Вероятностная опера

– Плюс 30% акций компании и место в совете директоров, – добавлял Сергей с легкой улыбкой. – Ты торгуешься жестче, чем арабские шейхи.

– Это не торг, Сережа. Это необходимые условия для защиты технологии.

Видение снова переместилось вперед. На этот раз Михаил увидел себя выступающим на научной конференции, представляющим ограниченную версию КУН – устройство, которое усиливало способности мозга к обработке информации, но без возможности наблюдения или вмешательства в альтернативные реальности.

Еще один скачок. Совещание в NeoCortex, где обсуждались коммерческие применения технологии. Медицинские приложения для лечения неврологических заболеваний. Образовательные системы для ускоренного обучения. Интерфейсы для управления сложными системами силой мысли. Ничего, связанного с военным применением или манипуляцией реальностью.

Последний скачок. Альтернативный Михаил в своей лаборатории, работающий над чем-то, что выглядело как усовершенствованная версия КУН. Рядом с ним был… Дмитрий! Они вместе изучали трехмерную карту вероятностных линий, похожую на ту, что Михаил видел в своем предыдущем наблюдении.

– Мы сделали правильный выбор, – говорил Дмитрий. – Эта версия технологии безопасна для публичного использования. А полный потенциал КУН остается под контролем тех, кто понимает его ответственность.

– Но достаточно ли этого? – спрашивал альтернативный Михаил. – Мы все равно вмешиваемся в структуру реальности каждый раз, когда используем полную версию.

– Минимальное, контролируемое вмешательство необходимо для поддержания баланса, – отвечал Дмитрий. – Особенно теперь, когда другие… заинтересованные стороны тоже активизировались.

Видение начало исчезать, и Михаил успел услышать лишь последнюю фразу Дмитрия:

– Помни, Михаил, настоящая битва не за контроль над технологией, а за саму природу реальности.

Михаил снял шлем, глубоко задумавшись. Этот второй сценарий выглядел гораздо более обнадеживающим. В нем он сохранял контроль над КУН, использовал ресурсы NeoCortex для благих целей и даже сотрудничал с Дмитрием для "поддержания баланса".

Но что это значило? И кто были эти "другие заинтересованные стороны", о которых говорил Дмитрий?

Прежде чем Михаил успел глубже обдумать увиденное, в комнату вернулся Сергей.

– Гостевая комната готова. – Он заметил разложенный КУН. – Ты уже экспериментировал?

– Да, – кивнул Михаил. – Наблюдал вероятностные линии, где я принял твое предложение. С разными условиями и результатами.

– И что ты увидел?

Михаил колебался. Стоит ли рассказывать брату о том, что в одной из вероятностных линий тот предал его доверие? Но затем решил быть откровенным – если они собирались работать вместе, между ними не должно быть секретов.

– В одной линии ты в конечном итоге обошел мои ограничения и предоставил военным доступ к полному потенциалу КУН, не сказав мне об этом.

Сергей помрачнел:

– И ты думаешь, что я способен на такое? Предать собственного брата?

– Я не знаю, что думать, Сережа. Я видел это собственными глазами. Хотя, конечно, это была лишь одна из возможных версий будущего, не обязательно та, которая реализуется в нашей реальности.

– А в других линиях?

– В другой все сложилось гораздо лучше. Мы заключили очень конкретный договор с гарантиями моей автономии. Я получил значительную долю в компании и место в совете директоров. Мы разработали ограниченную версию КУН для коммерческого использования, сохранив полный потенциал технологии под строгим контролем.

Сергей задумчиво кивнул:

– Это звучит разумно. И я готов на такие условия, если это обеспечит твое доверие и сотрудничество.

– Правда? – Михаил внимательно посмотрел на брата. – Даже на 30% акций компании?

Сергей рассмеялся:

– Ну, может быть, тут можно поторговаться. Но в целом – да. Если твоя технология настолько революционна, как ты говоришь, то это справедливая цена.

Михаил был удивлен готовностью брата пойти на такие уступки. Возможно, он недооценивал Сергея все эти годы, считая его лишь прагматичным бизнесменом, заботящимся только о прибыли.

– В той второй линии я также видел Дмитрия, – сказал Михаил. – Он работал со мной над… поддержанием баланса между реальностями. И упомянул о каких-то "других заинтересованных сторонах", которые активизировались.

– Дмитрий? Тот загадочный уборщик, который на самом деле не уборщик?

– Да. Я думаю, он ключ ко всему этому. Он знает гораздо больше, чем говорит. И, похоже, в некоторых вероятностных линиях мы с ним сотрудничаем.

Сергей потер подбородок:

– Интересно. Этот Дмитрий становится все более загадочной фигурой. Ты говорил, что он своего рода "хранитель границ между реальностями"?

– Так он сам себя описал в одном из моих видений.

– И ты веришь ему?

Михаил задумался:

– Не знаю. Но его предупреждения о нестабильности и "квантовой карме" соответствуют тому, что я наблюдал в своих экспериментах. И он, кажется, действительно заинтересован в сохранении баланса, а не в использовании КУН для власти или контроля.

– В отличие от "Наблюдателей" или военных, – заметил Сергей.

– Именно.

Они помолчали, каждый погруженный в свои мысли. Затем Михаил принял решение:

– Я согласен работать с тобой, Сережа. Но на условиях, подобных тем, что я видел во второй вероятностной линии. Полная автономия в исследованиях, право вето на применение технологии, значительная доля в компании и место в совете директоров.

– Договорились, – без колебаний сказал Сергей. – Я подготовлю соответствующие документы. А пока отдохни. Ты выглядишь измотанным.

Когда Сергей снова вышел, Михаил почувствовал странное облегчение. Впервые за много дней у него появился план действий, путь вперед. Он не был уверен, что это правильное решение, но оно казалось наименее плохим из доступных вариантов.

Он достал одноразовый телефон и позвонил Ирине.

– Это я, – сказал он, когда она ответила. – Я в безопасности. У брата.

– Слава богу, – облегченно выдохнула Ирина. – Я волновалась. В институте сегодня был Громов, спрашивал о вас.

– Что вы ему сказали?

– Что не знаю, где вы. Он не похож на человека, который верит на слово, но, кажется, у него не было доказательств моей причастности.

– Будьте осторожны, Ирина. Эти люди не остановятся ни перед чем.

– Я знаю. Что вы решили делать?

Михаил рассказал ей о своем решении сотрудничать с Сергеем на строгих условиях. Ирина выслушала, не перебивая.

– Вы уверены, что можете доверять своему брату? – спросила она, когда он закончил.

– Нет, – честно ответил Михаил. – Но я видел вероятностную линию, где наше сотрудничество было успешным. И я буду принимать меры предосторожности – юридические гарантии, доля в компании, место в совете директоров. Это не идеальное решение, но лучшее из доступных.

– А что насчет Дмитрия? Вы будете искать его?

– Да, хотя я не уверен, как именно. В видении он сам нашел меня, когда пришло время. Возможно, так будет и в этой реальности.

Они еще немного поговорили, договорившись поддерживать связь через зашифрованные сообщения. Перед тем, как попрощаться, Ирина неожиданно сказала:

– Михаил… будьте осторожны. Не только из-за Громова или "Наблюдателей". Но и с КУН. То, что вы мне рассказывали о "просачивании" между реальностями, о влиянии наблюдения на наблюдателя… Я беспокоюсь, что это может изменить вас. Изменить вашу личность, ваше "я".

– Я тоже об этом думал, – признался Михаил. – И я не уверен, что это уже не произошло. Иногда я ловлю себя на мыслях или эмоциях, которые кажутся… не совсем моими. Словно они принадлежат другим версиям меня.

– Просто помните, кто вы, – тихо сказала Ирина. – Не потеряйте себя в этом море вероятностей.

После разговора Михаил долго сидел неподвижно, обдумывая слова Ирины. Действительно ли он оставался тем же Михаилом Волковым, которым был до создания КУН? Или его личность уже изменилась, "загрязнилась" влияниями из других реальностей?

И если так, было ли это плохо? Может быть, это было эволюцией, расширением его "я" за пределы одной конкретной реальности? Может быть, истинная природа личности и была такой – квантовой волной, распределенной по множеству вероятностных линий, с локальными "пиками" в каждой из них?

Эти размышления прервал Сергей, вернувшийся с подносом, на котором стояли чашки с чаем и бутерброды.

– Ты, наверное, голоден, – сказал он, ставя поднос на столик. – Ужин будет позже, но пока перекуси.

Михаил благодарно кивнул, только сейчас осознав, что действительно не ел почти весь день.

– Спасибо, Сережа. Ты… изменился.

– В каком смысле? – Сергей поднял бровь.

– Стал более… заботливым, что ли. Раньше ты бы просто вызвал прислугу, чтобы принесла еду.

Сергей улыбнулся:

– У меня нет прислуги, Миша. Домработница приходит три раза в неделю, но сегодня не ее день. – Он сел напротив брата. – И да, возможно, я изменился. Пять лет – большой срок.

– Что произошло за эти пять лет? – спросил Михаил, откусывая бутерброд. – Кроме успешного бизнеса, я имею в виду.

Сергей помолчал, затем сказал:

– Я женился. И развелся. Все уместилось в эти пять лет.

– Ох. Извини, я не знал.

– Откуда бы ты узнал? Мы не общались. – В голосе Сергея не было упрека, только констатация факта. – Ее звали Анна. Умная, красивая, амбициозная. Идеальная пара для успешного бизнесмена. Так все думали.

– Что случилось?

– Мы хотели разных вещей. Она – статуса, светской жизни, детей, которыми можно хвастаться перед подругами. Я – чего-то более… настоящего. – Сергей пожал плечами. – Звучит банально, да? Классический кризис среднего возраста.

– Не обязательно, – задумчиво сказал Михаил. – Может быть, ты просто начал понимать, что действительно важно.

– Может быть. – Сергей отпил чай. – А у тебя? Есть кто-то важный?

Михаил невольно подумал об Ирине – о ее умных глазах, о ее поддержке в эти трудные дни, о том легком поцелуе, который он оставил на ее щеке перед уходом.

– Возможно, – уклончиво ответил он. – Слишком рано говорить.

Сергей понимающе улыбнулся:

– Эта Ирина, с которой ты разговаривал по телефону?

Михаил удивленно посмотрел на брата:

– Как ты…?

– Я видел, как изменилось твое лицо, когда ты говорил с ней, – пожал плечами Сергей. – И слышал, как ты назвал ее по имени.

– Я не уверен, что сейчас подходящее время для романтических отношений, – вздохнул Михаил. – Учитывая все обстоятельства.

– Напротив, – возразил Сергей. – Именно в трудные времена мы больше всего нуждаемся в близких людях. – Он помолчал, затем добавил: – Знаешь, я всегда немного завидовал тебе, Миша.

– Мне? – Михаил был искренне удивлен. – Но у тебя всегда было все, чего только можно желать – успех, деньги, признание.

– А у тебя была страсть, – просто сказал Сергей. – Настоящая, всепоглощающая страсть к науке, к познанию. Ты никогда не сомневался в своем пути, не размышлял, правильно ли выбрал. Ты просто шел за своим призванием, не оглядываясь.

Михаил задумался. Действительно ли это было так? Или это был просто образ, который видел Сергей, не зная о внутренних сомнениях и борьбе, которые переживал его младший брат?

– У каждого свой путь, Сережа, – наконец сказал он. – И свои сомнения. Просто мы редко показываем их другим.

Они проговорили до поздней ночи, наверстывая пять лет отчуждения. Сергей рассказывал о своей компании, о проектах в области нейротехнологий, о планах на будущее. Михаил говорил о своих исследованиях, о коллегах, о жизни в академическом мире.

Они избегали болезненных тем – их последней ссоры, расхождения во взглядах на науку и бизнес, разочарования их родителей (ныне покойных) в том, что братья не поддерживают отношения. Но оба чувствовали, что эти старые раны начинают затягиваться просто от того, что они снова разговаривают как братья, а не как соперники.

Когда Сергей наконец показал Михаилу гостевую комнату – просторное помещение с большой кроватью, книжными полками и окном, выходящим на лес – было уже далеко за полночь.

– Отдыхай, – сказал Сергей. – Завтра обсудим детали нашего сотрудничества и подготовим документы. А пока постарайся выспаться. Ты выглядишь так, словно не спал несколько дней.

– Почти так и есть, – улыбнулся Михаил. – Спасибо, Сережа. За все.

Когда брат ушел, Михаил подошел к окну и долго смотрел на темный лес, освещенный лишь лунным светом. Он чувствовал странное спокойствие – впервые с тех пор, как начал эксперименты с КУН. Словно, приняв решение сотрудничать с братом, он установил некую точку опоры в хаосе вероятностей.

Но был ли это действительно его выбор? Или он был подтолкнут к этому решению своими наблюдениями альтернативных реальностей? Или, может быть, влиянием других версий себя, "просочившимся" в его сознание?

Михаил вспомнил предупреждение Дмитрия о "квантовой карме" – о том, что каждое вмешательство в альтернативные реальности создает ответную реакцию, эхо, которое возвращается к наблюдателю. Возможно, его нынешняя ситуация – загнанный в угол, вынужденный искать защиты у брата, с которым был в отчуждении многие годы – и была такой кармической реакцией на его эксперименты с вмешательством?

Эти мысли кружились в его голове, пока он готовился ко сну. Но усталость взяла свое, и как только его голова коснулась подушки, он погрузился в глубокий сон.

И ему снова приснилась "Вероятностная опера".

Он сидел в огромном, пустом оперном театре. На сцене разворачивалось грандиозное представление – множество версий его самого, каждая в своем костюме, каждая со своей партией, создавали сложную полифонию вероятностей. Одни пели о научных открытиях, другие – о любви, третьи – о власти и влиянии.

В оркестровой яме невидимые музыканты играли странную, атональную музыку – математические формулы, переведенные в звуки, квантовые уравнения, воплощенные в мелодии.

И над всем этим возвышался дирижер – фигура, скрытая в тени, управляющая всем представлением. Михаил не мог разглядеть его лица, но чувствовал, что знает этого человека.

Внезапно дирижер повернулся к нему, и Михаил с удивлением увидел… самого себя. Но не такого, каким он был сейчас – старше, с полностью седыми волосами, с глазами, в которых светилась странная, нечеловеческая мудрость.

– Добро пожаловать на представление, – сказал дирижер-Михаил. – Нравится спектакль?

– Что это? – спросил Михаил. – Что происходит?

– Это ты, – улыбнулся дирижер. – Все версии тебя, все вероятности, все возможные выборы и их последствия. Вся симфония твоего существования.

– А ты кто?

– Я? – Дирижер задумался. – Скажем так, я – конечная версия. Та, которая видит всю картину целиком. Та, которая понимает, что все эти разрозненные ноты складываются в единую мелодию.

– И что это за мелодия? – спросил Михаил. – В чем ее смысл?

Дирижер улыбнулся загадочно:

– Это тебе и предстоит выяснить. Но помни – наблюдая за представлением, ты уже изменяешь его. И в конечном итоге, наблюдатель всегда становится частью наблюдаемого.

С этими словами дирижер повернулся обратно к сцене, взмахнул палочкой, и музыка изменилась – стала более гармоничной, более структурированной. Версии Михаила на сцене начали двигаться иначе, их пение слилось в более согласованный хор.

– Видишь? – сказал дирижер, не оборачиваясь. – Простое изменение ритма, и вся картина меняется. Все вероятности перестраиваются. Все выборы обретают новое значение.

– Ты контролируешь их? – спросил Михаил.

– Не контролирую, а направляю, – ответил дирижер. – Как и ты. Как и все мы. Каждый наблюдатель влияет на наблюдаемое, каждый слушатель влияет на музыку, которую слышит.

Дирижер повернулся к Михаилу, и его лицо стало серьезным:

– Но есть и другие дирижеры. Другие наблюдатели. И не все они хотят гармонии.

– "Наблюдатели"? Военные? О ком ты говоришь?

– Обо всех них. И о других, которых ты еще не встречал. – Дирижер сделал паузу. – Битва за контроль над КУН – это лишь малая часть большей войны. Войны за саму природу реальности.

Михаил хотел спросить больше, но сцена начала тускнеть, музыка – затихать. Последнее, что он услышал, был голос дирижера: