Исповедь ведьмы нового мира: ад, рождённый звёздами

Завидев Дрикса, я сразу окликнула его и спешно подошла, он ухмыльнулся, отвлёкся от дел и вступил в диалог:

– Неужто та самая охотница за знаниями? Аскелья, здравствуй! – бодро начал Дрикс.

– Здравствуйте, здравствуйте! Как вы тут поживаете, в своём купольном панцире варитесь? – шутливо поддержала я.

– Язык твой остр, как клинок. Чувствую закалку Генриха, ох и измотал он меня в своё время. Прямолинеен, мечтателен и нетактичен, но зато очень открыт. Пройдём на второй этаж, расскажешь, с чем пожаловала, звёздочка.

Дрикс часто называл людей, в которых отмечал лучшие на его взгляд качества, “звёздочками”. Для него звёзды тоже несли особую философию, которой он весьма скромно делился. Это был своего рода титул, где директор признавал личность той или иной персоны. Как-то он присвоил этот титул моим родителям, завидев их вместе. Мама тогда пришла передать лекарственные травы захворавшему Дриксу, и прихватила с собой отца. Тогда-то он и похвалил их, сказав, что вроде бы их всего двое, но своим свечением вместе образуют целое созвездие.

Пройдя на второй этаж, мы сели за небольшой столик около окна, выходящего на город. Устроившись поудобнее, я спешно выпалила своё наблюдение, которое вспомнила накануне дома. Дрикс нахмурился, подумал, после чего сказал:

– Да, я в ту ночь бодрствовал и не мог пропустить это явление. Почти все работники обсерватории тогда работали, а я метался из окна к окну, подходил к телескопу, чтобы со всех ракурсов запечатлеть и записать каждую деталь, после чего увидел, что к нам приближается метеорит. Прошло пару мгновений, и земля сотряслась, а на небольшом расстоянии от нашего здания образовался кратер с мощным испарением. Конечно же, мы все направились фиксировать произошедшее, и задокументировали, но накануне к нам пришли стражи и потребовали уничтожить документы. Сама понимаешь, копии у меня всё равно запрятаны, так как рукописи не горят, а требования и идеалы мимолётны. Я сразу понял, завидев текстуру камня, что с ним явно что-то не так. Почва вокруг окрашивалась в его цвета, словно он состоял из неизвестной нам жидкости. Прикасаться к нему было опасно, поэтому мы аккуратно соскаблили пробу и храним всё под глубочайшим секретом. Пока это всё, чем я могу поделиться. До меня также дошли сведения, что некоторые получили от контакта с подобными камнями определённые способности генерировать стихийные проявления, кто-то в большем объёме, кто-то в меньшем. Вероятно, вещество синтезируется с клетками тела и создаёт прочную связь между природными и человеческими сущностями, выступая посредником и усилителем этой связи. – повествовал Дрикс.

Я поведала ему свои наблюдения, вычитала пару фраз из импровизированного конспекта, и, несмотря на обещание самой себе ни с кем больше не делиться подробностями моего столкновения с камнем, рассказала о том, что тоже получила некоторые способности от осколка, детально описав их проявления в разных ситуациях, а также симптоматику болей после применения. Он внимательно слушал, иногда поглаживая бороду и хмуро поглядывая на город в окне. Завершив свой скомканный научный доклад, я неожиданно сказала:

– Давайте я попробую показать вам свои новые способности! Это будет полезно для вас, так как пока на мой взгляд, обсерватория является единственным местом, где серьёзно взялись за изучение произошедшего.

– Это может быть опасно для твоей жизни, звёздочка. Я ценю твой вклад в науку и преданность, но береги свои силы, если твоя боль будет уменьшаться после каждого применения новых способностей, то синтез клеток проходит успешно, и ты, с большой долей вероятности, сможешь их контролировать вне зависимости от испуга или стресса. Здесь важен уровень самоконтроля и натренированности тела, организм может изнашиваться от постоянной нагрузки. Если мне потребуется, то я найду людей, способных показать мне приобретённые причуды после контакта с камнями, благодарю тебя. – Дрикс хотел было уберечь меня от возможных рисков, но я не желала останавливаться.

Я вытянула руку вперёд, сильно напрягла её, передав большое количество импульса в ладонь, руку начало сводить. Сначала ничего не получалось, и так было раз за разом, после чего Дрикс вздохнул, и внезапно бросил в меня кружку, громко рявкнув. Я сильно испугалась, рефлекторно поставив преграду кружке в виде своей руки, и именно в этот момент из моей ладони вырвался буйный поток воздуха, откинув летящий объект в сторону, одновременно с этим растормошив собранные волосы Дрикса. Он удивился и улыбнулся:

– Извини меня за внезапную выходку, но исходя из твоих слов, ты реагируешь на сильный всплеск эмоций, что и порождает использование тех самых резервов. Прошу прощения, что напугал, но ты успешно продемонстрировала свои способности, я обязательно отмечу это. Как твоя рука, Аскелья? – виновато, но с толикой гордости вопрошал напугавший меня до смерти директор.

– Это было страшно. Вы ужасны в своих методах! Но за эту решимость я вас уважаю. Руку сводит, как и в прошлые разы, меня преследует тянущаяся боль, словно её сильно потянули на себя, замучав связки. Но потихоньку становится лучше, так что продолжу осваивать эти умения. У меня уже получилось создать язык пламени, поток воздуха, искры, и я уверена, что это не конец. В идеале можно будет подражать природным явлениям, или даже повелевать ими, хотя кажется сладким вымыслом какого-то писателя-романтика – отвечала я.

Мы с Дриксом ещё немного обсудили новоиспечённую тему, после чего я начала собираться домой, завидев закатное солнце. Дрикс пожелал мне счастливого и попросил, словно родной дедушка, быть аккуратной, аргументировав тем, что сейчас активно проводят поиски остатков камней и допрашивают тех, кто хотя бы что-то знает. А тех, кто касался камня, по слухам, вообще не отпускают обратно, удерживая в здании министерства мутаций.

Я поблагодарила Дрикса и вышла из обсерватории. Пройдя небольшое расстояние вперёд, я увидела идущих навстречу стражей в сопровождении одного из доверенных лиц министерства и того самого деревенского доходяги. Сначала я надеялась и думала, что они направляются в обсерваторию, и что стоило бы подать какой-либо знак Дриксу, но подойдя поближе, мне преградили путь и громко, отчётливо объявили:

– Аскелья Лонхард, мы вынуждены вас задержать и направить на допрос в связи с чрезвычайным положением, введённым в связи с произошедшим инцидентом вторжения космических обломков. У нас есть информация, что вы можете владеть некоторыми полезными сведениями и, возможно, контактировали с одним из упавших камней. Отказаться от допроса вы не можете, так что вам нужно проследовать с нами, в противном случае мы обязаны будем применить силу – гордо и чётко проговорил один из стражей с высоким чином.

Я молча кивнула, и меня вернули в город на тележке, запряжённой лошадьми. Одно хорошо – доберусь не пешком.

Глава 3

В разговоре со стражами отец учил меня быть как можно более сдержанной, а отвечать односложно, иногда добавляя нужные слова для целостности повествования, поэтому мы ехали до города в мёртвом молчании, сопровождавшемся цоканьем копыт лошади и до невозможности громким шелестом листвы от усилившегося ветра. Мне было тревожно, да и если честно сказать, страшно. Я никогда не сталкивалась со стражами в ключе подавляемого, для меня их образ светлых защитников на тот момент безвозвратно рухнул. Конечно, от моего мнения вряд ли что-то зависело, но это была смена отношения к какой-либо вещи с точки зрения простой эмоциональной оценки. Я не относилась к ним плохо, скорее, доверие пропало ввиду разрушения образа, который формировался с детства.

Вскоре мы доехали до точки назначения, меня провели в мрачную обветшалую пристройку здания министерства мутаций. По виду сразу было понятно – здесь допрашивают людей, и не совсем удачно. Мы дошли до нужной комнаты: она была абсолютно пустой, вмещая в себя только пошарпанный стол и два стула в плачевном состоянии. Меня усадили за первый, напротив сел тот самый высокопоставленный человек из министерства. Я пропускала его слова мимо ушей, отвечая лишь требованием прекратить повышать голос. Он злился до состояния порозовевшей кожи, а глаза стремительно краснели от ярости. Казалось, что они скоро лопнут и забрызгают кровью мою одежду. Стало противно от одной мысли об этом.

В один момент стражи, которые охраняли вход в комнату, встали за моей спиной, словно хрупкая молодая девушка могла куда-то убежать от трёх здоровенных амбалов. Меня это смутило до заливистого смеха, после чего мне дали пощёчину, отрезвив моментально. Я обомлела от наглости их методов. Один стражник поглаживал меня по ляжке, на что я назвала его мерзким ублюдком, а тот лишь ухмыльнулся, не убрав руки. Само собой, весь этот кошмарный цирк уродов начал меня пугать. Я почувствовала себя скованной и беспомощной, не представляя, что со мной могли сделать дальше.

– Такая молодая, прекрасная дева, да ещё и с не менее прекрасным телосложением. Здесь никто не услышит твоих криков – проглатывая слюни, хищно проговорил человек, проводивший допрос.

– Бесчеловечная, жирная, ничтожная свинья! – в панике высказала я, будучи удерживаемой стражами.

Неожиданно, в комнату ворвался мой отец, без лишних разговоров сразу же ударив одного из стражей в лицо. Тот пластом рухнул на землю без сознания. Моё сердце дребезжало от происходящих событий. Я не понимала, что вообще происходит, и в какой момент мир сошёл с ума. Неужели это была не катастрофа, пришедшая из космоса, а явление, перевернувшее разум людей? Отца безуспешно пытались остановить, но его вопль словно разрывал перепонки всем находящимся в комнате. Он ударил стул с сидящим на нём человеком из министерства и бросился на него, взяв за волосы и начав с силой бить его головой об пол, отчего кровь этого человека кляксами распространялась по половицам. Затем, посмотрев на испуганных стражей, он рявкнул:

– СТАНОВИСЬ! Жалкие упыри, вы не стражи, вы подобие солдат. Вы лишь работаете ими, натягиваете на себя доспехи и считаете себя лучше остальных! Вы ничем не выделяетесь, уроды! Залезьте обратно в утробу матери и сгиньте вовеки! – в гневе обращался отец, чьи глаза заплыли яростной пеленой.

Лицо представителя министерства стало напоминать кровавое месиво, а хриплое дыхание походило на мерзкое хрюканье свиньи. Наконец, папа выдохнул, сказав:

– Уходите – смотря на остолбеневших солдат, – Уходите отсюда!

Поджавшие хвосты стражи покинули комнату, исчезнув в бесконечном коридоре мрачной пристройки. Отец молча взял меня за руку и вывел оттуда. На улице мы встретили Кайла, бежавшего в сторону пристройки. Он воскликнул:

– Аскелья! Генрих! Что вы устроили? Немедленно вернитесь в допросную. Это ради вашего же блага, вы понимаете? Мне уже доложили о происходящем, я собирался лично поговорить с Аскельей, и уже было отправился сюда, но навстречу выбежали испуганные стражи, и чертыхаясь, рассказали, что ты, Генрих, всех избил и действовал не по закону! – злостно, пытаясь сохранить спокойный нрав, высказал Кайл.

– Вы там что, все с ума посходили? – голос отца подобно грому, сотрясал улицу, – Мою дочь задержали и обвинили непонятно в чем, увезли в эту поганую пристройку, самоназванную «допросную», и собирались издеваться, чтобы она рассказала то, о чём не ведает? То есть так у нас теперь закон действует? Посторонись, Кайл – Отец, держа меня за руку, хотел обойти друга, – ПОСТОРОНИСЬ, Я НЕПОНЯТНО СКАЗАЛ?

– Постой, брат. Пускай Аскелья расскажет, как всё было на самом деле, – положив руку на плечо отца, спокойно сказал Кайл, – сам понимаешь, я всецело на вашей стороне, но мне нужно соблюдать формальности. Я бы не допустил, чтобы с Аскельей что-то случилось, ты же знаешь.

Отец посмотрел на землю, тяжело выдохнул, поднял взгляд и хладнокровно уставился в глаза Кайлу:

– Мне доложили мои знакомые из стражи, что дочь задерживают особо мерзотные солдаты, на которых неоднократно жаловались, но по какой-то причине в их отношении не принимали никаких мер. Я пришёл самостоятельно осудить их и вызволить дочь из этой тюрьмы. И да, я чту законы Ассикальдии, но для моей семьи они не писаны, если мы ничего не нарушили. Это противоправно и безответственно – выложил тяжёлым грузом он.

Я вмешалась в разговор, не желая видеть их столкновение:

– Постойте. Меня задержали у обсерватории, увезли в город и там, высокопоставленный человек из министерства мутаций, ответственный за происходящее, давил на меня. Он кричал и угрожал, пока я просто требовала успокоиться, после чего бы ответила на его вопросы. Стражи позволяли себе самоуправство и домогательства, меня трогали за ноги, следя, чтобы я не сбежала. Я сохраняла молчание, так как почвы для моего участия в допросе и содействии не было. Уверена, что это не первый случай, и всё это на слуху у людей. Любая несправедливость будет в конце концов отмщена и пресечена. – максимально решительно сказала я.

Отец вцепился в плечо Кайла и прорычал:

– Вот видишь, что происходит? Это следование правилам настолько индивидуально, и если ты хочешь, чтобы все его соблюдали, то твоим желанием будут нагло пользоваться, творя всё, что вздумается! Вовремя я покинул это пристанище умалишённых психов, и тебе того советую. Нас – меньшинство, таких людей, которые сердцем стоят за идеалы. Всем остальным только хлеба и зрелищ нужно, и на нашем горе они возведут себе новый театр боли, ведь это услада для больных уродов.

– Искренне извиняюсь за это. Я и подумать не мог, что подобное допускается при отсутствии свидетелей. Постараюсь сделать так, чтобы никто невинный не пострадал. Мне больно от мысли, что люди переживали эти домогательства и прочие издевательства. Кто-то определённо пользуется положением после катастрофы: некоторые структуры Ассикальдии и вовсе распустили, а патрулями распоряжаются военные министры, не сведущие в этом уже давно. Наша прекрасная страна стала слишком мирной, а инфантильные руководители выросли в сытости, не знающими цену реальных потерь. Вот и ответ всему: король стремится к искренности, свободе, а его намерениями попросту пользуются меркантильные жлобы – сделав небольшую паузу, он продолжил, – Я приму меры, но не покину министерство, Генрих. На таких людях всё и держится. Ты оставил службу, и я не осуждаю, у меня самого душа болит за тех, кого я не сумел спасти. Но закон придуман далеко не глупыми людьми, и пусть он рассудит всех, кто пренебрегает им.

– Послушай сюда! Я расскажу тебе про твой закон. Я молчал десять лет, Кайл. Я нёс эту службу стабильно, но почему я её бросил, не знаешь? – отец пристально смотрел на товарища.

Кайл задумался, словно поняв: отец всегда мастерски избегал тему ухода со службы, отшучиваясь и делая непринуждённый, легкомысленный вид, переходя на сторонние вещи.

– Насколько я помню, ты почёсывал затылок и отвечал “Устал спину ровно держать”, хохоча, а все вопросы словно сами отпадали – с сомнением отвечал Кайл.

– А теперь послушайте. Я расскажу это всего один раз. Запомните: то, что вы сейчас услышите, стало вынужденной мерой – отец собрался с духом, тяжело вздохнув, – Десять лет назад мне дали задание казнить убийцу местного богатея, влиятельного торговца на той самой площади, которую ты, Аскелья, непринуждённо изучаешь. Мне доложили о его примерном месте нахождения, со мной в группе разместили старшего по званию стража, и мы отправились выполнять приказ. Всё бы ничего, но убийцей оказался совсем мальчик. Он был грязный и неопрятный, нищета налицо. Я первым нашёл его, схватил и начал допрашивать об убийстве. Мальчик отнекивался и отбивался, а я сказал, что он все равно никуда не денется, и я готов его выслушать. Через какое-то время он успокоился и рассказал мне, что этому богатею переступил дорогу отец мальчика, работавший в небольшой лавке, единственном источнике дохода для его семьи. Но мужчина задумал построить целую торговую сеть, и у него на пути встала та самая лавка. Он пробовал договориться с владельцем, но тот был непреклонен, сказав, что ему нужно кормить детей. Богач мог бы предложить денег за переезд, или устроить на работу этого человека, но ему хватило ума только пожирать души, и он донёс на семью конкурента. Ночью к ним ворвались стражи, мальчику удалось спастись, его прикрыла собственная мать. С тех пор малец не видел своих родителей, и никто так и не нашёл их. Я пять лет после того инцидента искал похожих людей, но так и не добился результатов. Выслушав его историю, я не знал, что ответить. Его распирала ненависть от моих доспехов, от моего статуса. И тут появился старший по званию, нашедший нас. Он отчитал меня за то, что я не выполнил задание, а я пытался рассказать ему суть происходящего. Старший не слышал или не хотел слышать, и приказал мне казнить мальчика. У меня замерло сердце, так как я видел свою службу в другом: в чём-то светлом, в дарении надежды, помощи, поддержке, но никак не в казни детей. Я стоял не шевелясь, а внутри меня горело пламя отчаяния. Старший был непреклонен. Он рявкнул на меня, обозвав бездарным солдатом, и резким рывком замахнулся в сторону ребёнка. В тот же день я сказал, что ухожу со службы, и носил эту маску десять лет, не рассказывая правду никому. Старшего стража звали Лонгар. Мальчик успел назвать мне своё имя, когда я пообещал ему найти родителей. Его звали Ронхальд, и мне больно от мыслей о том, какая судьба могла его ждать. Чем была бы наполнена его жизнь, кем бы он стал? На это никогда более не найдётся ответа. В этом весь твой закон, Кайл. Лонгар действовал по закону, а я нет – со всей горечью и чувством вины закончил отец.

Мы долго молча стояли, между нами повисла мёртвая тишина. Я была шокирована этой историей и той стороной мира, от которого меня берегли папа с мамой. Отец всегда стремился к защите меня от любой угрозы, и я теперь понимаю, какие страхи мотивировали его. Я не знала, что думать тогда, что сказать папе, а может просто промолчать и не мешать ему мириться с трагедией. Я также не знала, сколько кошмаров он видел по ночам, что за мысли преследовали его в одиночестве, и как он ощущал себя, возвращаясь домой и видя маленькую меня. Вероятно, мама тоже не знала об этой истории, или догадывалась по папиному состоянию, но он всегда отнекивался в своём стиле и это быстро забывалось. Мама всегда тонко чувствовала его переживания, так что стопроцентно обращала внимание на отцовские муки, и знала, что в его уходе со службы что-то не так, но не задавала лишних вопросов, считая, что это его внутренняя борьба, и только он сможет её разрешить. Мне очень жаль отца и Ронхальда. Их сломали. У мальчика это несбывшиеся надежды, утерянная семья, и самое ценное – собственная жизнь. У папы – разочарование в идеалах, в собственном предназначении, страх перед будущим, осознание безрассудства и звериного желания убивать, в казалось бы, несущих свет людях. Это очень сложный вопрос, на который бы и Дрикс не спешил ответить. Кто же в данном случае «монстр»?

– Генрих… послушай… – Кайл посмотрел на меня взглядом, полным печали и сожаления – я сделаю всё, приложу все силы, чтобы никого больше не сломали эти законы, чтобы они несли в себе всё самое светлое, и непременно доложу королю о случившемся, а также о самоуправстве этих мясников. Мы будем проводить жесткий отбор, и будем воспитывать в стражах самое лучшее с раннего детства.

– Нет, Кайл. Это тоже насилие, это прививание ценностей против воли. Всё происходящее является циклом, из которого не вырваться. Просто не дай им подойти к моей семье. Иначе я убью их всех. Я буду рубить всех, кто посмеет залезть в наш мир. Мир, где нет места беспощадным казням и жестоким преступлениям. Я сам стану преступником, чтобы спасти этот островок.

Я буквально ощущала эту горечь и жжение внутри, поэтому не медлила и, взяв отца под руку, попрощалась с Кайлом, которому нечего было сказать в ответ. Ему тяжело было воспринимать всё услышанное. С папой мы пошли домой, где я передала его маме. Она не узнавала его: он был подобен мертвецу, бледный, молчаливый, иногда всхлипывающий, что не соответствовало его грозному образу. Он прижался к маме и просто крепко обнимал её, еле дыша. Поччи также находился с ними, встревоженно задевая хвостом папу. Я оставила их, чтобы самой переварить всё произошедшее за день. За окном уже стемнело, показывался бледный силуэт изящного полумесяца, сопровождавшегося мерцающими звёздами. В тот момент они не успокаивали меня, а наводили на размышления о тягости жизни, бренности существования, и сложности человеческих взаимоотношений. Это катастрофа, что папу заставляли стать палачом, запятнав свою жизнь навсегда. Я смотрела на звёзды и словно ждала ответа. Что вообще можно сделать? Как быть мне, маленькому человеку, следствию сильной любви между двумя другими людьми, в этом причудливом мире? Я не отрывала взгляда от мерцающих светлячков в небе, затем по телу пробежал озноб, от которого я вздрогнула.

Хотелось заплакать от накопившегося горя за сегодня, но я сдержала накатывающий ком и открыла учебник. Попыталась зажечь свечу огнём из руки, но это оказалось тщетно. Конечно! Что ещё можно было ожидать от такой жалкой попытки. Продолжая свой астрономический конспект, я задумалась и в порыве размышлений набросала внешность Ронхальда, каким я его представляла. Затем, его внешность, будучи подростком. Я сама не заметила, как листы покрылись слезами. Отец, ты говорил быть сильной, но это невозможно. Я слишком много натерпелась за сегодня, за вчера, и за прошлые дни. Осколок обременяет меня, эти камни принесли горе уже не в одну семью. Зачем только они вообще появились? Этот и ещё десятки похожих вопросов я задавала у себя в голове, после чего задумалась, и, возможно, пришла к предполагаемому ответу: камни не испортили людей, они проявили их нутро. Смысл был не в том, что невероятная сила изменила кого-то, а в том, что она сняла маски и показала людей настоящими. Я протёрла рукой глаза, встала, собралась, вытянула руку и попробовала ещё раз. Из запотевшей ладони высеклись искры. Ещё попытка. Снова искры. Пространство в комнате стало разряженным, стало трудно дышать, словно я находилась в поле во время начинающейся грозы. Я решила в последний раз напрячь руку и попробовать высвободить магические частицы, создав подобие молнии. Мышцы на руке очень болели, голова гудела от перенапряжения, и тут я добилась своего: из ладони начала создаваться ломаная линия сине-белого свечения, заполняя этим вспышками всю комнату. Небольшая молния вбирала в себя энергию, слегка притягивая меня к земле, это позволяло сохранять равновесие. Ещё некоторое время я могла поддерживать её, после чего нарастающая боль вынудила остановиться, и я свалилась на кровать, чувствуя, как отключаюсь и погружаюсь в сон. Во сне меня посещали видения о ночном небе, о бесконечных лесах, буйных водопадах, и почему-то мне приснилось ущелье горы Неро, место гибели отца Ариона. Не знаю, с чего вдруг оно предстало перед моими глазами, но это могло означать что-то важное.

Утром я проснулась на удивление бодрой, меня разбудил семилепестковый стебель на макушке Поччи, нежно щекочащий моё заспанное лицо. Я потёрла глаза, потянулась, перевернулась и уснула снова. Второй сон продлился недолго, и уже после него я нашла в себе силы встать. К моему счастью, отчётливой боли в руке не было, что не могло не радовать, а то в последнее время я буквально мечтала проснуться полностью здоровой. Собравшись с силами, я пошла завтракать на кухню, где сидели мама с папой, выглядевшие вполне весёлыми и жизнерадостными.

– Доброе утро, Аскелья – сказала мама – садись к нам, позавтракай.

– Доброе утро… По поводу вчерашнего…

– То, что было вчера, там и останется. Скажи мне лучше, сможешь сегодня сходить со мной на рынок? Мне нужно докупить несколько колб и бутылок для лекарственных отваров. Заодно присмотрим что-нибудь полезное, продуктов докупим – организованно приветствовала меня мама.

– М-можно ещё походных вещей взять, сумки, например. Я давно хотела выбраться с вами на природу, за город – сквозь зевок и утреннее заикание, пробормотала я.

– Смотрите аккуратнее. Я буду приглядывать за вами из тыла. У нас есть проблемы касаемо вчерашнего дня. Кайл с большой вероятностью уладил их, но нужно быть бдительными. А пока, давайте поедим и в путь! Насчёт похода, солидарен, очень хочется выйти за пределы стен – бодро поддержал диалог отец.

Он уже не выглядел таким подавленным, если возвращаться ко вчерашнему состоянию. Мамина поддержка вытянула его из той пучины отчаяния, что очень меня обрадовало и подняло настроение.

– Генрих, я рассчитывала, что ты сегодня приготовишь, пока мы будем заняты. Отлынивать вздумал? – с ноткой ехидства спрашивала мама.

– Нет, конечно. Я за вас переживаю, приготовить всегда успею. Не пытайся переубедить, я просто буду вашим телохранителем на сегодняшнюю прогулку – успокаивающе высказал он.

Позже я поведала о своих успехах в освоении новых способностей и поделилась возможными наводками о том, что это вообще за явление. Родители положительно реагировали на мой прогресс, комментируя, что я правильно поступаю, пробуя обуздать полученную силу, так как вряд ли она уже куда-либо денется из нашего мира и ей стоит отыскать правильное применение.