Последняя чаша

Сэм Макклатчи

Последняя чаша

Глава 1

Припоздав немного, я припарковала свой "Фергюсон Кросс—Кантри" 62—го года на отведенном для меня месте на стоянке и вышел. Низкие тучи быстро двигались, а дождь ласково накрапывал на мою седую голову. Рядом высились темные стены Лаборатории. Я чувствовал, как их громада отгораживает меня от легкого ветерка, а вместе с ветерком – от прохладной сырости осеннего утра. Хорошо, что я вернулся, пришла в голову мысль, возвратился к спокойной атмосфере исследовательской работы, с гордостью наблюдая за своими студентами, ощущая комфортное присутствие своих друзей.

Мимо меня торопливо прошмыгнула женская фигура, в руках у нее были большие коричневые конверты. Я полуобернулся.

– Лотти, – успел сказать я… это была посыльная из лаборатории… но она уже скрылась.

"Забавно, – подумала я, – обычно она готова остановиться и поболтать при малейшем поводе".

Я повернул обратно к лаборатории и чуть не столкнулся с другой женщиной, тоже загруженной, судя по всему, историями болезни.

– Что за черт! – пробормотал я про себя, но она тоже исчезла.

Я ускорил шаг, преодолел каменные ступени по две за раз и прошел через большие стеклянные двери, ведущие в главный зал Лабораторного корпуса.

Когда электронный механизм закрыл их за мной, я стянул с себя плащ. Я опустил десять центов в газетный киоск—автомат, и газета выскочила наружу в непромокаемой обертке. Напечатанный на внешней стороне заголовок привлек мое внимание, когда я начал запихивать ее в карман. "Новая эпидемия нарастает с каждым часом". Новая эпидемия? А что было раньше? Что ж, скоро я это узнаю. Может быть, это объясняло поведение Лотти и все эти истории болезни. Я повернулся, чтобы подняться по лестнице в свой кабинет.

За стойкой регистратуры Рози, наша старшая секретарша, наблюдала за мной. Ее яркие черные глаза и точеное старческое лицо под густыми седыми кудрями напоминали мне маленькую птичку, с любопытством осматривающую новое диковинное животное. Ее высокий щебечущий голос завершил иллюзию.

– Доброе утро, доктор Макдональд, – сказала она и передвинула табличку на табло прибытия и убытия, чтобы обозначить, что я вошел.

– Как прошли каникулы? Пэт у себя, – продолжила она, не дожидаясь ответа. – Она говорит, что пару раз сталкивалась с вами в районе Пауэлл—Ривер.

Я закончил складывать плащ, прежде чем посмотреть на нее.

– Да, мы повстречались, – осторожно признал я, но не стал углубляться в подробности.

– Не знаю, как вы управляетесь со своей яхтой в одиночку. Мне кажется, я бы захотела иметь компанию, чтобы плыть туда, в эту бурную воду, – сказала она и сделала паузу. – Я слышала, Пэт – хороший моряк.

– Ты слишком много болтаешь, Рози, – прорычал я и пошел по коридору. Всю дорогу вверх по лестнице я вспоминал искорку в ее глазах, когда прошел мимо нее.

Первый этаж лаборатории занимают административный офис и отделение клинической патологии. В глубине – белые кафельные стены и металлические столы из монеля для вскрытий. На втором этаже патологоанатомы сидят за своими микроскопами и изучают красивые, окрашенные в синий и красный цвета срезы тканей человека и животных, которые поступают из камер аппаратов Техникон и микротомов умелых лаборантов. Здесь же находятся медицинская библиотека и отделение гематологии, где кровь тысяч пациентов размазывают по предметным стеклам, окрашивают и исследуют на признаки заболеваний. Я как раз огибал перила на верхней площадке лестницы, когда, выходя из серологического кабинета, увидел длинную худую медлительную фигуру и волнистые светлые волосы Гарри Коупа, гематолога. Он сразу же заметил меня и вяло помахал рукой.

– Привет, Джон! Как прошел отпуск? – спросил он с мягким английским акцентом.

– Очень хорошо, Гарри. Вы были заняты?

– Не в своем цеху, – ответил он. – Но доктор Халлам, конечно, будет рад твоему возвращению. Мне приходилось помогать ему в последние пару дней.

– А что случилось? – удивился я. Гарри знал довольно много о вирусологии и продолжал ее изучать, несмотря на то что его специализацией была гематология. Однако он редко работал у нас, за исключением экстренных случаев.

– Пусть лучше директор сам тебе все расскажет, старина. У меня как раз назначена встреча. Увидимся позже.

Он двинулся по коридору, такой же тихий и бесстрастный, как обычно.

Немного волнуясь, я поднялся по лестнице на второй этаж, миновал бактериологию и заглянул в отделение вирусологии. Здесь ведется повседневная работа по изучению вирусных заболеваний. Исследовательская лаборатория, любимый проект доктора Халлама, находится в специально спроектированном пентхаусе на третьем этаже, рядом с помещением для животных, и никогда не использовалась для обычных исследований.

В комнате культуры тканей Пэт уже была занята образцами и успела лишь подмигнуть мне. Никакой надежды на просветление! Я оглянулся на ее подтянутую фигуру, когда удалялся, и в дверях зала электронной микроскопии столкнулся с Полли Криппс, нашим техником по электронной микроскопии и невестой Гарри Коупа. Даже в тридцать пять лет она все еще была хороша собой: бело—золотистые волосы развевались над глубокими голубыми глазами, полный рот и прекрасная внешность в придачу.

Когда я восстановил дыхание, отскочив от этой спортивной фигуры, я собрался заговорить, но, как обычно, она меня опередила.

– Боже мой, Джон, вы, северяне, всегда торопитесь, – вздохнула она. – Ты чуть не расплющил меня.

– Я не вижу никакой проблемы, дорогая, – спародировал я ее алабамский говор. – Гарри сказал мне, что происходит нечто важное.

– Конечно, происходит, – сказала она, – за последние две недели я отсняла больше фотографий, чем за шесть месяцев до этого. Сегодня утром я отнесла целую кучу снимков доктору Халламу.

– Наверное, мне лучше пойти и самому все выяснить. Увидимся позже, милашка.

Проходя мимо, я дружески похлопал ее по округлому заду и получил подзатыльник за свою несдержанность.

– Держи свои руки для сбора хлопка при себе, парень, – сказала она, но при этом довольно улыбнулась.

***

На дворе стояла поздняя осень. Из—за специального проекта я не смог взять отпуск летом. Вместе со мной работала Патриция Дилейни, наш старший техник—вирусолог, и по мере того, как шли дни, казалось, что никто из нас не получит передышки. Осень – сезон, когда респираторные вирусы начинают доставлять неприятности, и мы не могли позволить себе взять отпуск, если возникнет даже незначительная вспышка. Но погода оставалась сухой, и наконец одним прекрасным днем бабьего лета доктор Халлам выпроводил нас обоих из офиса для десятидневного отдыха.

Я остановился на ступеньках перед лабораторией и посмотрел на Пэт, стоявшую неподалеку от меня; ее каштановая кудрявая голова, увенчанная одной из новых круглых шапочек в виде космического спутника, склонилась набок, пока она возилась со своей сумочкой.

– И что же нам теперь делать?

Я чувствовал себя растерянным, немного усталым и подавленным. Я не ожидал, что получу отпуск, и, соответственно, не строил никаких планов на ближайшие десять дней. Солнце светило ярко, облака были мелкими и пушистыми, воздух прогрелся. Это была осень в ее лучшем проявлении. Конечно, было бы жаль упустить такую прекрасную погоду.

Пэт говорила, ее ясные серые глаза были задумчивы за стеклами очков в толстой оправе. Мягкий луизианский говор был приятен после резкого северного акцента канадцев.

– Не знаю. Я ничего не планировала.

– Тогда пойдемте выпьем кофе и все обсудим.

Она кивнула и опустилась на ступеньку рядом со мной, ее длинные ноги, длинные для ее среднего роста, не отставали от моих коротеньких. В туфлях на высоком каблуке она была такого же роста, как и я, ее широкие плечи и стройная, но красиво скругленная фигура приятно контрастировали с моим коренастым телосложением. Мы хорошая пара, подумал я, – она, американка ирландского происхождения, и я, ирландец—иммигрант, получивший образование в Канаде и натурализованный в Америке во время Корейской войны. Она приехала в Британскую Колумбию всего год назад, когда ее брак распался, чтобы начать все сначала. За год до этого я вернулся в Канаду, чтобы поступить на работу в Городскую больницу Оттавы в качестве патологоанатома.

Мы пересекли парковку у главного здания больницы и вошли в ресторан через дальний вход.

– Как насчет этого столика? – сказал я и выдвинул для нее стул.

Я повернул голову к девушке за стойкой и поднял два пальца. Кофе принесли, не слишком крепкий, но, по крайней мере, горячий. Пэт вылезла из своего макинтоша, потянулась за сигаретой, которую я протянул ей, и поднесла её к пламени спичку. Я наблюдал за тем, как она наклоняется вперед над огоньком. Крошечные морщинки у уголков глаз, чуть более глубокие у рта выдавали в ней женщину лет тридцати, зрелую, в меру умудренную опытом, но по—прежнему привлекательную. И я с радостью подумал, что в тридцать пять лет, когда я тоже стал жертвой мельницы разводов, меня уже не интересовали молоденькие девушки, приятные на вид, но не умудренные жизнью.

Она откинулась в кресле и недоуменно посмотрела на меня.

– Я прошла проверку? – спросила она.

Я и не подозревал, что был так откровенен. Даже после частых свиданий с ней за последние полгода было немного не по себе, что мои мысли читаются ею подобным образом.

Я улыбнулся ей.

– Мне нужно присмотреться, чтобы убедиться.

– Не уверена в этом, – поддразнила она. – Я бы вряд ли доверилась тебе настолько.

– А насколько глубоко ты бы мне доверяла, – быстро спросил я, надеясь, что шутовской тон поможет мне в осуществлении задуманного.

Она посмотрела на меня, и ее улыбка медленно угасла. Ее интуиция снова не ошиблась, и страх перед эмоциональной связью с мужчиной, нежелание снова раскрыть свое сердце так скоро после того, как оно было растерзано другим мужчиной, были очевидны в ее настороженности.

– Это зависит от того, что ты хочешь предпринять.

Она отложила сигарету. Сигарета так и погасла, пока она наблюдала за моим лицом.

– Спутниковый прогноз погоды обещает хорошую погоду на ближайшие десять дней, – сказал я. – Это идеальный шанс для длительного круиза вдоль побережья на моей яхте».

Я сделал паузу и посмотрел прямо на нее:

– Но для нормальной навигации нужны двое.

До этого она уже ходила со мной в однодневные круизы и довольно быстро освоила паруса. Я знал, что она с удовольствием поплывет на яхте, но…

– Где мы будем ночевать? – спросила она.

– Я не планировала никакого определенного маршрута. Мы можем переночевать на яхте, там много места.

– Я знаю, но там только одна каюта.

– Я не буду тебя кусать.

– Строго платонически?

– Ты выбираешь мелодию, а я ее играю.

Она резко встала и протянула мне руку.

– Мы теряем время, – сказала она. – Пойдем!

***

Я размышлял о тех приятных, слишком платонических днях и о все же волнующих ночах, когда подошел к двери кабинета директора. Доктор Джордж Халлам, этот старый солдат с безупречной выправкой, сидел за своим столом, когда я вошел. Он перебирал стопку черно—белых фотографий, и, когда они оказались перевернуты, я увидел, что это несколько снимков первичных микрочастиц, сделанных Полли с помощью электронного микроскопа. Халлам был крупным, но не толстым мужчиной, с черными редеющими волосами, зачесанными назад. Обычно в светло—карих глазах, скрытых за прямоугольными очками, было приятное выражение, и легкая улыбка озаряла его круглое, упитанное лицо. Сегодня же он был явно невесел, и под белым лабораторным халатом его большие плечи напряженно сутулились, как у защитника, готового к рывку через линию. Мне было интересно, что его так беспокоит, пока я не бросил взгляд на заголовки в "Сан", лежащие на столе.

"ЧРЕЗВЫЧАЙНЫЙ ВЫПУСК! Величайшая эпидемия в истории!"

Я отметил, что издание было более поздним, чем то, которое я купил. Эпидемия гриппа распространяется по Британской Колумбии.

– Доброе утро, сэр.

Он кивнул мне, и я помахал газетой.

– Что произошло с тех пор, как я уехал?

– Пять тысяч случаев гриппа.

Бац! Хлопнул он по столу.

– Вот так вот. За один день!

Он провел крупной ладонью по подбородку и замолчал, опираясь на локти.

Я поднял газету, чтобы прочесть главную новость, когда он заговорил снова.

– Это было неделю назад. В течение трех дней количество случаев достигло пика, а затем сошло на нет. Мы работали над этим и, кажется, выделили вирус, – он поднял на меня глаза. – Разве вы не знали об этом?

– Шеф, – с упреком сказал я, – Вы же не думаете, что я бы держался подальше от лаборатории, если бы знал.

– Нет… нет, конечно, нет. У меня совсем не было времени подумать об этом. Но вы с Пэт могли бы нам пригодиться. Я чертовски рад, что вы вернулись.

– Мы… э—э… Я все это время не заглядывал в газеты. Отправился в путешествие на своей яхте. Я даже выключил телевизор.

– Должно быть, у вас была интересная компания, – улыбнулся он лукаво.

– Да, у меня была хорошая команда, – сказал я и сменил тему. – Но что насчет этой эпидемии?

Веселье угасло в его глазах.

– Мы ожидали, что вторая волна ударит в любой момент. Судя по заголовкам, мы ее уже получили… и она просто чудовищная. Министерство здравоохранения сообщает мне, что она распространяется быстрее, чем какая—нибудь скандальная история, как к северу, так и к югу от границы.

– Вы говорите, что выделили его?

Он выбрал несколько фотографий и передал их мне. Я некоторое время рассматривал их.

– Но эти частицы неправильной формы и слишком большие!

Он кивнул.

– А как насчет тестов на агглютинацию?

– Это не A, B или C, – сказал он. – Это новый вирус или, по крайней мере, один из тех, о которых я никогда не слышал. Не похоже, что он имеет отношение к какому—либо другому вирусу гриппа… и, вероятно, к нему тоже нет иммунитета.

– Тогда как вы определили, что это грипп?

– Только по тому, как он проявляет себя клинически. Он подходит под синдром гриппа в большей степени, чем любая другая болезнь, которую мы можем назвать. Странное дело, – размышлял он, – как вы видите, эти первые электронные снимки не похожи на грипп, а секция биохимии также сообщает о некоторых необычных компонентах в его химической структуре.

Он остановился, чтобы раскурить свою трубку.

– Помните, как несколько лет назад я расщеплял эти простые растительные вирусы и пытался собрать из их частей новые? – бормотал он в свою трубку, выдувая при каждом слове небольшое облачко синего дыма.

Меня в тот момент не было в здесь, но я кивнул в знак согласия, не желая прерывать ход его мыслей.

– Этот вирус, конечно, не такой, но, похоже, он относительно прост и имеет столь необычный состав, что это заставляет меня задуматься. Конечно, пока что он не соответствует ни одному из природных вирусов, с которыми я имел дело.

– Может быть, это экзотическая разновидность, привезенная из—за границы, – предположил я. – Через Ванкувер проходит много иностранных грузов. А может, это просто необычная мутация какого—нибудь обычного вируса гриппа. Посмотрите, что случилось в 1957 году с мутацией вируса A—прайм. Возможно, эта штука ушла еще дальше от семейного древа.

– Я думал об этом, но я не уверен, – с отчаянием покачал он головой. – Черт возьми, во всем этом есть что—то странное… и я не могу понять, что именно!

– Что этот клоп делает с людьми, помимо обычного?

– Все они страдают от острого приступа гриппа, длящегося три—четыре дня. Картина, как правило, типичная, но в легкой форме. Некоторые из них ведут себя так, как будто у них еще и свинка.

– Очень мило, – сказал я. – А орхит у пациентов—мужчин часто встречается?

– Кому же еще такое может быть свойственно? – пробурчал он. – Раз уж вы об этом заговорили, думаю, что такие случаи были, – сказал он мрачно, – но я больше занимался органической химией, чем изучением органов. Кстати, как прошел ваш отпуск?

"Хитрый старый пес", – подумал я. "Наверное, он догадывается, что я развлекался с Пэт". Вслух же я ответил:

– Просто отлично, сэр.

Я повернулся, чтобы выйти.

– Думаю, мне лучше вернуться к работе. По крайней мере, я хорошо отдохнул.

– Серьезно, Джон, ты называешь это отдыхом?

Он все еще посмеивался, когда я закрыл за собой дверь.

Я переоделся в белый халат в своем маленьком кабинете. Определенной работы у меня теперь не было, и в этом семестре мне не предстояло вести занятия. Я немного побродил по кабинету, навел порядок на своем столе, а потом решил спуститься в регистратуру и просмотреть истории болезней больных гриппом. Отчасти это было праздное любопытство, но я знал, что рано или поздно Старик заставит меня поработать над этим.

Девушки из отдела учета были полны вопросов о моем отпуске. То, что мы с Пэт были практически помолвлены, не было секретом, а тот факт, что кто—то видел нас вместе на моей яхте, давал массу поводов для сплетен.

"Ну и черт с ними", – подумал я. – "Пусть думают, что хотят."

По крайней мере, это были не злые сплетни. У нас в лаборатории была дружная команда, и все эти издевки, которые я терпел, были вполне добродушными.

Я вернулся в свой кабинет с большой пачкой историй болезни. В связи с огромным интересом к вирусологии и природе белковых молекул, вызванным исследованиями полиомиелита в пятидесятые годы, стремлением изучить вирусную теорию рака и эпидемией гриппа 1957 года, были потрачены огромные деньги, чтобы превратить Городскую больницу в первоклассный исследовательский центр. Под руководством доктора Халлама и при спонсорской поддержке Университета Британской Колумбии исследовательская лаборатория стала одной из лучших в Северной Америке. Департамент здравоохранения Британской Колумбии с готовностью сотрудничал с нами, и мне удалось получить из наших архивов самые подробные истории болезни, подготовленные квалифицированными исследователями. Я разложил карты, выбрал одну наугад и начал ее изучать.

Спустя три часа я начал понимать картину, по крайней мере, в общих чертах. В большинстве случаев история болезни была обычной. За несколько часов до начала лихорадки они отмечали легкий насморк. Затем последовали боли в конечностях и спине, головная боль, жар, отсутствие аппетита и общее плохое самочувствие и депрессия. У некоторых наблюдалась припухлость по бокам шеи или под подбородком, но это не было характерной особенностью симптомов. Несколько мужчин также сообщили о небольшом опухании яичек, меньшем, чем обычно бывает при свинке, и, похоже, это не выбило их из колеи. Изредка женщины сообщали о болях в животе, которые могли быть вызваны воспалением яичников, но такой диагноз трудно поставить с уверенностью. В ходе расспросов о том, как передвигались пациенты до того, как заболели, выяснилось несколько странных историй.

Одна женщина рассказала, что за несколько дней до заболевания гриппом она стояла в переполненном автобусе, когда стоявший рядом с ней мужчина уронил стеклянный шарик.

Как она рассказала, "оно было похоже на одну из сувенирных штучек – знаете, такую, внутри которой, если перевернуть ее вверх дном, образуется снежная буря, или, возможно, это было елочное украшение. Оно разбилось, как если бы вы уронили лампочку или что—то в этом роде. Мне показалось, что я видела какое—то облако, похожее на дым, но это длилось всего секунду. Мужчина был очень мил, он сразу же извинился за то, что напугал меня. Наверняка он был одним из этих эмигрантов, потому что он плохо говорил по—английски. От той дряни, что вытекала из шара, у меня немного чесался нос… я чихнула. Но у меня сенная лихорадка и синусит, знаете ли, уже много лет. Может быть, в этом не было ничего страшного".

Магнитофонная запись отчета пациента—мужчины также оказалась необычной. Я частично прослушал ее на своем диктофоне.

"Я сидел в автоматическом ресторане, большом, на Грэнвилле. Он был полон до отказа, как раз после двенадцати, и тут заходит этот парень и занимает место, которое только что покинул другой человек. Он был не очень высоким, но каким—то кряжистым, и он напомнил мне одного моего знакомого, который приехал из Словакии или одной из этих стран в Европе. Этот парень, мой друг, я имею в виду, он работает на "Баден Бразерс" в литейном цехе. Да, да, я перехожу к делу немедленно. Как я уже говорил, у этого парня, похожего на моего друга, была в руках целая куча свертков, и он одновременно пытался справиться с чашкой кофе, так что я протянул ему руку… Я как раз закончил со своим пирогом. Мы положили посылки на пол, но он повредил один из пакетов, опустив ногу на пол. Я начинаю поднимать его, а он успевает меня опередить. Эти парни из Европы просто падают ниц, чтобы проявить вежливость. В общем, он хватает выпавшую из пакета бомбочку для насекомых и каким—то образом, ума не приложу, зацепляет ее, и брызги начинают разлетаться во все стороны. Мы не смогли ее остановить, но это продолжалось недолго. Он сказал мне, что это был новый продукт, который можно было использовать только один раз, поэтому он очень дешевый. Не знаю, имеет ли эта штука отношение к гриппу, но я уверен, что от нее у меня некоторое время чесался нос. Возможно, так и было. Я знал одного парня, который…"

Я выключил запись и переключился на другой отчет.

"Я была в "Парамаунте", – говорилось в нем, – смотрела новый фильм в 3D, который они назвали "Самое время"… это что—то вроде вестерна и мюзикла вперемешку. Хороший фильм, но эти трехмерные штуки пугают, когда показывают драку. Я не думаю, что это слишком подходит для маленьких детей, не так ли? Там был момент, когда герой, как его зовут, ах да, Берт Блейн, заводит романтические отношения с Нелли Голдинг перед тем, как оьправиться ловить убийцу. Это тоже довольно грустно, и внезапно мои глаза начали слезиться. Вообще—то я сентиментальна, знаете ли, но мне не так легко заплакать, да и вообще мне пока не хотелось плакать, если вы понимаете, о чем я. Это было больше похоже на зуд. Я огляделась в темноте, пытаясь понять, что может быть не так, и тут расслышала шипящий звук, как будто потек радиатор. Я наклонилась, чтобы спросить мужчину на соседнем сиденье, не слышал ли он тоже, но как раз в этот момент все прекратилось, он встал и вышел. Я не знаю, насколько он мог быть причастен к этому, но я знаю, что мои глаза и нос долгое время чесались. Я лишь хочу сказать, что, наверное, я заболела гриппом именно из—за этого. Мама говорит, что это чепуха, но это не важно".

Остальные отчеты выглядели довольно обыденно. В некоторых отмечалась подверженность простуде, но ни в одном – свинке. Все три необычные истории я отбросил как не имеющие отношения к эпидемии. Аэрозольные спреи всех форм и размеров настолько распространены в наши дни, что их используют при производстве всех видов товаров, которые можно упаковать таким образом. Я не знаю ни одной болезни, вызванной содержащимися в них газами, если только это не аллергия на различные инсектициды и другие химические вещества, распространяемые этими газами. Люди часто имеют своеобразные представления о том, от чего начинается простуда. Статистики проверили все цифры, включая необычные версии, на ЭВМ в Министерстве здравоохранения, и в их отчете говорилось, что в таких историях нет ничего существенного. Так что, думаю, в нашу математически мыслящую эпоху это уже решено. Иногда мне хочется, чтобы медицина стала искусством, каким она была раньше, а не статистической наукой, какой она стала сейчас. Впрочем, математика мне никогда не нравилась.

Вскоре после полудня я сдался и отправился в отдел культур в поисках Пэт. Я застал ее занятой с дрелью дантиста, по старинке проделывающей отверстия в скорлупе оплодотворенных яиц и переносящей культуры вирусов из старых яиц в новые. Между шапочкой и маской были видны только ее холодные серые глаза, устремленные на тонкие мембраны, которые пульсировали над крошечным сердцем молодого цыпленка. Ее пальцы двигались быстро и уверенно, когда она вводила вирус, а затем закрывала отверстие скотчем или иногда стеклянным покровным стеклом, смазанным по краям вазелином. Халлам не слишком жаловал новый коротковолновый резак и технику работы с пластиковой пленкой. Когда она на мгновение приостановилась, чтобы почистить иглы, я постучал по стеклянной перегородке, чтобы привлечь ее внимание, а затем сделал знаки о приеме пищи. Она кивнула, и через несколько минут мы сидели за сэндвичами и кофе в столовой больницы.

– Как прошло утро? – спросила она, доедая бутерброд и приступая ко второй чашке кофе.

– Старик терзал меня, как ты терзаешь иголками свои яйца, – проворчал я. – мол мы здесь не устраиваем личную жизнь золотых рыбок. Кроме того, девушки намекали на наличие определенной информации.

– А чего ты ожидал, – рассмеялась она. – В конце концов, ты здесь самый завидный холостяк.