
Полная версия
Любовные письма серийному убийце
– Я пишу Уильяму Томсону, – ответила я приглушенным тоном.
– Кто такой Уильям Томпсон? – спросила Меган, и для меня это прозвучало как «Что такое воздух?». Мне и в голову не приходило, что, в отличие от меня, у людей не все мысли могут быть заняты Уильямом. Общалась я в основном с пользователями форума, которые были так же заинтересованы его личностью и исходом суда, как и я. Возникло ощущение, что мы с Меган живем в разных мирах.
Мы с Меган были лучшими друзьями, – писала я Уильяму. – А потом она нашла себе парня и забыла про меня.
– Мужчина, которого обвиняют в убийстве Анны Ли. Ну, знаешь, серийный убийца.
На лице Меган отобразился интерес, смешанный с отвращением.
– О господи, ты ему пишешь?
Сидя взаперти, чувствуешь облегчение, потому что здесь люди показывают истинное лицо практически всегда, – написал в ответ Уильям.
– Ну да, то есть я писала ему всего пару раз. Не то чтобы мы друзья по переписке или что-то такое. Я не ожидала, что он ответит, правда! Похоже, ему одиноко в тюрьме.
Еда правда такая отвратительная, как говорят?
Хуже.
– Ну и дичь, – сказала Меган. – Но, с другой стороны, это же круто, да? Ты общаешься с серийным убийцей. Как будто переписываешься с Тедом Банди.
– Тед Банди убил как минимум тридцать женщин, – сразу заметила я, чтобы установить некую дистанцию между Уильямом и Тедом.
Должна признать, ты совсем не такой, каким я тебя представляла, – написала я.
Аналогично, – ответил он.
– А это имеет значение? – спросила Меган. – Сколько женщин нужно убить, чтобы это считалось непростительным?
– Я думаю, убивать людей – это вообще непростительно. Я пишу ему не потому, что оправдываю. В первую очередь я пытаюсь докопаться до истины. Ну, знаешь, чтобы добиться справедливости для жертв.
– Только не становись одной из тех женщин. Ну, знаешь, типа той, которая пришла на суд к Теду Банди. – На словах «эти женщины» у Меган снова скривилось лицо, как будто они были прокаженными.
– Кэрол Энн Бун? Я не она. Я просто с ним переписываюсь. У Кэрол Энн Бун был секс с Тедом во время заключения, и она носила его ребенка. Не думаю, что смогу заняться сексом в тюрьме, а если и удастся, то точно заставлю его воспользоваться презервативом.
Я вспомнила, как Уильяма вели под конвоем. Как костюм облегал его фигуру. В другой жизни, где он не был бы серийным убийцей, а я не жила в нескольких штатах от него, он бы мне понравился.
Официант принес нам по второму коктейлю, прервав наш разговор. Я слизала соль с кромки бокала, прежде чем жадно всосать свою «маргариту».
Меган не смотрела мне в глаза, когда снова начала говорить.
– Я хотела сказать тебе… – начала она, и у меня внутри все сжалось еще до того, как она успела закончить. – Я обручена.
И только тогда я увидела сверкающее кольцо на ее пальце. Я должна была заподозрить неладное сразу, как только Меган пригласила меня выпить. Прошло много недель с тех пор, как я видела ее последний раз, – наша традиция встречаться в счастливые часы давно канула в Лету. Дело было не в том, что она «скучала по мне», как написала в сообщении. Просто она обручилась и боялась моей неадекватной реакции.
– Поздравляю, – сказала я, натянув фальшивую улыбку.
– Я хотела сказать тебе раньше, чем напишу об этом в интернете.
– Да, конечно.
Я всосала слишком много жидкости через трубочку и закашлялась.
– Вы уже назначили дату? – спросила я, прочистив горло.
– Мы думаем про декабрь.
– Зимняя свадьба.
– Да.
– Очень рада за вас.
Ужасно, что я завидую, когда с другими случается что-то хорошее, – написала я Уильяму, вернувшись домой. – Но я ничего не могу с собой поделать. Почему такого не случается со мной? Иногда я думаю: может, родители правы и я сама порчу себе жизнь?
– Спасибо, – сказала Меган, а потом набрала воздуха, как будто хочет сказать что-то еще, но передумала и промолчала.
Мы оплатили свои счета отдельно.
– Рада была с тобой повидаться, – сказала она.
– Да, я тоже.
Меган обернулась перед уходом.
– Не влюбляйся в серийного убийцу, пожалуйста, – в шутку сказала она.
Я посмеялась. Смех показался фальшивым.
– Ха-ха. Не буду.
Я вернулась домой и настрочила пьяное письмо Уильяму. Я писала таким кривым почерком, что потом волновалась, сможет ли он его прочитать.
Она вроде как моя лучшая подруга, и при этом у меня такое чувство, что она проводит со мной время только из жалости, – написала я.
Интересно, понимала ли Меган, до какого уровня меня низвела ее помолвка? Я превратилась в человека, который может обратиться за утешением только к серийному убийце.
11Я осознаю свою привязанность к мужчине, когда чувствую, что могу умереть, если не смогу связаться с ним. С Максом это выражалось в поедании сыра вплоть до угрозы запора и в написании длинных простынь сообщений на условно интересную тему в надежде, что он все-таки ответит. Когда от Уильяма долго не приходили письма, что случалось достаточно часто в связи с неторопливостью тюремной почты, я без конца листала форум в поисках новых крупиц информации. Другие пользователи не знали, что я переписываюсь с Уильямом, и, думаю, если бы я призналась, модераторы сразу заблокировали бы меня, предварительно расспросив обо всех подробностях. Было определенное удовольствие в этой секретности: это как крутить роман на стороне, а вечером возвращаться домой к супругу и делать вид, что все нормально.
Когда приходило новое письмо, я готова была поклясться, что чувствую прилив дофамина в мозг, как после первых глотков кофе за день.
Я купила защитный чехол для писем Уильяма и носила его с собой в сумке, чтобы всегда иметь к ним доступ. Я перечитывала любимые куски во время затишья на работе или по вечерам, когда пыталась сосредоточиться на новом сериале по телевизору. Я говорила себе, что ищу подсказки: то, что могла пропустить при первом прочтении. Наконец, я начала анализировать его тексты так, как хотела бы моя школьная учительница по английскому.
Я осуждал брата, когда он женился, – писал Уильям в одном из писем. – Я считал, что он еще слишком молод и невеста ему не подходит. Но теперь я завидую их отношениям. У него есть человек, который всегда будет рядом, несмотря ни на что. Не помню, почему меня так пугала перспектива серьезных отношений. Думаю, я боялся, что мне причинят боль или, хуже, что я причиню боль кому-то другому. Но сейчас я бы ухватился за любой шанс быть рядом с кем-то.
Может, это прозвучит глупо, но я скучаю по своему дивану, – писал он в другом. – Знаешь это чувство, когда ты очень устал после долгого дня и наконец оказываешься дома на диване и для тебя это самое большое облегчение? Признаюсь, иногда я рад, когда меня оставляют одного в камере после долгой сессии с юристами, хотя сейчас я почти всегда один. Одиночество – это цена, которую я обязан заплатить. Но вот позволили бы мне такую малость, как лишняя подушка! Я массу вещей воспринимал как должное, но никогда не задумывался, что мебель – одна из них.
Ты очень смешная, Ханна, – написал он в третьем. – Признаюсь, мне нравится представлять, как ты выглядишь. Надеюсь, это звучит не слишком дико. Может, пришлешь мне как-нибудь свою фотографию, если это допустимо, чтобы я понимал, с кем разговариваю?
Я знала, что отстаю по работе, но не осознавала насколько, пока однажды начальница не отвела меня в сторону.
– Ханна, это катастрофа.
– Извините. Время так пролетело… – извинилась я и уставилась на свои руки. Я не привыкла косячить.
Одной из моих самых крупных задач на год была помощь в планировании торжественного вечера, который мы устраивали каждый апрель. Это значило, что я должна была вдохновить наших самых состоятельных жертвователей спонсировать нас и в следующем году. До начала работы в некоммерческой организации я не осознавала, насколько сбор средств дорогая затея. Я всегда считала, что достаточно просто послать несколько писем или имейлов в конце года, и все. Это, конечно, демонстрировало мое обывательское невежество в отношении того, как работает благотворительность. Сбор средств среди богатых людей предполагает организацию роскошных вечеринок, по итогу которых гость может подписать чек, позволяющий организации худо-бедно жить дальше.
В этом году я первый раз планировала вечеринку самостоятельно и заверила начальницу, что справлюсь. Как выяснилось, самостоятельное планирование вечеринки – это вовсе не так просто и приятно, как я себе представляла.
Было глупо даже думать о том, чтобы изменить мир, – писала я Уильяму.
– У нас до сих пор нет ни кейтеринга, ни фотографа. О чем ты вообще думала?
Март на календаре осуждающе смотрел на меня с рабочего стола. Пугающее количество дней уже было позади. Я не знала, как объяснить начальнице, что для меня время совсем не соответствует этим маленьким квадратикам.
– Я работала над другими проектами, я…
– Над какими проектами? Чем ты занималась, Ханна?
Я попыталась вспомнить последние несколько месяцев моей жизни, и единственное, что всплыло у меня в голове, – это лицо Уильяма.
– Извините, – снова сказала я.
Начальница приставила ко мне замдиректора, чтобы он наблюдал за моими трудами. Кэрол приподняла бровь, когда он отодвинул стул и сел рядом со мной. Я мысленно велела ей заткнуться. У меня в голове всплыли слова Уильяма:
Поверь мне, Ханна. Не стоит оставаться там, где тебя не ценят.
Всю следующую неделю я провела в бесконечных звонках кейтеринговым компаниям и наконец договорилась с эфиопским рестораном, который мог удовлетворить все наши требования, правда, со значительным превышением бюджета. Я думала, что смогу подбить баланс в конце и найти недорогого фотографа, но выяснилось, что не существует недорогих фотографов, готовых предоставить такое количество нужного нам качества фотографий.
– Вот почему надо было заняться этим раньше, – сказал замдиректора, когда я со страдальческим видом повесила трубку.
Под постоянным наблюдением я не могла целыми днями листать форум или строчить письма Уильяму в блокноте, и меня от этого ломало так же, как раньше ломало от желания заглянуть в смартфон. Я приходила домой и сочиняла для Уильяма целые тома о том, как я ненавижу свою работу, своих коллег и свою квартиру. Мне становилось почти неловко писать о таких мелких бытовых проблемах, когда он всего этого лишен, но потом я напоминала себе, что он серийный убийца. Пусть берет, что дают.
Несмотря на мои сомнительные успехи, весенний благотворительный вечер состоялся, как было запланировано.
Дома я собралась и надела новое платье, которое купила на распродаже в интернет-магазине. Я уже давно не носила ничего, кроме деловых костюмов и растянутой спортивной одежды, переквалифицировавшейся в домашнюю, так что было приятно нарядиться. Я сделала несколько фотографий в зеркале, чтобы выложить в соцсетях, а потом, после недолгих раздумий, заказала распечатать парочку, чтобы отправить Уильяму.
Я понимаю, насколько опрометчиво отправлять свои фотографии серийному убийце, но раньше меня ничего не останавливало от рассылки фото мужчинам. Как выяснилось, не надо близко знакомиться с человеком, чтобы он счел уместным попросить голые фото вместо сообщения. Сначала я всегда отказывалась, понимая, что такого рода фотографии могут оказаться на просторах интернета, но после нескольких просьб невольно сдавалась. Было приятно думать, что другой человек считает меня настолько привлекательной, чтобы с удовольствием смотреть на мои голые фотографии, хотя весь мир порно у него под рукой. В ответ мужчины любили посылать мне фото своих пенисов, которые меня не особенно волновали и становились скорее поводом для шуток с Меган. Во всяком случае, так было, когда мы встречались с ней регулярно. Без Меган, которой я могла бы их переслать, эти лишенные тела члены выглядели предельно трагично.
Отправить Уильяму фотографии в тюрьму казалось чуть ли не более безопасным, чем посылать обнаженку всем этим мужчинам. Как минимум на них я была не голая и они были распечатаны, так что особо распространиться не могли. Кроме того, мне нравилась мысль, что теперь с моим именем у него будет связан внешний облик; это казалось честным после того, как я пересмотрела его конвоирование столько раз, что запомнила даже походку.
Когда я зашла в зал, где проходил вечер, я растеряла всю уверенность, с которой туда отправлялась. Внезапно я оказалась в окружении избыточной роскоши. Все это напоминало школьный выпускной для богатеев и, как и мой настоящий школьный выпускной, принесло лишь разочарование.
Я рассеянно хватала какие-то закуски со стола и вела светские беседы с теми, на кого мне указывала начальница.
– О боже, это лучшее место работы! – врала я. – Более благородной цели для пожертвований просто нет!
Богатые люди делятся деньгами, чтобы потом считать себя вправе делать что угодно, – писал Уильям.
Когда моя начальница подошла к микрофону, чтобы поблагодарить гостей за щедрые пожертвования, она опустила мое имя в длинном списке лиц. Я знала, что она исключила меня намеренно.
В какой-то момент вечера женатый мужчина за пятьдесят подошел ко мне и спросил, есть ли у меня кто-то. Я его не знала, но он присутствовал на вечере, а значит, был достаточно состоятелен.
– Я не замужем, – ответила я с вежливой улыбкой.
– Что? Не могу поверить, что тебя никто не захомутал, – ответил он, стрельнув глазами в сторону моей груди.
– Ну, знаете. В наши дни сложно найти пару, – сказала я ему и отошла.
Я похлопала вместе с остальными, когда начальница объявила, что собранная сумма превысила результат прошлого года. Мои косяки, как выяснилось, не имели никакого значения. Когда она вызвала меня к себе в понедельник после мероприятия, я ожидала поздравлений с удачно прошедшим вечером. Но вместо этого увидела ее хмурое лицо.
– Ханна, какие у тебя здесь цели? – спросила она. В кабинете было холодно. Сколько бы слоев одежды я ни надевала, я никогда не могла согреться на рабочем месте.
Я промямлила что-то про помощь людям. Я не привыкла попадать в неприятности. Я была из тех, кто всегда делает то, что ей говорят.
– Послушай, – продолжила начальница, – я не знаю, что происходит у тебя в личной жизни, но ты сама на себя не похожа. Ты всегда была сотрудником, на которого можно положиться. Но в последнее время ты как будто где-то витаешь. Извини, Ханна, но я вынуждена поставить тебе испытательный срок.
Испытательный срок. Слова, которые используют по отношению к людям, совершившим преступление. Мое тело сжалось, как в те моменты, когда стоматолог вкалывает тебе в десну новокаин. Вспышка боли, а за ней – онемение.
– Извините, – ответила я. – Этого больше не повторится. Просто у меня сейчас много чего происходит…
Я не стала уточнять. Я знала – что бы она себе ни представила, это более приемлемо, чем правда. Было нечестно требовать от нее трагических выводов из моего туманного намека, но это был простейший способ выбраться из кабинета.
– Мы все за тебя болеем, Ханна, – сказала начальница мне вслед, как будто она – Тайра Бэнкс, а я – красавица-модель.
Все это такая хрень, – написала я Уильяму тем вечером. – Наверное, это облегчение – вырваться из системы? Знать, что ты уже ни при каких обстоятельствах не вернешься к прошлому?
После работы я забрала в магазине хозтоваров заказ с распечатанными фотографиями. Хотя я сделала эти фото всего несколько дней назад, на меня как будто смотрел другой человек. Эту женщину с сексуально поджатыми губками не волновал испытательный срок на работе, ее не беспокоило, что она все больше отдаляется от семьи и друзей. Она уверенно смотрела в камеру, будто говоря: «Что ты сделаешь, если доберешься до меня?»
12После того как я послала Уильяму свои фото, поток писем иссяк. Каждое утро я пялилась на свое отражение в зеркале, не понимая, что в моем лице такого ужасного, если даже запертый в одиночной камере серийный убийца не хочет со мной разговаривать. Я смотрела на цифровые версии фотографий и пыталась увидеть, что его так от меня отвратило.
На традиционный ежемесячный ужин с родителями я явилась с зияющей раной на лице: я сильно расковыряла прыщ, и теперь он не заживал.
– Что случилось? – спросила мама, глядя на мой лоб, когда мы садились в машину.
– Врезалась в дверь, – соврала я, стесняясь дурацкой привычки ковырять прыщи.
Я забронировала столик в одном из моих любимых ресторанов, где не могла позволить себе поужинать за свой счет. Он существовал в загадочной вселенной мест, где я оказывалась только с потенциальными любовниками или родителями.
– Как дела на работе? – спросил папа.
Он готовился выйти на пенсию. Он посвятил работе такую огромную часть своей жизни, что мне с трудом удавалось представить его в отрыве от нее.
Мои родители были отличными родителями. Просто они не понимают, каково жить в наше время, – делилась я с Уильямом.
– Хорошо. Мы организовали самый успешный благотворительный вечер за свою историю, – сказала я, опустив тот факт, что мне дали испытательный срок, так как я слишком много рабочего времени тратила на маниакальное увлечение серийным убийцей.
Они никогда не оскорбляли меня. Но вместо этого подавляли масштабом своих ожиданий. Когда я была маленькой, они думали, что я гений. Если я получала что-то ниже пятерки, они спрашивали, что случилось, и рассуждали о не полностью раскрытом потенциале. Они не слушали, когда я объясняла, что, даже приложив все усилия, по некоторым предметам я все равно могу получить лишь четверку. Они всегда говорили, что меня ждут великие дела, и чем я занимаюсь сейчас? Работаю в коммуникациях в некоммерческой организации, где меня даже не ценят. Что бы я ни говорила, они отказываются видеть реальность, в которой я живу.
– Это же отлично! Есть шанс на повышение? – спросил папа.
Я глотнула своего дорогого коктейля. Лучше бы бокал был побольше.
– Может, в следующем году! – ответила я своим самым радостным голосом.
Они думают, что все по-прежнему работает так же, как когда им было по тридцать. Они спрашивают меня о повышении зарплаты, о продвижении по службе и сколько дней отпуска мне дают, как будто я могу позволить себе отпуск. Отец без конца спрашивает, закрыла ли я свой студенческий кредит, как будто вообще существует такая возможность. Поскорее бы они поняли, что есть вещи, которые для меня недоступны.
– А что с тем романом, который ты писала? Есть какой-то прогресс? – продолжал давить папа.
– Ну, творческий процесс – это сложно… – начала я и почти испытала облегчение, когда мама меня перебила и спросила, встречаюсь ли я с кем-нибудь. Это была ее любимая линия допроса. – Я бы сказала, если бы с кем-то встречалась, – соврала я.
Я спиной чувствовала письма Уильяма в своей сумке, висящей на стуле. Интересно, что бы сделала мама, узнав, что большую часть времени я посвящаю своему нездоровому увлечению серийным убийцей? И пока мы сидим здесь, в ресторане, часть моих мыслей все равно крутится вокруг того, почему он не отвечает на мои письма.
– Извини, что спрашиваю. Просто раньше ты бывала не слишком-то откровенной, – сказала мама.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Black Lives Matter (англ. «Жизни темнокожих важны») – общественное движение против расизма, позднее объединило в себе иные движения в поддержку притесненных слоев населения. Появилось в США в качестве реакции на неправомерное поведение полицейских в адрес представителей темнокожего населения. (Здесь и далее – прим. ред.)
2
Джентрификация – процесс преобразования неблагоустроенных территорий в районы для жизни среднего и выше классов. Может иметь негативные последствия в виде вынужденного выселения заселявшего районы ранее населения (чаще всего цветные и т. д.).
3
21 марта 2022 г. деятельность социальных сетей Instagram и Facebook, принадлежащих компании Meta Platforms Inc., была признана Тверским судом г. Москвы экстремистской и запрещена на территории России.
4
В 1 фунте примерно 450 граммов. Почти 160 кг и чуть больше 54 кг соответственно.
5
Около 1,36 кг.
6
Бывший американский футболист. В середине 1990-х был обвинен в убийстве своей жены и ее друга. Дело «Народ против Симпсона» оказалось одним из самых скандальных и затяжных в истории штата Калифорния. О. Джей Симпсон был оправдан, несмотря на большое количество улик. Существует расхожее мнение, что причиной оправдательного вердикта стал расовый аспект.
7
Примерно 2,27 кг.