Мне нужен герой! I NEED A HERO!

Но прежде чем я успела что-то ответить, на заднем фоне ясно и звонко прозвучал голос Лили:

– А в универе жду все подробности! До последней мелочи! С предисловием и эпилогом!

Я расхохоталась, представляя её возбуждённое лицо, а затем, услышав какую-то возню, поняла – Даня отвоевал свой телефон назад.

Откинувшись на спинку дивана, я наконец позволила себе полностью расслабиться. Тишина в квартире больше не давила, а казалась мирной, предвкушающей скорое возвращение жизни и смеха.

Телефон всё ещё был зажат в моей руке, и я снова посмотрела на экран. Пальцы сами потянулись к номеру Марка – мне безумно хотелось услышать его голос, тот низкий, бархатный тембр, что звучал то по-преподавательски строго, то по-мальчишески смущённо. Но я остановилась.

Мне внезапно стало интересно – а каким будет его следующий шаг? Напишет ли? Позвонит ли первым? Эта мысль зажгла во мне маленький, азартный огонёк. К тому же, после почти бессонной ночи, в которой он подарил мне столько внимания и тепла, он наверняка спит. А будить его… будить его мне не хотелось.

Я улыбнулась, представив его спящим – с разметавшимися по подушке тёмными волосами, с разгладившимися морщинками у глаз, которые появлялись, когда он сосредоточенно о чём-то думал. Таким, каким видела его сегодня утром. Я отложила телефон, решив подарить ему и себе это маленькое ожидание. Оно было сладким и трепетным, как обещание.

А через полчаса ключ повернулся в замке, и дверь открылась. На пороге стоял Даня, немного взъерошенный, с огромным бумажным пакетом с эмблемой нашей любимой кондитерской в руке и своей обычной, немного виноватой улыбкой.

Я не сдержалась – сорвалась с дивана и подбежала к нему, обняв так крепко, что он даже ахнул от неожиданности.

– Эй, Никусик, ты чего? – рассмеялся он, но его руки тоже обняли меня, крепко и по-братски.

– Просто я рада тебя видеть, – прошептала я ему в грудь, чувствуя, как последние остатки тревоги растворяются в этом знакомом, надёжном объятии. – Больше никогда не исчезай так надолго без предупреждения.

– Девочка моя, – он вздохнул, гладя меня по голове. – Это тебя украл наш преподаватель, не меня.

– Ты волновался? – спросила я, повернув голову набок.

– Честно? Мм… нет, – рассмеялся он, наконец отпуская меня. – Во-первых, я видел, как он на тебя смотрел все эти месяцы. Буквально пожирал глазами, хотя и делал вид, что просто следит за дисциплиной. – Даня подмигнул, направляясь к кухонному гарнитуру. – А во-вторых… Ну, это же Марк Викторович. Он не маньяк. Максимум – зануда с патологической тягой к стерильной чистоте. Хотя… – он обернулся, оценивающе окинув меня взглядом с ног до головы, – судя по твоему помятому виду и этой футболке, которая явно на три размера больше… его сдержанность оказалась сильно переоценена.

Я фыркнула, чувствуя, как заливается краской.

– Даня!

– Что? Я ничего! – он невинно развёл руками, доставая заварные пирожные с кремом. – Я просто констатирую факт. Давай поспорим, Лиля не выдержит и дня, и завтра же примчится сюда, чтобы выведать все подробности.

– Скорее всего. Тогда, чтобы не повторяться дважды, подождём до завтра, – сказала я и демонстративно укусила пирожное из рук соседа.

– Кстати… зрелище в клубе было восхитительным, надо же, как звёзды идеально сошлись, – он сказал это так заговорщицки, словно я ещё на месте не поняла, что всё это было подстроено.

– Ага… звёзды, как же… – закивала я, не отрывая пристального взгляда от его слишком невинного лица.

– А чем я не звезда? – поиграл бровями он, а затем, взяв свои домашние вещи, удалился в ванну, оставив меня с лёгкой улыбкой на губах.

На следующий день, как и предполагалось, в мою студию ворвалась Лиля. Она уже по-хозяйски сама поставила чайник, заварила себе чай и устроилась на диване рядом с Даней в позе самого внимательного слушателя. И я рассказала. Я делилась ощущениями, смеялась, снова краснела, но самые сокровенные, самые интимные подробности оставила при себе – те, что были только моими, те, что хотелось хранить в тишине собственного сердца.

Но, как оказалось, теперь, когда наши отношения с Марком были понятны, мы перестали быть самой осуждаемой темой на наших посиделках. Теперь наше место занимала другая создаваемая парочка, и мы с Даней не переставали подкалывать подругу.

– Не говори так! – отмахнулась Лиля, и на этот раз в её голосе не было и тени кокетства – только искреннее, обжигающее раздражение. – Какая парочка! Он меня бесит! – она с силой раздавила в пальцах крошащееся печенье. – Этот Ярослав… Он не отстаёт! В клубе ко мне прилип, не давал больше даже ни с кем знакомиться – угощал какими-то мудрёными коктейлями и читал лекцию о битах! А потом ещё и проводить нас вызвался!

– А по-моему, он ничего, – философски заметил Даня, подливая всем чай. – Вы друг друга дополняете. И внешне красиво смотритесь – оба темненькие, оба немного брутальные, неформальные…

Лиля фыркнула, скрестив руки на груди.

– Брутальный? Он? Этот ходячий справочник по музыкальной теории? Он мне предлагал… – она сделала паузу, стараясь сохранить негодующий тон, но в её глазах мелькнул проблеск интереса, – …записать мою игру на пианино в его студии. Говорит, акустика там идеальная для камерной музыки.

Мы с Даней переглянулись – наконец-то хоть что-то, кроме критики!

– Вот видишь! – я не удержалась. – А это разве не круто? Профессиональная запись для портфолио!

Лиля потупилась, разглядывая узор на своей чашке. Гнев постепенно уступал место деловой заинтересованности.

– Ну… если честно… это действительно неплохая идея, – она выдохнула, сдаваясь. – Это стоит немалых денег, а в консерватории требуют качественное демо. И его студия… – она сделала паузу, стараясь говорить нехотя, – да, она серьёзная. Я гуглила.

Даня торжествующе поднял бровь.

– Значит, всё-таки признаёшь, что от «ходячего справочника» есть польза?

– Польза – может и есть, – Лиля снова насупилась, но уже без прежней горячности. – Но это не отменяет того, что он невыносим! Я дала ему номер только для того, чтобы связаться с ним по поводу записи, а он теперь пишет мне всё, что ему вздумается.

Однако было ясно – предложение записать музыку задело её за живое. Ярик, сам того не понимая, нашёл самый верный ключик к её профессиональному самолюбию.

– Ну, так что? – я подалась вперёд. – Будешь записываться у него?

Лиля тяжко вздохнула, как будто ей предложили подписать кабальный договор.

– Придётся. Но только строго по делу! Никаких лишних разговоров! И если он хоть раз поправит мой арпеджио – я возьму и уйду. Сразу же!

Мы с Даней снова переглянулись, на этот раз с улыбкой. Его «проводы» и коктейли, похоже, были не такими уж и бесполезными. А её протесты – не такими уж искренними. Кто знает, может, сейчас зарождается новая love story…

Глава 52 Вероника

Дни летели безумно быстро, подхваченные вихрем лекций и тайных встреч. Золотистый, пропитанный медом и солнцем сентябрь, с его романтикой новых начинаний и надежд, постепенно сдался под натиском пронизывающих ветров. Его сменил прохладный, местами серый и безучастный октябрь, срывавший последние листья-напоминания о лете и закутывавший город в сырую, тонкую пелену тумана. Казалось, сама природа настраивалась на более сокровенный, интимный лад, шепча о том, что пора прятать тепло внутри. В это время у каждого из нас кипела своя жизнь.

Лиля, скрепя сердце, всё-таки записала своё демо в студии Ярика. И не одно. Её грозные заявления о том, что после этого она «оторвёт ему голову и прекратит всякое общение», оказались пустым звуком. Ярик не отпускал её, находя всё новые предлоги для встреч: то «нужно подправить звучание педали», то «появилась новая идея для аранжировки». Лиля ворчала, но шла. И я замечала, как в её глазах всё чаще мелькает не раздражение, а заинтересованность, когда она рассказывает о его «профессиональных навыках».

А Даня… Даня этой осенью заболел. Я никогда не видела его настолько гриппующим: раскрасневшийся, закутанный в плед, с горой использованных салфеток рядом. Но, как истинный король дивана, он умело пользовался ситуацией: литрами пил чай с лимоном и пересматривал любимый сериал, с видом мученика требуя заботы и внимания.

В это же время мы с Марком наслаждались друг другом и совместно проведенным временем. В тот четверг мы всё-таки сходили на свидание. Он ждал меня у моего подъезда, у машины, непозволительно красивый в простой тёмной водолазке и чёрном пальто, и с таким взглядом, от которого перехватывало дыхание. На капоте лежал огромный, роскошный букет фиолетовых роз, от которых в холодном воздухе веяло тёплым, пьянящим ароматом.

Мы сели в машину, и он повёз меня не в центр, а на окраину города, к самому лесу. Теперь нам действительно приходилось быть осторожными. Университет жил сплетнями, и одно неверное слово, один неосторожный взгляд могли разрушить всё. Наши встречи превратились в тайные свидания на окраинах, в поездки в соседние города, в тихие вечера в его квартире с закрытыми шторами. Это было сложно, но оно того стоило. Потому что в его глазах я читала то же, что чувствовала сама – это была наша общая тайна.

Среди оголённых октябрьских деревьев прятался старинный особняк, превращённый в ресторан. Внутри пахло дымом, воском и грибами, горел камин, а столик для нас был накрыт в самой дальней, уединённой нише.

Ужин был прекрасен. Мы говорили обо всём и ни о чём. О детстве, о семьях, о смешных случаях в школе, о предпочтениях в еде, о любимых цветах и книгах. Мы узнавали друг друга шаг за шагом, и это было самым волшебным приключением. Потом Марк отвёз меня в ботанический сад, который оказался огромным зелёным лабиринтом, и мы бродили по его дорожкам, теряя счёт времени. Всё было идеально. Мы учились доверять друг другу. И если ему я доверяла, то некоторые обстоятельства нашей жизни продолжали тихо сводить меня с ума, и я была бессильна что-либо изменить.

Сегодня, идя по университетскому коридору на его же пару рядом с Лилей, я поймала обрывок разговора двух первокурсниц.

– …и сегодня Марк спросил меня на семинаре, а я просто потеряла дар речи, когда он впился в меня своим серьёзным взглядом! – щебетала блондинка с розовыми кончиками волос, размахивая руками. – У него такие пронзительные глаза!

– Ты ему определённо нравишься, точно говорю! – с уверенностью поддержала её подруга. – Иначе зачем бы он выделял именно тебя

Меня будто окатили ледяной водой. Кровь ударила в виски, а в груди что-то едкое и колючее сжалось в тугой комок.

– Марк? – прошипела я, обращаясь к Лиле, но не сводя глаз со спины тех двух. – С какой стати эта… девушка позволяет себе так его называть? Без отчества? Как какого-то… мальчика с соседнего двора!

Лиля лишь покачала головой, с лёгкой усмешкой наблюдая за моей реакцией.

– Ну, вообще-то, он для них и есть «Марк», – пожала она плечами. – Молодой, харизматичный преподаватель. Естественно, они мечтают. Расслабься. Пусть помечтают. Всё равно им ничего не достанется. – Она толкнула меня локтем в бок, лукаво подмигивая. – Марк Викторович, если что, уже давно и безраздельно у твоих ног. Буквально.

Но её слова плохо доходили до моего сознания. Я шла, яростно сжимая ремень сумки с огромной силой. Каждый их смех, каждое непринуждённое «Марк» отзывалось внутри меня мелкой, ядовитой дрожью. Это была иррациональная, дикая ревность, против которой не было лекарства. Я злилась на них – за эти взгляды, за этот фамильярный тон. И злилась на него – за то, что он был таким… таким доступным для их восхищённых вздохов. И больше всего я злилась на себя – за эту неспособность взять себя в руки, за эту детскую, унизительную слабость.

Мы зашли в аудиторию. Он уже был там, что-то писал быстрым почерком в журнал с той сосредоточенной точностью, что сводила меня с ума. Его взгляд скользнул по мне – мгновенный, молниеносный, но за эту секунду в нём промелькнуло всё: узнавание, тепло, тайная усмешка и то самое безмолвное понимание, что было только между нами. И на мгновение я успокоилась. Но лишь на мгновение.

Правила. У нас были строгие, нерушимые правила. Никаких взглядов, никаких намёков, никакого общения, выходящего за профессиональные границы. В стенах университета мы были строго преподаватель и студентка. Но сегодня… сегодня что-то щёлкнуло внутри. Я часто ловила разные сплетни или обрывки разговоров о «самом сексуальном преподавателе в мире», вот только он был МОИМ. И я, как бы ни хотела, не могла заявить об этом на весь университет, но могла сделать то, за что явно потом придётся заплатить.

В октябре погода сменялась непредсказуемо: то прохладно и туманно, то вдруг жарко, словно лето вернулось. Сегодня был как раз второй случай. Окна были закрыты, а от ревности и бессилия моё тело пылало изнутри. Пара шла своим чередом. Марк, как обычно, восседал на краю стола, монотонно диктуя сложные тезисы о патологической реактивности. Его руки были скрещены на груди, взгляд устремлён в окно. А я, как на зло, надела свою белую рубашку в синюю тонкую полоску и кожаную короткую юбку-солнце.

Я лениво выводила в тетради абстрактные узоры, зная, что дома он всё равно не откажет мне в просьбе поделиться конспектом. Потом подняла глаза и поймала его спокойный, отстранённый взгляд. Медленно, почти театрально, мои пальцы потянулись к верхней пуговице.

– Боже… как же душно… – прошептала я, обращаясь к Лиле, но ровно настолько громко, чтобы он услышал. Да, моё место на первом ряду неподалёку от его стола теперь твёрдо закрепилось за мной.

Он не вздрогнул, не обернулся. Но через пару секунд, не прерывая диктовки, он отошёл от стола, прошёл к окну, распахнул его настежь и так же молча вернулся на место. Ни одного взгляда в мою сторону. Ни одного намёка на реакцию.

Что ж… Ладно.

Мои пальцы потянулись ко второй пуговице. Небольшая, едва заметная ямочка у начала груди приоткрылась, а он продолжил читать, и его голос не дрогнул ни на полтона.

Лиля, сидевшая рядом, подавила смешок и незаметно подтолкнула ко мне свой карандаш, подмигнув. Вызов был принят. Я принялась катать карандаш по столу, будто от скуки, а затем легонько толкнула его, и тот со звоном упал между моим столом и столом Марка.

И вот он – мой ход. Я наклонилась через стол, якобы чтобы посмотреть, куда же укатился мой карандаш, позволив краю рубашки отъехать в сторону. Расчёт был точен: только он мог видеть открывшийся вид – вздымающуюся грудь и очертания кружевного белого бюстгальтера.

Воздух в аудитории застыл. Марк замолчал на полуслове. В наступившей тишине было слышно, как за окном кричит ворона.

Прочистив горло, Марк остановился, давая передышку моим однокурсникам, а сам подошёл к карандашу, взял его и, глядя мне в глаза, положил на мой стол. Его глаза сказали мне всё. В них была и страсть, и одновременно ярость. Да. Я знала, на что шла, знала, что сейчас нарушаю наши согласованные правила, но ничего не могла с собой поделать. После слов той девицы мне хотелось ещё раз удостовериться, что он только мой. И пусть это было по-детски, мне всё равно. Сегодня вечером я уезжала к маме на три долгих дня, и теперь я уеду со знанием, что он точно не забудет этот урок.

Остаток пары я сидела смирно, тихо торжествуя и надеясь услышать те самые слова, на которые так намекала. И я их услышала.

– Благоволина. – все замерли на полпути к выходу. Он стоял у кафедры, не глядя на меня, перекладывая бумаги. – Задержитесь, – сказал он очень… очень строго и серьёзно, так что по рукам сразу пробежался холодок.

Дождавшись, когда последний студент скроется за дверью, он щёлкнул замком. Звук прозвучал оглушительно громко в внезапно наступившей тишине. Марк медленно повернулся ко мне. Его лицо было невозмутимым, но в глазах бушевала настоящая буря.

– И что это было? – его голос был низким, обволакивающим и опасным. Он сделал шаг вперёд, заставляя меня инстинктивно отступить к столу. – Публичная демонстрация? Проверка границ? Или просто неудачная попытка саботажа моей лекции?

Он стоял так близко, что я чувствовала тепло его тела и едва уловимый запах его парфюма, смешанный с запахом старой бумаги.

– Мне было душно, – выдохнула я, пытаясь сохранить на лице невинное выражение.

– Душно, – он повторил за мной, и в его голосе зазвучала ядовитая усмешка. Он сделал ещё шаг, и теперь между нами не оставалось совсем никакого пространства. – И для решения этой проблемы потребовалось расстегнуть аж две пуговицы и устроить трюк с падающим карандашом?

Его рука легла на моё бедро, чуть выше колена. Касание было лёгким, почти невесомым, но от него по всему телу пробежали мурашки. – Ты играешь с огнём, Вероника.

– А вы боитесь обжечься, Марк Викторович? – томно прошептала я, глядя ему прямо в глаза, бросая вызов.

Его пальцы начали медленно, почти лениво двигаться вверх по моему бедру, скользя по капроновым колготкам и забираясь под короткую юбку. Каждое прикосновение было обжигающим и властным.

– Я не боюсь огня, – его голос стал тише, гуще, приобрёл бархатистые, интимные нотки. – Я просто предпочитаю управлять им. А не позволять маленьким, непослушным искрам устраивать пожары там, где это совершенно неуместно.

Его ладонь скользнула ещё выше, сжимая плоть у самого края белья, и я непроизвольно вздохнула, чувствуя, как ноги подкашиваются.

– Это… это было неуместно? – мне с трудом удалось выжать из себя хоть что-то связное.

– Крайне, – он наклонился так, что его губы оказались в сантиметре от моего уха. Его дыхание обожгло кожу. – Потому что теперь я не могу думать ни о чём, кроме того, как наказать тебя за это… непослушание. И как вознаградить за ту дерзость, что сводит меня с ума.

Его пальцы впились в мою ягодицу, властно и уверенно, и по всему телу прошла волна жара. В кабинете пахло книгами, строгостью и нарастающей, запретной страстью, которая вот-вот должна была взорвать всё вокруг.

– Но сейчас я должен быть на собрании в деканате, так что тебе повезло, – произнёс он, внезапно отстраняясь со сдержанным смешком. Воздух, секунду назад густой от напряжения, снова стал обычным. Он направился к своей сумке, движения вновь стали собранными и профессиональными. – Подожди меня в машине. Это минут на двадцать, а потом я отвезу тебя домой и на вокзал, – сказал он, ухмыляясь. 1:1.

Он протянул мне ключи. Встав на цыпочки, я быстро, почти неслышно чмокнула его в губы – дерзко, быстро, по-воровски – и, не оборачиваясь, выскользнула из кабинета, оставив его наедине с огромным желанием.

Машина Марка была для меня уже настолько родной, что в ней даже были мой бальзам для губ и резинка для волос. Удостоверившись, что на парковке нет никого, я быстренько разблокировала её и села за руль. Двадцать минут? Чёрт… это слишком долго, учитывая, что я очень хотела пить, да и не отказалась бы от еды. В этот момент мой взгляд упал на ключи в замке зажигания. Идея возникла мгновенно. Я подключила телефон к Bluetooth, включила свой плейлист и, аккуратно озираясь, вывела машину с парковки, а затем резко дала по газам и поехала в противоположную от моего дома сторону, где находился «Макдональдс».

Припарковавшись у яркой жёлтой вывески, я рывком выскочила из машины и ринулась в сладкое царство ароматов жареного картофеля и расплавленного сыра. Мой желудок взвыл от восторга, и я, как завороженная, набрала целую гору вредностей: двойной чизбургер себе сейчас, сэндвич с курицей Марку (я уже знала его вкус до мелочей), вегетарианский сэндвич Дане и две порции наггетсов «на дорожку» в поезд.

С огромным шуршащим пакетом я, довольная, вышла на улицу, и тут же по спине пробежал ледяной холодок. Ощущение было знакомым, противным, липким. Кто-то смотрел. Снова. В последний месяц это преследовало меня постоянно – на улицах, в университете, у магазина. Я списывала это на паранойю, на стресс, на страх потерять своё хрупкое счастье, как говорил Марк. Но сегодня чувство было особенно острым, почти осязаемым.

Я ускорила шаг, почти бегом направляясь к машине. Ключи были в моей руке. Я нажала на кнопку разблокировки, и машина ответила мне коротким миганием фар. В этот момент неподалёку что-то грохнулось – глухо, словно упал тяжёлый учебник. Я инстинктивно обернулась на звук.

И увидела её.

Ангелина стояла на пешеходном переходе, застывшая, как статуя. Позади неё кучкой толпились дети в одинаковой школьной форме – видимо, её ученики, один из них поднимал с асфальта упавший ранец. Но взгляд её был прикован не к ним. Её глаза, холодные и неподвижные, метались между моим лицом и номерным знаком машины Марка. Она не злилась. Не удивлялась. Она, казалось, анализировала, сопоставляла факты, и в следующую секунду пазл сложился.

Её лицо стало каменным, абсолютно непроницаемым, а в её взгляде не было ни ненависти, ни обиды. Там было нечто куда более страшное – ледяное, безразличное, окончательное понимание. Она всё поняла. Узнала во мне ту самую девушку из новогодней ночи. Ту, которую Марк чуть не сбил, и ту, из-за которой он не приехал ночью к ней. Узнала машину, в которой она сама когда-то сидела.

Наши глаза встретились на мгновение – вечность, растянувшаяся в долю секунды. Теперь она знала. В её взгляде не было вопроса. Был приговор. Я, открыв дверь и положив пакет на заднее сиденье, завела мотор и, не смотря на неё, выехала с парковки и поехала в сторону университета.

Эта встреча оставила во рту неприятный, горьковатый привкус, испортив всё настроение. Я не стала бы называть это волнением – скорее, досадной помехой. Мы все взрослые люди. Если она хоть сколько-то уважает Марка, то не станет строить козни и пытаться испортить его репутацию из-за личных обид. Тем более, её взгляд не был агрессивным – скорее, отстранённо-аналитическим. Прошло немало времени, и я искренне надеялась, что она уже всё пережила и отпустила.

Солнце медленно садилось, заливая парковку густым янтарным светом. Я потягивала ледяную «Фанту», наблюдая, как к машине приближается силуэт – собранный, немного уставший после собрания, но с лёгкой улыбкой.

Марк открыл дверь и опустился на пассажирское сиденье, с наслаждением растягивая уставшие плечи. Его взгляд скользнул по салону, остановился на половинке сэндвича в моих руках, на каплях конденсата на стакане, и он с комичным удивлением приподнял бровь, принюхиваясь к сладковатому запаху соуса.

– Ты что, ходила в «Мак»? – спросил он, убирая сумку на заднее сиденье. – Когда ты вообще успела? До него идти минут тридцать туда и назад столько же.

– Я не ходила, – загадочно протянула я, с невозмутимым видом протягивая ему его сэндвич. – Пристегнись.

Я повернула ключ зажигания. Двигатель отозвался ровным, уверенным рычанием. Я плавно тронулась с места, чётко переключила передачу и вывела машину в поток.

На лице моего преподавателя была тонна эмоций – от полного удивления до нескрываемого восхищения, от попытки осознать происходящее до лёгкой паники. Он смотрел на меня с открытым изумлением.

– Ты… – он начал и замолчал, качая головой. Потом рассмеялся – тихо, счастливо. – Ты не перестаёшь меня удивлять, Вероника. Каждый раз, когда мне кажется, что я тебя хоть немного узнал… ты достаёшь из рукава новый козырь. Водишь машину, ну надо же… – он откусил большой кусок булки, не отрывая от меня глаз.

Я лукаво улыбнулась, глядя на дорогу, но чувствуя его взгляд на своей щеке.

– Я и не такое ещё могу, но здесь не позволяет движение, – сказала я с притворным разочарованием в голосе.

– Ты же знаешь место, где можно, – он откинулся на сиденье, и по тому, как тень улыбки тронула его губы, я сразу поняла, о чём он.

Я прибавила громкость. Из динамиков полился мощный, пульсирующий бит припева из трека The Weeknd – «Open Hearts». Музыка заполнила салон, сливаясь с рокотом двигателя. Быстро доехав до своего ЖК, я резко свернула и вместо привычного маршрута направила машину к заброшенному аэропорту – нашему с ним тайному месту.

Въезд на взлётную полосу был как портал в другое измерение. Бесконечно длинная асфальтовая лента, обрамлённая по бокам пожухлой осенней травой, уходила в самое сердце заката. Я выжала педаль газа до упора. Двигатель взревел с новой силой. Машина рванула вперёд, как выпущенная из лука стрела. По бокам вздымались вихри из осенних листьев – багряных, золотых, медных. Они бились о стекла и кружились в нашем следе, словно огненная метель, подхваченная бешеной скоростью.

Стрелка спидометра ползла вверх: 140… 160… 180…

Воздух свистел за окнами, мир за их пределами превратился в смазанную акварель из огней и красок заката. Я чувствовала, как вся кожа горит от адреналина, каждый нерв пел. Краем глаза я видела его – он не вжимался в кресло от страха. Нет. Марк сидел, откинув голову, и его обычно сжатые губы были приоткрыты в беззвучном, восторженном вздохе. Его глаза, обычно такие аналитичные и сфокусированные, теперь были широко раскрыты и сияли чистым, диким азартом. В них плясали отблески багрового заката и несущегося навстречу асфальта, сливаясь в гипнотический огненный поток. В этот миг он был не преподавателем психологии, а просто мужчиной, который кайфует от скорости, от риска, от женщины за рулём, которая оказалась опаснее и прекраснее всех его теорий.