Хайноре. Книга 3

Он совсем по-дружески улыбнулся ему, а через мгновение в его глазу застрял болт. Он так и рухнул с улыбкой на лице и покатился по склону к берегу.

– Твою!.. Засада!..

Свист над ухом, и следующий болт пробил одному из стражников висок. Второй тут же отпустил Берта и бросился наземь. Но бедолаге это не помогло – третий снаряд прилетел ему прямо в спину. Берт стоял как вкопанный, дышал так часто, словно бы боялся, что воздуха не хватит. Он боялся пошевелиться, боялся, что четвертый болт уж точно будет для него. Но смертоносного свиста не повторилось.

Спустя еще мгновение слева зашелестели кусты, и оттуда вышел уже знакомый Берту мужчина.

– Так вот, значит, как Оронца решают проблемы, – сказал Варой из Шелка.

***

– Мне жаль твою подругу.

Рыцарь пошурудил палкой в костре, налил себе из котла похлебки. Предложил одну плошку Берту, но тот только головой мотнул. Еда не шла, как и мысли. Пустота.

– Но она поступила по чести. Эти бумаги важны для нас.

– Для кого?

Сир Варой встрепенулся – за весь вечер Берт впервые с ним заговорил.

– Для тех, кто устал от ига твоего отца и его клики. – Рыцарь невесело улыбнулся. – Теперь ты и сам видишь.

– Я ничего не понимаю.

Рыцарь пригубил из плошки, потом утер взмокшие от похлебки усы, с виду колючие, как щетина у кабана.

– Это сложно понять. Но ты поймешь. Позже. Знай только, в этой войне нет правых и виноватых. Все мы боремся за свое. Как можем.

– И за что боролась Мышка?

Взгляд сира стал холодным и жестким.

– Мышка влюбилась. Увы, не в того, в кого следовало.

Эти слова задели. Будто снова расцарапал бок, напоровшись на ржавый гнутый гвоздь, застрявший в кузнецком столе Оруна.

– А ты ею воспользовался?

Рыцарь немного помолчал, медленно пережевывая птичий хрящ, проглотил, а потом снова сказал:

– Все мы боремся за свое. Как можем. Ее смерти я не хотел.

– Но она умерла! Из-за тебя умерла! – Берт вдруг вскочил с бревна, все тело била дрожь. Ему хотелось схватиться за кинжал, которым Варой разделывал пойманную птицу – вот он, лежит прямо тут, только руку протяни. Но рука дрожала и не слушалась. – Если бы ты не попросил ее, если бы…

– Это был мой выбор. Использовать ее. Ты прав. Если бы я ее не выбрал, то Мышка, возможно, прожила бы гораздо дольше. Но помочь мне – было ее решением. Ее выбором. Понимаешь?

– Нет! Ничего не понимаю!

– Все придет со временем. Сядь, будь добр. Поешь.

Берт сел, снова уставившись в пустоту. Он сжал кулаки, усилием воли сдерживал слезы, хотя разреветься жуть как хотелось. Сейчас бы к мамке на могилу. Прижаться к земле, что укрывает ее навечным сном, и уснуть там же. Навсегда.

– Я посвятил свою жизнь очень важному делу, – снова начал рыцарь. – И я в него верю. Я не имею права тратить время на сожаления и муки совести. Это слишком большая роскошь, Бертур.

– Что мне теперь делать?

Сир снова поворошил угли.

– Ну, домой тебе путь заказан. Раз твой отец решился на такое, значит, леди Миалена крепко убедила его в твоем предательстве. А теперь ты еще и сбежал, оставив после себя трупы его людей. Для Тира все станет еще более очевидным. Значит, тебя будут искать…

Берту стало холодно, словно бы он сидел не у костра, а прямо в снегу голым задом. Он так гордился, что лорд готов был его признать. Сделать наследником. А теперь… теперь он снова никто. Даже хуже, чем просто сын служанки. Отец прощал ему разные проказы и выходки, но эту простить не смог, здесь все было очень и очень серьезно. А ведь Берт тут даже виноват не был… Или был? Но в чем? Что, дурак, повелся на бабьи слезы? Что с помощью него, Берта, добрались до его, лордских, важных бумаг? Берт понимал, что во всем виновата леди, жаждущая избавиться от соперника ее дочери… Но он все равно злился на лорда. Как отец мог поверить, что сын готов был его предать? Как он мог так легко от него отказаться?..

– Он даже не поговорил со мной… почему? Я бы мог…

– Видно, леди со слугой сделали все так, чтоб лорду разговор с тобой был уже не интересен. Насколько я знаю твоего отца, мальчик, ему лишнего трепа не нужно. Он человек жестких мер. Если появляются сомнения в инструменте, он его выбрасывает. Никаких поблажек и пощады. Когда даешь человеку шанс показать себя с лучшей стороны, вместе с этим даешь ему шанс снова сплоховать. А когда метишь так высоко, как Тир Оронца, раздача вторых шансов – риск, подчас со смертельным исходом.

Вот так. Он был для отца всего лишь инструментом, сломанным мечом. Фигуркой на доске для глеша, которую можно выгодно показать при дворе – глядите, мол, у меня есть наследник с хером, я исполнил свой долг по упрочению рода, долг, негласно давлеющий над высокородными во всем цивилизованном обществе. Вот и вся его, Берта, польза для отца. А он, идиот, уши развесил… Услышал в разговоре лорда и леди лишь то, что хотел, а остальное – мимо прошло, как благодатный дождь от проклятого на засуху ржаного поля в сказке про Порченое сердце. И вот тебе исход.

– Помимо того, ты сыграл на его слабости к дочери, – сказал рыцарь, когда Берт поделился горькими мыслями. – Этого, видно, он тебе тоже не смог простить. У людей, играющих высокими фигурами, совсем иные ценности и риски, друг мой.

Пусто. Пусто было внутри и страшно.

– Почему вы мне помогли?

Рыцарь пожал плечами.

– Похоже, я верю в тебя больше, чем твой отец.

– Я… могу пойти с вами?

– А ты хочешь?

– Я больше не знаю, куда… у меня родни нет, и друзей тоже…

Сир Варой помолчал, размышляя о чем-то, а потом улыбнулся.

– Что ж. Нас давно уже считают сборищем калек, сирот и безумцев. Почему бы нашей большой крысиной семье не приютить еще одного сироту?

Сирота… да, похоже теперь он может таковым считаться. Мать давно ушла в обитель Всесоздателя, а отец от него отказался. Пустота… Но в то же время, даже пустота – это уже хоть что-то, когда больше ничего нет.

– Надо подремать немного перед дорогой. Надолго оставаться не будем, хоть мы и далеко ушли. Ложись, я покараулю. Потом ты. Идёт?

Берт кивнул, принял из рук рыцаря плащ и, укутавшись в него, отвернулся спиной к костру, а лбом прижался к бревну, на котором сидел. Голова гудела, хотелось забыться сном, но мысли бегали по черепушке, словно толпа незваных гостей в бальной зале. Он вспомнил, что так и не поблагодарил сира Вароя за свое спасение, хоть теперь и жалел, что человек-с-полей умер не от его руки. Берт так и не узнал его имени… да и рыцаря…

– Сир? – позвал он, приподнявшись. – А вас и правда зовут Варой из Шэлка?

Рыцарь усмехнулся сквозь густую бороду, сощурив темные глаза.

– А что такое? Понравилось имя? Можешь взять себе.

Часть вторая. Глава 4. Повстанец

Лорд Артон был добр к нему все эти годы, но стоило неприглядным слухам дойти до этого благородного и добросердечного вельможи, как милость сменилась на гнев. И в чем, казалось бы, проблема? Это ж всего лишь служанка. Его кухарки наплодят к следующему лету дюжину таких же мелких сучек – девать будет некуда, хоть топи.

А лорд что-то взъелся. Может яйца обо что прищемил с утра? Да и вообще, с чего он решил, что виноват обязательно Берт?

– Люди видели вас двоих!

– Кто? Ваш служка? Дак он сам ей под юбчонку заглядывал. Здесь кто только этого не делал.

– Но перед смертью ее видели именно с тобой, Бертур. Бертур, побери Бездна, ей же было всего…

Ну вот. Корчит теперь из себя святого. А сам тешится с малолетней любовницей, пока женушка вынашивает ему голубокровых щенят где-то на юге страны, запертая в родовом поместье. Берт видел, сколько писем из дома привозят лорду, а сколько он отправляет в ответ. Бесов лицемер, борец за права униженных…

Лорд устало отер рукой пожухлое, будто засохшая картофелина, лицо. Тяжко бремя правоборцев, хмыкнул про себя Берт.

– Такого не должно повторится, мальчик мой. – Мальчик твой у тебя в… – Я… понимаю, что тебя гложет, но…

Нет-нет, вот этого не надо.

– Простите, лорд. Я могу идти? – Лучше брось в темницу или в колодки, пусть меня тухлыми яйцами закидают, чем эта твоя жалость. Эта всехняя блядская жалость…

– Бертур. Мне жаль Лотра. Он был мне дорог, как и тебе. Но он бы не одобрил такого, ты знаешь. Мы имеем право скорбеть. Но не должны давать гневу делать из нас бесов Бездны. Ты понимаешь?

– Угу.

Вот сейчас он изо всех сил удерживает этот гнев в кулаках, сжав их так сильно, что скоро руки начнут неметь.

– Ладно. Иди.

Берт шел быстро, как мог, не выпуская гнев из кулаков. Миновав стражу у кабинета лорда, он со всей силы врезал по каменной стене. Боль пронзила иглой от костяшек до локтя, но от этого даже стало легче. Во внутреннем дворе, где с самого утра вовсю рубился молодняк, его подловил Дуг.

– Что лорд сказал? Тебя не казнят?

– За какую-то девку?

– Ты правила нарушил, женщины начнут бояться. Будут к лорду ходить. – Опять тараторит, хрен угонишься за смыслом… – Всех шпынять начнут. Всех же, да.

– Больно тут бабы живут вольготно. – Берт сплюнул. – Будут смирнее, значит.

– Вышвырнут тебя, дай срок…

– Да срать мне.

– А мне как быть? Без тебя меня тут сожрут.

И впрямь, подумал Берт, бросив на младшего товарища быстрый взгляд. Щуплый, длиннолицый, рожа вся в оспинах. Тяжелее кинжала, что вечно прячется у него в сапоге, ничего в жизни не держал и не удержит. Удивительно, но за все эти годы Берт сумел найти общий язык только с этим мелким воришкой, которого лорд подобрал с улицы еще в щенячьи годы. Когда рыцарь привел бастарда Оронца в тайное поместье Артона, где он муштровал свою маленькую крысиную армию, Дуг уже жил здесь, бегал по мелким поручениям лорда. А стал старше, начал выполнять задания посерьезнее – украсть что-то, проследить за кем-то. Дуг быстрее всех доставлял послания куда надо, особенно те, что шлются не официально. И ни разу не попадался. Пока, по крайней мере.

А вот Берт таких особых талантов не имел. Рубился, как бесом в жопу укушенный, да и все. Зато с удовольствием. Только, если Берта выгонят, защищать от остальных местных засранцев Дуга будет некому. Даже лорд не всегда мог повлиять на парней. Да что там, даже Лотр и другие наставники. У них тут была своя… иерархия власти.

– Ну? Лорд сказал, что будет делать с телами?

Берт мотнул головой.

– Нет. Ничего не говорил. Медлит. Как обычно. Осторожничает, старый хр… кхм. А ты? Узнал что-то?

– Старики болтают, что их ждала засада. Подловили на полпути. Троих убили, ну ты знаешь… Двое вернулись, бежали лесом. На разбойников, говорят, не похожи. Без опознавательных знаков. Короче говоря… думают, это наемники Оронца.

– Значит, кто-то их сдал? Из своих?

Ага. То-то лорд такой уставший, будто по нему десяток королевских скакунов промчался. То-то он и наказывать Берта никак не стал. Не до того. В их стане предатель.

– Да нет! – Дуг замотал головой. – Или думаешь?.. Да кто у нас… у нас же все Оронца ненавидят…

– Может, кто из Стариков на звон монет пошел.

– Ох, дела…

Крысы есть везде, крысы и предатели. Берта тоже когда-то давно сочли крысой. Так что крысой можно стать, даже не будучи ею – он-то это хорошо знал.

– Подраться хочу.

Берт направился к тренирующимся парням. Дуг кивнул, и быстро ушел куда-то по своим делам.

– Эй, жабья рожа! – крикнул Берт одному из тех засранцев, которых недолюбливал больше всего. Высокий, выше его самого, узкоплечий, но с тяжелыми длинными руками-кувалдами. Будет непросто, но оно и хорошо. – Слыхал, у тебя вместо яиц в штанах щелка, как у девочки.

Парень смотрел на него насупившись, его товарищи рядом загоготали.

– Это кто тебе сказал?

– Да я сам вчера под бражным духом нащупал.

Уродец вскочил и с ревом ринулся на зло ухмыляющегося Берта.

Эх, подумал он за мгновение до первого удара. Жаль, Сойка все ж таки померла вчера после их ночи любви. Слишком сильно сжал руку на птичьем горлышке, не рассчитал. Сейчас бы выплеснуть в ее маленькое лоно всю свою ярость и забыться хотя бы на время.

Нужно было ее, конечно, поберечь.

***

Настоящее имя рыцаря из Шэлка Берт узнал не сразу. Вначале сир мучил мальца загадками, которых тот не знал, будучи больше крестьянским сыном, нежели лордским – не учили его еще такому. Потом обещался выдавать по букве из своего имени за каждый выигранный бой. Надо ль говорить, что щенку одолеть рыцаря было ой как непросто, но за долгий путь из владений Оронца до тайного поместья лорда Артона Берту предстояло дюже натренировать хитрость и смекалку, чтобы все ж таки победить сира несколько раз в бою.

Так он и узнал, что его нового друга звать Лотром, и что он вовсе не рыцарь, а один из бойцов Артона, которого в стане противников клики Оронца зовут не иначе как Красавчик. Спустя годы он хорошенько засеребрился и постарел, но прозвище свое по-прежнему оправдывал. Забавно они смотрелись – красавец-рыцарь и страшила-малец, который год от года становился только страшнее. Чем больше мужского становилось в Берте, тем сложнее было с ним управиться. Лотру и другим наставникам не раз приходилось прибегать к силе, чтобы усмирить бастарда Оронца. А сам рыцарь год от года терял над ним всякую власть, кроме власти уважения.

Мышка говорила когда-то, что Берт такой злобный сучий сын, потому что не любит его никто. Так и было, в доме отца его не любили, как прислуга, так и лица более высокого ранга – ровно потому, что отличался от них. Для прислуги он был слишком уж заносчивым, для семьи лорда – скорее неприятным недоразумением, нежели частью их крови.

В доме Артона его невзлюбили не сразу, лишь со временем, когда поняли, что он в любимчиках у Красавчика ходит, да и лорд ему будто бы больше остальных благоволит. По счастью, они не знали, что Берт не просто мальчишка, взятый с улицы, как и многие здесь, а целый, пожри его бесы, бастард Оронца. Артон набирал в свою крысиную стаю не только никому не нужных доходяг, типо Дуга. Но и отпрысков мелких вельмож, обнищавших по вине папеньки Берта, да недобитков из родов познатнее, коих те же Оронца косили, как зрелый злак по лету, на пути своего восхождения к трону. Ежели б кто из этих остатышей узнал о происхождении Берта – так его и вовсе бы придавили где-нибудь в кустах еще в самые первые годы. Потому Лотр с Артоном молчали, и ему молчать велели. По счастью, Берт и сам хотел об этом забыть.

Словом, не любили его здесь так же, как и везде – за то, в чем он был не особенно то и повинен. И только Лотр, старый смазливый дурак, все продолжал видеть в нем больше, чем все. И сдох, видно, потому же. Боги просто подложили ему под пятку несчастливую монету, потому что только идиот может видеть в этом злобном бастарде что-то хорошее. В общем-то, Берт даже был с ними согласен.

Сверкая аж двумя фингалами после стычки с Жабьерожим, он сидел себе в столовой и пил стащенное из погреба милорда вино. Его обычно подавали к столу наставникам и самому лорду, но сегодня Берт решил, что может выпить его за Лотра. Красавчику все равно больше не испить такого забористого пойла. Святоши говорят, что в обители Всесоздателя добрые души пьют сладкое молоко, а злые – болотную воду. Интересно, что достанется старому не-рыцарю?

Он не тосковал. Это все чушь. Тоскуют только слабаки, потерявшие сами себя с потерей близких. Берт не был таким. Да и рыцарь не был ему «близким». Он просто научил его всему, что Берт знает. Был полезным. А теперь помер и стал бесполезным. В Бездну этого старого идиота.

А ведь Берт ему говорил. Говорил, чтоб старик не выделывался и взял его с собой в подмогу, мало их в отряде было. Но лорд был против, дело, дескать, важное, для самых посвященных лиц, среди которых рожа Берта пока не числилась. Пошли вы тогда в жопу, подумал он, и настаивать не стал, а оно вот как все вышло… Ну что ж, есть надежда, что лорд теперь корит себя не меньше. Не то, чтобы Берт тосковал… просто он мог настоять и пойти с Лотром и его товарищами, чтобы прикрыть старику спину. Авось выжил бы. Идиот. И в Бездну его…

Нет, хватит вина. Чем больше льешь в себя этой крепленой вяжущей дряни, тем больше злишься. А злиться Берт не хотел. Злость, как и любое сильное чувство, это слабость. А слабость – это то, что нужно вынимать каленой кочергой из жопы, чтоб не повадно было. Хватит с него слабости. В двенадцать он поклялся, что сделает все, чтоб больше не чувствовать себя так, как чувствовал в лапах отцовских псов. Выжечь страх, выжечь слабость, выжечь все, что мешает трезво мыслить.

Потому, видно, Сойка и померла. Очень уж он торопился избавиться от чувства, мешающего ему трезво мыслить. Бабы его теперь боялись. Стоило подойти ближе – разбегались по углам, как тараканы. Хорошо. Такое ему нравилось. Пусть боятся. Лорд им сейчас не подмога, у него своих проблем полные карманы – встреча с важными для его дела людьми сорвалась, лучшие его бойцы сейчас кормят падальщиков на тракте, а в собственном доме завелись крысы. Что ему до каких-то там баб. С ними вообще разговор должен быть коротким – Берт это на своем опыте уяснил еще в малые годы. Бабы только и могут что промежностью светить, а потом ныть, что им в ней поковырялись излишне грубо. А не поковыряешься, как надо, высмеют и сбегут к другому. Такова уж их суть.

– Эй, Берт! Тебе уже прозвище придумали, представляешь? Детоубийца.

– Чего это? У нее уже крови пошли, какое ж она дите…

– Крови у нее из-за тебя пошли, говорят.

– Может и так, уже не помню…

– Ты что, надрался? Ого! Вино! Слушай, если лорд узнает…

– Отвали, прыщ.

– Вот так всегда. – Дуг подошел сзади и похлопал Берта по плечу. Перед глазами уже все начало плыть. – Это ты меня защищать должен и на плече носить. Я тут самый слабый. А приходится тащить самого сильного. Давай, вставай, пора тебе в коечку.

– Я тебе…

– Потом, потом. Давай, опирайся на меня… Твою ж! Вот это Жабья рожа тебе поставил. Сияют так, что аж во тьме не ровен час ослепнуть.

– Я ему тоже наставил, – крякнул Берт. – В лазарете лежит, перемотанный…

– Лорду не понравится…

– Да срать мне!.. Лорду не до меня…

– Это точно. Иначе б он вас давно уже… Ты это, друг, не заводи его сейчас лучше. Он человек добрый, но, если палку перегнуть… а ты уже по ней без стыда топчешься, знаешь ли.

– Да срать мне…

– Понял, тогда лучше завтра об этом потолкуем.

И как ему удается, этому щуплому длиннотелому змею, тащить его тушу? Ноги не слушались, руки тоже, язык едва ворочался во рту, хотя башка все еще кой-как соображала. Что ж они в это сраное вино добавляют, что б так разматывало? Как они сами-то это пьют?

В Бездну, ничего крепче эля больше в рот не возьму…

– Бесовы мрази… – прошипел Дуг, когда они вышли на улицу – Берт почти не видел, только чувствовал пряный запах вечера.

– Ну вот, поглядите-ка. Детоубийца и насильник грех свой запивает.

– Мод, иди подобру-поздорову и парней своих прихвати. Я сейчас лорда позову, ей-ей.

– Зови-не зови, лорд занят сейчас. Ему дела до вас нет. Как и до простых женщин. Слышь, Берт, крысиная ты блевотина! Ты забыл правила, сволота? Женщин здесь не трогают, так лорд сказал!

– А еще лорд сказал, что за драки будет пальцы отрезать, – напомнил Дуг.

– Мод, я о таком не слыхал…

– Да заткнись ты! Он врет. Балабол и Детоубийца. Хороша парочка.

– Сколько их там, Дуг? – едва ворочая языком спросил Берт. – Н-не вижу.

– Да не важно, нам не справиться… Много…

– Сколько, скажи…

– Да чего ты из себя строишь? Виси на плече и не мешай!

– Мы сюда пришли правила отстоять. И женщин. Нам женщины здесь нужны, а из-за таких сученышей, как этот, их тут меньше становится. Лорд что-то не торопится их защищать…

– Мод, давай по-человечески поговорим, а? Обсудим все обстоятельства, суд проведем? Когда лорд освободится от других дел. Давай все по уму сделаем, по закону? Лорд ему назначит наказание по справедливости, и все хорошо будет.

– Считай, что я сюда исполнителем наказания пришел. Как считаете, парни, как наказывать будем?

– За такое член ему надо оттяпать!

– Ежель он там есть у него. Мамка говорила, что баб насильничают только те, кого Отец в штанах обделил…

– Мод, это не по справедливости. Это лорд решать должен. Он тут закон.

Берт чувствовал, как у друга подрагивает плечо – то ли нервничает, то ли держать его устал. А чего он нервничает? Это ж ему, Берту, член грозятся оттяпать. Пусть лучше Мод нервничает. Он счас как придет в себя, как наваляет ему, тупорылому…

– Лорд уже свои законы не держит! Где он, лорд, а? Пошто он так просто его отпустил, а? Никак не наказал, сидит, вон, себе вином заливается. Хорошо ему. А должно быть плохо. Плохо и стыдно!

– Стыдно мне. – Берт захныкал, только со второго раза прижав непослушную руку к груди. – Ой, стыдно…

– Ага, стыдно, значит?

– Стыдно… что из мамки твоей поздно вынул, и ты получился…

– Ах ты паскуда!

– Стой! Берт, сука, ну что ж ты… Не надо, парни! Не надо! Вы ж его!..

Кулаки сыпались, как здоровенные градины, да только боли Берт почти не чувствовал – настолько был пьян. Слышал, как в стороне орет Дуг – ему тоже прилетело, что такого урода, детоубийцу и насильника, защищал. Дугу шрамы пригодятся, шрамы и тумаки – это опыт.

Парни били его, кричали, гоготали, будто подзадоривая друг друга, но потом их гогот перекричал знакомый зычный голос. Лотр? Ты?.. Живой?..

– Стоять! Стоять, сволочи! Хватит!

– Парни, парни, тихо, хватит!.. – А это Мод, сразу струхнул при виде старших. Как всегда бывало. Лотр, сукин сын, что ж ты так долго шел, все думали, что ты подох…

– Этих в главный зал, живо. А этих двоих… в лазарет. Бездна…

Лотр склонился над ним поближе, и Берт сквозь залитые кровью глаза увидел, что вовсе это не рыцарь, спасший его когда-то от урода-отца, а лорд Артон, наконец-то вышедший из своего кабинета. В груди погано засвербело.

Глава 5. В память о друге

– Ага, получил, да?

Жабья Рожа, верно, ждал все утро, когда ж ему представится возможность это сказать. Берт молча страдал, все тело ломило от похмелья и побоев поганых щенков, которых он, по замыслу их доброго лорда, должен был считать товарищами. Дуга нигде не было. Может, досталось меньше, а значит и отпустили раньше.

– Так тебе, – не унимался тяжелорукий придурок. – Братья меня не оставили. Отомстили. Храни их Отец.

Берт через боль расхохотался, что было сил.

– Отомстили? За тебя? – Вдруг раздался знакомый голос с порога. – Идиот. Они избили его из-за Сойки.

Жабья Рожа тут же приуныл. Берт даже специально приподнялся на локтях, чтоб лицо его разглядеть хорошенько.

– Что, съел, а, урод?

– Это что ж они… за бабу мстили, а меня…

– На хер к Отцу послали!

– Эй, Берт, давай поаккуратнее, ладно? – К его койке подошел Дуг. На скуле хорошая такая ссадина, а рука привязана к шее – сломали, бесовы дети. – Хватит с тебя драк. Видал бы ты свою рожу сейчас, конечно…

Берт поморщился. Да уж, не стоило ему сейчас в зеркало глядеться. Впрочем, что он, баба что ли, чтоб от собственного отражения в обморок падать?

– Неси зеркало.

Дуг тоскливо посмотрел на свою сломанную руку.

– Очень смешно.

Берт рассмеялся.

– Идиот ты, дружище. Никогда не понимал, чем тебе так драки нравятся. – Дуг сел на край его койки. – Ничего хорошего.

– Так жить не скучно.

– Говорю ж, идиот.

Они помолчали. Жабья Рожа отвернулся на другой бок, ревёт небось теперь в подушку – братья сердечко разбили, не за него дрались, а за баб. Смешно. Интересно, чей-то вдруг Мод со своими говноедами решил Сойку отстоять? Ужель бабы его навострили? Бабы, они такие, они могут. Хитрые твари.

– Гады. И где их только лорд набирает? – возмутился Дуг. – Подождали б хоть, пока протрезвеешь. А то пьяного отдубасить каждый может.

– Честь им не знакома.

Дуг расхохотался, и Берт тоже не удержал смеха, хоть было и больно. Кто б еще о чести говорил. Насильник и детоубийца. Вот, значит, как его теперь прозвали. Разве ж это ребенок? Бабой она уже была. Просто мелкой. А задом крутила, как взрослая.

– Дуг? – шепотом позвал Берт.

– А?

Он махнул ему рукой, мол, наклонись пониже – не для чужих это ушей.

– Лорд послал людей?

– Куда?

– Тела забрать. С тракта… – Берт замялся. – Лотра и остальных.

Дуг поглядел на него с жалостью, но тут же нахмурился, словно бы пытаясь ее скрыть. Врезать бы ему по роже, козлу. Жалость пусть прибережет для Сойки или Мода. Им нужнее. Одна померла, другой тупым уродился.

– Еще нет. Никого не отсылал. Ждет чего-то… Слышал от стариков, Артон боится, что там все еще могут рыскать вражеские ищейки. И лучше б им не попадаться.

Берт сплюнул. Красноватая слюна угодила прямо на тюфяк, и без того покрытый пятнами засохшей крови.