Тени Дома с башенкой

– Да черт бы с ними, с обозами, дело древнее, – ударил рукой по рулю Сергей Петрович. – А все равно, видно сразу – порода гнилая. И Неприновке сколько жизни не давали, и между собой вон, перегрызлись. Один кладбище сторожит, поминальные конфеты собирает, второй во дворце сидит, третий вообще без роду без племени. Дурная семейка, говорю вам, зря вы с ними связались, Римма Борисовна.

Она повернулась к нему, раздумывая над ответом, но Газ-21, только что торжественно вплывший на центральную улицу деревни, вдруг дернулся и затормозил. Сергей Петрович высунулся из окна.

– Ты что творишь, куда лезешь! А если я из-за тебя сцепление сожгу?

В водительское окно уже заглядывала всклокоченная голова Ольги. Не обращая внимание на слова водителя, она обратилась к пассажирке.

– Римма Борисовна, миленькая, а я вас везде ищу, – затараторила она, и голос ее принял просительный тон. – Буся хулиганит, никому прохода не дает. Уж мы и так к ней, и эдак, никого не подпускает.

Римма Борисовна засмеялась – Бусей они, за неимением другого имени, назвали козу бабы Веры. С момента смерти старушки она оставалась жить в ее дворе, под бдительным присмотром Ольги. Сама же Римма Борисовна приобрела репутацию мастера-доярки, поэтому чаще всего прийти облегчить бремя козы просили ее. В последнее время, кажется, это было единственная причина, по которой местные женщины готовы были с ней говорить.

Правда, ни вчера, из-за треклятой экспедиции, ни сегодня она во дворе бабы Веры не показывалась. Римма Борисовна засуетилась на сиденье, проклиная собственную черствость.

– Конечно, конечно, Олечка, – забормотала она, отстегивая допотопный ремень и выбираясь из машины.

– Простите пожалуйста, Сергей Петрович, следуйте в парк! – легкомысленно крикнула она и кокетливо, как ей казалось, хлопнула дверцей, от чего у ее водителя коротко дернулся глаз.

Коза встретила ее разочарованным блеянием. Римма Борисовна кинулась к ней, как к родной, забыв про то, что для визита в частный отель надела свои лучшие блузку и брюки. Бросив сумку на покосившееся крылечко, женщина ласково почесала трепещущий от обиды нос. Ольга, счастливая, что ее проблема наконец разрешилась, уже несла из другого угла двора эмалированное ведро. Римма Борисовна примостилась на уже знакомой ей колоде, поерзала, устраиваясь поудобнее и элегантным движением поддернула коричневые летние брюки. Коза доверчиво подошла к ней, ткнувшись лбом в колени. Римма Борисовна почесала неширокий курчавый лоб.

– Ну, ну, моя хорошая, – пробормотала она. – Совсем забыла про тебя за этими делами, да?

Римма Борисовна перекрестилась, как делала обычно перед особенно трудными делами и, подавшись вперед, помяла ярко-розовое вымя.

– Оно у нее, у бедной, аж железное все, – вздохнула стоявшая рядом Ольга. – Второй день к ней подойти не можем.

– А что, – спросила Римма Борисовна, – так быстро они у них тяжелеют?

– Сутки не подои – и пожалуйста. А там дальше мастит, инфекции, ой, бедные животины, – махнула рукой Ольга.

Коза тоненько проблеяла, словно поддерживая ее в этой мысли. Убедившись, что вымя несколько смягчилось, Римма Борисовна неуверенно потянула за сосок, потом за другой. Тонкая струя козьего молока ударила о металлическое ведро. Тогда, когда

ей впервые пришлось осваивать дойку козы, вымя у нее тоже было железным. Римма Борисовна не придала этому значения, решив, что так перед дойкой происходит всегда. Но опыт, полученный ей за последний месяц, говорил о том, что так бывает далеко не всегда. Получается, тогда коза оставалась недоенной как минимум с вечера – могло ли это означать, что старушка была мертва уже тогда?

Ритмично двигая руками в такт звуку струй, Римма Борисовна напряженно размышляла. Если смерть бабы Веры как-то связана с их поисками и гибелью Вити Егорушкина, убийца должен был знать о ее визите к старушке. Струи со звоном ударялись о ведро, одна за другой. Кто знал об этом? Марья Власьевна. Рука дрогнула и струя ударилась о борт, не достигнув ведра. Нет, исключено, ведь это она сама посоветовала ей прийти к старушке. А все-таки… Нет, Римме Борисовне не хотелось даже об этом думать. Сергей Петрович – она встретила его с тачкой тогда, едва выйдя из дома старушки. Он ни о чем ее не спросил, и вообще занят был, кажется, только своими яблонями. Но он точно знал, куда она ходила в тот день. Еще одно, два, три механических движения рукой. Таня! Ей она позвонила вечером, чтобы рассказать о результатах своих изысканий. А если знала Таня, с большой вероятностью мог знать и Петр.

Петр… Римма Борисовна все отчетливее понимала, что ей необходимо поговорить с ним. Но как это сделать, чтобы не обидеть подругу, которая так волнуется о репутации мужа? И не без причин – за время знакомства с Неприновкой, Римма Борисовна успела вынести одно: здесь, как и в любом маленьком коллективе, сильны были старые обиды и предрассудки.

Запас молока заканчивался – струи постепенно стали иссякать. Скорее бы Марья Власьевна проводила внуков – Римме Борисовне, как, впрочем и всегда, необходима была помощь решительной подруги, знающей все и вся.

Дождавшись, пока последняя капля упадет в ведро, Римма Борисовна аккуратно поднялась. Ольга, продолжая рассыпаться в благодарностях, подняла ведро с плещущимся в нем молоком.

– Да куда ты, тяжело ведь, – кинулась ей помочь Римма Борисовна.

Но коза, протяжным недовольным ревом, потребовала дополнительного внимания: имела право, учитывая досадный сбой в ее расписании, произошедший по милости людей.

– Идите, идите к Бусе, – отмахнулась Ольга. – Я донесу.

Римма Борисовна присела на табуретку и начала автоматическими движениями почесывать кучерявый лоб. Все это ей совсем не нравилось, а главное – совсем не хотелось верить в то, что замечательный, интеллигентный Петр так и не смог отделаться от проклятия своей семьи. Она задумалась, глядя в одну точку, на выглядывавшую из-за дома хозяйственную пристройку, и коза требовательно боднула ее лбом.

– Все Буся, на сегодня сеанс окончен, – сказала Римма Борисовна, поднимаясь.

Коза жалобно заблеяла ей вслед, но Римма Борисовна уже направилась к калитке, соединявшей два участка – бабы Веры и Ольги.

В кухне Ольга сосредоточенно переливала содержимое ведра в большую, стоявшую на плите кастрюлю.

– Все хозяйничаете? – спросила Римма Борисовна, присев за край стола.

Спина Ольги напряглась. Она коротко оглянулась на распахнутое окно, выходящее на деревенскую улицу.

– Шли бы вы домой, Римма Борисовна, – сказала Ольга извиняющимся голосом, даже не повернувшись. – Вы уж простите, я на вас зла не держу. Но не любят вас здесь.

– Какое же зло я тут сделала? – удивилась женщина, для которой, впрочем, слова Ольги не стали откровением.

Ольга закончила переливать молоко, включила газ, тряхнув рукой, загасила спичку и наконец обернулась.

– Больно много вы прошлое ворошите, от этого никому добра не будет. Вон, второй мертвяк за месяц, где это видано?

Римма Борисовна покачала головой – какая-то логика в словах Ольги, конечно, была. Но почему-то ей казалось, что дело тут совсем не в ее активности. Точнее, не только в ней.

– Вы бабу Веру, наверное с детства знали? – с сочувствием спросила она.

Но Ольга только с облегчением отряхнула руки.

– Я, слава Богу не местная. Из города я, лет пять назад мы с мужем эту дачу купили, ну а он возьми, да и того, откинься. Теперь одна этот дом тащу.

– И старушке, получается, вам помогать пришлось?

– Это как раз ладно бы. Она тихая была, что воробушек. Так, на улицу выглянет, Бусю вон подоит, а так все больше или на крылечке, или дома сидит, прошлое вспоминает.

– А гости к ней совсем не заходили? В последний день, например?

Ольга с подозрением уставилась на нее, словно Римма Борисовна окончательно потеряла рассудок.

– Вы заходили.

– А больше никто?

– Нет, так-то к ней вообще редко кто кроме меня заглядывал – сын в Москве, близких нет. Только если по праздникам.

Тут Ольга остановилась и ненадолго задумалась. Римма Борисовна ухватилась за тень сомнения, возникшую на ее лице.

– Неужели совсем никого не бывало?

– Последнее время нет. А вот с неделю или две назад был гость – я тогда подумала, мол, сын. Но сын на похороны приезжал, а тот человек, он сильно старше был. Да и вообще по-другому выглядел.

С улицы донеслись голоса – несколько женщин, громко переговариваясь, шли с сумками от из магазина. Ольга занервничала, поглядывая то на окно, то на Римму Борисовну. Не хочет, чтобы товарки их заметили вместе, поняла Римма Борисовна. И, не дожидаясь пока женщины поравняются с окном, тихонько встала и отошла в коридор. Ольга благодарно выдохнула.

– Как выглядел? – спросила напоследок Римма Борисовна.

– Такой, импозантный. В костюме каком-то летнем. И шевелюра такая, – Ольга показала руками бардак на голове и кинулась к окну, приветствуя подруг.

Римма Борисовна задумчиво вышла. Ситуация становилась все загадочнее. Получается, не так давно забытую всеми старушку бабу Веру навещал Андрей Михеев-Оболенский. Который, если верить его словам, лично в Неприновке старался особенно не появляться. Все это начинало становится слишком подозрительным.