземельных кивал, прекрасно понимая каждое сказанное слово. В проблемах содержания лавки он за эти три года, пожалуй, разобрался получше многих управляющих. Умел бы ещё разговаривать – цены бы не было такому псу. Алеста с радостью бы устроила его темнейшее величество к себе, секретарём, и даже жалования бы не пожалела.

Торговая площадь за эти три года ни разу не изменила своё расположение, но всё-таки каждый раз она возникала перед глазами неожиданно, выпрыгивала из-за очередного поворота. Только что с обеих сторон были невысокие, не больше двух этажей, кирпичные дома. Но теперь впереди – вполне просторная площадь. Центр её занимает фонтан в форме потрёпанной спирали, который перестал работать ещё тогда, когда Алеста училась ходить. Остальное пространство остаётся свободным – на нём любой желающий может устроить собственную ярмарку или даже торжество. Желающие в Плуинге находятся редко…

А по окружности площадь утыкана торговыми лавками, больше напоминающими плодовые грибные тела: светлые стены, коричневые крышки, припорошенные снегом. Оконца круглые, небольшие и невзрачные. Чтобы торговцы не хвастались товаром раньше времени, около шестидесяти лет назад тогдашний начальник торговой площади, Нанди Эндерсон, запретил устанавливать в лавках широкие и просторные окна, а уж тем более направлять на них искусственный свет.

Алесте этот Нанди Эндерсон приходился прадедушкой по дедушкиной линии. Она успела застать его, когда была маленькой. Так вот, нрав Нанди Эндерсона не поменяла даже старость. Первое воспоминание о прадедушке, которое сохранила детская память Алесты, было таково: он запрещает ей съесть леденец, поскольку сахар плохо влияет на развитие малышей. И последнее воспоминание: прадедушка забирает у нее роман о приключениях и силой (к тому времени весьма слабой) вручает пособие по экономике.

Тогда десятилетняя Алеста, резко бросив книгу, убежала из дома. И вернулась лишь по темноте. Вернувшись, узнала, что прадедушки не стало…

Доживи Нанди Эндерсон до сегодняшнего дня, он, пожалуй, испытывал бы за правнучку гордость.

Единственный сын оказался для торговли слишком мягкотелым – таких конкуренты топчут одним мизинцем. Внучка с головой погрузилась в магию, что очень скоро её сгубило, а внук прекрасно научился тратить, но не зарабатывать. Зато в старшей правнучке (впрочем, младшую Нанди Эндерсон уже не застал) вдруг проснулась торговая жилка. И всё-таки печально, что он не дожил. Алеста не отказалась бы сейчас от совета. И даже от грамотного пособия.

Лавка, по праву принадлежащая ей (и ещё немного – Королю Подземельных) вот уже три года, располагалась в самой западной точке торговой площади. И носила то ли гордое, то ли насмешливое название – Лавка странностей. Вообще говоря, название досталось лавке по наследству.

В те же времена, шестидесятилетней давности, над лавкой начальствовала прабабушка Алесты по бабушкиной линии, Бейла Дэвис. Она неплохо обращалась с магией, но ещё лучше находила подход к людям. В те времена Лавка странностей процветала, покупатели съезжались в неё со всего королевства. Собственно, именно эта лавка свела бабушку и дедушку Алесты – бабушка помогала Бейле Дэвис, своей матери, а дедушка выполнял поручения Нанди Эндерсона, своего отца, и они оба проводили на торговой площади большую часть своего дня.

Прабабушки рано не стало. Её Алеста застать уже не успела. Вместе с Бейлой Дэвис не стало и Лавки странностей – бабушка магическим талантом не обладала и в поддержании лавки в те далёкие времена не увидела смысла. Так и стояла лавка в запустении: никакой пользы, но и продать чужим жалко, всё-таки память.

Когда Алесте исполнился двадцать один год, бабушка позвала её к себе и спросила – не желает ли Алеста забрать эту лавку к себе в полное распоряжение? И дальше делать с ней всё, на что только хватит фантазии: устроить новую торговую точку, продать нуждающимся, разобрать на кирпичи.

Фантазии (и настойчивости) Алесты хватило на то, чтобы возродить Лавку странностей – деяние её прабабушки. Пожалуй, знай Бейла Дэвис о том, что у неё существует такая внимательная к семейным традициям правнучка, она бы гордилась ей наравне с Нанди Эндерсоном, а то и куда больше…

Отворив дверь, Алеста первым делом впустила в Лавку странностей свежий воздух, затем – Короля Подземельных и только потом себя. Плотно захлопнула дверь, чтобы не рассеивать драгоценное тепло, и зажгла одну-единственную лампочку на потолке. Вообще говоря, в прошлом году Алеста прилично потратилась на то, чтобы поставить подсветку на полки с товаром. Но чести лицезреть включенную подсветку удостаивались только особенные, самые любимые покупатели. Чаще всего – предки избранного круга покупателей самой Бейлы Дэвис. Нашлись и такие. Не сразу, но Лавка странностей приобрела постоянных гостей.