Волшебник Лукоморья. Книга 1

Максим Полев

Волшебник Лукоморья

Глава 1

Сумеречный лес раскинулся перед путниками мрачной, неприветливой стеной. Ветви старых елей, словно костлявые пальцы, тянулись к небу, царапая низкие облака. Туман стелился по земле, превращая каждый куст в призрачную тень, каждый камень – в неведомую угрозу.

Костёр, вокруг которого расположились двое путников, казался единственным островком света в этом царстве тьмы. Его пламя, колеблемое холодным ветром, отбрасывало причудливые тени на лица мужчин, делая их черты резкими, почти демоническими.

– Слышал про селение впереди? – голос Добромира звучал спокойно, но в нём чувствовалась сталь. – Нечисть, говорят, совсем распоясалась.

– Да уж, – Тихон подбросил в огонь ветку, и та затрещала, будто протестуя. – Заказ не из лёгких. Местные уже который месяц в страхе живут. Говорят, она не просто так появилась.

– Что именно говорят? – Добромир подался вперёд, его глаза блеснули в отсветах пламени.

– Будто бы она приходит только по ночам, – Тихон понизил голос. Его старческие руки слегка дрожали. – Выбирает молодых парней и уводит их в болото. Никто не возвращался.

– А плата достойная? – Добромир потёр подбородок.

– Селяне собрали всё, что могли, – Тихон вздохнул. Его голос стал хриплым от дыма. – Но главное – избавление от твари. Говорят, она уже всю округу в страхе держит.

– А следы? – Добромир нахмурился. – Есть какие-то особые приметы?

– Следы босых ног, но будто бы с перепонками между пальцев, – Тихон перевёл дыхание. – И запах – гниль и тина. А ещё… – он помедлил, словно боясь нарушить тишину, которая могла услышать его слова. – Местные говорят, что слышат её смех. Холодный, пробирающий до самых костей.

Внезапно тишину разорвал хриплый крик. Стая ворон, до этого молча сидевшая на ветках, взлетела в небо, кружа над путниками тёмным облаком. Их крылья рассекали воздух с пугающим свистом, а глаза светились в полумраке, словно угольные огоньки.

– Не к добру это, – Тихон поёжился, глядя на кружащих птиц. – Плохая примета.

– Может, и так, – Добромир помедлил, глядя в огонь. Его лицо оставалось невозмутимым. – Но дело есть дело.

– А как мы её выманим? – Тихон пригладил кончики своих усов.

–Возможно, придётся использовать приманку – Добромир задумчиво смотрел в пламя. Его ум уже работал над планом.

– Какую? – Тихон насторожился.

– Пока не знаю, – Добромир мотнул головой. – Возможно это Кикимора.

Ветер усилился, принося с собой запах сырости и смерти. Где-то вдалеке раздался волчий вой, эхом отразившийся от стволов деревьев. Луна, словно испугавшись мрачных разговоров, спряталась за тяжёлыми облаками. Тени стали гуще, а лес будто придвинулся ближе к костру, словно пытаясь подслушать беседу путников.

– Две зимы уже бродим, – Тихон испустил вздох, поправляя перевязь с оружием. – Я ни разу не тревожил тебя этим вопросом… Добромир, друг мой, что мы ищем?

Добромир молчал, глядя в темноту. Его лицо, освещённое огнём, казалось высеченным из камня, в глазах читалась решимость.

– Есть кое-что, – наконец произнёс он. – То, что может изменить всё.

– И что же это? – Тихон подался вперёд. Его старческие глаза блестели от любопытства.

– Не время ещё говорить, – покачал головой Добромир.

Ветви деревьев зашелестели, будто перешёптываясь между собой. Где-то вдалеке послышался странный звук, похожий на плач ребёнка.

– Слышал я тут кое-что, – Тихон понизил голос до шёпота. – Говорят, на севере объявилась какая-то новая сила.

– Культ, – Добромир тяжело вздохнул, потирая переносицу. – Детей Нави.

– Дети Нави, значит, – Тихон нахмурился, пытаясь осмыслить услышанное. – И чего же они хотят?

– Власти, – коротко ответил Добромир, его голос звучал мрачно. – Нордград может стать их целью. Если они захватят власть в северном городе…

– То что? – Тихон напрягся.

– То получат ключ к северным землям, – тихо произнёс Добромир. – Захотят ли они остановиться на этом?

Пламя костра трепетало на ветру. Ночь сгущалась, словно живое существо, готовое поглотить их целиком. Но двое путников были готовы встретить то, что ждало их впереди.

*****

Солнце жарило нещадно. Июль в этом году выдался особенно знойным. Асфальт плавился под ногами, а воздух дрожал от жары, создавая вычурные миражи.

Никита и Серёжа мчались на скейтбордах по заброшенной территории старого завода. Ржавые остовы машин, поросшие травой, полуразрушенные стены и одинокое кирпичное здание без крыши создавали необычный лабиринт для их игр.

– Ну что, Никитос, – Серёжа затормозил у покосившейся стены, – скоро в пятый класс! Представляешь?

Никита пожал плечами, разглядывая трещины в кирпичной кладке:

– И что? Всё равно ничего не изменится.

– Как это не изменится? – возмутился Серёжа. – В пятом классе всё по-другому будет! Новые учителя, новые предметы…

– И возможно новые одноклассники, – добавил Никита, вспоминая, как в прошлом году в их класс уже переводились нескольких ребят из другой школы.

– Точно! – оживился Серёжа. – Может, найдём наконец нормальную компанию? А то эти все…

– Да уж, – вздохнул Никита. – Света, которая считает себя самой умной…

– И Петька, который вечно пытается всех задирать, – подхватил Серёжа. – Но в пятом классе всё точно изменится!

Мальчики присели на корточки у старого бетонного блока. Трава вокруг была выжжена солнцем, но в тени ещё сохраняла свою зелень.

– Надеюсь в нашей школе появится кто-то нормальный… – мечтательно протянул Серёжа. – Ну, знаешь, такой, с кем можно будет реально дружить.

Никита усмехнулся:

– Или девчонка какая-нибудь красивая…

– Да ну тебя! – Серёжа толкнул друга в плечо. – Я серьёзно говорю.

– Я тоже серьёзно, – Никита поднялся. – Погнали ещё разок прокатимся?

Они помчались между ржавыми каркасами старых станков, оставляя за собой клубы пыли. Ветер трепал их волосы, а смех эхом отражался от голых стен заброшенного завода. Солнце скрывалось за горизонт, бросая длинные тени на заброшенную территорию. Никита, уставший, но довольный, направился домой.

Его шаги гулко отдавались в подъезде старой хрущёвки. Пахло пылью и чем-то неуловимо родным – так пахнут только старые дома, пропитанные историей многих поколений. Лифт, как обычно, не работал. Никита поднялся на пятый этаж по выцветшим от времени ступеням. На каждой площадке стояли цветы в жестяных банках – бабушкинские, подумал он, вспоминая соседку с первого этажа.

Дверь квартиры встретила его знакомым скрипом. Мама, как всегда, была на кухне – Никита услышал звон посуды и приглушённый звук телевизора. Квартира встретила его прохладой и уютом. Типичная хрущёвка: узкий коридор, маленькая кухня и две комнаты. Стены выкрашены в бледно-жёлтый цвет, который когда-то считался модным. На полу – выцветший линолеум с узором, напоминающим паркет.

Никита прошёл в свою комнату. Здесь время словно остановилось. Письменный стол у окна. На полках вдоль стены – его сокровища: приключенческие романы, фантастика и фэнтези. Жюль Верн соседствовал с Толкином, а Джек Лондон – с Сапковским. Скейтборд он аккуратно прислонил к старому шкафу. Доска, хоть и была новой по сравнению с обстановкой комнаты, казалась частью этого уютного мира, где каждый предмет хранил свои истории. В углу комнаты стояла старенькая кровать с железными спинками, накрытая цветастым покрывалом. Над кроватью висели постеры с героями любимых фильмов.

У стены напротив окна, на крючке, висела шестиструнная гитара. Старая, с потёртым корпусом, но любимая. Подарок бабушки и дедушки на прошлый день рождения. Рядом, на самодельной полке из деревянных планок, стояли несколько нотных тетрадей и потрёпанный сборник аккордов. Никита осторожно снял инструмент. От прикосновения к лакированному корпусу в памяти всплыли воспоминания: как они с дедом учились настраивать гитару, как бабушка подпевала, когда он пытался играть впервые. Он провёл пальцами по струнам – они отозвались глухим, чуть дребезжащим звуком. Никита улыбнулся, отложил гитару и открыл книгу, лежавшую на столе. Очередной том про волшебников и драконов.

В этот момент из кухни донёсся голос мамы:

– Никит, ужин готов!

На кухне царил привычный полумрак.

Мать, ещё молодая женщина лет тридцати, торопливо накрывала на стол, стараясь успеть до того, как снова убежит на очередную подработку. Её движения были механическими, словно она выполняла давно заученный ритуал. Некогда прекрасное лицо теперь хранило следы непосильной работы: тонкие морщинки у глаз и в уголках губ, глубокие впадины от усталости под большими голубыми глазами. Прямой маленький нос и изящные черты лица подчёркивали её природную красоту. Коричневые волнистые волосы, некогда блестящие и ухоженные, сейчас казались немного потускневшими от постоянной спешки и недостатка времени на уход за собой. Она была невысокой и миниатюрной, словно фарфоровая статуэтка, её фигура, некогда стройная и грациозная, теперь казалась немного ссутулившейся от непосильной ноши забот.

Её сын удивительно походил на неё – те же большие голубые глаза, те же тонкие черты лица. Только русые волосы, доставшиеся от отца, слегка выбивались из общего сходства, а ещё – немного нелепо торчащие уши, которые придавали его облику особую задорность.

– Опять до ночи? – спросил Никита, садясь за стол. В его голосе звучала неприкрытая обида.

– Работа не ждёт, – коротко ответила мать, ставя перед ним тарелку с супом. – В этом месяце нужно особенно постараться.

– А когда ты будешь со мной? – Никита поднял глаза на мать. – Вечно ты на работе!

– Я работаю ради тебя, – её голос стал твёрже. – Чтобы у тебя было всё.

– А разве время с мамой не важнее вещей? – Никита почувствовал, как внутри закипает гнев.

Мать замерла, её рука с ложкой застыла в воздухе.

– Ты не понимаешь, – тихо произнесла она. – Я делаю это для твоего будущего.

– А как же настоящее? – Никита повысил голос. – Мы никогда не проводим время вместе!

– Хватит! – мать резко встала. – Ты не представляешь, каково это – тянуть всё одной!

– А ты не представляешь, каково это – расти без отца и почти без матери! – слова вырвались сами собой.

В кухне повисла тяжёлая тишина. Никита увидел, как в глазах матери блеснули слёзы.

– Ты не имеешь права так говорить, – её голос дрожал. – После того, что случилось с твоим отцом…

– Именно! – Никита вскочил из-за стола. – Что случилось с папой? Ты никогда не рассказываешь!

– Потому что это слишком больно! – мать схватилась за сердце. – Ты был слишком мал, когда он исчез.

– Мне уже не пять лет! – Никита почти кричал. – Я имею право знать!

Их взгляды встретились. В глазах матери читалась боль, в глазах Никиты – обида и непонимание. На этом их разговор оборвался. Мать молча собрала тарелки и начала мыть посуду, а Никита ушёл в свою комнату, громко хлопнув дверью.

Дни шли один за другим, похожие как две капли воды. Никита и Серёжа всё так же проводили время вместе: гоняли на скейтбордах по знакомым улицам, обсуждали прочитанные книги, строили планы на предстоящий учебный год.

В конце августа, всего за неделю до дня рождения Никиты, он начал замечать, что с другом творится что-то неладное. Серёжа стал каким-то рассеянным, задумчивым. Его обычная весёлость куда-то подевалась, шутки звучали не так задорно, а во время катания на скейтборде он то и дело отвлекался, словно мыслями был где-то далеко.

– Слышь, Серёг, – не выдержал однажды Никита, когда они сидели в тени покосившегося заводского здания, – ты в последнее время какой-то сам не свой. Всё в порядке?

Серёжа замялся, теребя ремешок своих часов.

– Да так… – протянул он, отводя взгляд. – Просто… много всего.

– Что именно? – Никита внимательно посмотрел на друга. – Если что-то случилось, ты же знаешь, я всегда готов выслушать.

После долгой паузы Серёжа наконец решился:

– Мы… переезжаем.

Эти слова ударили Никиту словно обухом по голове.

– Как переезжаем? – его голос предательски дрогнул. – Куда? Когда?

– Через неделю, – тихо ответил Серёжа. – Родители сказали, что это временно, но…

– И ты молчал всё это время?! – в голосе Никиты послышались нотки обиды. – Почему не сказал раньше?

– Не хотел расстраивать, – признался Серёжа, опустив голову. – Думал, может, ещё передумают.

Несколько минут они сидели молча. Никита чувствовал, как внутри всё сжимается от боли. Все их планы, все договорённости – всё рушилось в один момент.

– И ты даже не знаешь, куда переезжаете? – спросил Никита, стараясь сдержать эмоции.

– Нет, – покачал головой Серёжа. – Родители пока ничего не говорят.

Остаток дня они провели как в тумане. Делали вид, что всё хорошо, смеялись, катались на скейтах между ржавыми каркасами станков, но оба знали – это их последние совместные часы в этом месте.

Когда начало темнеть, пришло время прощаться. Они стояли у старого бетонного блока, где когда-то сидели и мечтали о будущем.

– Ну, пока, – негромко произнёс Серёжа, глядя куда-то вдаль.

– Пока, – ответил Никита, стараясь не показывать своих чувств.

Но уже отойдя на несколько шагов, он вдруг обернулся:

– Серёг! – крикнул он. – Хоть позвони, когда переедете! Расскажешь, что да как!

Серёжа остановился, обернулся, кивнул, но ничего не ответил. Просто махнул рукой и пошёл прочь, а Никита долго смотрел ему вслед, чувствуя, как в горле стоит ком от обиды.

Тусклые фонари освещали пустынную улицу. Никита шёл, погружённый в свои мысли. Предстоящий учебный год, внезапный отъезд друга – всё это крутилось в его голове, словно калейдоскоп тревожных мыслей. «Как я справлюсь один? Без Серёги будет трудно…» – размышлял он.

Внезапно из-за угла вышли трое. Старшеклассники из его школы, те самые, что вечно искали повод поиздеваться над младшими. Во главе компании стоял высокий парень с наглым выражением лица.

– О, гляньте-ка, кто тут у нас! – протянул он, преграждая Никите путь. – Куда спешим, герой?

Никита остановился, стараясь сохранять спокойствие:

– Прочь с дороги.

– Ой как грубо! – нахал сделал шаг вперёд. – А кто это у нас такой смелый?

Двое его приятелей загоготали. Никита сжал кулаки, но промолчал.

– Что, язык проглотил? – не унимался задира. – А где же твой дружок, как его там… Ах да, Серёжка? Небось испугался и спрятался?

«Только не поддавайся на провокации», – мысленно приказал себе Никита, но упоминание друга задело его.

– Отстань от меня, – процедил он сквозь зубы.

– Ой-ой, какие мы грозные! – продолжал издеваться парень. – А что это у нас тут? Скейт? Дай-ка посмотреть!

Не дожидаясь ответа, он схватил скейтборд и перекинул его одному из своих дружков. Тот, ухмыляясь, начал швырять его из рук в руки.

– Верните! – Никита рванулся вперёд.

– А ну стой! – задира схватил его за плечо. – Будешь знать, как дерзить старшим!

В голове Никиты зашумело. «Только не поддавайся. Не давай им повода. Но мой скейт… Он же испортит его!»

– Отдай! – голос Никиты дрожал от ярости.

– Что, испугался? – насмехался задира. – Думаешь, мы не справимся с таким задохликом?

Его дружки снова загоготали. Никита почувствовал, как внутри него поднимается волна гнева. «Почему они всегда выбирают слабых? Почему не могут оставить в покое?»

Внезапно что-то изменилось. С треском лопнули стекла ближайших фонарей, погружая улицу во тьму. Только тусклый свет из окон соседних домов пробивался сквозь тьму. Никита сам не понял, как движением руки будто беря за воротник задиры тот повис в воздухе, вытаращив глаза от ужаса.

– Что… что ты делаешь? – пролепетал он.

Его приятели в ужасе отпрянули, выронив скейтборд.

– Отпусти его! – закричали они. – Мы всё вернём, только отпусти!

Никита медленно, словно во сне, опустил свою руку и расслабил пальцы. Тот, едва коснувшись асфальта, бросился наутёк, крича на ходу:

– Ты псих! Псих! Ты не жилец мелюзга!

Его дружки, не оглядываясь, помчались следом.

Никита побрёл по тёмной улице, крепко прижимая к груди скейтборд. В голове крутились мысли, одна страшнее другой.

«Что со мной происходит? – думал он, останавливаясь у старого дерева. – Как я смог поднять того парня? Это же невозможно! Или возможно?»

Он прислонился спиной к шершавой коре и закрыл глаза. В памяти снова и снова прокручивался момент, когда он поднял задиру в воздух, не прикасаясь к нему.

«Почему именно я? – размышлял Никита. – За что мне всё это? Сначала папа исчез, потом Серёга уезжает, а теперь ещё и это… странное умение. Кому рассказать – не поверят. Да и опасно как-то делиться такими вещами».

Он открыл глаза и посмотрел на горящие окна домов. Где-то там, за этими стенами, живут обычные люди. Они не знают, что творится в его душе, не понимают, каково это – быть одному против всего мира.

«Почему я должен справляться со всем сам? – с горечью думал Никита. – Почему мама всё время на работе? Она даже поговорить со мной толком не может. А теперь ещё и эта сила… или что это там такое».

В груди закипала обида. Обида на несправедливость жизни, на то, что приходится прятать свои чувства, на то, что нельзя никому довериться. Но вместе с обидой в нём росло и другое чувство – решимость. Решимость разобраться в том, что с ним происходит, научиться контролировать эту силу, кем бы она ни была.

Он глубоко вздохнул, словно пытаясь собрать все свои мысли воедино.

«Ладно, – решил он. – Разберусь с этим потом. Сейчас нужно идти домой. Мама, наверное, уже волнуется».

*****

В просторном зале таверны было тепло и уютно. Тусклый свет лучин освещал помещение, отбрасывая тени на бревенчатые стены. Добромир и Тихон заняли место у окна, откуда открывался вид на оживлённую площадь.

Таверна встретила путников характерным запахом жареного мяса и хлеба, который теперь казался особенно приятным после нескольких дней охоты. Вдоль стен тянулись длинные столы, покрытые чистыми льняными скатертями. На стенах, украшенных искусной резьбой, висели пучки сушёных трав и связки лука, создавая особый, пряный аромат.

В центре помещения пылал очаг, от которого расходились волны тепла. Над огнём висел котёл, из которого доносилось аппетитное бульканье. За стойкой стоял хозяин таверны – крепкий мужчина с окладистой бородой, который теперь приветствовал героев с особым почтением.

Пока Тихон поедал наваристую кашу с мясом и свежий хлеб, Добромир внимательно рассматривал детали быта селения: Узкие улочки, вымощенные круглыми брёвнами, петляли между домами, словно вены на теле земли. Деревянные избы, сложенные из цельных стволов деревьев, стояли плотно друг к другу, образуя своеобразные крепости. Крыши домов пестрили разнообразием: где-то красовалась новенькая дранка, уложенная ровными рядами, где-то золотилась старая солома, местами проглядывали заплаты из бересты. На некоторых избах виднелись резные коньки, а под окнами – замысловатые наличники с узорами.

По периметру селение окружал внушительный частокол из заострённых брёвен. Две главные улицы вели к массивным двухстворчатым воротам, над которыми возвышались сторожевые башни. На постах несли службу вооружённые стражники, зорко следящие за окрестностями.

В центре селения раскинулась просторная площадь, окружённая хозяйственными постройками. Здесь располагались колодцы с журавлями, амбары с затейливой резьбой, кузница с вечно дымящейся трубой. По краям площади зеленели молодые берёзки, посаженные местными жителями.

Вдали виднелись поля, где местные жители выращивали овощи и зелень. За полями простирались заливные луга, а ещё дальше темнел лес – мрачный и загадочный, хранящий в себе множество тайн.

Солнце медленно клонилось к закату, окрашивая небо в багряные тона. В таверне становилось всё оживлённее – селяне возвращались с работ, спешили отпраздновать избавление от ужаса, пугавшего их. Дым от лучин смешивался с паром от горячих блюд, создавая в помещении особую, уютную атмосферу.

Зал наполнялся голосами, смехом и звоном кружек. За каждым столом велись разговоры о недавнем происшествии, и в центре внимания оказался изрядно захмелевший Тихон – невысокий, но удивительно жилистый старик, в котором, несмотря на преклонные годы, чувствовалась недюжинная сила. Его голова почти полностью лишилась волос, лишь несколько седых прядей торчали на висках, словно пережитки былой молодости. Зато его усы, напротив, отличались густотой и пышностью. Седые пряди, переплетённые с редкими тёмными волосками, красиво обрамляли его рот, придавая лицу особое благородство. Его светлые глаза, обычно мудрые и проницательные, теперь искрились весельем и хмелем. Широкий нос и массивный подбородок придавали его лицу характерное, запоминающееся выражение.

Одет он был в рубаху, поверх которой была надета туника. На плече виднелось крепление для колчана, что выдавало в нем старого охотника. На кожаном поясе висел мешочек для монет, позвякивающий при каждом движении.

Его голос звучал громко и воодушевлённо.

– А как я её, как я её! – размахивал руками старик, расхваливая себя. – Прямо в самое сердце, одним ударом! Она, значит, выскочила из болота вся такая страшная, а я ей – раз! Мечом своим богатырским!

Селяне слушали его рассказ, переглядываясь и улыбаясь. Кто-то понимающе кивал, кто-то украдкой посмеивался, понимая, что история обрастает всё новыми и новыми подробностями.

Добромир сидел в стороне, наблюдая за представлением. Его лицо оставалось невозмутимым, хотя порой он не мог сдержать лёгкой улыбки, слушая невероятные подробности битвы. Он знал истинную картину событий, но не перебивал старого друга – пусть повеселится, заслужил.

– А потом она, значит, завыла так, что даже волки в лесу притихли! – продолжал расписывать свои подвиги Тихон. – И тут я ей – второй удар, да такой, что голова с плеч слетела в даль!

Хозяин таверны, протирая кружки, не мог не подслушать увлекательный рассказ. Он лишь качал головой, улыбаясь в бороду, и подливал медовуху разгорячившемуся рассказчику. В углу несколько молодых парней внимательно слушали повествование, раскрыв рты. Для них Тихон уже превратился в настоящего героя, победившего страшное чудовище.

Добромир изредка бросал взгляды на дверь – он был настороже, несмотря на всеобщее веселье. Его острый взгляд замечал каждую деталь: как двигаются тени, как меняется выражение лиц посетителей, как тихо переговариваются между собой некоторые селяне.

Тем временем Тихон, войдя в раж, уже рассказывал, как лично сражался с целой армией нечисти, как его меч светился волшебным светом, а сам он был неуязвим. Его история становилась всё фантастичнее, но слушатели верили каждому слову.

Когда сумерки окончательно окутали таверну, а в зале стало совсем тесно от народа, Добромир понял – пора уходить. Незадолго до того, как он произнёс: «Пора, Тихон. Завтра нас ждёт дорога», в таверну вошли стражники. Один из них, явно подстрекаемый алкоголем и самоуверенностью, решил высмеять рассказ Тихона.

– И это всё? – насмешливо протянул стражник, вытирая пот со лба. – Да мы бы и сами с этой кикиморой управились! Чего только не наплетёт старый хрыч ради славы!

Тихон, раскрасневшийся от медовухи и собственного бахвальства, попытался было возразить:

– Да что ты понимаешь! Мы не просто так её одолели… Мы… мы… особыми знаниями и умениями пользовались. Такое под силу только волшебнику или ведьмаку!

– Ты что ль ведьмак али… волшебник, старик? – издевательски протянул стражник, наступая на Тихона. – Или твой язык быстрее меча работает?

– Нет, не я… Мой товарищ… Он… он ведьмак… – заплетающимся языком произнёс Тихон, пытаясь сохранить достоинство.

– Ведьмак, говоришь? – хмыкнул стражник. – А что же этот ведьмак молчит? Или только и умеет, что из-за спины старого пьяницы прятаться?

Другие стражники загоготали, подталкивая друг друга локтями. Тихон, чувствуя, как земля уходит из-под ног, обернулся к Добромиру за поддержкой.

– Мой друг – великий воин! – настаивал он, пытаясь встать ровнее. – Он много нечисти истребил!

– Великих воинов мы знаем, – процедил стражник, наступая ближе. – А ты, старик, просто болтун. И твой дружок – такой же олух.

Добромир, высокий и крепкий телосложением, с волосами ниспадающих до плеч, небрежно откинул со лба прядь. Его щетина, отросшая за дни охоты, придавала лицу суровое выражение. Серо-зелёные глаза холодно сверкнули, до этого момента сохранявший невозмутимость, незаметно толкнул Тихона в бок – пора уходить. Он сделал шаг вперёд, пытаясь увести друга, его потрёпанные стёганные доспехи тихо заскрипели. Но было поздно. Стражники уже окружили их, преграждая путь к выходу.

Стражник не унимался:

– Слышь, ведьмак, – процедил тот же стражник, глядя Добромиру прямо в глаза. – Скоро вас всех перебьют как блудливых собак, – прошипел он, наклоняясь к Добромиру. – Культ детей Нави наведет порядок во всем Лукоморье, лишь вопрос времени. Твой жалкий меч не поможет тебе при встрече с ними.