Хайноре. Книга 3

Рика Иволка

Хайноре. Книга 3

Часть первая. Глава 1. Полулорд

Его звали Варой. Он был странствующим рыцарем, родом из маленького городишки под названием Шэлк. Если вспомнить старую карту севера Королевства, то это где-то между Холмами Близ Гри и ущельем Мора – словом, из самой что ни на есть задницы страны.

Рыцарь Берту не нравился, а вот Мышка по нему слюни пускала. Потому он Берту не нравился еще сильнее.

– Ты посмотри какой… высокий… сильный… я б за такого замуж пошла!

– Сдалась ты ему. – Берт недовольно поморщился, но Мышка его не слушала. Все смотрела и смотрела на своего «избранника».

Они лежали под старой сломанной телегой, которую Орун-кузнец поставил здесь пару дней назад. Намеревался починить, но лорд-отец так нагрузил великана работой, что руки и меха его до телеги все никак не добирались. А Берт тут же облюбовал ее в качестве наблюдательного пункта, откуда удобно и незаметно можно было следить за тренировками отцовской гвардии во дворе. Сегодня на поле схлестнулись двое – тот самый красавчик-рыцарь и лучший мечник лорда Оронца. Берт ставил на своих, а Мышка… Мышка только вздыхала, серая дурочка. И впрямь, что ей до боев и виртуозных выпадов. Ей подавай потных мужиков, сражающихся на мечах. Вожделела она таких, как сказала бы мать.

Мать у Берта была простая женщина, грубоватая. Померла той весной от лихорадки, пока ухаживала за леди Оронца. Леди Оронца чудом выстояла, а мамка его померла. Такова воля Всесоздателя, сказал тогда отец. Старые гибнут, молодые живут. Вот бы и этот старик помер, со злостью в груди подумал Берт, наблюдая, как ловко рыцарь гоняет лучшего солдата лорда по двору. Но, похоже, слишком уж он хорош для такого.

– Ты посмотри, какие руки у него здоровенные… ах, эти бы руки…

Не Мышка, подумал Берт, а назойливая муха. Все жужжит и жужжит под ухо о своем красавце. И что она в нем приглядела себе? Он ж ей в праотцы годен…

– Не староват он тебе, а? – Берт ткнул подружку острым локтем.

Мышка захихикала, и хитро, словно не кухонная воровка, а настоящая лиса, поглядела на Берта. Берту сразу не по себе стало. Очень уж ему нравился этот взгляд. И не нравился в то же время.

– А полулорденок-то у нас ревнивый.

– Молчи, дура! Сама ты!..

– Кто?

– … дура!

Мышка захохотала, и Берт резко зажал ей рукой рот – обнаружат же! Найдут их! И тогда одну на кухню спровадят или выпорют за то, что отлынивает от работы, а его опять за книжки. Кому нужны эти книжки, когда тут мечи звенят? Мечи Берту всегда интереснее были. Отец хочет из него ученого человека сделать, в Академию отправить. А Берт хочет на войну, с северянами. Бошки им резать с мечом в руках и фалавенским соколом на плаще. И чтоб Мышка его ждала. И чтоб по нему так же вздыхала, как по этому Варою из Шэлка.

Из щёлки он, подумал Берт, зло сплюнув под колесо телеги, как и все они. И нет в нем ничего особенного.

Уворот, удар, уворот, контрудар, снова уворот. Еще чуть-чуть, и этот седой рыцарь измотает молодого гвардейца, как волк – медведя. В конце концов, невзирая на неприязнь, уже и Берт смотрел на старика завороженно, только совсем не потому, почему Мышка. На минуточку Берт отвлекся и глянул на подружку, но тут же вспыхнул красным и отвернулся. Мышка была его постарше и уже, поговаривают, знавала мужчину, потому, верно, без стыда сейчас так ласково гладила себя по корсажу и с придыханием глядела на рыцаря, словно бы он уже сунул к ней под юбку свои здоровенные ручищи.

Берту месяц назад исполнилось двенадцать, у него уже почернели волосы на руках, и он не мог дождаться, когда ж они уже полезут на лице и на груди. Так он хоть перестанет глядеться в зеркало по утрам и видеть там мальчишку. Авось и Мышка на него по-другому посмотрит.

Бой кончился победой рыцаря. Мужчины с уважением друг другу кивнули и разошлись. Наблюдающие за схваткой гвардейцы, вопреки обыкновению, воздержались от пестования победителя, а вот бабы, собравшиеся у конюшни, восторженно улюлюкали. Рыцарь поклонился им с улыбкой, словно бы выступал перед придворными дамами. А потом с кухни выкатилась старая Тайра и разогнала баб по местам.

– Ой, мне тоже надо бежать! – спохватилась Мышка. – Повидаемся потом, хорошо?

– В садочке?

– В садочке!

Она наскоро чмокнула Берта в щеку и тот, уже больше по привычки, утер ее рукавом. Оправдывая свою детскую кличку, Мышка ловко выскользнула из-под телеги, оправила юбки и побежала окольным путем на кухню, стараясь не попадаться зоркому глазу старой кухарки.

Берту же ничего не оставалась, как вернуться в свою комнату в крыле для слуг и снова сесть за уроки. Через час у него у самого будут занятия во дворе, и это куда лучше, чем сидеть на твердом неудобном стуле и дышать книжной пылью. Но все равно не то. Не по-настоящему. На деревянных мечах, еще и наставник скучный и чопорный, какой-то столичный человек, которого отец специально для Берта пригласил в поместье. Лучше б с настоящим воином потягаться, вон хоть с этим рыцарем. Уделать бы его, и тогда Мышка…

Что-то слишком уж часто он думает об этой девчонке, заметил про себя Берт. Девчонки того не стоят.

Через час он оторвался от книг, наспех переоделся в удобное, взял свой тренировочный меч и только шагнул к двери, как вдруг услышал за нею знакомый девчачий писк. Ах ты, дрянь мелкая! Опять подглядывала! Берт выскочил за дверь, и увидел, как за углом мелькнула знакомая красная юбка. В этот раз он решил, что младшенькую пора бы уже хорошенько проучить. В щенячьи годы, когда грань меж ними еще не была так четко очерчена, они с Лессой и Мышкой часто играли в такие игры – следили за старшими, воровали всякое, прятались так, что никто их найти не мог. А потом сидели в садочке и делились услышанным, как заправские ищейки. Только вот Берт из детских портков давно вышел, а эта все угомониться не может.

Он бросился следом, но только и успевал, что ловить глазом пестрые юбчонки, мигом скрывающиеся то за углом, то за дверью. Но с каждым поворотом он приближался, а мелкая дрянь, понимая, что конец ее играм близок, тут же начала верещать:

– Помогите, помогите, он меня догонит, догонит!

В конце концов дурочка допустила тактическую ошибку. Она забежала в каморку, где Тайра хранила картошку и лук, думала, верно, как и в прошлый раз ускользнуть через потолочное окошко, да только Берт, наученный уже опытом, хорошенько его с той стороны подпер. Когда он забежал следом, перекрывая мерзавке путь к отступлению, Лесса, балансируя на бочке, колотила кулаком по окошку и ругалась, совсем не по-благородному.

– Ну, дрянь, попалась?

Девчонка резко обернулась, взвизгнула со страху и, не удержавшись на одной ноге, упала на дощатый пол прямо коленками. Так ей и надо, злорадно подумал Берт.

– Не трогай меня, не трогай! – заверещала она так громко, что Берт побоялся – слишком рано тем самым вызовет сюда слуг.

– Да заткнись ты! – рыкнул он.

Очень уж не любил бабий рев, особенно такой пронзительный. Вот кого Мышью надо было прозвать. Жаль, что дочерям лордов такие имена редко дают.

Младшая не затыкалась, и тогда Берт жахнул деревянным мечом по мешку с картошкой – первое что попалось. Девчонка испугалась и затихла.

– Ты зачем опять подглядываешь?! Отцу доложить? Тогда он тебя выпорет, не я! А у него рука тяжелее!

– Не надо, не надо, пожалуйста, не хочу!..

– Отвечай! Зачем за мной следишь?

Волосы из растрепанной черной косички прилипли к мокрым от слез щекам, кулачки, размером с ранние яблочки, жались к груди – ни дать ни взять провинившийся щенок. Только Берт хорошо знал свою сестрицу. Она его младше на пару лет, но хитрости в ней, как в стае лисиц. Сейчас вот прикинется невинным котенком, притупит его бдительность, а потом юркнет в щель – попробуй поймай потом. В кого она только такая пошла? В отца, степенного и спокойного, как скала, в мать, тихую и смиренную овечку? Лорд Оронца ее, верно, сплодил с какой-нибудь лесной пакостливой кошкой, никак не с человеческой женщиной.

– Хватит выделываться, – процедил Берт. – Я в это не поверю.

Девчонка вдруг перестала хныкать, зыркнула на него зло и так же зло усмехнулась. А потом утерла слезы и поднялась, всем видом показывая, что ей вовсе не больно, хотя коленки при том подрагивали.

– Хотела глянуть, что у тебя такого в штанах, – гордо бросила она.

Берт чуть не поперхнулся. Совсем девка с башкой своей не в ладах.

– Чего?..

Лесса поджала губы и нахмурилась, на щеках проступили красные пятна. Потом она вдруг выпалила одни махом, будто не сдержавшись:

– Отец сказал, что не даст мне учиться драться на мече! Сказал, что я девочка и у меня другое… предназначение! А когда я спросила, что в тебе такого, что тебе можно, а мне нет, он сказала, что у тебя в штанах все как надо! Вот я и… Хватит смеяться!

Но Берт не мог остановиться. Его согнуло пополам, он хохотал так громко и долго, что к кладовке в итоге сбежались две служанки. Они-то и увели взлохмаченную маленькую леди с полными злых слез глазами.

Вот дура, думал он, спеша потом на тренировку. Лучше бы занималась своими бабьими делами, какими положено в ее возрасте, чем о таком думала. Какое счастье, заключил про себя Берт, что он-то родился мужчиной. Ему уж точно больше дорог открыто, чем этой мелкой дурочке. Ее в тринадцать ждет брак с каким-нибудь выгодным отцу лордом, а его, Берта, ждет война. Он уже сам решил. Кончит Академию, уйдет в гвардию. И пусть отец что хочет себе думает. И пусть матушка с того свету сына своего костерит.

Во дворе к тому времени уже никого не было. Баб загнали на кухню, гвардейцы вернулись на свои посты. У тренировочной площадки стоял его наставник, сир Ганн, и, судя по постной роже, был очень недоволен, что его ученик опоздал, пускай всего на пару минут. Уже приготовившись слушать отповедь, Берт ускорил шаг, угрюмо поглядывая на наставника исподлобья.

– В следующий раз, – без прелюдий заявил сир Ганн, – я отправлю тебя прямиком к лорду. Пусть он решает, как наказать тебя за опоздание. Это ясно?

– Да, сир. Извините.

– Битва не будет тебя ждать. Ни тебя, ни твоих извинений. Когда настанет момент настоящей схватки, тебе не удастся отложить ее. Помни об этом.

– Да, сир.

Скучная тренировка на деревянных клинках началась. Берт снова получал тумаки, снова делал ошибки, снова злился на себя и снова старался доказать этому скупому на похвалу человеку, что он что-то может. Бувар из отцовской гвардии как-то раз по нетрезвости сказал Берту, что уроки на мечах – все это чушь собачья, и биться его научит только настоящая битва, когда он по-настоящему испугается за свою жизнь и будет готов выжать из себя все, чтобы победить. Только так, дескать, и учатся управляться с мечом. Но отец был иного мнения. Берт, конечно, не рассказал ему о словах Бувара, иначе не сносить тому своей пьяной башки. Но сказанное гвардейцем, повидавшим настоящий бой и не раз, глубоко засело в его голову и не давало покоя. Как же ему стать бойцом, если его не пускают в бой?

Задумался и пропустил удар. Сир Ганн тут же воспользовался этим, чтобы преподать своему нерадивому ученику урок, и в несколько выпадов опрокинул Берта на песок. Было обидно, да еще и больно – он влетел в землю щекой. Ссадина останется. Это хорошо. Поднимаясь, Берт заметил, что во дворе были не только они с наставником. В тени, недалеко от кузни, откуда доносился мерный стук молота, с кружкой браги в руке стоял тот самый рыцарь из захолустья. Поглядывал в их сторону.

Берту стало вдвойне досадно – значит, старик видел его провал. Наверное, посмеивается себе в бороду, сучий сын. Он глянул под телегу, проверить, не сидит ли там еще и Мышка, чтобы совсем ему разочароваться в самом себе. Но нет, подружки нигде не было. Хоть это хорошо. Но она, конечно, не раз видела оплошности Берта во дворе. И смеялась над ним, больно жалила своим смехом в самое нутро, туда, верно, где скопилась отцовская половина крови – гордая и благородная. Так его мать говорила – дескать, рожа у тебя, сынок, простецкая, моя, будешь как дед – морда с булыжник, глаза с щелочку, а вот сердце… сердце уж точно отцовское. На рожу Берту всегда было плевать, но вот что кровь в нем и благородная тоже имеется, это его всегда грело. Это значит, что в нем точно есть что-то от воина. Осталось это что-то вынуть из себя и бросить прямо в постную мину сира Ганна.

– Поднимайся уже! – велел ему наставник.

А к слову, бросить ему что-то в рожу – неплохая идея…

Берт усмехнулся сам себе, зачерпнул в кулак песка, ловко вскочил с земли, мысленно заклиная проклятого рыцаря хорошенько следить сейчас за его маневром, и бросил горсть прямо в лицо наставника. Тот от неожиданности отшатнулся, вскрикнул и чуть было не выронил меч. Тогда-то Берт и напал. Сам от себя не ожидая, выправился в стойку и бросился на столичного сира, дубася его деревянным мечом, как палкой. Наставник повалился на землю, обороняясь от обезумевшего от собственной смелости Берта, согнутым локтем, а другой рукой не переставая тер глаза.

В конце концов Берт отбросил палку, некогда имеющую вид меча, и пнул ее ногой.

– Это чушь собачья! Ваши уроки – чушь собачья!

– Охрана! Охрана! – кряхтел наставник. – Сюда!

Когда Берта уводили гвардейцы, он краем глаза заметил, как рыцарь, прятавшийся в тени, хохочет, едва не давясь брагой.

***

– Такова твоя благодарность?

И все же, кто бы чего ни говорил о талантах лорда Оронца, лучшим его оружием всегда были не мечи и копья, а слова, которые он ловко собирал в острый наконечник, невидимо балансирующий прямо в воздухе, и всегда метко попадал в цель. Берт стоял в кабинете отца, опустив плечи, и как никогда чувствовал себя мальчишкой. Словно бы ему шесть лет, и он опять нашкодил в кухне, гоняясь за Мышкой.

Как и тогда, сейчас ответить он по-прежнему ничего не мог. Все слова, что лезли в голову, были жалкими оправданиями ребенка. А Берт не хотел представать перед отцом ребенком. Ему дорогого стоило доказать лорду, что он уже нечто большее. И вот из-за очередной глупости все насмарку. Он снова не сдержался. Снова показал отцу, что материнского в нем больше, чем от благородной крови.

Хотя иногда Берту казалось, что доставшаяся ему от матери простота и дерзость нравились лорду. Может, потому, еще до женитьбы на своей тщедушной леди, он из всех ладных кухонных девок выбрал себе в постель просторожую служанку с крепкими руками и грузным задом? Говаривали, что лордова мать, единственная общая бабка Берта и Лессы, тоже была женщиной крепкой, сильной и волевой. Может, оттого лорда и потянуло на что-то знакомое и родное? Может, потому он и терпит выходки своего бастарда?

– Прости, отец. – Берт решил быть прямым и честным. Он виноват, значит, нужно извиниться. Признать свою вину. – Я разозлился. И повел себя очень недостойно. Я с честью приму наказание.

Усилием воли он осмелился поднять взгляд на благородного отца, и к своему удивлению заметил на его лице снисходительную улыбку.

– С честью, значит, – вздохнул он. – Что тебя так разозлило?

– Этот бесов пробл… кхм… сир Ганн… он смеется надо мной! Не учит, а будто… бахвалится, что уделывает меня в два счета!

– Ты думаешь, твои враги на поле боя будут вести себя благородно? Поверь, от них ты натерпишься куда больше насмешек, чем от наставника. Сир Ганн лучший придворный мечник.

Берт невольно усмехнулся.

– Выходит, я уделал лучшего мечника короля?

– Именно поэтому я не так сильно зол на тебя, как мог бы. Ты использовал грязный прием. Это не благородно. Но в иной раз это помогло бы тебе выжить. Сир Ганн здесь не для того, чтобы научить тебя настоящему бою. Он натаскает тебя в технике, а она не менее важна в этом твоем «настоящем бое мечты». Потому с этого момента изволь учиться прилежно, Бертур.

– Хорошо, отец.

– Боюсь, следующего раза не потерпит уже сам сир Ганн. Предупреждаю, если он уйдет, нового учителя я тебе не дам. Будешь сидеть за книгами до скончания веков. Понял?

– Да, отец!

Что ж, заключил Берт, покидая кабинет отца. Могло быть и хуже. Уж будь он на месте лорда, высек бы такого засранца, ей-ей. Мать, по крайней мере, уж точно нашла бы прут потоньше и живого места на его заднице не оставила. Такой уж она была, кухонная девка Мава. Зато крепкая, самая крепкая в поместье. Так и Берт крепким вышел. Даже крепче отца – все старухи так говорят, дескать лорд с самых пеленок тщедушным был, и хорошо, что Берту мамкина крепость досталась.

Жаль только, что с крепостью этой ловкость вдобавок не шла.

На радостях Берт так разогнался, пересекая коридор в Высоких покоях, что чуть не сшиб с ног саму леди Миалену, белесой тенью проплывающую вдоль стен.

– Отец Всесоздатель! Гляди куда несешься! – воскликнула одна из служанок отцовской супруги.

Берт потупился и пробубнил:

– Прошу простить, госпожа…

Он глянул на леди исподлобья, но та проплыла мимо, не удостоив побочного сына лорда и взмаха ресниц. Так оно и лучше, решил он. Чем меньше эта бледная тень с женским лицом на него смотрит, тем живее он себя чувствует. Экая странная она особа. Сколько Берт себя помнил, леди Настирская всегда была слаба и только Всесоздатель знает, как держалась в мире живых. Однако ж от лихорадки померла его мать, а леди хоть бы что, выжила. Еще белее стала, может, но по-прежнему ходит и дышит.

Берт поторопился было свернуть в другой коридор, скоро время обеда, с окна уже тянет мясной похлебкой. Но что-то дернуло его подглядеть, куда держит путь госпожа. Очень уж не часто она свои покои покидает. Ужель что важное случилось?

Спрятавшись за углом, Берт осторожно выглянул. Леди остановилась у кабинета отца, взмахом руки отослала служанок прочь, а сама, постучавшись, вошла. И что вот теперь делать ему? Уходить, что ли? А как узнать, что случилось? Служанок не допросишься, они его терпеть не могут, как, впрочем, и сама их хозяйка. Ну что ж, иного выхода нет…

Берт прокрался к отцовскому кабинету и прижался глазом к замочной скважине.

Отец вскочил навстречу своей супруге, как вскакивают за падающей на пол хрупкой вазой.

– Миалена, ну зачем? Не нужно было вставать, ты могла послать за мною…

– Мне уже лучше, – прозвенел дрожащий звонкий голосок откуда-то из глубин бледной тени. Шутка ли, но женушка отца была всего на десять лет старше Берта, почти в сестры годилась. Молодая, свежая, рожай себе да рожай. А она за все время брака смогла выплюнуть из своего скудного чрева лишь эту мелкую пакостницу Лессу. – Позволь я сама.

– Ни в коем случае, садись.

Отец метнулся к своей хрустальной вазе, подставил к ней поближе резной мягкий стульчик и аккуратно на него усадил.

– Что-то случилось? Тебе стало хуже?

– Нет же, Тир… ты меня не слушаешь. Напротив, лучше.

Отец уселся на стул рядом с леди, не выпуская из ладоней ее белых ручек.

– Столько дел… прости, – прошептал он, не глядя на жену. – Север опять набирает силы. А принц только взошел на трон. Вокруг него столько алчущих власти лордов. Мы должны быть впереди. Предстоит много… много труда…

– Мой бедный. Это тебе нужно отдохнуть, а не мне. Когда ты посетишь меня снова?.. Прошел уже год…

Отец на глазах посмурнел, словно бы чего-то несвежего отведал. Что, в постель к женушке, значит, не хаживает? Мышка бы сказала, что дело дрянь.

– Всего год… в прошлый раз ты очень долго восстанавливалась. Я не хочу рисковать тобой снова.

– Я готова! Готова! Всесоздатель видит, я готова… Я должна дать тебе сына…

– Если ты меня при этом покинешь, уже никакой наследник меня не обрадует… У меня есть сын, Миа. – Леди высвободила ладони из рук мужа и отвернулась. – Не злись, ты знаешь, что я делаю это ради нас. Я добьюсь, чтобы Берта признали законным. И проблемы не будет. У меня будет наследник. И живая любимая жена.

– Он сын дворовой девки, Тир! – пронзительно воскликнула бледная госпожа. – Ты сумасшедший! Твои лорды высмеют тебя, если ты о нем заявишь!

– Лордам не до того, – голос отца похолодел, – коронация принца, подбор невесты, дрязги с Севером… никто не обратит внимание на мое дело.

Леди опустила плечи.

– Но он же сын простой служанки…

– Он и мой сын тоже. Я сделаю его лордом. Он закончит Академию и станет придворным. А тебе больше не придется мучиться родами.

Отец и его супруга замолчали, и Берт уже думал было уходить, когда леди вдруг тихонько засмеялась.

– Ах, Тир… Лесса не простит тебе этого. Она уже мечтает о том, как будет править семейным поместьем верхом на коне и с мечом наперевес. Видит Всесоздатель, ей больше досталось твоего, нежели моего…

– Лесса еще дитя. Станет постарше, и все поймет. Только не беспокойся. Ради всех нас, не беспокойся…

Берт с брезгливостью оторвался от двери, когда лорд и леди принялись нежно соприкасаться губами, и, стараясь не шуметь, ушел прочь. Ему предстоит стать лордом, а лордам не пристало подслушивать чужие беседы. Интересно, распространяется ли это правило на воровство плюшек с кухни до обеда?

Глава 2. Мышкина беда

В обед они с Мышкой договорились встретиться в садочке ближе к ночи, когда поместье уже будет отходить ко сну. Берту не терпелось похвастаться подруге, что она может куда подальше запрятать свое обидное «полулорденок» в обращении к нему, поскольку вскорости быть ему полноценным лордом, а не половинчатым.

Но что-то Мышка не торопилась. Он целый час сидел на лавочке в саду, давно запущенном, поскольку делался он для леди Миалены, а она теперь из покоев выходит лишь по крайней нужде. Сидел, кидал в пруд камни, заставляя живущих там лягушек прерывать свою брачную песнь, и зевал, потому что уже вовсю хотел спать – в это время ему уже было положено тушить лучину, откладывать книгу и ложиться в постель. Вечерами отец позволял ему вместо ученых памфлетов почитывать то, что ему самому хотелось – военные летописи, истории о рыцарских приключениях, где было непонятно, что правда, а что выдумка. В детстве он еще читал сказки, но уже давно не балуется таким. Как только Берту стукнуло семь, он сам заставил себя отложить такие несерьезные книжки и взяться за умные. Ну… может, конечно, в чем-то тому подсобила и насмешница Мышка, однажды заметившая у него под кроватью сказку про Сытую деревню.

К слову, где ж ее носит, вертихвостку?

Берт со злости и досады, что не удастся ему, видно, сегодня похвастаться, пнул последний камешек в пруд и пошаркал прочь. Как вдруг заметил тоненькую фигурку, мнущуюся у входа в сад.

– Мыша, Мышка? Ты? – позвал Берт громким шепотом.

– Угу…

– Ты чего тут стоишь?! Я ж тебя внутри жду! Уж битый час!

И тут вдруг случилось то, чего Берт, кажется, никогда еще не видел – подружка его разревелась. Да так, что хоть ведро подавай, будет в чем похлебку варить, соль тратить не надо.

– Ты чего? Ты чего? – Он подошел к ней, взял руками за плечи, чувствуя, как в груди клокотать начинает – ежель ее кто обидел… – Кто виноват? Кто? Говори!

– Да это… – запищала Мышка, глотая слезы. – Это Тайра, кухарка… наказала меня… ненавижу! Наказала… поймала, что отлыниваю…

– Как?

– Буду теперь драить котлы с утра до ночи… вот только сейчас последний домыла… руки в кровь… – Мышка глянула на свои руки, Берт тоже глянул – костяшки темные были, словно бы она дралась с кем-то весь день или по стенам дубасила.

– Вот с-с-сука… я ей!..

– Не надо, не надо!.. Сама виновата…

– Я поговорю! С отцом поговорю!

– Не надо, ты и так с ним говорил… Я слышала, что на тренировке у тебя вышло. Все об этом говорят. Еще будешь за меня просить у лорда… хватит тебе и своих проказов…

Берт нахмурился. Надо было Мышке помочь. У него все внутри сжималось, пока она дрожала и ревела тут перед ним. Странно, в то же время. Уж сколько они дел наворотили по детству, сколько им обоим прилетало, что розгами, что тумаками, а Мышка, хоть и девчонка, реветь себе так никогда не позволяла. Тут явно еще что-то…

– Ну-ка. Признавайся. Что еще стряслось?

Мышка робко глядела на него исподлобья, носом хлюпая. И не сказать, конечно, что ему Мышка такой не нравилась… очень даже нравилась, даже еще пуще… дрожит тут, плачет, защищай ее… но уж очень странно это было.

– Тайра мой мешочек отняла… сказала, хрен мне, а не цацки, раз добро не понимаю… сказала, что тятьке твоему отнесет, чтоб точно никогда не добралась…

Ах, мешочек… ну вот и ясно все стало. Связка кожаная на ремешке, в нем Мышка берегла единственное, что от мамки с тятькой осталось – связанные меж собой пряди их волос. Мышка очень мешочком своим дорожила, держала его всегда при себе. Здесь только последний пришлый таракан не знает, что это для нее самая большая ценность.

Вот сука эта кухарка! Не боец, а куда бить знает, как никто.