Калери. Somebody's Me

Бегло осмотрев комнату, я нашел тебя сидящей на диванчике возле той самой статуи, за которой ранее скрывался. Гостей здесь было значительно меньше, как и шума, а взгляд зацепился за встроенный кондиционер на потолке, откуда шел поток прохладного воздуха.

Повременив еще немного, я смотрел как ты разглаживала собравшиеся складки платья на коленях, не зная куда пристроить сумочку – на столик или на диван рядом. Я улыбнулся тому, с какой легкостью мне все еще удавалось расшифровывать твои сигналы: тебе было некомфортно и тревожно. А еще ты чувствовала себя стесненно, это выдавали твои неловкие попытки поправить прическу. Я мог бы поклясться, что в этот самый момент ты придумывала очередной сюжетный поворот для своей книги, ведь именно так ты обычно делала в минуты, когда становилось скучно.

Я помню, Калери. Я все помню.

Схватив бокал игристого с подноса у проходившего мимо официанта, я наконец решительно завернул за статую и встал рядом с тобой, улучив момент, когда ты отвернулась в другую сторону, погрузившись в размышления.

– Эти вечеринки все такие скучные, – произнес я дрожащим голосом и поставил бокал с шампанским на невысокий стеклянный столик перед тобой. Ты внезапно обернулась и уже через миг непродолжительного замешательства я был ослеплен твоей улыбкой.

– О, боже! Шон! Господи, что ты здесь делаешь? – ты всполошилась, неожиданно подскочила и крепко сжала меня в своих объятиях.

Мне было плевать на то, что окружающие нас в комнате люди переглянулись от удивления. Я закрыл глаза, прижимая тебя к себе, не веря, что это правда ты. Вдыхал твой аромат, такой до щемящей боли в груди знакомый, почти родной, который невольно встретив за этот год пару раз в толпе прохожих я думал, что сдохну от тоски по тебе.

– Что ты делаешь в Нью-Йорке? – слегка отстраняясь, но все еще не выпуская меня из объятий, ты удивленно заморгала.

Ты была рада нашей встрече. Это не могло не окрылять.

– Я здесь по приглашению режиссера. Получил роль в его новом проекте.

– Боже мой, Шон, поздравляю! Это невероятно! – ты в очередном порыве крепко обняла меня, словно этот год был значительно дольше. – Ты так… изменился! Превосходно выглядишь. Я бы ни за что не узнала тебя даже в толпе этой вечеринки. Шон, это правда ты?

Ты держала меня за руку, сильно сжимая пальцы в своих слегка вспотевших ладонях. Явный признак твоей взволнованности. Я помнил это еще с колледжа. «Шекспир одним из первых написал о том, что у страстной натуры потеют ладони, ты знал об этом? Так он сказал о Дездемоне из «Отелло», – в голове тотчас пронеслись твои слова, сказанные мне в один из тех вечеров, что принадлежали только нам двоим.

Не знаю, сколько времени мы так простояли друг перед другом. Казалось, весь мир снова замер при нашей встрече, как тогда, в момент первого знакомства. Я смотрел на тебя, пытаясь запечатлеть каждый миллиметр твоего лица, словно обновлял файл твоей фотографии в собственном сознании. Несколько прядей выбились из огненного водопада, и я машинально заправил их тебе за ухо. Ты улыбнулась и покраснела, немедленно опуская глаза и осмотрительно озираясь по сторонам. Я определенно смутил тебя своим действием, но боже как мне было нужно прикоснуться к тебе.

– Это я, Калери. Как видишь.

– Я так рада тебя видеть, – тихо сказала ты, присаживаясь на диванчик и потянув меня за собой. – Кто бы мог вообще подумать, что мы встретимся вот так случайно на вечеринке, куда я спонтанно отправилась сопровождать Дэниела. Подумать только!

Вот оно. Те самые слова, что вмиг отрезвляли. Ты упомянула о своем женихе. На краткий миг я напрочь забыл о его существовании, целиком завороженный твоей близостью.

– Спонтанно? Мне казалось, ты следуешь за ним практически во всех поездках.

– Это не так, – ухмыльнулась ты, делая глоток принесенного мной шампанского. – Чаще всего я сопровождаю его на период дальних съемок – он не хочет оставлять меня одну в Лондоне. А в такие поездки, связанные с обсуждением проектов, он летает сам, если его не будет день или два.

– Это та жизнь, которую ты хотела?

– Перестань, Шон! – Ты легко стукнула меня кулачком по коленке, меняя тему разговора. – Лучше расскажи мне как ты?

Плохо. Ужасно плохо без тебя.

– Все отлично! Я снялся в нескольких фильмах. Сейчас есть предложения, которые мы рассматриваем с моим агентом. Да, Калери, у меня есть агент, представляешь! – ты вторила моему смеху, а я был рад веселить тебя, рассказывая о первых достижениях, приукрашивая свои будни и завуалированно скрывая моменты тоски по тебе в своей жизни. Я помнил, что мы когда-то пообещали друг другу ярко прожить жизнь, не заглядывая в прошлое. И все же, я ничего не мог с собой поделать, ведь ты преследовала меня на страницах таблоидов и смотрела с обложек красочных периодических изданий.

Ты рассказала мне о том, что приостановила учебу, когда приняла предложение Рейнолдса остаться в Великобритании. Меня взволновал этот момент, но я не задержался на нем, поскольку мы уже заговорили о твоем творчестве. И ты призналась, что взялась за новую историю, закончив в свободное время в поездках с Дэниелом, пока он был на съемках, ту историю любви Марчина и Катрины, что мне довелось прочитать в колледже. Ты скромно не спешила называть их книгами, поскольку не чувствовала, что рукописи доработаны, закончены и готовы предстать перед редактором в издательстве, которое еще нужно было найти. А я уверял тебя, что это обязательно нужно сделать, ведь это и было твоей мечтой.

– Я пишу для себя. Ты забыл?

Конечно, я помнил о том, что слова вырывались из тебя, формируясь в мыслеобразы и целые вселенные, потому ты и выбрала своим профильным предметом в колледже писательство.

– Да, но все еще жду, когда на прилавках книжного магазина будет стоять твоя книга. Ты мне обещала.

Мы вспомнили о наших друзьях. Я удивил тебя новостью о том, что Кэрол беременна и что они съехались с Томасом незадолго после ее выпускного. Кендис и Бенджи укатили в путешествие по Америке, плавно переросшее в кругосветку, потому мы не виделись и не общались уже долгое время. Однако, ты не задавала вопросов об Астрид, а я не спешил рассказывать тебе о том, что в моей личной жизни все сложно. И что мне проще было вот так уходить от разговоров про отношения.

– Я обязательно должна посмотреть фильмы с твоим участием. Скажи еще раз названия. – Ты достала из сумочки телефон и поспешила внести свои записи в заметки. – Не понимаю, почему никто не рассказал мне о том, что ты снялся в двух фильмах! Да и вообще, почему ты не написал мне об этом сам?

– У меня не было твоего нового номера.

Изумруды твоих глаз пронзили меня насквозь, когда ты резко оторвалась от телефона и прямо посмотрела на меня. Я видел, как поникло твое настроение. Мы снова вернулись в прошлое, о котором пообещали забыть, но никто из нас не забыл. Мы не забыли.

После продолжительного зрительного контакта с тоской на сердце ты склонила голову и мое внимание привлекло обручальное кольцо на безымянном пальце. Ты заметила и попробовала перевести эту новость в шутку, поднимая руку и демонстрируя мне этот сияющий дороговизной кусочек металла с россыпью камней.

– Да, Дэниел сделал мне предложение, – виновато произнесла ты и поспешила спрятать кольцо, накрывая его второй ладонью.

– Поздравляю! – ответил я, выдавливая из себя самую искреннюю из всех улыбок, на которую был вообще способен в тот момент. Несмотря на то, что знал о помолвке, я не был готов увидеть подтверждение воочию. – Теперь есть больше шансов быть замеченной ключевым редактором в издательстве. Все ведь только и мечтают узнать побольше о «девушке Рейнолдса».

Я выдавал бессвязную ахинею, прекрасно осознавая, что этими словами мог тебя обидеть, но я просто был вынужден говорить о чем угодно, только не о нем, не о том, что ты согласилась бесповоротно принадлежать ему.

– Калери, ты… счастлива? – вопрос поразил даже меня своей неожиданностью, стоило лишь тебе освободить меня от оков своего взгляда и засмотреться куда-то за моей спиной. Я с замиранием сердца надеялся, что ты заглядывала в наше прошлое, а не в поисках своего будущего.

– Мне нравится быть обрученной, Шон. Это не достижение всей моей жизни, конечно, но я встретила человека, в котором нашла свой дом, который люблю и в который хочу возвращаться. Знаешь, в этом есть определенный покой, что наступает с появлением правильного человека в твоей жизни. Ты поймешь это, когда встретишь ту самую.

Ты безмолвно потупилась, пока я мечтал обнять тебя. Нить разговора оборвалась, и никто из нас не мог ее соединить. Твое присутствие согревало меня, а я мог лишь мысленно касаться тебя и отчаянно желать, чтобы ты была счастлива от принятых решений.

Ты подняла голову в тот самый момент, когда к нам подошел Дэниел. Уверен, у него было время понаблюдать за нами со стороны. И несмотря на то, что ты была передо мной здесь и сейчас, я непреодолимо ощущал, что нас разделял уже год.

3

Чикаго, август 2004

ШОН: В последнюю неделю августа студенты возвращались в университетский кампус после летних каникул, устраивали чуть ли не каждый день вечеринки по случаю воссоединения после отдыха. Можно даже сказать, отрывались по полной в преддверии своей обычной, серьезной, наполненной получением знаний жизни на весь следующий год. Это было традиционное время перед началом учебных занятий. Первокурсники словно потерянные птенцы, едва научившиеся летать, выпав из родительского гнезда, бродили по кампусу, знакомились с территорией, примыкая к тому или иному сообществу, формируя новые группы по интересам. Колледж каждодневно наполнялся студентами, профессора же приезжали в университет посменно, как можно реже стараясь посещать главный корпус, если на то не было распоряжения директора.

Мы с Томасом возвращались в университет одними из первых, дабы проследить, что нашу общую на двоих комнату предоставят именно нам и больше никого не подселят. Нам везло уже третий год – мы жили в четырехместной комнате со своим санузлом только вдвоем. Первоначально оказалось, что к нам попросту никого не подселили, а спустя год мы к этому так привыкли, что всеми правдами и неправдами пытались выбить для себя нашу комнату и следили чтобы не было желающих к нам подселиться.

В первый год мы выдумали историю о том, что Том страдает лунатизмом, после чего какой-то парнишка первокурсник, которого к нам все же подселили, как ошалелый сбежал от нас в первую же ночь, когда мой друг прилег в его кровать с невнятным бормотанием. Я едва сдерживал хохот, притворяясь сонно разбуженным от возмущенных криков, приговаривая что я предупреждал ответственных за распределение комнат о лунатизме и наклонностях своего чудаковатого друга-соседа по комнате. На вопросы, почему от его странностей не страдал я сам, мне приходилось, не краснея, лгать, что он мой лучший друг и я не могу бросить в беде человека, страдающего сонной болезнью и вытекающим из этого раздвоением личности. Я давил на жалость, утверждая, что справлялся с причудами Тома и был единственным, кто вообще мог справиться.

Вкусив всю палитру свободы уже во второй год в колледже, когда девчонки вешались на нас как пчелы слетаются на мед, мы сдвинули свободные кровати, соорудив для каждого подобие king size bed и превратив комнату в двухместное жилье чертовски привлекательных парней. У нас также появился свой сигнал – красный женский носок, найденный однажды под моей кроватью, который мы вешали на ручку двери, когда один из нас занимал комнату, желая уединиться с девушкой.

Тогда же я познакомился с Астрид Робинсон – блондинкой с большими серо-голубыми глазами в обрамлении пышных длинных ресниц. От нее просто веяло сексуальностью и желанием держать все под контролем, наверно, сказывался титул королевы бала, который она неоднократно получала в школе. А поскольку в колледже подобных номинаций не предусматривалось, Астрид с самого начала успешно заняла место главы студенческого совета колледжа и продолжала быть на этой должности уже второй год. Не без ее помощи в комнату к нам перестали пытаться подселить кого бы то ни было. В ее же личных интересах.

Все началось с легкого флирта между нами, который перетек в непродолжительный бурный роман. Вскоре нас уже воспринимали как пару, но я продолжал флиртовать с другими девушками, не особо задумываясь о том, что с Астрид может получиться что-то серьезное. Дело в том, что я относился к периоду учебы в колледже, как к переходному этапу, и в мои планы не входило изменять своему принципу – успеть насладиться жизнью прежде, чем я буду вынужден заниматься карьерой. Моя старшая сестра Роуз, преуспевающий адвокат в Бостоне, часто говорила, что я останусь Казановой до конца своих дней.

Но Астрид молча дала согласие на подобную форму отношений, которые позволяли и ей, и мне флиртовать с другими. Она любила всеобщее внимание, ей нравилось нравиться. Наверно, я был неким подобием той короны, которую она уже не могла получить в ее новой студенческой жизни. У меня были свои выгоды от подобного общения с ней: будь то статус избранника самой Астрид Робинсон, отличный секс с ней, возможность забронировать зал для вечеринки на определенную дату, либо перенос спектакля, и за последним мне не нужно было обращаться к преподавателям или директору, разыскивая их по всему главному корпусу. Я просто просил об этом Астрид, зажимаясь с ней по углам либо невзначай напоминая ей по утрам, когда она спешила покинуть мою комнату еще до завтрака. Честно признаюсь, я получал удовольствие от внимания со стороны противоположного пола, однако, у меня не было особого интереса к другим девушкам, поскольку Астрид была той вишенкой, которой я мог обладать вместе с тортом. До тех пор, пока не появилась она.

Случается, что твоя жизнь круто меняется после встречи со значимым человеком. До знакомства с ней, я не предполагал, что кто-либо может оказать подобное влияние на меня и мои интересы. Самое забавное в этом всем то, что вы определенно могли пересекаться с этим человеком в школе, колледже (как случилось у нас) или на работе, даже просто в транспорте по пути домой. Это прозвучит кинематографично, знаю, но все это время вы будто бы не видели друг друга.

А затем не происходит абсолютно ничего особенного, просто ты замечаешь то, как она звонко смеется в компании девчонок в холле, и ты отчего-то улыбаешься, впервые слыша эти звуки, когда спускаешься с лучшим другом по лестнице и вы обсуждаете очередную банальщину. Или как проходя мимо нее в узком длинном коридоре, ведущем в другой корпус, ты обращаешь внимание именно на ее рыжую макушку в потоке студентов, когда она проходит мимо в обнимку с учебниками и конспектами. Или как, заходя в столовую, ты бессознательно и практически машинально вылавливаешь, где она уже сидит с подругами, а если ее нет, то ты тотчас реагируешь на ее появление и украдкой наблюдаешь за ней.

Наваждение, которое перерастает в любовный интерес, стоит только поймать ее взгляд, не один и не два раза, и вот ты уже не видишь смысла в прожитом дне, если не увидел ее хотя бы раз, не прошел с ней рядом, задевая локтем ее плечо или не задевая, отчего вся эта игра становится только слаще раз за разом. А потом, однажды заходя в класс, где Астрид проводила очередное собрание студсовета, ты натыкаешься на нее – вот просто так, лоб в лоб. И в этот самый миг ты понимаешь, что в мире есть глаза, с которыми однажды столкнувшись, уже не хочется смотреть на остальных.

– Прости мою неуклюжесть, – я склонился над кипой рассыпанных по полу бумаг, помогая девушке собрать их.

– Я сама виновата, – робко ответила она, не поднимая взгляда. Ох как мне хотелось, чтобы она посмотрела на меня тогда!

– Шон, у вас все в порядке? – из очередного падения в омут зеленых глаз меня вырвал голос Астрид, нависшей над нами с обеспокоенным выражением на лице. Она помогла подобрать несколько бумаг, отлетевших к ее ногам, и подала их девушке.

– Да, это было незапланированное столкновение, – ответила ей рыжая, густо покраснев, все также избегая меня. Я оттягивал момент чтобы отдать ей собранные листы, в надежде что она снова посмотрит на меня, но Астрид выхватила их и передала девушке без лишних комментариев.

– Ты что-то хотел, Шон? – строго спросила меня Астрид, усаживаясь во главе длинного стола. Девушка уже раздавала листы участникам собрания, а я все продолжал посматривать на нее, задавая волновавшие меня вопросы главе студсовета. Помню только, что это касалось переноса дат спектакля под руководством миссис Вуд, остальное забылось.

– Ах, да, я помню о твоей просьбе! Я поговорила с организаторами и мы можем перенести ваш спектакль на любой вторник в конце октября. Так вас устраивает?

В этот момент я поймал на себе взгляд рыжеволосой девушки, устроившейся в дальнем конце зала, и мое сердце припустилось галопом. Я на миг забыл как дышать, но безумно боялся разорвать этот зрительный контакт.

– Шон, ты нас задерживаешь, – одернула меня Астрид, оглядывая присутствующих участников собрания.

– Да, четверг, замечательно, – забормотал я, улыбаясь незнакомке из конца зала, отчего та покраснела и смущенно опустила взгляд в раскрытый блокнот.

Черт, я как сейчас помню все происходящее! Словно эта забавная встреча случилась всего пару часов назад.

– Вторник, Шон, – удивленно вставила Астрид, поднимая на меня взгляд своих серо-голубых глаз.

– Вторник – еще лучше! – слишком воодушевленно ответил я и попятился назад к выходу, поглядывая то на Астрид, то на девушку с длинными рыжими волосами в строгом черном свитере под горло. Я видел, как присутствующие в классе девушки и парни захихикали от происходящего, а лицо Астрид выражало полное недоумение, с которым она выпроводила меня за двери. – Хорошего вам собрания, ребята!

Это была первая встреча с Джейн Фостер с момента наших переглядываний в коридорах университета. Помню, что пытался узнать о ней практически все возможное у Астрид, ее подружек или через Томаса, который, благодаря моему внезапно возникшему интересу к Джейн, познакомился с одной из ее подруг.

Кэрол Кинг свела моего лучшего друга с ума своим откровенным поведением – практически сразу между ними проскочила молния, знаменующая страстные, полные сложностей отношения. Крашеная жгучая брюнетка с голубыми глазами, с любопытством разглядывающими практически всех, кто представлял для нее интерес, из-за стекол небольших прямоугольных очков, зацепила Томаса настолько, что он разорвал общение с другими девушками уже через пару дней после их первого свидания. Он признавался мне, что не встречал еще подобных ей – сексуальных, умных, напористых и неудержимых. Сочетание пирсинга над верхней губой и очков в обрамлении четкой линии каре стали проклятием для Томаса Уайта.

Я узнал, что Джейн изучала английский язык и писательское мастерство, что уже означало для меня невозможность пересечься с ней на одной, какой бы то ни было лекции, поскольку мой факультет сценарного мастерства и режиссуры не имел никакого отношения к выбранным ею предметам. Это затрудняло возможность познакомиться с Джейн, а потому наши переглядывания продолжались около месяца. Впервые я сам не понимал свой страх и нерешительность подойти к ней напрямую. Сложности возникли и после того, как Астрид заподозрила холодность в наших с ней отношениях, а через некоторое время она, вероятно, и вовсе заметила мой интерес к Джейн, и стала как можно более незаметно преследовать меня практически по пятам.

Не сомневаюсь, что ее внезапное приглашение на танец на первой вечеринке нового учебного года, по традиции организованной колледжем в конце сентября, было явным звоночком внезапно развивающейся в ней ревности. Я тогда строил планы пригласить на танец Джейн Фостер. Как сейчас помню наши гляделки в темноте танцевальной площадки под грохот музыки, подстрекаемые порцией алкоголя в моей крови от выпитого накануне вечера пива. Для храбрости. Я никогда прежде не испытывал страх подойти к девушке, которая мне понравилась. Эти глаза в глаза из дальнего угла комнаты, зовущие, манящие, но все же такие робкие, подкидывали дров в пылающий огонь интереса во мне. Я знал, что если подойду к ней на танцах, то она не откажет мне. Я знал это, оттого и проклинал нового диджея, не спешившего включать медленный танец. А еще я следил за ней под неоновыми отблесками диско-шара весь вечер, потому что хотел быть первым, кто пригласит ее на танец. И черт бы побрал того парнишку, который закружил ее в танце, когда я уже направлялся к ней с другого конца площадки, не разрывая взгляда. Мне даже показалось, что Джейн покраснела, а когда Адам Дойл прижал ее к себе и увел в танце, она в недоумении оглядывалась в мою спину. Я не дошел до нее каких-то чертовых пять шагов! Астрид пригласила меня на середине мелодии на танец, прижимаясь ко мне всем телом, давая понять, что жаждет продолжения этим вечером. А я не мог думать ни о чем, кроме вопрошающе смотрящих на меня зеленых глаз. К сожалению, больше лирических треков диджей не ставил до конца вечеринки.

Тотальное разочарование накрыло меня на следующий день, когда Джейн неожиданно оборвала наши пресловутые переглядывания в коридорах колледжа – куда бы я ни глянул, она стояла ко мне спиной. Это уже многим после я узнал, что она спрашивала у подруг, часто сопровождавших ее, не смотрю ли я в их сторону. Тактика, которую выбрала рыжеволосая плутовка, сработала на ура – я не выдержал и подтолкнул Томаса к примирению с Кэрол после очередной ссоры, благодаря чему, наконец, оказался в компании Джейн и ее друзей.

– Привет, – сказал я, поравнявшись с подружками Джейн, среди которых стояла и Кэрол. Томас просто подошел и обнял свою девушку со спины, отчего брюнетка сделала вид, что ей это не нравится и она раздражена, но это все что я видел, поскольку так я оказался прямо перед Джейн и она впервые смотрела на меня и улыбалась. Это было блаженство.

Саммер, стройная темноволосая подруга Джейн, которую я часто видел на собраниях студсовета Астрид, поскольку она второй год вела новостную колонку в университетской газете, робко отступила назад, как бы уступая мне свое место. Так я оказался впервые настолько близко к Джейн. Она, улыбаясь, опустила глаза и облизнула губы, прижимая к себе папку с бумагами, блокнот и книжку, которую я без стеснения взял из рук Джейн и прочитал название вслух.

– «Над пропастью во ржи». Интересный выбор.

– Одна из моих любимых книг. Мы сейчас как раз разбираем творчество Сэлинджера на лекциях, – ответила Джейн в звенящей тишине компании друзей, окруженных толпой снующих у нас за спинами студентов.

Я впервые растерялся, не зная о чем говорить с девушкой дальше, после чего вернул ей книгу и переглянулся с другом. В глазах Тома я видел насмешку, впрочем, во внезапно возникшей тишине среди стоявших в нашем кругу людей, его недоуменный взгляд был меньшим из зол. Господи, так глупо я себя еще никогда не чувствовал! Я перевел взгляд на Джейн и тайно порадовался, что она все еще рассматривала меня. Звонок, эхом разнесшийся по стенам университетского холла, прервал нас, и мы вынужденно разбежались по аудиториям. На следующий день я встретил ее на театральном семинаре миссис Вуд и эти занятия стали для меня самыми любимыми.

4

Чикаго, сентябрь 2004

ДЖЕЙН: Это был конец лета моей наполовину взрослой жизни. Помню, выбор факультета дался мне непросто. Мама отстаивала свое мнение и была крайне недовольна мной, хотя уверена, большее недовольство ей доставляло то, сколь активно меня поддерживал мой отчим. Бернар Моранд уже был известным кардиохирургом в Чикаго на момент, когда они познакомились с моей мамой. Случались дни, когда мы с Айрис ночевали одни вдвоем в большом доме, куда переехали после их свадьбы, а все потому, что Бернар в очередной раз спасал чью-то жизнь. «Штопал разбитые сердца», – как часто он шутил в своих разговорах за ужином после долгого дня операций. В отличие от мамы, повидавшей жизнь с самых разных сторон, которые ей предоставляли обстоятельства с того момента, как отец ушел от нас однажды ночью, ничего не сказав, не оставив записки (мне тогда было всего пять лет), – она работала и продавщицей в магазине, и кассиршей на автозаправке, пока я спала в комнате отдыха на той самой ее ночной смене, и администратором в кинотеатре, Бернар шел ровной дорогой практически сразу, избрав путь медицины. Но сейчас не об этом…

Я видела Бернара гораздо чаще с книгой, чем свою мать, так мы и нашли с ним общий язык. Помню, как мы часто заходили в книжные магазины во время наших совместных поездок на отдых. И практически всегда мы с отчимом выходили с новыми книгами, предвкушая то, как каждый из нас поставит их на книжные полки – Бернар в обширной библиотеке в гостиной, я – у себя в комнате. И так отчим, замечая мой интерес к литературе, мое желание написать свою историю, которую также будут читать и обсуждать за чашечкой чая в семейном кругу у камина чей-то папа с дочкой или, как в нашем случае, отчим и его приемная дочь, хотел поддержать меня, и он разрешил мне выбрать именно Чикагский университет, где был наиболее подходящий для меня факультет. Бернар пообещал, что проспонсирует мой первый год в колледже, который я потратила на то, чтобы добиться стипендии на дальнейшее обучение и место в общежитии. Не хотела доставлять неудобства родителям, а еще хотелось почувствовать себя взрослой, самостоятельной, независимой.