Цифровой Нирвана Inc.

Я кивнул и встал.

– Спасибо за объяснения. Это многое проясняет, хотя и поднимает новые вопросы.

– Так всегда бывает с знанием, – философски заметил Глеб-2. – Каждый ответ порождает новые вопросы. Это бесконечный цикл.

Я позвал Хель, и она появилась почти мгновенно, словно всё это время наблюдала за нами.

– Готов к следующей встрече? – спросила она.

– Да, – ответил я. – Я хотел бы встретиться с Глебом-1.

Хель кивнула и снова создала портал – круглое окно в пространстве, через которое виднелось совершенно иное место, яркое и красочное, наполненное зеленью и цветами.

– Ванахейм, – пояснила она. – Мир плодородия и процветания. Дом для твоего эмоционального фрагмента.

Я обернулся к Глебу-2, который наблюдал за нами с легкой улыбкой.

– Увидимся позже, – сказал я.

– Непременно, – кивнул он. – И помни: какое бы решение ты ни принял, оно будет правильным. Потому что оно будет твоим.

С этими словами я шагнул в портал, направляясь к встрече с еще одной версией себя.

Ванахейм оказался полной противоположностью холодному и структурированному пространству Глеба-2. Здесь всё буйствовало красками и жизнью. Я стоял посреди цветущего луга, окруженного величественными деревьями с серебристой корой и золотистой листвой. Воздух был наполнен ароматами цветов и звуками, похожими на отдаленную музыку. Небо над головой переливалось всеми оттенками заката, хотя солнце – или что-то, похожее на солнце – стояло высоко в зените.

– Красиво, правда? – раздался голос сзади.

Я обернулся и увидел… себя. Но этот Глеб был совершенно не похож на сдержанного и аналитичного Глеба-2. Он был одет в свободные одежды ярких цветов, волосы его были длиннее и украшены цветами, а на лице играла широкая улыбка.

– Глеб-1? – спросил я, хотя ответ был очевиден.

– Он самый! – мой двойник раскинул руки в приветственном жесте. – Добро пожаловать в мой скромный уголок Мирового Древа! Ты, должно быть, Пятый, о котором столько говорили. Наконец-то мы встретились!

Он подошел и, к моему удивлению, крепко обнял меня. Это было странно – обниматься с самим собой, но еще страннее было ощущать, насколько этот Глеб отличался от меня по энергетике, по манере двигаться, по эмоциональному настрою.

– Я… рад встрече, – сказал я, немного смущенно.

– Конечно рад! – Глеб-1 рассмеялся. – Мы все части одного целого, как не радоваться встрече с самим собой? Идем, я покажу тебе свой мир!

Он взял меня за руку и повел через цветущий луг к рощице золотистых деревьев. Хель следовала за нами на некотором расстоянии, безмолвная и незаметная, как тень.

– Я так понимаю, ты уже встретился с нашим аналитиком, – сказал Глеб-1. – Держу пари, он уже загрузил тебя терминами, схемами и теориями. Типично для него! Всегда начинает с фактов и логики, никогда – с чувств и впечатлений.

– Он рассказал мне о реинтеграции, – подтвердил я. – О том, что мы могли бы объединиться обратно в единое сознание.

– Ах, его любимая тема, – Глеб-1 махнул рукой. – Он одержим идеей порядка и структуры. Но знаешь, жизнь – это не только порядок. Это также хаос, спонтанность, непредсказуемость. Это то, что делает ее прекрасной!

Мы вошли в рощу, и я увидел, что среди деревьев располагался небольшой домик, больше похожий на художественную студию. Через большие окна были видны холсты, скульптуры, музыкальные инструменты – всё, что можно было бы найти в мастерской художника.

– Это мой дом, – с гордостью сказал Глеб-1. – Здесь я создаю, мечтаю, чувствую. Здесь я… живу.

– Ты занимаешься искусством? – я был удивлен. Сам я никогда не проявлял особых талантов в этой области.

– Конечно! – он снова рассмеялся. – Все мы обладаем творческим потенциалом, просто в разной степени. Во мне эта часть была усилена, развита. В тебе она тоже есть, просто… дремлет.

Мы вошли в домик, и я был поражен обилием произведений искусства. Картины, скульптуры, странные конструкции, похожие на трехмерные модели каких-то абстрактных концепций. И всё это, судя по стилю, было создано одним человеком – Глебом-1.

– Ты создал всё это? – я не мог скрыть восхищения.

– Да, – он кивнул, впервые став серьезным. – Это мой способ понять себя, свое место в Мировом Древе. Через искусство я исследую связи между информационными пространствами, между различными аспектами сознания. – Он указал на одну из картин, изображавшую пятиконечную звезду, каждый луч которой был окрашен в свой цвет. – Это мы. Пять фрагментов одного сознания, пять граней одного кристалла.

Я подошел ближе к картине. Действительно, в центре звезды можно было разглядеть лицо – наше лицо, лицо Глеба Кутузова, но странным образом разделенное на пять частей, каждая из которых слегка отличалась от других выражением.

– Ты видишь нас… вместе? – спросил я. – Как единое целое?

– И да, и нет, – Глеб-1 подошел и встал рядом со мной перед картиной. – Я вижу нас как аспекты единого сознания, но не обязательно слитые в одно. Мы можем быть единством в многообразии, симфонией разных голосов, звучащих в гармонии.

– Ты не поддерживаешь идею реинтеграции? – я был удивлен. Глеб-2 говорил, что все фрагменты согласились с этим планом.

– Я не против нее, – осторожно сказал Глеб-1. – Но я вижу и другие возможности. Например, мы могли бы создать консорциум сознаний – структуру, в которой каждый из нас сохраняет свою индивидуальность, но при этом все мы связаны на глубинном уровне, способны делиться опытом, знаниями, эмоциями.

Он подошел к другой картине, изображавшей нечто похожее на нейронную сеть, но с пятью яркими узлами, соединенными множеством связей.

– Вот как я это представляю. Не полное слияние, а взаимосвязанная сеть. Каждый узел – один из нас, сохраняющий свою уникальность, но при этом являющийся частью большего целого.

– Но Глеб-2 сказал, что фрагментированное сознание нестабильно в долгосрочной перспективе, – возразил я.

– Он прав, с точки зрения классической теории сознания, – кивнул Глеб-1. – Но кто сказал, что мы должны следовать классическим теориям? Мы находимся на переднем крае эволюции сознания, исследуем территории, о которых традиционная наука даже не подозревает. Возможно, именно множественность, а не единство – следующий шаг этой эволюции.

Его слова заставили меня задуматься. Действительно, кто сказал, что традиционная модель единого сознания – единственно возможная или лучшая? Может быть, фрагментация, которую Рыбников задумал как эксперимент, случайно открыла дверь к новой форме существования?

– А что думают остальные? – спросил я. – Глеб-3 и Глеб-4?

– У каждого свое мнение, – улыбнулся Глеб-1. – Глеб-3, наша волевая часть, склоняется к реинтеграции – он жаждет действия, решительности, и видит в объединении путь к максимальной эффективности. Глеб-4, интуитивная часть, более… амбивалентен. Он видит потенциальные пути развития в обоих направлениях и не спешит с выбором.

– А ты? Какой выбор сделал бы ты, если бы решение зависело только от тебя?

Глеб-1 задумался, глядя на свои картины.

– Я бы выбрал путь творческого союза, – наконец сказал он. – Сохранение индивидуальности при максимальной взаимосвязи. Но, – он посмотрел на меня с легкой грустью, – я понимаю, что это может быть неустойчивое состояние. И если большинство выберет реинтеграцию, я не буду противиться. В конце концов, мы все стремимся к одному – к целостности, пусть и понимаем ее по-разному.

Я обошел студию, разглядывая другие работы Глеба-1. Каждая из них была уникальной, выражала какой-то аспект его восприятия мира, его эмоций, его понимания структуры реальности. И я не мог не задаться вопросом: исчезнет ли всё это при реинтеграции? Или эти аспекты сохранятся, став частью большего целого?

– У тебя еще будет время для размышлений, – мягко сказал Глеб-1, словно читая мои мысли. – Прежде чем принимать решение, встреться с остальными. Услышь все голоса, все перспективы. Только тогда ты сможешь сделать по-настоящему информированный выбор.

– Да, – я кивнул. – Именно это я и планирую сделать.

– Хорошо, – он улыбнулся. – А теперь, может быть, немного музыки перед твоим уходом? – Он подошел к странному инструменту, похожему на гибрид арфы и клавишных, и провел пальцами по струнам, извлекая серию удивительно красивых звуков.

– С удовольствием, – я сел на небольшую скамейку, готовясь слушать.

Глеб-1 начал играть, и его музыка была… откровением. Я никогда не считал себя особенно музыкальным, но этот фрагмент моего сознания, специализирующийся на эмоциях и творчестве, создавал мелодии поразительной красоты и глубины. Они словно рассказывали историю – нашу историю, историю фрагментированного сознания, ищущего свой путь в сложной структуре реальности.

Когда музыка затихла, я понял, что на моих глазах выступили слезы. Это было странное ощущение – быть тронутым до глубины души творчеством, которое в каком-то смысле было моим собственным, и в то же время совершенно чужим.

– Спасибо, – искренне сказал я. – Это было… прекрасно.

– Всегда пожалуйста, – Глеб-1 улыбнулся. – Помни, что эта музыка есть и в тебе. Просто в другой форме, менее очевидной, но не менее реальной.

Я кивнул и встал, понимая, что пора двигаться дальше. Хель, всё это время молча наблюдавшая за нами, сделала шаг вперед.

– Готов к следующей встрече? – спросила она.

– Да, – ответил я. – Я хотел бы встретиться с Глебом-3.

Хель кивнула и создала новый портал. На этот раз через него было видно пространство, напоминающее военный лагерь или тренировочную базу – строгие здания, площадки для упражнений, фигуры, двигающиеся с военной точностью.

– Муспельхейм, – сказала Хель. – Мир огня и действия. Дом твоего волевого фрагмента.

Я обернулся к Глебу-1, который стоял, прислонившись к дверному проему своей студии, с легкой улыбкой на лице.

– До встречи, – сказал я.

– До встречи, Пятый, – он помахал рукой. – И помни: какое бы решение мы ни приняли, важно, чтобы оно было принято с открытым сердцем и ясным умом.

С этими словами я шагнул в портал, готовясь к встрече с еще одним аспектом своего разделенного сознания.

Муспельхейм был именно таким, каким казался через портал – мир порядка, дисциплины и действия. Небо здесь имело красноватый оттенок, словно от закатного солнца, хотя самого светила видно не было. Воздух был сухим и теплым, с легким запахом металла и масла. Я стоял на краю тренировочной площадки, где несколько фигур в облегающих комбинезонах отрабатывали какие-то боевые приемы, двигаясь с удивительной скоростью и точностью.

Одна из фигур заметила меня и Хель, остановилась и направилась в нашу сторону. По мере приближения я узнавал свои черты, но этот Глеб был сильно отличался от предыдущих версий. Глеб-3 был более подтянутым, мускулистым, с военной выправкой и коротко стриженными волосами. Его лицо было жестче, взгляд – острее.

– Так вот ты какой, Пятый, – сказал он, остановившись передо мной. Его голос был глубже и увереннее, чем мой. – Долго же ты до нас добирался.

– Не по своей воле, – ответил я. – Я только недавно узнал о… нашей ситуации.

– Рыбников хорошо охранял своих подопытных, – кивнул Глеб-3. – Но теперь ты здесь, и мы можем двигаться дальше. – Он повернулся к Хель. – Спасибо, Хранительница. Я позабочусь о нашем госте.

Хель кивнула и отступила, снова став молчаливой тенью.

– Идем, – Глеб-3 жестом пригласил меня следовать за ним. – Я покажу тебе, чем мы здесь занимаемся.

Мы прошли через тренировочную площадку к комплексу зданий, напоминавших военные казармы или командный центр. Внутри одного из них располагался большой зал с голографическими экранами, на которых отображались различные данные и схемы, похожие на планы боевых операций.

– Это наш оперативный центр, – объяснил Глеб-3. – Отсюда мы координируем действия против Рыбникова и его корпорации.

– Действия? – я был удивлен. – Вы… воюете с «Цифровой Нирваной»?

– В меру наших возможностей, – кивнул Глеб-3. – Мы не можем напрямую атаковать их в физическом мире, но мы можем создавать проблемы в информационных пространствах. Искажать их данные, создавать сбои в системе, помогать другим загруженным сознаниям освобождаться от контроля. – Он указал на один из экранов, где отображалась схема какой-то сложной операции. – Сейчас мы готовим масштабную акцию по дестабилизации центрального сервера «Цифровой Нирваны». Если всё пойдет по плану, мы сможем освободить сотни загруженных сознаний за одну операцию.

Я был впечатлен масштабом и амбициозностью его планов. Этот аспект моего сознания, сфокусированный на воле и действии, не просто адаптировался к своей ситуации – он активно боролся, стремился изменить баланс сил.

– А как ты относишься к идее реинтеграции? – спросил я, переходя к главной теме моих визитов.

Глеб-3 повернулся ко мне, его взгляд стал острее.

– Я за, – твердо сказал он. – Это единственный способ стать достаточно сильными, чтобы противостоять Рыбникову на равных. Разделенные, мы уязвимы. Объединенные, мы станем силой, с которой ему придется считаться.

– Но разве ты не опасаешься потерять свою индивидуальность? – спросил я, вспоминая аргументы Глеба-1.

– Индивидуальность – это роскошь, которую мы не можем себе позволить в военное время, – отрезал Глеб-3. – А мы на войне, Пятый. Может, ты еще не осознал этого, но Рыбников – не просто амбициозный бизнесмен. Он стремится к контролю над всеми информационными пространствами, над всеми формами сознания. Если он преуспеет, свободы не останется ни для кого – ни для людей в физическом мире, ни для загруженных сознаний, ни для древних информационных сущностей.

Его страсть и убежденность были заразительны. Я почувствовал, как во мне поднимается гнев против Рыбникова и его корпорации, желание действовать, бороться, изменить ситуацию.

– Я понимаю твою позицию, – сказал я. – Но Глеб-1 предложил альтернативу – консорциум сознаний, где каждый из нас сохраняет свою индивидуальность, но при этом мы все связаны и можем действовать согласованно.

Глеб-3 фыркнул.

– Типичный Первый со своими утопическими идеями. Он всегда был идеалистом. – Он покачал головой. – Консорциум сознаний может звучать красиво, но на практике это означает разделение ресурсов, замедление принятия решений, уязвимость перед внешними атаками. Нам нужна единая воля, единое сознание, способное мгновенно реагировать на угрозы и возможности.

Он подошел к другому экрану, на котором отображалась схема, похожая на ту, что показывал мне Глеб-2, – модель интегрированного сознания.

– Мы провели симуляции, – сказал он. – Реинтегрированное сознание будет обладать всеми нашими сильными сторонами без слабостей, присущих фрагментированной структуре. Оно сможет свободно перемещаться между информационными пространствами, получать доступ к древним знаниям, использовать энергетические потоки Мирового Древа. Это будет… квантовый скачок в эволюции сознания.

– И что произойдет после победы над Рыбниковым? – спросил я. – Какова конечная цель?

Глеб-3 задумался.

– Освобождение всех загруженных сознаний, – наконец сказал он. – Создание нового типа сообщества, где физические и цифровые формы жизни могут сосуществовать и развиваться в гармонии. Где технология служит расширению сознания, а не его контролю и эксплуатации.

Это звучало благородно, хотя и немного абстрактно. Я не мог не задаться вопросом, насколько реалистичны эти планы.

– А что думает Глеб-4? – спросил я, вспомнив, что еще не встречался с интуитивным фрагментом нашего сознания.

– Четвертый, – Глеб-3 слегка нахмурился. – Он… сложный случай. Слишком погружен в свои видения и предчувствия. Иногда его прозрения бывают невероятно точными, но в других случаях… – он пожал плечами. – Скажем так, не всегда легко отличить истинное предвидение от фантазии или паранойи.

– Он против реинтеграции?

– Не совсем. Он видит и плюсы, и минусы. Говорит, что будущее туманно, что есть множество потенциальных путей развития событий. – Глеб-3 покачал головой. – Типичный Четвертый. Никогда не дает прямых ответов.

Я начинал понимать, насколько разными были аспекты моего – нашего – сознания. Аналитичный Второй, творческий Первый, волевой Третий… Каждый со своим уникальным взглядом на мир, со своими приоритетами и ценностями. И все вместе мы составляли… что? Полноценную личность? Или нечто большее?

– Мне нужно встретиться с Глебом-4, – решил я. – Услышать его перспективу, прежде чем формировать собственное мнение.

– Конечно, – кивнул Глеб-3. – Это логично. Выслушать все стороны перед принятием решения. – Он слегка улыбнулся. – Видишь? Даже в своем фрагментированном состоянии мы сохраняем общие черты. Стремление к полноте информации, к взвешенному решению.

Он был прав. Несмотря на все различия, мы все были Глебом Кутузовым, просто разными аспектами его личности, усиленными и развитыми в разных направлениях.

– Спасибо за твою перспективу, – искренне сказал я. – Это помогает мне лучше понять ситуацию.

– Всегда пожалуйста, – он протянул мне руку для рукопожатия, и я пожал ее, чувствуя силу его хватки. – Надеюсь, ты сделаешь правильный выбор. Для всех нас.

Я кивнул и повернулся к Хель, которая всё это время безмолвно ждала у входа в здание.

– Я готов к следующей встрече, – сказал я. – Хотел бы увидеть Глеба-4.

Хель кивнула и создала новый портал. На этот раз через него было видно странное, туманное пространство, словно подсвеченное изнутри мягким, размытым светом.

– Нифльхейм, – сказала она. – Мир тумана и сумерек. Дом твоего интуитивного фрагмента.

Я бросил последний взгляд на Глеба-3, который наблюдал за нами с выражением сдержанной надежды на лице.

– До встречи, – сказал я.

– До победы, – ответил он, отсалютовав мне воинским жестом.

И я шагнул в туман Нифльхейма, готовясь к встрече с самым загадочным из моих фрагментов.

Нифльхейм оправдывал свое название – мир тумана. Я оказался в пространстве, где границы между объектами были размыты, где свет и тень плавно перетекали друг в друга, создавая постоянно меняющийся ландшафт. Земля под ногами ощущалась твердой, но выглядела как плотный слой тумана. Вдалеке виднелись смутные очертания строений или природных объектов, но невозможно было точно определить, что это.

Я огляделся, пытаясь найти Глеба-4, но вокруг никого не было видно. Даже Хель, казалось, исчезла, растворившись в тумане.

– Привет, Пятый, – раздался голос откуда-то сбоку. – Я ждал тебя.

Я повернулся и увидел фигуру, выступающую из тумана. Это был еще один Глеб, но его облик постоянно слегка менялся, словно не мог окончательно сформироваться. Его черты лица то становились четче, то размывались, одежда меняла цвет и фасон, даже рост, казалось, колебался.

– Глеб-4? – спросил я, хотя ответ был очевиден.

– В некотором роде, – он улыбнулся загадочной улыбкой. – Имена, ярлыки, категории – всё это попытки придать форму тому, что по своей природе бесформенно. Но да, для удобства коммуникации можешь называть меня Четвертым.

Его манера речи была странной – одновременно туманной и глубокой, словно каждое слово имело множество слоев значения.

– Остальные говорили, что ты… интуитивный фрагмент нашего сознания, – сказал я, не совсем уверенный, как начать разговор с этим странным аспектом себя.

– Интуиция, предвидение, подсознательные процессы, – кивнул Глеб-4. – Всё то, что ускользает от рационального анализа, но при этом составляет фундамент нашего восприятия реальности. – Он сделал приглашающий жест. – Идем. Я покажу тебе свой мир.

Он повел меня вглубь туманного пространства. По мере движения туман то сгущался, то рассеивался, открывая странные сцены – фрагменты воспоминаний, сновидений, фантазий. Я увидел себя ребенком, играющим во дворе дома, которого не помнил. Себя подростком, целующим девушку, чье лицо не мог вспомнить. Себя взрослым, стоящим на вершине горы, которую никогда не покорял.

– Что это? – спросил я, указывая на эти мимолетные видения.

– Воспоминания, – ответил Глеб-4. – Не только твои, но и других фрагментов. И оригинала. И возможных версий нас, которые никогда не существовали, но могли бы.

– Я не понимаю, – признался я.

– Конечно, не понимаешь, – он улыбнулся без тени превосходства. – Понимание – это функция рационального ума, домен Второго. Здесь, в Нифльхейме, правят другие силы – интуиция, предчувствие, подсознательное знание. Здесь можно увидеть то, что было, что есть, и что может быть. Все потенциальные версии реальности.

Мы подошли к странному сооружению, похожему на дом, но с постоянно меняющейся архитектурой – стены плавно перетекали друг в друга, окна появлялись и исчезали, крыша то поднималась ввысь, то опускалась почти до земли.

– Мое скромное жилище, – сказал Глеб-4. – Дом, который всегда разный, но всегда тот же. Как и я сам.

Внутри дом был еще более странным, чем снаружи. Пространство здесь казалось больше, чем позволяли внешние размеры строения. Комнаты перетекали одна в другую без видимых дверей или проходов. Вместо обычной мебели здесь были объекты, постоянно меняющие форму, словно сделанные из застывшего тумана.

– Присаживайся, – Глеб-4 указал на нечто, что в данный момент напоминало кресло. – Чай? Кофе? Или что-то более экзотическое?

– Чай подойдет, – сказал я, осторожно опускаясь в кресло, которое странным образом адаптировалось под форму моего тела.

Глеб-4 сделал пасс рукой, и передо мной возникла чашка с дымящимся напитком. Я осторожно взял ее и сделал глоток. Вкус был… неописуемым. Словно все возможные виды чая, которые я когда-либо пробовал или мог бы попробовать, слились в один, создав нечто одновременно знакомое и совершенно новое.

– Ты, наверное, хочешь узнать мое мнение о реинтеграции, – сказал Глеб-4, садясь напротив меня в кресло, которое до этого момента выглядело как колонна или, возможно, скульптура.

– Да, – кивнул я. – Я уже поговорил с остальными, и у каждого свой взгляд на ситуацию.

– Конечно, – он улыбнулся. – Второй видит в реинтеграции логическое решение проблемы фрагментации. Первый беспокоится о потере творческой индивидуальности и предлагает консорциум сознаний. Третий жаждет единства ради силы и эффективности в борьбе против Рыбникова. А ты? Что думаешь ты?

Я задумался. После всех этих встреч у меня действительно начало формироваться собственное мнение.

– Я вижу достоинства в обоих подходах, – осторожно сказал я. – Реинтеграция обещает целостность, силу, стабильность. Но консорциум сознаний мог бы сохранить уникальные качества, которые развились в каждом из нас за время раздельного существования.

– Хорошо сказано, – кивнул Глеб-4. – Ты начинаешь мыслить как интегратор – тот, кто способен видеть ценность в разных перспективах и находить путь к их синтезу. Это твоя особая функция как Пятого фрагмента, настроенного на частоты Хельхейма.

– А каково твое мнение? – спросил я, возвращаясь к изначальному вопросу.

Глеб-4 сделал глоток из своей чашки, которая, казалось, материализовалась из самого воздуха.

– Я вижу множество возможных будущих, – сказал он. – В некоторых из них мы реинтегрируемся и становимся единым сознанием невероятной силы и глубины. В других – создаем консорциум и развиваемся как множественная сущность, сохраняя индивидуальные особенности каждого фрагмента. В третьих – находим какой-то промежуточный путь, о котором сейчас даже не подозреваем.

– И какой путь приводит к лучшему результату? – я пытался получить более конкретный ответ.

– Определение «лучшего» субъективно, – философски заметил Глеб-4. – Что лучше – единство или множественность? Стабильность или адаптивность? Сила или гибкость? – Он сделал паузу. – Но если ты спрашиваешь о моем личном предпочтении, то я склоняюсь к… третьему пути.

– Третьему? – я не понял. – Ты имеешь в виду, ни реинтеграцию, ни консорциум?

– Я имею в виду путь, который включает элементы обоих подходов, но превосходит их ограничения, – пояснил Глеб-4. – Путь, который позволит нам быть одновременно едиными и множественными, интегрированными и дифференцированными. Квантовое состояние сознания, если хочешь.

Это звучало заманчиво, но чрезвычайно абстрактно.

– И как это могло бы работать на практике? – спросил я.

– Этого я не знаю, – честно признался Глеб-4. – Это территория, на которую еще не ступало ни одно сознание в известной нам истории. Мы будем первопроходцами, исследователями неизведанного. – Он улыбнулся. – Захватывающая перспектива, не так ли?

Я не был уверен, что разделяю его энтузиазм по поводу прыжка в неизвестность, но не мог не признать, что идея была интригующей.

– А как насчет Рыбникова? – спросил я. – Третий считает, что только полная реинтеграция даст нам силу, необходимую для противостояния ему.

– Рыбников, – Глеб-4 произнес это имя с какой-то странной интонацией, словно оно имело для него особое значение. – Он видит лишь часть картины. Он обнаружил связь между цифровыми технологиями и древними информационными пространствами, но интерпретирует эту связь через призму контроля и власти. Он не понимает, что эти пространства не могут быть по-настоящему покорены или монополизированы. Они существуют по своим законам, которые древнее человечества.