Полная версия
Убрав руки от лица и открыв глаза, Костя увидел, что на кухне он остался один. Он обошёл квартиру и, не найдя жену, вернулся на кухню. На том месте, где совсем недавно была его жена, сидела девушка. Она была молода и безупречно хороша собой. От её гладкой, белоснежной кожи невозможно было оторвать взгляд. Её полные, сочные губы манили к себе, и можно было отдать всё что угодно, лишь бы ощутить их страстную чувственность на своих. Её томный и одновременно задорный взгляд привёл Костю в игривое состояние. Он отодвинул пустую вазу в сторону. Аптечной бутылочки на столе не было, но Костю не интересовало, куда она делась. В этот момент его интересовала лишь та юная девушка, которая появилась в его квартире и, возможно, в его жизни. Он перегнулся через стол и хотел уже прикоснуться к её нежным губам, как девушка подняла перед собой ладони, полные лепестков алых роз, и со смехом кинула их Косте в лицо, отчего тот закрыл глаза. Когда он вновь их открыл, девушки уже не было. Она исчезла, как мираж, который видит уставший от изнуряющей дороги путник, жаждущий глотка свежей воды. Перед Костей на столе стояла пустая ваза, а вокруг неё и на полу лежали начавшие гнить брошенные ему в лицо лепестки роз.
Когда зловоние от гниющих лепестков окутало Костю, одиноко стоявшего посередине кухни, в дверь позвонили. Он, осторожно ступая по полу захламлённой квартиры, подошёл к двери и посмотрел в глазок. К нему пришли родители Любы. Костя, не открыв дверь, затаил дыхание и так же тихо ушёл в одну из комнат, желая не только избежать с ними разговора, но и какой-либо встречи. После того как он обошёлся с Любовью, ему было неудобно видеть кого-либо из её окружения. Он читал в их взглядах осуждение.
От пробудившегося где-то внутри чувства вины, неприятного, как скисшая еда на вкус, Костя стал раздражительным, и когда его не вытерпела и оставила очередная девушка, он стал ненавидеть и избегать любого близкого контакта со всеми, вне зависимости от того, были они знакомы или нет. В этот момент кто-то постучал в оконное стекло. Костя обернулся и увидел, что это были его друзья. Они махали ему руками, тарабанили по рамам и звали его, но он не хотел уже видеть и их. В какой-то момент он явственно понял, что лишь смотрит, как они открывают рот, не слыша, что они говорят. Он не хотел их слушать. Костя перестал понимать их, и со временем они стали раздражать его. Он убежал в другую комнату, но там по окну стучали уже его коллеги по работе. Как же долго он пытался избегать и игнорировать их общество, но мешали правила социального поведения. Даже с друзьями было проще порвать, чем с ними. И над теми, и над другими он язвил, словесно издевался и глумился. Сколько Костя себя помнил, иной линии общения и поведения с другими он не проявлял. Он не мог по-другому. Костя чувствовал себя хорошо лишь тогда, когда видел боль и страдания в глазах других от язвительности его речи. И лишь Любовь оберегала его от окончательного разрушения. Он сдерживался до тех пор, пока не заставил страдать и её. То чувство вины, которое у него возникло после её исчезновения из его жизни, а также свобода от каких-либо обязательств перед ней, позволили ему изливать желчь слов на окружающих, наказывая себя постепенно возникающей вокруг него пустотой.
Костя хотел остаться один и, чувствуя, как кислота его поведения постепенно начинает разъедать его самого, миновав другие комнаты, убежал на кухню, надеясь там скрыться от посторонних. Смакование одиночества продлилось недолго, и он увидел, как чьи-то незнакомые руки начинают скрежетать ногтями по стеклу окна, чьи-то незнакомые лица, со зловещим оскалом начинают заглядывать к нему на кухню. Костя бешено заорал и бросился задёргивать все окна плотными шторами и занавесками, желая остаться наедине с самим собой. В квартире стало темно и практически тихо, лишь только ход настенных часов да приглушённые удары по окнам напоминали, что он жив. Костя стал терзаться от злости из-за одиночества, в которое он сам себя и погрузил, но тут одно из окон его квартиры разбилось, и он услышал сотни незнакомых, мало знакомых и знакомых голосов, которые проникли в его жилище. Ненадолго возникшее удивление сменилось адским гневом в глазах Кости, и он, зажмурив глаза, почувствовал, как пламя ярости вырывается из него наружу.
Когда последнее мешающее стекло было выбито из окна Костиной квартиры, шторы сдвинуты в сторону, и свет прогнал сгустившуюся тьму, вся толпа хлынула через подоконник и заполнила всё пространство. Кости нигде не было. От удивления все замолчали, и наступившую тишину нарушал лишь мерный ход часов на обуглившихся стенах.
«В одиночестве человек – либо святой, либо дьявол»
Роберт Бёртон