Полная версия
Парень замахнулся ножом, но в последний момент дрогнул. Что-то в глазах нападающего – отчаяние, почти детское – остановило его. Удар кулаком. Маньяк рухнул, хватая воздух ртом. Через мгновение его следы уже терялись в лабиринте кустарника.
Тишина. Только тяжёлое дыхание и стук сердца. Он обернулся к девушке.
– Ты… – начал он, но замолчал.
Девушка стояла под фонарем, дрожа как осиновый лист. Дождь слизывал кровь с ее руки, розовые капли падали на асфальт. Она смотрела на него не как на спасителя. И только спустя несколько минут пришла в себя у фонтана. Парень склонился над ней, его руки дрожали, когда он накладывал повязку из своего платка.
– Почему… – начала она, но он приложил палец к её губам.
– Ты не понимаешь. – Его глаза были пусты, как экран выключенного телевизора, а голос звучал глухо, как сквозь воду. – Это еще не конец. Вам нужно перевязать руку.
Она посмотрела на него. Капюшон съехал, открыв нижнюю часть лица – острый подбородок, шрам. Знакомый шрам. Где-то видела его. В кошмарах? На старых фотографиях?
– Вы… – она отстранилась. – Я вас видела. В кафе. Вы сидели у окна…
Он резко отвернулся, поправляя капюшон. В его движениях была неестественная резкость, будто кто-то дергал за невидимые нити.
– Ты идёшь со мной, – это не было предложением.
Он сорвал с её шеи шарф, и привязал руку к груди так, чтобы она не шевелилась. Рана вновь закровоточила, заставив её вскрикнуть.
– Тише, – он приложил палец к губам. – Здесь небезопасно.
Он молча вел её через пустынные улицы, где фонари мерцали, как умирающие звёзды. Город вокруг них превратился в набор силуэтов – кривые деревья, дома с решетками на первых этажах, рекламные щиты с облезлыми улыбками. В витрине магазина она поймала их отражение: он на полшага впереди, его рука в кармане сжимала нож.
– Куда… – она попыталась говорить, но язык заплетался.
– Домой. Ко мне.
Девушка шла за ним, больше не задавая вопросов. Её шаги были лёгкими, почти бесшумными, как будто она не касалась асфальта, а скользила над ним. Парень в капюшоне шёл впереди, его тень растягивалась и съёживалась под неровным светом, словно живое существо, не решающееся показать истинную форму.
Они свернул в арку, заваленную мусором, где воздух пах мочой и мокрым картоном. На стене дома кто-то нарисовал мелом огромные часы – стрелки показывали 18:17. Девушка зажмурилась. Где-то уже видела эти цифры. В блокноте? На остановке?
– Почему вы меня спасли? – спросила девушка внезапно, остановившись.
Парень обернулся. Часть его лица была скрыта капюшоном, но глаза… Глаза казались слишком старыми для его возраста. В них плавала глубина, которой не должно быть у молодого парня.
– А у меня были другие варианты? – ответил он, и голос его звучал так, будто доносился из-под толщи воды.
Он привёл её в дом через перекресток от парка – пятиэтажку с треснувшим фасадом, похожую на старушку, закутанную в лохмотья. Лестница в подъезд скрипела под его шагами. Запах плесени и старой штукатурки ударил в нос. На первом этаже он толкнул дверь плечом – ржавые петли взвыли, как раненые звери.
– Входи, – сказал он, и голос его звучал так, словно доносился из другого конца туннеля. – Ты в безопасности. Здесь тебя никто не найдет.
Она шагнула внутрь. Дверь захлопнулась сама, щёлкнув замком с металлическим скрежетом. Звук эхом разнёсся по пустой прихожей, будто квартира проглотила их обоих.
– Здесь сквозняк, – пробормотал он, отходя от двери. Теперь его голос звучал слишком громко в тишине квартиры.
Коридор был узким, стены облезлыми. Пахло плесенью и старыми книгами. Обои, некогда бежевые, теперь походили на кожу старика – морщинистые, с пятнами сырости. Напротив входа висело зеркало в раме, покрытой чёрной патиной. Девушка мельком глянула в него – её отражение моргнуло на секунду позже.
– Не смотри слишком долго, – предупредил парень, снимая мокрую куртку. – Зеркала здесь… капризные.
Он провёл её в гостиную. Комната дышала прошлым: потёртый диван с выцветшей обивкой, этажерка с книгами в твердых переплётах, настенные часы, стрелки которых застыли на 18:17. На полу лежал ковёр с узором из красных нитей – точь-в-точь как на стене у бабушки. А сам скрылся в соседней комнате, которая была кухней и вернулся с аптечкой и бутылкой водки.
– Пей, – протянул девушке бутылку.
Она отказалась. Он вздохнул, вылил алкоголь на её рану. Боль ударила, как током.
– Сука!
– Лучше ругайся, чем плачь, – он начал бинтовать ладонь, сосредоточенно, будто делал это не в первый раз.
– Спасибо… – прошептала она, и его пальцы дрогнули на последнем узле бинта – Я… я даже не знаю, как вас зовут.
Она присмотрелась к шраму в виде петли на его запястье, как её, но его петля еще не зажила.
– Влад.
– Меня – Лера.
– Может, принести воды? – и скрылся на кухне, не дожидаясь ответа.
Он налил воды в треснувший стакан. Жидкость была мутной, с плавающими чёрными крупинками, но девушка выпила залпом – жажда оказалась сильнее брезгливости.
– Вы знаете его? – она тронула шрам на своём запястье. – Того, кто напал.
Парень достал из кармана складной нож. Лезвие блестело странным синеватым отливом.
– Он был маньяк. Какой-то больной чудила, решивший, что ты на кого-то похожа или кого-то ему напоминаешь. Может, он и не убил бы тебя, лишь покалечил, а может…Но это уже всё в прошлом, теперь ты со мно… – Он моментально осекся, чтобы не сказать лишнего, но почувствовал, что уже это сделал. – …ты в безопасности. Голоса мне нашептали, что нужно идти в то место. Если бы не я, то всё могло пойти иначе, – он кивнул на неё, – мы могли так и не встретиться.
Девушка сидела на диване, обнимая колени, в её мыслях всё приобретало фантастический характер или просто шокирующий. Он протянул руку, чтобы забрать стакан обратно, но стекло выскользнуло из пальцев, разбившись о пол.
– Ничего, – пробормотал он, пряча дрожь в карманах. – Всё в порядке, не стоит волноваться.
Он провёл её в ванную – «умойся, приди в себя». Зеркало над раковиной было разбито, но осколки аккуратно сложены на полке. – Иногда они показывают… другое, – сказал он, включая воду. Когда вода коснулась её лица, сквозь шум трубы прорвался голос: «Он лжёт».
В коридоре парень крутил дверную ручку. Замок, который годами не закрывался, вдруг захлопнулся навек.
– Чёрт! – Он бил плечом в дверь, но металл лишь глухо гудел. – Этого не может быть…
Девушка вышла, вытирая лицо. В зеркале за её спиной его отражение застыло с ножом в руке. Настоящий он стоял с пустыми ладонями.
– Что-то не так? – спросила она.
Он резко развернулся.
– Нет. Просто… сквозняк.
Они вернулись в комнату, и парень достал телефон. При вызове на другом конце провода слышались лишь короткие гудки, после чего: «Вызов отменен». Девушка огляделась. На столе валялся кулон – серебряный полумесяц, а на стене карта города, испещренная булавками с фотографиями. Красные нити соединяли точки в паутину. На полу – следы брызг, похожие на кровь.
Она резко встала, подошла к карте, провела рукой по фотографиям. Красные нити соединяли её фото с десятками других. Все снимки – девушки в коричневых плащах, с рыжими волосами. На всех лица стёрты.
– Что происходит?! – её голос сорвался на крик. – Кто ты? Почему ты, вы… следили за мной? Эти даты… Это мои маршруты.
Он поднялся и замер. В его глазах плавала чужая паника. Внезапно воздух сгустился, запах плесени смешался с ароматом лаванды. Из динамика старого радио зашипела детская колыбельная, но голос певицы постепенно искажался, превращаясь в рычание.
– Нет, – соврал он, открывая шкаф. – Мы звенья цепи, – На полке лежала кукла-балерина с выколотым глазом. Один стеклянный зрачок валялся рядом, подмигивая ему. На груди куклы маркером было выведено: «Не доверяй ей. Она уже мертва».
Девушка обернулась. В её руке блеснул осколок разбитого стакана.
– Почему на твоих часах 18:17? – её голос дрожал, но не от страха. От чего-то другого.
Он посмотрел на циферблат. Стрелки действительно застыли. Всегда застывали в этот момент. Момент, когда всё пошло не так.
– Время здесь… гибкое, – пояснил он, пытаясь найти пистолет. – Ты всегда была здесь. Просто забыла.
Вентиляция за стеной заскрипела. Девушка подняла голову – звук напоминал смех. Она отступила к окну. На улице, внизу, стоял он же – парень в капюшоне, смотрящий в окно. И маньяк рядом с ним. И десятки других теней, повторяющих друг за другом.
– Это же всё неправда? – спросила девушка.
Но ответа не последовало. Свет погас. В последних проблесках сознания парень различал её силуэт, когда она рванулась к выходу, а затем темнота. Квартира поглотила тишину. Где-то в темноте упал осколок стекла, и кукла-балерина выпала из шкафа и закатилась под диван.
Цитата-эпиграф к главе:
«Спаситель – самая опасная роль. Он верит в свой выбор, не зная, что выбор был сделан за него».
Глава 3 «Стены, которые дышат»
Парень очнулся, лёжа лицом в ковре. Ворс впился в кожу, словно тысячи игл, оставляя на щеке узор из красных точек. Голова гудела, будто в неё вбили гвоздь, а каждый вдох отдавался металлическим привкусом на языке. Воздух был тяжёлым, пропитанным запахом сырости, лаванды и чего-то кислого – как будто в углу гнили яблоки, которые никто не удосужился выбросить. Он приподнялся на локтях, и комната поплыла перед глазами. Свет, пробивавшийся через щели в заколоченных окнах (кто это сделал?), казался неестественно жёлтым, словно фильтр старой киноплёнки.
Первое, что он осознал – «тишина».
Не просто отсутствие звуков, а плотная, живая субстанция, обволакивающая каждый предмет. Даже его собственное дыхание звучало чужим, будто принадлежало кому-то, кто притаился за спиной. Он перевернулся на спину, и потолок встретил его пульсирующими узорами. Плесень, чёрная и бархатистая, шевелилась, образуя лица. Одно из них – с вытянутым ртом и пустыми глазницами – медленно моргнуло. Веки соскользнули вниз, обнажив зрачки из чёрных точек, как у паука.
– Боже… – он зажмурился, но образ не исчез. Напротив, под веками заиграли сполохи – вспышки её лица, смеющегося в кафе, испуганного под мостом, исчезающего в дверном проёме. Когда он снова открыл глаза, лицо на потолке растаяло, оставив после себя лишь влажный след, стекавший по стене, как слеза. Зато на стене, где вчера висели фотографии, теперь зияла пустота. Красные нити свисали с гвоздей, как кишки. Лишь один снимок остался – девушка в коричневом плаще или пальто, её лицо засвечено до белизны. Ручкой кто-то добавил надпись: «Она никуда не уходила. Ты перестал её видеть».
Он поднялся, опираясь на диван. Подушки сохранили вмятину от её тела – два углубления, будто кто-то невидимый до сих пор на нём сидел. На подлокотнике алела капля крови. Он тронул её пальцем: тёплая, почти живая. Капля растеклась, образовав крошечное озерцо, в котором отразился потолок. Там, в отражении, плесень снова складывалась в лица – на этот раз её.
– Где ты?! – крикнул он, и эхо вернулось искажённым шёпотом: «Здесь никого… никогда не было…»
Квартира изменилась. Стены, прежде оклеенные обоями с блеклыми розами, теперь оголились. Бетон был исчерчен трещинами, напоминающими контурную карту. В одной из щелей, шириной с палец, что-то шевелилось. Он приблизился, и трещина задышала – тёплый воздух вырвался наружу, пахнущий медью и гнилыми листьями. Из глубины донёсся звук, похожий на «хлюпанье», будто кто-то полоскал горло вязкой жидкостью.
– Неееет… – он отпрянул, споткнувшись о стол. Стакан с водой, который он наливал ей вчера, стоял нетронутым. Жидкость была мутной, с плавающими крупинками, мерцавшими в свете, как кристаллы соли. Но когда он присмотрелся, крупинки зашевелились – микроскопические личинки, извивающиеся в воде.
Холодильник гудел, как раненый. Он открыл его, и холодный воздух ударил в лицо. Полки пустовали, кроме верхней. Там, запотевшая банка с червями, копошившимися в прозрачной слизи. Этих червей он не покупал. Банка выскользнула из рук, разбившись о пол. Но вместо червей на кафеле остались лишь пятна пепла.
Он рванул в ванную, чтобы умыться, его тошнило. Зеркало над раковиной было разбито, но в осколках он увидел два отражения. Правая сторона была его: осунувшееся лицо, тени под глазами, всклокоченные волосы. Левая – маньяка: перекошенный рот, запавшие глаза, кожа, покрытая шрамами-полумесяцами. Он ударил по стеклу, и осколки впились в костяшки. Кровь стекала на керамику. Он вернулся в гостиную и перемотал руку бинтами, которые так и лежали перед диваном. А после вспомнил про спрятанную коробочку под диваном.
В пыльной коробке из-под обуви, лежали вещи той, кого здесь не было:
«Платье цвета индиго с ржавыми пятнами. Ткань была влажной, будто её только что вынули из лужи. Блокнот из тонкой школьной тетради. Все страницы заполнены одним предложением: «Не доверяй стенам. Они дышат. Они помнят». Последняя страница содержала фото: девушка сидит за этим же столом, пишет что-то, а стены за её спиной медленно сдвигаются. Дата на обороте: «завтрашнее число». Кукла Лия – фарфоровая балерина с треснувшим лицом. Точная копия той, что лежала у него в шкафу, но с глазами-камешками. Когда он взял её, глаза-камешки сменились на его собственные – голубые, с расширенными зрачками».
Радио на полке включилось само, возвращая парня в реальность. Из динамиков полилась детская считалка, но голос певицы постепенно искажался:
«Раз, два, три – стены близко подошли.
Четыре, пять – негде больше стоять.
Шесть, семь, восемь – твой выход невозможен…»
Он вырвал шнур из розетки, и в тишине заскрипела дверь шкафа. Внутри, среди его старых рубашек, висело пальто – такое же, что было на маньяке в переулке. В кармане лежал билет в кинотеатр на два места. Сеанс: 18:17. На обороте – детский рисунок: девочка, держащая за руку тень.
– Хватит! – он закричал, и эхо вернулось множеством голосов, слившихся в хор: «Ты следующий. Ты следующий. Ты следующий». – Где она?!
Из вентиляции донесся смех. Лера, но её голос звучал как скрип ржавых качелей:
– Ты стал частью системы, как и хотел. Теперь ты – спаситель. Смотри…
На стене проступили слова кровью: Спаситель – это палач, который опоздал.
Он схватил стул и разбил окно. Вырвал несколько досок и увидел, что вместо улицы за стеклом коридор из одинаковых квартир. В каждой – он сам:
– В первой – бился головой о стену, выкрикивая: «Я не он! Это не я!»
– Во второй – ел обои, запивая их чёрной водой из крана, которая густела во рту, как смола.
– В третьей – сидел перед зеркалом, втыкая осколки стекла в лицо, чтобы «стереть чужое».
– В последней – лежал труп девушки в его одежде. Лица не видно, но на запястье – шрам-петля.
Из динамика в конце этого коридора зазвучал голос, напоминающий запись из больницы:
– Субъект Б-07. Этап изоляции завершён. Начинаем слияние.
Стены квартиры сжались. Воздух стал густым, как желе. Он побежал к двери, но та вела обратно в зеркальную комнату. В последний момент он увидел её – девушка стояла в дверном проёме, качая головой. Её глаза были пустыми, как у куклы:
– Ты выбрал эту роль. Теперь ты – стена. Ты – память. Ты – цикл.
Парень стоял посреди комнаты, прижав ладони к вискам. Воздух густел, как сироп, каждый вдох обжигал легкие. Он уже не понимал, сколько часов, дней или недель провел в этой проклятой квартире. Время здесь текло иначе: то сжимаясь в мгновения, то растягиваясь в вечность. Стены пульсировали, словно гигантская железа, а запах плесени смешивался с железным привкусом крови. Квартира постоянно менялась. Он подошел к стене, прислонился лбом к шершавым обоям – и почувствовал, как под бумагой что-то шевелится.
«Не надо…» – прошептал он, но руки уже сами потянулись к отслоившемуся краю обоев.
Бумага оторвалась с мокрым хлюпом, открывая ржавую металлическую сетку. За ней – слои. Десятки, сотни слоев: газеты, фотографии, детские рисунки, обрывки писем. Все это было спрессовано в единую массу, как геологические пласты, но странным образом сохранилось. Парень впился пальцами в сетку, пытаясь отодрать ее. Металл скрипел, осыпаясь рыжей пылью.
– Ты не должен этого делать, – прошептал голос из вентиляции. Женский, знакомый. Леры?
Он дернул сильнее. Сетка с треском отломилась, и на пол высыпался ворох бумаг. Фотографии, как осенние листья, закружились в воздухе. Он схватил одну – и замер.
На фото девушка в белом платье стояла на фоне той же комнаты. Те же обои, тот же диван, те же заколоченные окна. Ее лицо было размыто, будто кто-то стер его растворителем, но одежда… Та самая куртка с капюшоном, те же джинсы. Его одежда. На обороте – дата: 22.10.2018 и надпись карандашом: «Цикл 5. Она все еще здесь».
Парень уронил фотографию. Его руки дрожали. Он наклонился, поднял пожелтевшую газету.
«Пропала школьница!» – кричал заголовок. Ниже – текст: «Пятнадцатилетняя Лера Громова ушла из дома 31 октября и не вернулась. Приметы: рост 165 см, рыжие волосы…» Фото отсутствовало – вместо него была дыра, прожженная сигаретой.
– Лера… – пробормотал он. Имя отдалось эхом в пустой комнате.
За стеной что-то заскрежетало. Парень резко обернулся. Тень промелькнула за заколоченным окном – слишком быстро, чтобы разглядеть. Он прижался спиной к стене, сжимая газету. Сердце билось так громко, что заглушало шепот из вентиляции.
– Ты нашел меня? – спросил голос. На этот раз – прямо за спиной.
Он вскрикнул, отпрыгнул, ударившись о диван. Газета выпала из рук, и он увидел рисунок, приклеенный к полу. Детский, карандашный. На нем был изображен человек с лицом, разделенным на три части: левая половина – оскал маньяка, правая – лицо человека в очках, а посередине… Его собственные глаза. Внизу – надпись: «Папа говорит, мы все одна семья. Но я боюсь их».
– Что за чертовщина… – Парень схватился за голову. В висках застучало.
Он рванул следующий слой. Газеты 90-х, советские плакаты о технике безопасности, обрывки писем на немецком… И вдруг – конверт. Коричневый, потрепанный, с надписью: «Тому, кто придет после». Его собственный почерк.
«Не верь ее глазам. Она мертва. Мы все мертвы. Это чистилище для тех, кто не смог выбрать. Ищи число 22. Оно ключ. И… прости меня. Мы обречены повторять это снова и снова».
Парень уронил письмо. Буквы плясали перед глазами. Он схватил горсть бумаг, швырнул их в стену.
– Я не понимаю! Что ты от меня хочешь?!
В ответ стена задышала. Обои вздулись, как волдыри, и лопнули, обнажив влажную плоть. Из трещин сочилась черная слизь, образуя слова: «ТЫ НЕ ПЕРВЫЙ. ТЫ НЕ ПОСЛЕДНИЙ».
Он отшатнулся, наступив на детский рисунок. Тот прилип к подошве. Парень содрал его – и замер. На обратной стороне был код: «TRL-022».
– Двадцать второй… – пробормотал он. В ушах зазвенело.
Внезапно комната вздрогнула. С потолка посыпалась штукатурка. Парень упал на колени, закрывая голову руками. Когда пыль осела, он увидел – стена, которую он ободрал, теперь была зеркальной. В отражении стоял он сам, но…
– Нет… – прошептал он.
Его двойник улыбался.
– Привет, брат, – сказало отражение. – Ты нашел наш архив. Теперь ты все знаешь.
– Я ничего не знаю! – закричал парень, бьющий кулаком по зеркалу. – Отпусти меня!
Отражение рассмеялось. Оно подошло вплотную к стеклу, его дыхание затуманило поверхность.
– Ты думал, это квартира? Это мы. Мы – стены, пол, воздух. Мы – система. А ты… – Двойник приложил палец к виску. – Ты всего лишь сигнал в проводах.
Зеркало треснуло. Парень вскрикнул, отпрянув. Когда он поднял глаза, отражение изменилось. Теперь в зеркале была Лера – та самая девушка, которую он «спас». Ее лицо было бледным, глаза пустыми.
– Почему ты меня предал? – спросила она. – Ты обещал защитить.
– Я… я не… – Он попятился.
Лера протянула руку. Ее пальцы прошли сквозь стекло, схватили его за горло.
– Ты должен занять свое место. Как они. Как я.
Он забился, пытаясь вырваться. Воздух не поступал. В глазах потемнело…
Вспышка.
Он стоял в той же комнате, но обои были свежими, окна не заколочены. За столом сидела Лера – живая. Она писала что-то в дневнике, время от времени всхлипывая. На стене висел календарь с датой: 31.10.2018.
– Папочка, зачем ты это делаешь? – прошептала она. – Я не хочу быть куклой…
Стены вокруг нее сдвинулись. Лера вскрикнула, уронив ручку. Комната сжалась до размеров шкафа. Она билась в истерике, царапая стены, пока не осталась сидеть в темноте, обняв колени.
– Прости… – сказал парень, но это был не его голос.
Видение исчезло. Он лежал на полу, давясь слезами. Где-то вдалеке, за стеной, зазвучал детский смех.
Парень стоял перед холодильником, вцепившись в ручку так, что костяшки пальцев побелели. Дверца скрипнула, открывая пустые полки. Только на нижней, заляпанной пятнами неизвестного происхождения, лежала банка. Стекло мутное, на этикетке написано «Съедобное». Внутри что-то шевелилось в густой чёрной жидкости.
– Не может быть… – прошептал он, хрипло смеясь. – Ты шутишь.
Он схватил банку, поднес к лицу. В маслянистой жиже копошились черви. Длинные, толстые, с кольчатыми телами. Они бились о стекло, будто пытались добраться до него. Парень замер. Его желудок сжался от голода, горло пересохло.
– Это еда? – спросил он вслух, и эхо ответило: «Еда… еда… еда…».
Он швырнул банку в стену. Стекло разбилось, черви выплеснулись на пол. Но вместо того, чтобы извиваться, они мгновенно превратились в пепел. От них остался лишь едкий запах гнили и… лаванды.
Парень прислонился к стене, закрыв глаза. В ушах звенело. Он уже не помнил, когда ел в последний раз. Время здесь текло иначе, но тело требовало своего. Даже вода из крана была отравленной: сначала прозрачная, но через секунду становилась кроваво-красной. Он пил её, давясь металлическим привкусом, а потом блевал в углу, пока не сводило челюсти.
– Холодильник. Пустой. – бормотал он, как заклинание. – Это сон. Проснусь сейчас.
Но сон не заканчивался.
Он повернул кухонный кран. Вода хлынула ржавым потоком, но через мгновение стала прозрачной. Парень сунул ладони под струю, жадно приник к раковине. Первый глоток обжёг горло, словно выпил уксуса. Второй – сладкий, как сироп. К третьему вода стала густой и чёрной.
– Нет! – Он отпрянул, выплюнув жидкость. В раковине что-то булькнуло.
На дне, среди струй воды, плавало глазное яблоко. Белок покрыт лопнувшими сосудами, зрачок расширен. Оно смотрело на него.
– Это не реально… – Парень схватился за голову. – Это галлюцинации. Голод. Жажда.
Он закрыл кран, но вода продолжала течь. Теперь она была алой. По стенкам раковины стекали капли, образуя надпись: «ТЫ СДОХНЕШЬ ЗДЕСЬ».
– Надо найти еду… – прошептал он, ползя к кухонным шкафам.
Ящики были пусты. Только в последнем, затянутом паутиной и пылью, он нашёл консервную банку без этикетки. Ржавая жесть врезалась в пальцы, когда он попытался открыть её ножом.
– Давай же… – Он вонзил лезвие, расчленил банку.
Внутри – фотографии. Десятки снимков его самого: парень ест суп за кухонным столом, парень спит на диване, парень бьётся головой о стену. Все датированы завтрашним числом.
– Что за… – Он швырнул банку. Она ударилась о стену, и из неё высыпался прах.
Парень выбежал из кухни, споткнулся о порог и рухнул на пол. Воздух в квартире стал еще гуще, как кисель. Каждый вдох давался с трудом.
Голод сводил живот судорогами. Парень встал на колени, уставившись на потолок. Плесень, ещё недавно неподвижная, теперь шевелилась. Чёрные пятна сползали вниз, образуя узоры: спирали, цифры, лица. Одно из них было похоже на Леру.
– Перестань… – Парень закрыл глаза, но образы не исчезали.
Он услышал хруст. Открыв глаза, увидел, как из плесени выползают насекомые. Тараканы с человеческими лицами. Сверчки с пальцами вместо лапок. Они заползали под одежду, кусали кожу.
– Нет! – Он забился, сдирая с себя рубашку.
Но под ней ничего не было. Только пот и дрожь.
Парень подполз к дивану, схватил подушку. Из разорванного шва высыпались зубы. Молочные, детские.
