Полная версия
Засыпая на ходу, мальчик добрёл до кухни и автоматически сел на привычное для него место. Присев, он успел подумать: «А на месте ли стул?» – и тут же понял, что на месте. «Да, благо, что у мамы нет времени на шутки. Я бы на её месте точно выдернул стул. Мгновенно проснёшься. Вот смеху бы было», – по-утреннему отрешённо, думал Павел. Мешая ложкой «очень» вкусную и бесспорно полезную кашу, он смотрел, как мама бросается от кухни к ванне, от ванны к комнате и из комнаты обратно на кухню. Её волосы ещё не были уложены, напоминая по форме и цвету миниатюрный стог сена, который он видел однажды в деревне. Судя по стрелкам на часах, им оставалось до выхода из дома минут тридцать, а она, как отметил про себя Паша, ещё в халате и не накрашена. «Видимо, сегодня она дала себе слабинку и решила поспать подольше, – решил мальчик, – а сейчас наступил час, точнее, полчаса расплаты».
– Мама?
– Да, дорогой.
– А зачем ты в спортзал ходишь? Ты и так вон какая стройная, и утренний кросс по квартире по-любому сжигает жиров больше, чем все тренировки.
– Так, а тебе не кажется, что ты слишком много вопросов задаёшь, сидя перед полной тарелкой еды?
– Каши, мама, каши.
– Каша – тоже еда.
– Ага, конечно.
– Что ты сказал?
– Да, конечно! Каша – тоже еда!
– Правильно. А теперь ложку в рот и всё мигом съел. Чай сам нальёшь, ладно? Я пошла одеваться.
– Хорошо. Конечно. Приятного аппетита, Паша.
Вышли они вовремя. Прохлада марта одновременно и «убивала», и радовала, потому что весна всего лишь за одним бугром. Лишь бы дожить до конца этого депрессивного месяца с его непонятной для всех погодой. Благо, осталось немного. Павел смотрел через окно автобуса на идущих против ветра людей, которые, как черепахи, прятали свои головы в панцири в виде пуховых курток и пальто. Школа была всё ближе и ближе. «Ничего не скажешь, школьные годы – чудесная, удивительная пора, – с душком сарказма подумал он, – седьмой год в этом заведении, а ощущение, будто всю жизнь там провёл и никакого просвета на горизонте». Его размышления прервал резкий толчок автобуса. Паша стал всматриваться в очертания домов. Автобус дёрнулся, снова остановился, скрипнул, зашипел распахивающимися дверями и, по-видимому, тоже продолжающий спать водитель невнятно промямлил название остановки. Наличие отдельных букв и количество слов были распознаны как пункт назначения, где следовало сходить. Расталкивая пассажиров, Паша выдавился из живой массы холодной машины.
Школа была наполнена шумом, смехом и криками учеников, которые перемешивались с фразами учителей: «Дети, дети, в сторону», иногда жалобными, а иногда и очень строгими. Зайдя в класс и окинув парты взглядом, Паша ощутил себя маленькой антилопой, случайно наткнувшейся на прайд львов, жизнь которой зависела от того, голодны хищники или нет. Подходя к своей парте, за которой уже сидел Илья Сизов, его закадычный друг, и здороваясь с одноклассниками, Паша думал: «Как так, в одном классе учимся, а двенадцать из семнадцати парней здоровые, как быки, и тупые, как ослы. Благо в классе есть ещё один меньше меня ростом, а то на спортивной линейке стоял бы рядом с высоченной кобылой». Спокойно дождавшись начала урока, Павел понял, что с утра все «львы» были сыты.
Время на уроках тянулось нескончаемо долго. Ко всему прочему, раззадорившиеся ко второму уроку «львы» начинали охоту на «антилоп», то есть на Пашу и ещё трёх таких же, как он, доходяг. Одного невысокого и хиленького парня они не трогали. Он был слишком умным, настолько, что даже постоянные задиры с вечно взлохмаченными волосами и грязными ногтями боялись его обижать. Он начинал орать, вне зависимости от местонахождения, как полоумный, когда его только задевали пальцем или обещали тумаков, если он не даст списать. В результате нескольких таких инцидентов «плохиши» оставили его в покое. Вся участь мучеников класса легла на оставшихся слабаков. В этот день больше всего досталось Жене, одному из школьных приятелей Паши. Непрекращающееся тыканье письменной ручкой в спину во время уроков со стороны одного из представителей не особо одарённой части класса, издевательства и обидные слова на переменах и, в довершение всего прочего, отбитые руки, заменявшие боксёрскую грушу Филиппову Вадиму, здоровенному двоечнику, периодически бившему ребят из младших классов. Так он отрабатывал удары, о которых узнавал на тренировках по боксу, после того, как около месяца назад его перевели из другой школы в связи с переездом его родителей откуда-то с севера.
Вырвавшись из школы, Паша с радостью ринулся домой, где его уже ждали тоска выполнения внеклассных заданий, меланхолия дополнительного чтения литературы и, возможно, пара часов на улице. Когда пришло время спать, он с радостью залез под одеяло, дождался маминого поцелуя перед сном с пожеланием спокойной ночи и подумал о том, что ему приснится сегодня и что же не так с тем домом…
Несмотря на то, что зима властвовала уже почти два месяца, снега не было и в помине. Клубы пара растворялись на дневном морозе при каждом выдохе Паши и Жени.
– Ну что, рискнем? – спросил Павел.
– Страшно, если честно. Может, не надо, – пытался остановить его Женя.
– Страшно?! Да меня тут в прошлый раз чуть не прибили. Давай, пошли, – ответил Паша и подал пример.
– Паша, а почему людей нигде нет? – стал догонять одноклассника товарищ, не желая показаться трусом.
– А кто их знает, тут и в прошлый раз никого не было, – пожал плечами Павел.
С последнего посещения дома в нём мало что изменилось. Бетонная коробка по-прежнему была без отделки. Дверные и оконные проёмы так же были пусты. Вместе с тем за тот период, пока Паша отсутствовал, кто-то успел надстроить последние этажи, вытянув дом ввысь, и положить крышу. Забора не было, и теперь вся строительная площадка просматривалась как на ладони. Отсутствие оградительных лент само приглашало ребят посетить недостроенное здание. Ребята поднялись по лестнице и, осторожно ступая по цементу, рассыпанному на бетонных плитах первого этажа, стали осматриваться.
– Слушай, Паша, какое-то странное здание. Всё из бетонных блоков и ни одного кирпичика, – дрожащим шёпотом сказал Женя.
– Ага, и холл смотри какой здоровый. Интересно, зачем? Электричества, кстати, походу нет. А! Вот тут раньше миниатюрный лифт был. Меня старуха на нём вниз спустила, – схватив приятеля за плечо, тараторя и взбудоражено тыкая пальцем в стену, где раньше был встроен лифт, стал показывать Жене то пресловутое место Паша.
– Ты чё так пугаешь? – из полуприседа спросил товарищ.
– Прости, прости. Но тут и в правду был лифт, – не успокаивался Паша.
– Да верю я тебе. Плечо только отпусти. Ну был лифт и что? Убрали, значит. А кстати, раз был лифт, и тебя на нём старуха прокатила, значит, электричество было. Может, она тут не только тебя одного катала туда-сюда. И всё, лифт накрылся, и лампочки потухли, а? – с издевкой поддел приятеля Женя.
– Ага, давай остри. Посмотрим, как ты будешь шутить, когда тебя попытаются зарезать, – серьёзно ответил Павел.
– Слушай, ты говоришь, что старуха тебя вниз спустила. Но посмотри, никакой лестницы вниз нет. А вход в дом только один. Во всяком случае, мы только один нашли, пока дом обходили, – тоже настроился на серьёзный тон Женя.
– Да, действительно, странно. Лестницу вниз закатали, электричество отрубили. Очень странно. Ладно, давай наверх подниматься, пока солнце не село, а то через час вообще в потёмках спускаться придётся, – сказал Паша и пошёл к лестнице на второй этаж.
– А что там делать? И вообще, что нам тут надо? – взялся за прежнее Женя.
– Пойдём. У меня какое-то предчувствие насчёт этого места, – не оборачиваясь, ответил Паша.
Практически задержав дыхание, ребята медленно поднимались по лестнице. Напряжение и страх выжимали из их спин пот, который, впитываясь в футболки, делал ткань холодной на морозе, от чего она неприятно леденила плечи. Прежде чем подняться на площадку следующего этажа, они тщательно прислушивались и, убедившись, что кругом по-прежнему витает тишина, ступали на такие же, как и этажами ниже, плиты и бегло осматривали помещение. Каждое идентично воспроизводило уже пройденное. К девятому этажу Женя осмелел от повторяющегося отсутствия какой-либо опасности и, обогнав Пашу, первым ступал на этаж, после чего, смело пройдя несколько метров вдоль стены и не дождавшись одноклассника, уверенно поворачивал направо, следуя замыслу архитектора, в результате чего на время исчезал из поля зрения идущего за ним товарища. К двенадцатому этажу Паше надоела такая демонстрация смелости, так как он понимал, что Женя спешит из-за сгущающихся сумерек, в которых через минут двадцать станет по-настоящему жутко, а впереди еще несколько пролетов и спуск вниз. Паша уже и сам не понимал, зачем они обходят каждый этаж, поддавшись его необъяснимому чувству в отношении этого здания. Он решил, что действительно пора идти вниз, поскольку подъём до самого верха, а оставалось как минимум пролётов восемь, может привести к тому, что они подвернут в темноте ноги на какой-нибудь ступеньке.
Зайдя на двенадцатый этаж, Женя по привычке резво завернул за угол. Паша продолжал проявлять осторожность и медленно двигаться, как вдруг услышал этажом выше какие-то голоса. Ледяная стрела страха пронзила его в самое сердце, и он остановился как вкопанный. Шум в ушах от нарастающей паники не давал разобрать слова и количество говоривших. Он пытался прошептать имя товарища, но не смог. Бросив взгляд на лестничный пролет, уходящий на следующий этаж, он, переборов скованность в движении, на цыпочках, еле касаясь пола, дошёл до поворота, не отрывая взгляда от того места, где лестница скрывалась в темноте тринадцатого этажа. Начав двигаться, он смог говорить. Едва различимо для уха, он звал Женю и благодарил его в душе за то, что тот не кричит: «Паша, всё тип-топ», как он это делал на некоторых этажах. Дойдя до конца коридора и остановившись перед поворотом, он прислушался к звукам наверху. По-прежнему невозможно было разобрать, о чём говорят люди. Он слышал лишь общий фон чьей-то речи, но не мог уловить ни одной конкретной фразы. Но продолжающаяся речь и прежний тон говоривших успокаивали хотя бы тем, что те, кто наверху, не услышали их. Можно было поворачивать, звать Женю и делать ноги. Павел завёл ногу за угол и уже приготовился приставить указательный палец к губам и прошипеть «Тссс», когда увидит Женю, но обомлел, как только повернул голову, оказавшись за поворотом.
Увидев то, что предстало его взору, вторая стрела леденящего страха вонзилась ему в грудь и парализовала движения. Она же спасла его от крика, который застыл, не сорвавшись с его губ. Зайдя за угол, он не обнаружил ни площадки, ни холла, как это было на прежних этажах. Просто небольшое помещение, не больше трех метров в ширину и столько же в длину. Жени в нём не было. Маленькое окошко в стене перед ним давало тусклое, но достаточное освещение, чтобы разобрать контуры помещения и убедиться, что в нём нет никакого укрытия, ямы или люка в потолке, в которых бы мог скрыться его товарищ. Женя просто исчез. На полу, сжавшись в клубок, сидел черный кот и испуганными глазами смотрел на подростка. В его взгляде читалась мольба о помощи. Она была настолько отчаянной, что Павлик почувствовал приближающуюся беду. Кот открыл пасть, и ему даже показалось, что тот тихо прошептал: «Помоги», повернув голову к стене с правой стороны. Паша, следуя за взглядом кота, посмотрел направо и увидел, что на самом деле вместо сплошной стены была гибкая металлическая решетка, натянутая между стенами, полом и потолком. Практически у самого пола решетка была разрезана. Павел не мог сначала разобрать, что скрывалось в глубине помещения за этой решёткой, но чувствовал, как кто-то или что-то приближается к нему из этой темноты. Его глаза ещё не успели привыкнуть к освещению, чтобы можно было разобрать, что находится за решёткой, как из темноты выступили два жёлтых сияющих глаза. Свет из окошка очертил контуры здоровенной собаки, которая оскалила пасть и стала рычать. От немедленной атаки этого пса Пашу спасала только эта ненадежная решетка. Пока. В это же мгновение он разглядел силуэты ещё нескольких собак, бросившихся с озлобленным лаем на решётку. С верхнего этажа Павел чётко услышал: «Что там такое? Взять!» Первый пёс рванулся в разрыв решётки, и его пасть оказалась по эту сторону от неё. Застряла морда, но, как понимал Павел, ненадолго. Времени на раздумье не было.
Он схватил кота и бросился наутёк, громыхая ногами по ступенькам. С верхнего этажа раздался настолько жуткий и пронзительный вопль, что с трудом можно было сказать, что он принадлежит человеку. Вслед тарабанящим по лестнице каблукам Пашиной обуви неслось очередное «Взять!» Заходящее солнце давало мало освещения на лестничные пролёты, и Паша несся по ним, рискуя каждый раз подвернуть ногу. Ужас гнал его вниз без оглядки, не давая задуматься над этим и делать секундные остановки, чтобы посмотреть, куда ступит его нога после следующего шага. Пульс бешено стучал в висках. Громыхающий лай вырвался на лестницу, когда Паша достиг уже шестого этажа. Псы, одновременно бросившиеся в лаз решетки, мешали друг другу вырваться на свободу, что дало фору подростку. Услышав мчащийся вниз лай, Павел от охватившего его ещё больше страха уже не бежал, а слетал по ступенькам, перепрыгивая сразу через часть пролёта. В выставленной в сторону левой руке барахтался кот, который постоянно царапался и пытался вырваться, что ещё больше мешало ему. Паша чувствовал, что что-то связывало этого испуганного зверька с Женей, и поэтому ещё крепче сжал свои пальцы на загривке животного. Вот уже и четвёртый этаж. Прыжок, ещё прыжок. Третий этаж. Смертельный лай становился всё ближе. Второй этаж. Ещё немного и спасенье близко. «Неужели успею?» – подумал Павел, и только сейчас у него промелькнула мысль: «А куда потом?», но ответ не пришёл. И вот он, первый этаж и свет в дверном проёме. Туда. Он вырвался через него на крыльцо и, не останавливаясь, с разбегу прыгнул, перелетев через все ступеньки. Приземлившись, он опёрся на руки. Кот вырвался и, задрав хвост, бросился направо, подгоняемый нарастающим из глубины коридора лаем. Павлик резко встал и бросился за котом, который бежал не по прямой, а постоянно сворачивал. На бегу Паша увидел, что вокруг стройки вновь появился забор, расположенный к зданию гораздо ближе предыдущего. Думать о том, откуда он взялся, не было времени. Махнув в душе рукой на кота, так как собственное спасение в такой ситуации было важнее, он из последних сил понёсся к кирпичам, сваленным около стены. Обзор застилала паника, и он не видел, есть ли ворота в заборе. По силе лая он понял, что псы уже на площадке. Не оборачиваясь, он взбежал по кирпичам и прыгнул что есть мочи, ухватившись в полёте за верхний край забора. Благо, что колючая проволока не была пущена сверху на этот раз. Упёршись ногами в стену, подросток без промедления оттолкнулся от неё, подтянувшись одновременно на руках, и его по инерции перекинуло через забор. Зубы одного из псов, тоже бросившегося ему вслед с кучи кирпичей, клацнули друг о друга. Задержавшись на несколько секунд на заборе, Павел понял, что часть собак, бросившихся за ним, не сможет перепрыгнуть через забор. В это время вторая часть псов терзала пока ещё живое тельце кота, который отчаянно защищался в последние секунды своей жизни. Павел так и не смог его спасти, не смотря на все свои старания. В этот момент из темноты подъезда выбежал человек, черты которого, от вновь охватившей мозг паники, Паша не смог разобрать. Не испытывая второй раз судьбу, он прыгнул с забора и…
Встав с кровати в полной темноте, Паша не мог понять, где он находится. Ещё секунду назад он, испугавшись человека, который, по-видимому, дал команду собакам схватить его, спрыгнул с забора, не зная, что делать дальше, и вот он уже сидит где-то в кровати. Постепенно он понял, что дом, собаки, погоня и смерть кота – всё это ему приснилось. К сожалению. Удивило то, что во сне он мог убегать от собак так, как если бы убегал от них наяву – что есть силы. Обычно во сне бег замедлен и неуклюж, и как бы ты ни старался, тебя догонит даже безногий на костылях. Но несмотря на это, сон был хорош и очень реалистичен. «Реальность же заключается в том, что он сидит в своей кровати, и, судя по электронным часам, мама скоро встанет и начнёт снова готовить завтрак, – подумал он, – и ему снова, умывшись и позавтракав, снова придётся идти в школу». Однообразные, скучные и грустные дни, которые полны издевательств и тумаков со стороны более сильных и высоких одноклассников. Унылость будней, тоска выходных, никаких приключений и тайн – вот то, что уготовано ему на долгие годы, а может, и всю жизнь. «Да, реальная жизнь отличается от той, что во сне, – вздохнул про себя Павел. – Это война, ежедневная война, которую надо вести с одноклассниками и скукой, смертельной скукой, длящейся от пробуждения до сна, в котором можно жить и получать от этого удовольствие». В маминой комнате сработал будильник. Это означало, что скоро она пойдёт его будить.
Класс гудел, как всегда. Сизову Илье, который всегда приходил рано, Хафизов Ренат уже выкручивал руку, приговаривая: «Помнишь, как наши ваших триста лет шлифовали, а? Помнишь? Скажи, что помнишь?» Зажмурив от боли глаза, Илья, стыдясь показать перед девочками слезы и победу Рената, процедил сквозь зубы: «Помню. А помнишь, как потом наши вашим на Куликовом поле за все триста лет навешали?» Ренат нахмурил лоб, превратив брови в чёрную кривую, и выдвинул вперёд итак чрезмерно выступавший подбородок, обнажив в оскале злости зубы, напоминавшие подгнивающий забор с огромными щелями. «Ты что сказал?» – Ренат занёс над спиной Ильи огромный кулак так, что со стороны казалось, что он одним ударом переломит его хрупкую спину, но, увидев, что в класс вошёл Максим Сергеевич – их классный руководитель, сразу ретировался в сторону.
Вслед за учителем, ещё до начала урока, в класс вошла дама, которую удостоили взглядом все ученики, не исключая и девочек. Один лишь Сизов Илья, склонив голову над партой и спрятав мокрые глаза в русой чёлке, сидел, не обращая ни на кого внимания, и растирал мышцы на левой руке. Уверенные шаги женщины, холодный взгляд и приподнятый вверх подбородок навели в классе тишину быстрее, чем появление Максима Сергеевича, который был одним из самых строгих педагогов. Женщина подошла к учителю и, дождавшись, когда он вернёт ей поданные ему документы после беглого ознакомления, поправила локон вьющихся ярко-рыжих волос и полы синего пальто, после чего, окинув беглым взглядом класс, удалилась.
Когда все рассаживались за парты, к Паше подошёл Ерофеев Денис, его приятель, и, откинув со лба бронзовую шевелюру, просмаковал: «Ты бы знал, как она на меня посмотрела. Прямо глаза в глаза». Павлик посмотрел с удивлением на Дениса, так как женщина, как показалось ему, посмотрела в глаза именно ему. «Ничего, и на твоей улице когда-нибудь будет праздник», – Денис пошёл к себе за парту, похлопав Пашу по плечу рукой, усыпанной веснушками. Ещё более Павел был обескуражен, когда на уроке и на перемене мимолётом слышал от разных одноклассников, что женщина задержала взгляд именно на нём. Парадоксальность ситуации заключалась в том, что женщина удостоила взглядом класс не более двух секунд и, судя по разговорам, успела пристально посмотреть в глаза каждому. Хотев спросить, что думает об этом Сизов Илья, Павел уже было открыл рот и тут же махнул на него рукой, вспомнив, что утром его беспокоили куда более прозаические проблемы. Илье в этот день вообще не везло. Жени в школе весь день не было, и всё внимание более сильные одноклассники уделили Илье, Паше и Денису. Правда, двум последним досталось не особо сильно, если не считать, что на втором уроке, когда учитель задумчиво склонился над задачником, кто-то из ребят кинул Паше в голову комок разжёванной бумаги, когда он решал уравнение у доски, повернувшись спиной к классу. Большая же часть тумаков всё равно досталась бедному Илье, над которым поиздевался всё тот же Хафизов Ренат, а также Малютин Олег и Быкадоров Роман. Остальные стояли рядом и гоготали во всё горло.
После уроков Паша хотел позвонить Жене, но забыл, погрузившись в тренировку, домашнее задание, чтение и прогулку перед сном. Уже засыпая, он подумал, что обязательно позвонит ему завтра, если тот не придёт в…
– Ого, какая здоровая! А ты говорил, что это дом. Смотри, дурик, это же больница, причём такая…, о-го-го, какой я ещё не видел, – разведя руки на всю ширину, потрясывал ими Сизов Илья.
– Да, действительно больница. Я бы даже сказал, медицинский центр. Сколько тут этажей? Раз, два, три, четыре. Ну, в общем, много, – задумчиво сказал Паша.
– Да, много. А если в цветовую гамму ещё красного добавить, то она издалека вообще, как российский флаг будет смотреться, – подметил Илья.
– Не знаю, на что она похожа издалека, но вот её автоматические двери похожи на челюсти, которые проглатывают и выплёвывают массу людей.
– Интересно бы знать, сколько сейчас на улице? Жара непереносимая, а всего лишь начало лета, – махал на себя руками Илья. – Так что не так с этой больницей, Паша?
Заходя в её холл и проходя к лифту, он вкратце рассказал Илье о том, что происходило в стенах этой больницы, когда она была еще только каркасом из бетона, способным стать всем чем угодно.
– Паша, а что сейчас ты хочешь здесь найти? Даже если что-то и было, то оно безвозвратно замуровано и заштукатурено, – сказал Илья другу.
– Может быть, но попробовать стоит, – сказал Паша, нажимая кнопку «12».
В лифте было много людей, включая и сотрудников больницы, поэтому Паша предпочёл помолчать и тихо ткнул локтем в бок Илью, когда тот попытался продолжить разговор. Когда двери открылись на нужном им этаже, их ослепил яркий белый свет коридора, отчего ребята прищурились.
– Ого, никогда не видел синих растений, – с нескрываемым удивлением сказал Илья.
– Это искусственные растения. Такие можно в любой цвет покрасить. Вопрос только, зачем им столько искусственных цветов одинакового цвета? – задумчиво сказал Паша.
– Паша, возвращаясь к предыдущему вопросу, ты что, думаешь в физиоотделении найти все ответы на свои вопросы? – не успокаивался Илья.
– Илюха, да помолчи ты. Дай сосредоточиться, – толкнул его в плечо Павлик.
Обойдя весь этаж по нескольку раз, прочитав фамилии всех специалистов и нарвавшись на вопрос одного из врачей: «Кого вы ищете?», Павел понял, что пора подниматься на тринадцатый этаж, после того, как Илья ловко выкрутился из конфузной ситуации с врачом, непринужденно ответив ему: «Да мы просто маму ждём, вот и ходим по коридору туда-сюда, пока она на приёме». Поднимаясь по лестнице на этаж выше, Пашу вдруг осенило.
– Постой, – резко остановился он, легко ударив Илью в грудь тыльной стороной ладони, – что ты там сказал внизу, когда мы только зашли в больницу?
– Что сказал? – смутился Илья.
– Ты сказал, что если тут что-то и происходило, то это замуровано, – радостно крикнул Паша.
– И что, фундамент пойдём поднимать? – с сарказмом спросил Илья.
– Да при чем тут фундамент. Я когда первый раз тут был, с первого этажа был спуск в подвал или на цокольный этаж, уж не знаю, что там. А при втором посещении этого места спуск уже был замурован. С учетом того, что старуха хотела прибить меня именно там, я уверен, что надо искать внизу, – торжественно закончил Паша.
– Точно так же, как в том, что надо искать на двенадцатом этаже, потому что именно на нём пропал Жека? – издевка товарища была очевидна.
– Пойдем, Илья, я чувствую, что на этот раз абсолютно прав, – бросился Паша к лифту.
– Так и быть, помогу тебе и на этот раз, – побежал за ним Илья. – Смотри, и лифт абсолютно пустой нам подали, прямо как так и надо.
– Ага, вот только кнопка в подвал отсутствует, – расстроился Паша.
– Ага, а как же «Я уверен, я уверен», – паясничал Илья, – что опять неувязочка вышла?
– Нет никакой неувязки. Просто попасть туда очень тяжело, – уже серьёзным тоном сказал он, отчего Илья сразу притих.
Когда лифт спустился до конца, ребята уже были не одни. Огромная масса народу вышла на первом этаже, заполонив весь холл, мешая друзьям найти вход в подвал. Но после нескольких секунд ожидания вся эта толпа, как и набегающая волна со временем, схлынула, разойдясь в разные стороны. В вестибюле были отдельные посетители и три охранника. Первый стоял перед центральным входом, а двое охраняли спуски на этаж ниже. Один – около специально отведённого лифта, расположенного слева при входе, который ребята сначала не заметили, другой – около лестницы, находящейся в конце коридора, справа при входе в больницу. Оба охранника проверяли пропуска у всех, кто спускался вниз как на лифте, так и по лестнице.
– Смотри, Илья, спуститься на лифте у нас нет никаких шансов. Неизвестно, что там находится, во всяком случае, вывеску, опровергающую эту неопределённость, мы не нашли. Поэтому, даже если нам и удастся просочиться в лифт вместе с толпой, она же раскусит нашу ложь мгновенно.