
Полная версия
Поместье Черных Птиц
Слова леди Агаты, как острые осколки, вонзались в Эллу. Она чувствовала себя загнанной в угол. С одной стороны – мрачный, недоступный, пугающий лорд Блэкридж, брак с которым сулил лишь холод и тайну. С другой – добрый, простой, но бедный мистер Толран, с которым можно было бы обрести простое человеческое счастье, но не спасти семью. И над всем этим – яростная воля тетушки, готовая сломать любые преграды.
Вечером того же дня, сидя у окна в Голубой комнате, Элла размышляла о своем положении. Она взяла перо и бумагу, намереваясь написать родителям, поделиться сомнениями. Но слова не шли. Как описать ледяной взгляд лорда Блэкриджа? Как передать теплоту улыбки мистера Толрана? Как объяснить маниакальную настойчивость леди Агаты? Она бросила перо. За окном начинал накрапывать дождь. Капли стучали по стеклу, как пальцы судьбы. Элла подошла к окну. Садик во мгле казался безжизненным. И вдруг… на мокрой ветке старого дуба, напротив ее окна, она увидела его. Большого ворона. Он сидел неподвижно, его черное оперение сливалось с темнотой, только глаза, казалось, светились изнутри тусклым, желтоватым огоньком. Он смотрел прямо на нее. Элла замерла, охваченная иррациональным страхом. Птица не каркала, не двигалась. Просто смотрела. Это длилось всего несколько секунд, но показалось вечностью. Потом ворон резко взмахнул крыльями и бесшумно исчез в ночи, как призрак. Элла отшатнулась от окна, сердце бешено колотилось. Было ли это видением? Или мрачным предзнаменованием? Карканье воронов из сплетен вдруг показалось ей ужасающе реальным.
В это же время в своем кабинете, при свете одной лампы, леди Агата Монтегю совещалась не с дворецким, а со своей старой, преданной и невероятно услужливой горничной, миссис Дженкинс. Женщина с лицом, как смятый пергамент, и хитрыми глазками слушала свою госпожу с почтительным вниманием.
– …и поэтому, Дженкинс, – говорила леди Агата тихим, но повелительным шепотом, разглядывая план сада при свете лампы, – ситуация требует решительных мер. Вечер у леди Далримпл послезавтра – наш последний шанс устроить «естественную» встречу. Если она провалится… нам придется создать встречу неестественную. Но с безупречными свидетельствами. Ты понимаешь?
Миссис Дженкинс кивнула, ее глаза блеснули пониманием и готовностью на все за дополнительное вознаграждение.
– Совершенно верно, моя леди. Сад леди Далримпл… он обширен. И вечерами, особенно если погода будет пасмурная… там легко заблудиться. И легко… оказаться не в том месте в неподходящее время. Особенно если кто-то… подсобит с направлением.
– Именно так, – леди Агата улыбнулась тонко, как паук, плетущий паутину. – Нужны надежные свидетели. Не из нашей прислуги. Идеально – молодые, легкомысленные, любящие сенсации. Леди Эмили Фокс и ее брат, капитан Фокс. Они обожают скандалы и не умеют держать язык за зубами. Им нужно будет оказаться в нужном месте в нужный момент. «Случайно». Ты сможешь устроить это?
– Не сомневайтесь, моя леди, – ответила миссис Дженкинс с низким поклоном. – Капитан Фокс… он неравнодушен к нашему скотч-виски в буфетной. А леди Эмили… она вечно теряет свои носовые платки. Один из них может «случайно» затеряться возле… скажем, старой беседки в дальнем углу сада. Туда редко кто заглядывает после заката. Очень романтичное и… уединенное место.
Леди Агата одобрительно кивнула.
– Прекрасно. И помни: мисс Хартли должна быть там. Одна. И лорд Блэкридж тоже. Как они там окажутся – уже их дело. Наше дело – обеспечить свидетелей и… компрометирующую близость. Все должно выглядеть абсолютно естественно. Неудачное стечение обстоятельств. Роковая случайность.
– Будет сделано, моя леди, – прошептала миссис Дженкинс, растворяясь в тенях кабинета, как опытный заговорщик.
Леди Агата осталась одна. Она подошла к окну. Дождь усиливался, стекая по стеклу мутными потоками. Ее лицо в отражении казалось каменным, лишенным всякой жалости. «Ты хотела играть по-честному, Элла? – подумала она. – Но честность – роскошь для бедных. А мы играем по-крупному. И проигрыш недопустим. Любой ценой. Даже ценой твоего… недоумения». Она потушила лампу, погрузив кабинет в темноту, где зрели самые темные планы. За окном, на промокшей ветке, где сидел ворон, теперь никого не было. Но ощущение чьего-то незримого присутствия, чьего-то зловещего карканья, казалось, витало в самом воздухе сырого лондонского вечера.
Глава 4
Вечер у леди Далримпл обещал быть одним из самых изысканных событий позднего лондонского сезона. Особняк на Беркли-сквер сиял тысячами свечей, отражавшихся в высоких зеркалах и хрустальных подвесках люстр. Воздух был густ от аромата дорогих духов, горячего воска, экзотических цветов (сама хозяйка славилась страстью к орхидеям) и роскошных блюд, подаваемых армией ливрейных слуг. Звучала легкая музыка, смех был приглушенным, изысканным, беседы – виртуозно отточенными. Все дышало безупречным вкусом и огромным богатством.
Элла, в новом платье из бледно-сиреневого атласа, расшитого серебристыми нитями, напоминавшими лунный свет, чувствовала себя не участницей празднества, а осужденной, ведущей свою последнюю прогулку перед казнью. Планы леди Агаты, о которых она догадывалась все больше, тяжким камнем лежали на душе. Тетушка сегодня была особенно оживлена и любезна, ее стальные глаза постоянно выискивали в толпе две цели: высокую мрачную фигуру лорда Блэкриджа и легкомысленную группу вокруг леди Эмили Фокс и ее брата, капитана Фокса. Элла видела, как миссис Дженкинс, тенью скользящая среди гостей, что-то шепчет на ухо пьянеющему капитану Фоксу, как «случайно» оброненный леди Эмили носовой платок тут же подхватывается другой служанкой и уносится в направлении, противоположном отхожему месту. Каждый такой взгляд, каждое движение горничной усиливали тревогу Эллы до почти невыносимого уровня. Она знала – ловушка готовится. И она – приманка.
Лорд Блэкридж появился поздно. Он стоял у края бальной залы, возле колонны, словно стараясь слиться с мрамором. Одетый во все черное (фрак, жилет, галстук), он казался воплощением ночи, случайно заглянувшей в этот сверкающий мир. Его взгляд, как обычно, был отстранен, но сегодня в нем Элла уловила что-то новое – напряженную настороженность, словно он чувствовал нездоровую атмосферу заговора, витавшую в воздухе. Он почти не общался, лишь изредка отвечая односложно на обращенные к нему реплики. Его присутствие действовало на окружающих как ледяной сквозняк – люди инстинктивно отодвигались, создавая вокруг него пустое пространство.
Леди Агата, заметив его, немедленно приступила к действию. Она подвела Эллу к группе, обсуждавшей последнюю выставку Королевской Академии, искусно расположившись так, что Себастьян оказался в поле зрения.
– …а этот пейзаж Тернера, дорогая леди Эвелин, – голос леди Агаты звучал чуть громче обычного, – просто дышит бурей! Такая мощь, такая стихийность! Совершенно захватывает дух! Не правда ли, Элла? – Она повернулась к племяннице, ловко заслонив ее от других собеседников и как бы случайно обращая ее лицом в сторону лорда Блэкриджа. – Ты ведь тоже ценишь силу природы в искусстве?
Элла, чувствуя себя марионеткой, пробормотала что-то невразумительное. Ее взгляд невольно скользнул по Себастьяну. Он смотрел прямо на нее. И в его темных глазах не было ни любопытства, ни вежливости. Был холодный, аналитический интерес хищника, изучающего расставленную сеть. Этот взгляд заставил Эллу похолодеть внутри. Он знает, – мелькнула у нее мысль. Он видит игру.
Именно в этот момент леди Агата сделала едва заметный жест веером. Миссис Дженкинс у двери в сад ответила почти незаметным кивком.
Леди Агата вдруг беспокойно тронула свою шею.
– О, небеса! Элла, дорогая, похоже, я обронила в саду свое колье! Какая же я неловкая! Эти бестолковые слуги вряд ли отыщут его или прикарманят. – Она повернулась к Элле с преувеличенной тревогой. – Надо немедленно найти! Не могла бы ты помочь мне? Сад невелик, но в темноте… Иди, дитя, поищи у фонтана или в беседке роз. Я присмотрю за твоей сумочкой. Только побыстрее, пока его случайно не обнаружил кто-нибудь другой! Это фамильная драгоценность! – Она сунула Элле в руки маленький фонарик-свечу в серебряном подсвечнике, который «случайно» оказался у нее под рукой. Взгляд ее при этом был стальным: Иди.
Протест замер на губах Эллы. Отказаться сейчас, на глазах гостей, значило вызвать скандал немедленно и неконтролируемый. Сжав подсвечник до побеления костяшек, она с безупречным видом покорной племянницы кивнула.
– Конечно, тетушка. Я поищу. – Голос ее был ровен, но внутри все дрожало. Она бросила последний взгляд на группу. Лорд Блэкридж все так же стоял у колонны, но его взгляд блуждал где-то далеко, не замечая, как девушка уходит прочь из залы. Леди Эмили Фокс хихикала, глядя в ее сторону, капитан Фокс, явно под хмельком, ковырял пальцем воротник, поглядывая на дверь в сад. Маховик был запущен.
Выйдя в сад, Эллу охватила влажная прохлада и густой аромат ночных цветов. После ослепительного зала здесь царил мягкий полумрак, разорванный редкими фонарями вдоль главных аллей. Лунный свет, пробиваясь сквозь дымку, серебрил листву. Где-то журчал фонтан. Было красиво и… смертельно опасно. Элла предполагала, что колье искать не нужно. Ее задача – блуждать в темноте, пока ее не «найдут» в нужном месте. Но где оно? Инстинктивно желая отсрочить неизбежное, она свернула не к освещенному фонтану, а вглубь сада, на узкую, заросшую тропинку, где фонари были реже, а тени – гуще и холоднее.
Она шла почти наугад, свет ее свечи дрожал, отбрасывая неверные тени. Где-то в кустах резко чирикнула птица, заставив ее вздрогнуть. Ветка хлестнула по щеке. Элла остановилась, прижав руку к бешено колотящемуся сердцу. Она была в глухом углу сада. Тишина давила, нарушаемая лишь шелестом листьев и ее собственным дыханием. Впереди виднелся темный контур – старая беседка, увитая плющом или диким виноградом. Убежище? Она ускорила шаг.
***
Элла почти достигла беседки, когда из густой тени старого тиса прямо перед ней возникла высокая фигура. Она вскрикнула от неожиданного ужаса, едва не выронив подсвечник. Свеча погасла от резкого движения.
– Мисс Хартли? – раздался низкий, узнаваемый голос. Лорд Блэкридж. Он стоял в двух шагах, его лицо в лунном свете было резким и напряженным. – Что вы здесь делаете? В такой глуши? – Его голос звучал не гневно, а резко, почти тревожно. Он озирался, словно ожидая подвоха из темноты.
– Я… я ищу колье тетушки, она, видно, обронила его где-то в саду, – прошептала Элла, чувствуя, как дрожь пробирает ее. – Леди Агата просила… – Она не могла вымолвить больше. Стыд и страх сковали горло.
– Колье? – Он усмехнулся коротко и сухо. – В самом темном углу сада? Неудачный выбор места для поисков, мадам. – Он сделал шаг вперед, не для угрозы, а чтобы лучше видеть ее в полумраке. Элла инстинктивно отпрянула. – Вам следует немедленно вернуться в дом. Сейчас же. Здесь… неуютно. – Он бросил еще один настороженный взгляд в темноту за ее спиной.
– Но… но колье… – попыталась она возразить, понимая абсурдность ситуации.
– К черту колье! – его голос сорвался на шепот, но в нем прозвучала сталь. – Это ловушка, мисс Хартли. И вы в центре нее. Идите. Я последую за вами на расстоянии, чтобы убедиться… – Он не договорил, но смысл был ясен: чтобы убедиться, что с ней ничего не случится по пути и чтобы не быть с ней вместе.
– Но что вы здесь делаете? – вдруг спросила Элла. Неприятная догадка кольнула в груди.
– Полагаю, то же, что и вы. Леди Агата… Бывает весьма убедительна. И отказать в поиске ее драгоценности перед всем светом было бы слишком… опрометчиво. А теперь, идемте же, быстрее, пока…
Они не успели сделать и трех шагов по направлению к дому, как из-за поворота аллеи, ведущей как раз от беседки, хлынул свет фонарей и громкие голоса.
– …я точно слышала тут взвизг! – пронзительно трещала леди Эмили Фокс. – Или это была сова? Нет, слишком человечно! Наверняка кто-то напугал бедную мисс Хартли! Мы обязаны проверить!
– Да брось ты, Эми! – громко и пьяно бубнил капитан Фокс. – Наверняка кошка… Или садовник с горничной пошаливают! Ха! Лучше вернемся к шампанскому!
– Ни за что! Это наш долг! – настаивала леди Эмили. – Эй! Кто здесь? Все в порядке?
Лучи фонарей вырвали Эллу и Себастьяна из темноты. Они стояли на узкой тропинке, совсем близко друг к другу – Элла, бледная как полотно, с погасшим подсвечником в дрожащей руке, Себастьян – в нескольких шагах от нее, но в лучах света казавшийся гораздо ближе. Его лицо, секунду назад напряженное, теперь стало абсолютно каменным. В глазах мелькнуло нечто страшное – не гнев, а леденящее осознание. Он понял. Понял все. И понял, что опоздал. На миг в его взгляде читался чистый, животный ужас человека, увидевшего неминуемую гибель.
– Ага! Вот же они! – заорал капитан Фокс, тыча пальцем. – Лорд Блэкридж! И… мисс Хартли! Боже правый! В такой темноте! И одни!
– Ох! – вскрикнула леди Эмили, драматически прикладывая веер к груди, но ее глаза сверкали ликующим злорадством. – Лорд Блэкридж! Мисс Хартли! Вы… вы здесь? Вместе? В такой… уединенной части сада? И в почти полной темноте? Боже мой, мисс Хартли, вы выглядите перепуганной до смерти! Что случилось? Он вас… напугал?
К ним уже спешили другие гости, привлеченные шумом. Шепот, как змеиный шелест, пополз по толпе: "Блэкридж… Хартли… в саду… одни… темнота… она дрожит… он так близко…"
Себастьян замер. Весь его вид излучал ледяное, смертоносное спокойствие, но Элла, стоявшая ближе всех, видела, как дрогнула его нижняя челюсть, как сжались кулаки у бедер. Он медленно перевел взгляд с леди Эмили на Эллу. В его глазах не было ненависти к ней. Там было нечто худшее: глубочайшее презрение к ситуации, к себе за то, что попался, и… страшная, гнетущая обреченность. Он понял, что игра проиграна.
– Ничего не случилось, леди Эмили, – произнес он громко, его бархатный голос резал шепот, как нож. Звучало это не как оправдание, а как констатация бесполезности любых слов. – Мы с мисс Хартли столкнулись минуту назад. Оба каким-то чудесным образом были посланы искать колье леди Агаты. – Это была настоящая правда, но она слишком запоздала и казалась неубедительной перед разгоряченной толпой, жаждущей скандала.
– О, конечно, конечно! – язвительно воскликнула леди Эмили. – "Случайно"! И как… своевременно вы ее нашли, лорд! Практически в объятиях темноты! И без свидетелей!
– Капитан! Сударыня! – раздался резкий голос леди Агаты, пробивающейся сквозь толпу. Ее лицо изображало шок и материнскую тревогу. – Что случилось? Элла! Дитя мое! Ты дрожишь! Лорд Блэкридж, что произошло? – Она бросилась к племяннице, обнимая ее, но ее стальные глаза метали молнии торжества.
Себастьян посмотрел на Эллу. Она стояла, прижавшись к тетке, бледная, дрожащая, с глазами, полными слез стыда, ужаса и немого извинения, которое он не хотел видеть. Затем он посмотрел на нарастающую толпу гостей, на их любопытные, жадные, осуждающие лица. Скандал, которого он так боялся, которого избегал годами, настиг его. И теперь ему предстояло заплатить самую высокую цену. Холодная ярость, смешанная с горькой иронией, поднялась в нем.
Он выпрямился во весь свой рост, его мрачная фигура доминировала над толпой. Он окинул собравшихся взглядом, полным такого бездонного презрения, что даже леди Эмили на мгновение присмирела.
– Обсуждение окончено, – произнес он тихо, но так, что было слышно каждому. Звук его голоса заставил смолкнуть шепот. – Ситуация, как вы видите, компрометирующая. Причины и следствия… не имеют значения перед лицом факта. – Он сделал паузу, его взгляд упал на Эллу. В нем не было нежности, лишь тяжесть неизбежного. – Мисс Хартли, позвольте проводить вас обратно. Вам явно требуется покой. – Он подал ей руку. Не как рыцарь даме, а как тюремщик осужденному – формально, холодно, без прикосновения к ее дрожащим пальцам, лишь предлагая предплечье.
Элла, едва держась на ногах, машинально положила ледяные пальцы на его черный рукав. Она чувствовала, как на нее смотрят десятки глаз – осуждающих, злорадных, любопытных. Ее репутация была растоптана. Будущее висело на волоске. И единственным человеком, который мог спасти ее от окончательного падения, был этот мрачный, ненавидящий, казалось, весь мир человек, чья жизнь только что была разрушена ее теткой. Он вел ее сквозь строй шепчущихся гостей обратно к ослепительному, немилосердному свету бальной залы и неминуемой расплате. За спиной нарастал гул, а в ушах у Эллы звенела лишь ледяная тишина его отчаяния и ее собственный стыд. Ловушка захлопнулась для них обоих.
Глава 5
Утро, наступившее после катастрофического вечера у леди Далримпл, не принесло Элле облегчения. Солнечный свет, льющийся в окна Голубой комнаты особняка леди Агаты, казался насмешкой. Он золотил шелковые обои, играл на хрустальных подвесках люстры, но не мог рассеять ледяную тяжесть, сковывавшую сердце Эллы. Она сидела у окна, бесцельно глядя на оживленную Харли-стрит, но не видя ни экипажей, ни нарядных прохожих. Перед глазами стояло одно: мрачная фигура лорда Блэкриджа в садовом полумраке, его каменное лицо, пронизанный презрением и обреченностью взгляд, и – самое страшное – та леденящая тишина, что воцарилась после его слов: «Обсуждение окончено».
В ушах звенел шепот гостей, хихиканье леди Эмили Фокс, громкий голос капитана Фокса. Скандал, как паутина, уже опутал весь Лондон. Элла представляла, как сейчас в гостиных, за утренним чаем, перемывают косточки ей и «Черному Лорду». «Мисс Хартли, пойманная в саду наедине с Блэкриджем! В темноте! Дрожала, бедняжка! Он, говорят, так и смотрел, будто хотел ее прикончить!» Репутация ее была уничтожена. Не только ее. Репутация семьи Хартли, и без того балансировавшей на грани, теперь рухнула в пропасть окончательно. Мысль о родителях в Девоншире, которые, наверное, уже получили первые ядовитые письма от «доброжелателей», заставляла слезы жгуче выступить на глазах. Она их подвела. Провалила свою единственную миссию самым постыдным образом.
Дверь в комнату распахнулась без стука. Леди Агата Монтегю вошла, подобно фрегату, входящему в покоренную гавань. Утреннее платье из серого репса с серебряной вышивкой сидело на ней безупречно, лицо сияло не столько здоровым румянцем (тщательно наведенным), сколько глубокой, не скрываемой удовлетворенностью. В руках она несла небольшой серебряный поднос с чашкой шоколада и газетой.
– Доброе утро, дитя мое! – ее голос звенел неестественной бодростью. – Надеюсь, ты отдохнула после вчерашних… волнений? Я велела подать тебе шоколад в постель, но Бриджес сказал, ты уже встала. И правильно! Сегодня важный день! Очень важный!
Она поставила поднос на столик рядом с Эллой. Запах густого, сладкого шоколада, обычно столь приятный, сейчас вызвал у Эллы легкую тошноту.
– Важный день, тетушка? – Элла с трудом выдавила слова. Голос звучал чужим, предательски дрогнувшим. – После вчерашнего… Разве теперь может быть что-то важнее всеобщего позора?
Леди Агата фыркнула, усевшись напротив в кресло с прямой спинкой, словно на трон.
– Позор? Фи, дитя мое! Какие мещанские понятия! То, что случилось, было не позором, а… неизбежным стечением обстоятельств. Немного драматичным, да, но на то были причины! – Она развернула газету с театральным жестом. – И вот, видишь ли, плоды! Смотри!
Она протянула Элле газету «The Morning Post». В разделе светской хроники, обведенное жирным карандашом, красовалось краткое, но убийственное сообщение:
«Со вчерашнего вечера все светское общеление Лондона взволновано необычайным происшествием, имевшим место на балу у леди Далримпл. Мисс Э.Х., недавно представленная обществу под патронажем одной известной дамы, была обнаружена глубокой ночью в удаленной части сада в обществе лорда С.Р., владельца мрачноватой репутации поместья Блэкридж-Холл в Йоркшире. Оба были застигнуты врасплох группой гостей во главе с капитаном Ф. и его сестрой, леди Э.Ф. Мисс Х. выглядела крайне расстроенной, лорд Р. – непроницаемым. Причины их уединенного променада остаются предметом оживленных спекуляций. Несомненно, данному инциденту будет дано достойное разрешение в соответствии с принципами чести и приличия, столь ценимыми в нашем обществе».
Элле показалось, что земля уходит из-под ног. Текст был написан эвфемистично, но смысл его был ясен как день: она скомпрометирована. Безвозвратно. Слова «удаленная часть сада», «глубокая ночь», «уединенный променад», «спекуляции» – все это было клеймом. Она подняла глаза на леди Агату, в которых читались немой укор и ужас.
– «Достойное разрешение»? – прошептала Элла. – Что это значит?
– Это значит, моя дорогая, – леди Агата отхлебнула шоколада с видом знатока, наслаждающегося редким вином, – что лорд Себастьян Рейвенскрофт, как джентльмен и человек чести, не имеющий, к счастью, склонности к бегству от ответственности, обязан предложить тебе руку и сердце. И он это сделает. Сегодня. Вот почему день так важен.
Элла вскочила, отбросив газету, как паука.
– Нет! – вырвалось у нее. – Тетушка, вы не можете быть серьезны! Он… он меня ненавидит! Он, наверняка, считает меня соучастницей этой… этой ловушки! Жениться на мне? Это будет не брак, а каторга! Для нас обоих! И… и для чего? Чтобы спасти мою уже разрушенную репутацию? Ценой его свободы и… и моего будущего счастья?
– «Счастья»? – Леди Агата подняла бровь с изысканным скепсисом. – Милое дитя, счастье – понятие весьма растяжимое. Счастье – это когда твои родители не выбрасываются на улицу из родового гнезда. Счастье – это когда ты носишь титул графини и владеешь одним из самых больших состояний в Англии. Счастье – это уверенность и положение в обществе, которое не поколеблют никакие сплетни после брака с лордом Блэкриджем! А что касается его ненависти… – Она махнула рукой. – Мужчины. Они злятся, дуются, а потом привыкают. У тебя есть ум, миловидность и, я надеюсь, достаточно такта, чтобы растопить этот лед. Со временем. Главное – войти в дверь, которую я для тебя открыла. Нет, выбила.
– Я уверена, он считает меня лгуньей и интриганкой! Как я могу жить под одной крышей с человеком, который меня презирает?
– Он сделает тебя своей женой, – холодно парировала леди Агата. – Это его долг перед своей честью и твоей пошатнувшейся репутацией. А долг, милая Элла, превыше личных чувств. Поверь, он это понимает лучше многих. Его фамильная гордость не позволит поступить иначе. Что же до презрения… – Она усмехнулась. – Найди мужчину, который не считает свою жену хоть немного глупой или надоедливой. Это неотъемлемая часть супружеской жизни. Ты справишься.
Прежде чем Элла успела найти новые возражения, в дверь почтительно постучали. Вошел Бриджес, лицо его было непроницаемо, но в глазах мелькнуло нечто похожее на сочувствие, когда он взглянул на Эллу.
– Миледи, мисс, – произнес он, кланяясь. – Его светлость, лорд Блэкридж, почтил вас визитом. Он ожидает в Малой Гостиной.
Леди Агата сияла.
– Прекрасно, Бриджес! Просите его светлость подождать буквально минутку. Мисс Хартли приведет себя в порядок и присоединится к нам. – Она встала, поправляя складки платья. – Ну, дитя? – Она бросила Элле повелительный взгляд. – Соберись. Твой будущий супруг ждет. Помни: спокойствие, достоинство, благодарность. Никаких истерик и глупых возражений. Будущее Хезелмира начинается сейчас.
Малая Гостиная особняка леди Агаты была образцом изысканности: нежно-голубые стены, мебель в стиле ампир с позолотой, камин из белого мрамора, китайские вазы с нежными цветами. Но атмосфера в ней была ледяной. Когда Элла, одетая в простое платье из светло-серого муслина (нарочитая скромность казалась ей единственно возможной), вошла вслед за тетушкой, ее словно ударило волной холода, исходившей от высокой, неподвижной фигуры у окна.
Лорд Себастьян Рейвенскрофт стоял спиной к комнате, глядя на улицу. Он был одет с безупречной, мрачной элегантностью: черный фрак, черный жилет, черный галстук, белоснежная рубашка. Казалось, он впитал в себя все тени комнаты. Он не обернулся сразу, когда они вошли, давая Элле время ощутить всю тяжесть его молчаливого присутствия. Леди Агата заговорила первой, ее голос был медовым, но с отчетливой стальной ноткой.
– Лорд Блэкридж! Какая честь! Благодарю вас за столь скорый визит. Мы… глубоко ценим ваше внимание к этому деликатному вопросу.
Он медленно повернулся. Его лицо было маской из бледного мрамора, лишенной каких-либо эмоций. Темные глаза, глубоко посаженные, смотрели прямо на Эллу, и в них не было ни гнева, ни ненависти – лишь бездонная, утомленная пустота и холодная оценка. Он слегка склонил голову в сторону леди Агаты, не удостоив ее взглядом.
– Леди Агата. Мисс Хартли. – Его низкий, бархатистый голос звучал ровно, без интонаций.
Наступила тягостная пауза. Леди Агата поспешила ее заполнить.
– Мы, разумеется, всецело полагаемся на ваше чувство чести и благородство, лорд. Случившееся вчера… печальное недоразумение, усугубленное злоязычием света. Но, как говорится, из песни слов не выкинешь. Репутация моей дорогой племянницы…