AR-KEAT и дочь Белого Корня. Книга первая цикла «Северный Предел»

– Нет… – прошептала Инара, наклоняясь ниже.

Но тело уже застыло.

– Да что же это такое? – Лиян нервно оглядел пещеру, его рука сама потянулась к оружию.

И вдруг я услышала. Ту самую песню. Тихий, детский голосок, без слов, без смысла – он пронизывал насквозь, как ледяная игла. Что-то внутри дрогнуло, ёкнуло – смутное, неуловимое воспоминание. Забытый, первобытный страх.

И вдруг до сознания дошло: этот мотив мне знаком. Не думая, почти беззвучно, губы сами прошептали в ответ:

Крян-Мор идёт – кости считать,

Тех, кто не прав – исправить опять.

Он соберёт, что было не так…

И всё сложит… щелчком – в кулак.

Рядом вздрогнул Лиян. Эрон и Инара резко обернулись, их взгляды впились в меня.

Каэль сделал шаг вперёд, и его голос прозвучал низко, тревожно, с неприкрытой угрозой:

– Что ты поешь?

Горло сжалось, а пульс забил в висках с такой силой, что мир поплыл перед глазами.

– Мать пела мне эту песню, – едва слышно выдавила я, изо всех сил стараясь скрыть дрожь. – Когда была беременна. Говорила, что услышала её во сне. Я думала, это просто бред. Но… – Фраза оборвалась, не находя продолжения. Почему этот мотив здесь? Почему он звучит как самое древнее из предупреждений? – стучало в висках, а холод медленно проникал в самые кости.

Взгляд поднялся – и застыл. На стене, в тусклом свечении прожилок, виднелась кукла. Тряпичная, старая, сломанная, будто пригвождённая к деревянной доске. Голова её была свёрнута набок, а лицо – выжжено дотла, словно кто-то яростно пытался стереть его из реальности. А под ней, детским, неровным почерком, было нацарапано:

«В этот раз получится».

Взгляд снова скользнул по кукле. И в глубине пещеры, в самой густой тьме, показалось, что что-то улыбнулось. Ждёт. Тишина сгустилась, стала плотной, звенящей, как перед броском хищника. Холодная капля пота скатилась по спине. Кто это написал? И что… должно наконец получиться? – мысль билась в голове, как пойманная птица. Деревня. Песня. Кукла. Всё сплеталось в один тугой, чудовищный узел.

– Его зовут Крян-Мор, – сорвалось с губ.

Все трое замерли. Каэль шагнул ещё ближе, его голос упал до ледяного шёпота:

– Откуда тебе известно это имя?

– И кто он? – добавила Инара.

Её глаза встретились с моими. И впервые стало заметно, как они засветились изнутри – ледяным, бездонным сиянием. Они вспыхнули и угасли, словно отдалённая молния на горизонте. Горло сжалось так, что стало трудно дышать.

– После смерти матери я нашла её письменник. Она хранила его под половицей. Эти записи передавалась из поколения в поколение. Столько монстров, сколько было описано на этих страницах… – Я осеклась. – И представить не могла, что такие чудовища вообще существуют… Именно там я и узнала о Крян-Море. – Поежившись от пробежавшего по спине холода, я продолжила уже тише и медленнее – Там было написано, что в селе Фарштен родился мальчик с изуродованным телом. Нерадивая мать прятала его от всех – считала, что он «неправильный», и каждый день бинтовала ему суставы, вытягивая руки, ломая кости, чтобы он стал «нормальным». Он умер в 9 лет. После, в деревне начали слышать хруст и щелчки – будто кто-то «переделывает» живых. Говорят, он вернулся, чтобы «исправить» всех до идеала, которого от него ждали. Много веков он был заточен в Чреве страха. А теперь…

– Переделывает? – переспросил Эрон. Его рука легла на топор, и я уловила, как дрогнули мышцы предплечья.

– Да, – кивнула я. – Его также называют собиратель костей. Он не просто убивает. Он исправляет.

И тут в темноте что-то капнуло.

Сначала подумала, что это просто вода, стекающая с потолка пещеры, сырого и древнего, как само время. Но звук был неправильным. Тонкий, резкий, словно щелчок костей в кромешной тьме. Я замерла, чувствуя, как холод пробирается под кожу. Это не вода. Это что-то… иное.

Каэль резко поднял руку, заставив нас замереть. Он вглядывался вперёд, не моргая, его лицо застыло в напряжённой маске. Я не знала, что он разглядел в тенях, но кожа на моих руках покрылась мурашками раньше, чем я услышала… нет, почувствовала это.

Крян-Мор.

Он не вошёл. Не ступил. Он просочился, будто корни, пробивающиеся под камнем, словно нечто, не принадлежащее этому миру. Сперва его движение было медленным, почти неуверенным. Затем из мрака возникла фигура, собранная, как головоломка, сложенная без знания анатомии. Он сложился в подобие человека, но не так, как должно быть. Колени выгнулись не наружу, а внутрь, с глухим треском, от которого желудок сжался в комок. Плечи поднялись выше головы, перекрутились, будто кости были жидкими, а затем встали на место с мерзким хрустом – казалось, тело вспоминало себя по частям.

Он не поворачивался – перекладывался, как марионетка, чьи нити дёргал безумный кукловод. Каждый сустав при движении вгибался внутрь, ломался – и расправлялся обратно с ощущением, которое не слышалось, но пронизывало кожу, словно ледяные иглы. Это не человек. Такое не может быть живым.

Лицо – или то, что его заменяло – было затянуто тканью, чёрной, плотной, словно паутина, вросшая в глазницы и рот. Это не была маска. Оно было стёрто, будто кто-то попытался вычеркнуть его лик из самой реальности. Пустота там, где должны быть глаза, смотрела прямо на меня, и я почувствовала, как холод сковывает позвоночник. Оно видит. Оно знает, что я здесь, – пронеслось в голове, и я сжала кулаки, чтобы не закричать.

Оно не было одним.

Позади, прямо из тьмы, будто из трещин в камне, вышли ещё двое.

Первый выглядел как человек, собранный наспех и неверно. Его голова была повёрнута так, что лицо смотрело назад. Он передвигался на локтях, а ладони скользили по камню с влажным шорохом. Ноги были вывернуты, ступни торчали вверх, как у сломанной куклы. Пальцы на руках гнулись в обратную сторону, и от одного взгляда на них становилось не по себе. На его спине кто-то грубо нарисовал углём глаза. Они моргнули. Я застыла, с ужасом осознавая, что не знаю, где у него настоящее лицо… и есть ли оно вообще.

Второй был ещё страшнее. Вместо грудной клетки из него торчали тонкие, кривые костяные дуги, словно хрупкий каркас, собранный впопыхах. Внутри них пульсировал синий, холодный огонь. Он светился изнутри, бился, подобно сердцу, но сердцем не был. Его тело двигалось вперёд, подчиняясь странной, неправильной силе – вес падал набок, суставы шли не в те стороны. Казалось, он вот-вот развалится, но он шёл медленно и неумолимо, по правилам, которых я не знала.

Я мысленно назвала их Ломаными – других слов просто не нашлось.

Мы не готовы к этому, – мелькнула паническая мысль. Воздух застрял в груди, будто камень, а сердце колотилось так громко, что, казалось, они услышат его. Тени вокруг сгущались, будто сам мрак оживал, обволакивая нас.

Каэль стоял впереди. Я видела, как напряглись его плечи, как пальцы впились в древко копья – единственную опору в этом безумном мире. Его взгляд был острым, как клинок, но в глубине мелькала тень сомнения.

Дрожал не просто воздух – вибрировало само пространство. Оно колыхалось вокруг Крян-Мора, как поверхность чёрной воды.

Я сделала шаг вперёд, неосознанно, будто что-то тянуло меня к этой тьме. Дрожащие пальцы потянулись к сумке на поясе, где лежали руны. Камни были тёплыми, почти живыми, их пульсация совпадала с ритмом моего сердца. Они отзывались, будто знали, что время пришло.

– Лирель, отойди назад! – прошипел Каэль. – Отвернись и не оборачивайся! – Его голос резал воздух, словно лезвие. – Не…

Но я уже высыпала их на ладонь. Все десять. Они жгли кожу, как раскалённые угли. Я швырнула их на землю, и слова на рунах начали складываться сами:

Чужой из трещины в ткани миров,

Лишённый глаз – но зрячий вновь.

Сломан – значит может быть разбит.

И в кристалл теней затворен, скрыт.

Камни вспыхнули. Серым. Цветом пепла. Мои губы дрогнули, и я выдохнула:

– Его нельзя убить. Только запечатать.

Но меня уже никто не слышал.

Инара собрала лук одним движением запястья – быстрым и точным, как удар хлыста. Наручи на её руках раскрылись, сложившись в смертоносную дугу, сияющую тусклым светом угасающей звезды. Стрела из чёрного стекла, тонкая, как жало, почти растворилась в полумраке. Тетива натянулась, издав едва слышный, высокий звенящий звук.

Без слов. Без колебаний. Выстрел.

Стрела вонзилась Крян-Мору в шею с глухим, влажным хрустом. Его тело дёрнулось, будто марионетка на невидимых нитях, но не рухнуло. Не последовало ни крика, ни хрипа. Из раны не хлынула кровь – лишь разошлись ветхие бинты, обнажив нечто инородное. Костяное. Сегментированное. Живое. Оно извивалось, подобно пронзённой, но не умирающей твари. Что это? – ужас сковал горло, но отвести взгляд не было сил. Крян-Мор поднял руку. Движение сопровождалось противным хрустом ломающихся суставов, будто сама плоть мира сопротивлялась ему. Пространство вокруг содрогнулось, зазвенело, как стекло готовое треснуть.

– Не подпускайте его к себе! – Каэль рванул меня назад. Его голос прорвался сквозь гул, словно удар грома.

Но было поздно.

Один из Ломаных коснулся стены. Камень вздрогнул, будто живой, и по нему поползли чёрные жилы трещин. Рука существа вывернулась под немыслимым углом, обретая сходство с лапой насекомого, и щёлкнула в пустоте. Пальцы-стилеты впились в воздух – и там же что-то треснуло. Реальность под ногами поплыла, почва ускользнула, оставив под ступнями зыбкую, ненадёжную пустоту.

Каэль метнул посох. Древко врезалось в пол с силой, от которой воздух загудел. От точки удара разошлась волна – плоская, пронзительная, похожая на беззвучный крик. Она ударила в Ломаных, и те дёрнулись, как куклы с оборванными нитями. Один рухнул, рассыпавшись на части, но второй лишь распластался, его кости выгнулись, и всё же он удержался. А Крян-Мор… он лишь склонил голову, его пустота смотрела прямо сквозь меня, и я почувствовала, как ледяная игла страха вонзается в самое нутро.

В глазах Каэля вспыхнул свет – синий, холодный, как сердцевина арктического льда. Он шагнул вперёд, и каждый его шаг отдавался низким гулом в камне. Копьё в его руке пело, вибрируя, продолжение его воли. Воздух сгустился, насыщенный древней силой. Каэль рванулся вперёд и ударил в спину Крян-Мора с такой мощью, что земля дрогнула. Удар был точен. Сокрушителен. Древко прошло насквозь, и трещина в бинтах разошлась, обнажая не плоть, а чёрную, клубящуюся пыль и смятые, чуждые остовы, будто собранные из разных эпох. Крян-Мор завопил – не голосом, а скрежетом ломающихся костей. Его голова запрокинулась, и пещеру наполнил отвратительный хрустальный гул.

Инара выстрелила снова. Стрела ударила в висок, но цель даже не дрогнула. Её лицо исказила немая ярость, пальцы вновь нащупали тетиву.

Позади закричал Эрон – не от страха, а от дикой, необузданной мощи. Его глаза вспыхнули ядовито-зелёным, он развернулся, ударив топором в одного из Ломаных. Раздался хруст, от которого кровь застыла в жилах. Существо рассыпалось – но не на части, а на сгибающиеся, сочащиеся суставы, которые всё ещё пытались ползти, лишённые формы, но не воли.

Лиян метнул три кинжала подряд с хищной точностью. Один вошёл в шею, второй – в спину, третий – в ногу. Крян-Мор вздрогнул и медленно развернулся, его движения были неестественными, бумажными. Из его руки вырвалась лента бинта, затрепетав в воздухе как щупальце, живое и голодное. Что-то взорвалось внутри него. Тело дёрнулось в спазме, кинжалы вырвались наружу с тошнотворным звуком рвущейся, сшитой плоти…

– Нет!.. – голос Лияна сорвался на крик, его глаза вспыхнули алым. – Ты за это ответишь!

Рука потянулась за новым кинжалом, но Каэль перекрыл его:

– Стой. Это бесполезно. Его так не взять.

– Я знаю, как его остановить. — Или мне только кажется? – Осколок старого зеркала дрожал в ладони, как живая, трепещущая вода, его грани сияли болезненным, потусторонним светом. Единственный шанс. Ошибка – и нас не станет. Мысль резанула, как лезвие, но зубы стиснулись, не позволяя страху подняться выше горла.

Рука поднялась, и сила рун слилась с мощью артефакта, превращаясь в бурю, готовую разорвать грудь изнутри. Голос дрожал, но слова падали твёрдо, как клятва, высеченная в вечности:

– Слушай меня, тень из-за Завесы!

Сломанный – будь расщеплён!

Невидящий – будь затворён!

Что создан – разрушен!

Что вышел – возвращён!

Крян-Мор шагнул вперёд, и мир затрещал. Реальность заходила ходуном, воздух сгустился, давя на лёгкие, выжимая последние капли кислорода. Но сдачи не было. Древние слова сорвались с губ низким, рвущимся криком, эхом отразившись от сырых стен:

– Вен-ка'л мор! Сар ай-дас! Эран тор-нэль! Айра!

Руны вспыхнули, ослепляя, выжигая сетчатку. Свет рванулся от ладони, ударил в Крян-Мора, разрывая тьму на клочья. Бинты заколебались, тело выгнулось, будто небесная твердь сжалась над ним, сминая в ничто. Он не кричал. Он распадался – как отражение в разбитом стекле, всасываясь в трещину мироздания, которую сам же и создал.

Пространство содрогнулось в последний раз и затихло. Пальцы сжали осколок, чувствуя, как жжение рун медленно угасает, оставляя на коже тлеющие узоры. На поверхности стекла проступило тёмное пятно, словно клякса чернил, запертая в ловушке.

Тишина. Глухая, давящая, тяжёлая, как плита на груди. Ноги подкосились, и тело рухнуло на колени, лёгкие судорожно хватая воздух.

Мы сделали это. Но почему в груди так пусто, а сердце колотится, предчувствуя новую беду?

Каэль шагнул ближе, его лицо было пепельным, а в глазах билась тревога, которую уже не скрыть. Инара опустила лук, её пальцы мелко дрожали, а тетива всё ещё гудела, как натянутый нерв. Эрон сжал топор так, что костяшки побелели, его взгляд метался по теням, выискивая движение.

– Оно… ушло? – хрипло выдохнул Лиян, его голос сломлен яростью и истощением. Взгляд упал на осколок.

Тёмное пятно дрогнуло, извилось. И ответа не последовало. Тишина висела над нами, натянутая и хрупкая, словно паутина, готовая порваться от малейшего звука. Первым её разорвал Эрон, его голос дрогнул, выдавая напряжение:

– Все целы? – он обвёл взглядом, будто пересчитывая. – Лиян?

– Цел, – тот ответил глухо, в его тоне сквозила ядовитая обида.

– Инара?

– Пока держусь, – Инара осторожно разжала лук, убирая стрелу, движения её были скованными, будто она не верила, что можно расслабиться. – Пока.

Каэль молчал. Лишь его дыхание – тяжёлое, рваное – нарушало тишину.

– Каэль? – я шагнула к нему, сердце сжалось от тревоги. Он стоял, чуть наклонившись, словно тело отказывалось выпрямиться.

Он медленно повернул голову, в его взгляде мелькнула тень боли:

– Левая рука… не двигается. Словно она чужая.

– Покажи. – Подошла ближе, не спрашивая разрешения. Пальцы сами нашли пряжку на его наплечнике, и расстегнули её с тихим, зловещим щелчком. В груди нарастал холодный, тяжёлый ком – что, если это не просто рана?

Он не возразил, лишь отвел взгляд, будто не в силах был видеть это сам. Я сдёрнула ткань. Кожа на левом плече была мертвенно-бледной, натянутой, почти прозрачной, как пергамент. Под ней проступали жилы, отливающие синевой, а сама рука… была вывернута. Противно, неестественно. Локоть смотрел вверх, пальцы сведены в вечный, напряжённый кулак. В месте соединения с шеей плоть потемнела, будто тронутая гнилью.

Я поднесла ладонь, не касаясь. От кожи исходило слабое, обманчивое тепло, но жизни – не было. Ни пульса, ни трепета. Одна лишь тихая, мёртвая статика.

– Здесь не просто вывих, – прошептала я, едва шевеля губами. – Здесь что-то… другое. Энергия. Или след. Словно он оставил в тебе частичку себя.

Инара шагнула ближе, прищурившись, её взгляд стал острым, как лезвие:

– Он касался тебя?

Каэль молчал, будто перебирал в памяти каждое мгновение схватки:

– Не знаю… Кажется, нет… Но в какой-то момент он… смотрел. Пристально. Словно забирался внутрь, под кожу.

Взгляд скользнул ниже, к торсу. Там, где ткань рубахи прилипла к телу, проступала метка. Не шрам и не ожог. Вдавленное пятно, словно печать, оставленная не на коже, а глубже – в самой плоти. Круг, внутри которого извивался символ, ускользающий от взгляда. Он менял очертания, не давая себя запомнить, как обрывок ночного кошмара.

– Я… не чувствую её, – выдохнул Каэль. Его голос прозвучал глухо, отчуждённо. – Как будто она есть, но не моя. Будто лишь пристёгнута к телу.

– Это метка. Значит, он всё ещё здесь, – холодно бросил Лиян. – Коснулся. Может, и не рукой. Взглядом. Теперь вы связаны.

– Лиян, хватит нагнетать, – Эрон встряхнул плечами, его пальцы привычно сжали рукоять топора.

– Значит, надо это убрать, – Инара потянулась к кинжалу, её пальцы дрожали от слепой, яростной решимости.

Я перехватила её руку. В груди зашевелился ледяной червь страха:

– Не думаю, что он в Каэле… – Голос сорвался. – И тем более мы не знаем… А если разорвёшь метку, не зная как, то не избавишься, а… откроешь её. Вдруг он…

– …вернётся, – закончил Каэль, уставившись в пустоту перед собой.

Воздух сгустился, стал тяжёлым, почти осязаемым. Камень под ногами больше не казался надёжным. Дрожь пробегала не по земле – по нервам, изнутри, как отголосок чего-то чужого. Что-то осталось. Что-то прилипло к реальности, затаившись в складках.

– Руку нужно вправить, – тихо сказала я, с трудом скрывая дрожь в голосе. Взгляд сам потянулся к Эрону, ища поддержки.

– Я займусь, – отозвался он, и в его тоне мелькнула странная, почти хищная искра.

– Нам нужно время. И знания, – продолжила я, чувствуя, как слова цепляются за сухое горло. – Чтобы убрать этот… знак. Что бы это ни было. Это ещё не конец. Каэль усмехнулся – едва заметно, одним уголком рта, без тени радости.

– Конечно, не конец, – произнёс он с горькой, обречённой уверенностью. – Спасибо. – Его глаза на мгновение сверкнули.

Мы вышли. Ущелье дышало нам в спину – тяжело, влажно, как незаживающая рана. Она не гноилась. Пока. Свет менялся – сверху, меж скал, наконец проглянуло небо. Тусклое, вечернее, но настоящее.

Плечи у всех чуть опустились – не от слабости, а от сброшенной на миг тяжести. Даже Каэль шёл, не жалуясь. Его левая рука была туго притянута к груди – живая, но мёртвая. Когда тропа распахнулась, и лес принял нас обратно в свои влажные, пахнущие прелой хвоей и корой объятия, Инара выдохнула первой:

– Клянусь Тремиром, если сейчас не будет огня и горна, я вернусь в ту дыру и разнесу её.

– Горна? – скептически фыркнул Лиян.

Инара не удостоила его ответом. Просто посмотрела на Эрона с таким видом, будто только он мог вернуть миру равновесие.

Тот фыркнул, но плечи его заметно расправились.

– Вы слышали даму. Разбейте лагерь. Я достану котёл.

Огонь трещал, разрывая сгущающиеся сумерки. Тени плясали дикий, неровный танец. Над очагом клубился густой, пряный пар, и мир понемногу становился… терпимым. Эрон стоял над котлом, как алхимик над тиглем. Его руки двигались резко, с выверенной грубостью, будто он сражался с самими ингредиентами.

– Горн Эрона, – провозгласил он, помешивая варево в котле. – Запоминайте рецепт, потому что, если вы когда-нибудь окажетесь по уши в грязи мироздания, как сегодня, вам захочется именно этого. Он бубнил, как заклинание:

– Три корня бесспящей валлы – для ясности. Две ветки красной мирты – чтобы не сдохнуть от усталости. Лепесток мёртвого крушна – чтоб сердце не треснуло от страха. Глоток спирта – чтобы всё это можно было проглотить. И щепотка рёва. Обязательно. Без рёва не то.

– Рёва? – приподняв бровь спросила Инара.

– Трава. Растёт только под деревьями, видевшими бой. Пахнет болью и мятой. Без неё – просто отвар. С ней – напиток выживших. – Он ухмыльнулся, снова принявшись мешать.

– А если нет рёва? – поинтересовалась я.

– Тогда ты просто уставшая дурёха. А с рёвом – уставшая дурёха с шансами.

Мы пили по очереди. Горн ударял в грудь, как пинок – согревая изнутри, проясняя мысли, возвращая телу забытую лёгкость. Даже Каэль дрогнул, смотря на пар, поднимавшийся от его кружки.

Лес вокруг затих. Слишком уж.

И в тот самый миг, когда я уже почти поверила в возможность спокойной ночи… земля вздрогнула.

Щелчок. Хруст веток. Справа.

Мы замерли.

Инара мгновенно встала на колено, пальцы уже потянулись к стреле. Каэль напрягся, его правая рука легла на рукоять ножа. Тёплое спокойствие, разлитое горном, тут же вытеснил знакомый леденящий холод.

– Снова?.. – прошипела Инара, её глаза сузились до щелочек.

Ещё шаг и ветви раздвинулись. Из чащи вышел кабан. Огромный, взъерошенный, с щетиной и торчащей иглами на загривке. Глаза пылали, как угли, морда была в ссадинах и запёкшейся грязи.

Лиян не дал ему сделать и трёх шагов. Его кинжал блеснул в огне костра и вонзился точно меж глаз. Зверь зашатался, издал низкий, предсмертный хрип и рухнул, подняв облако пыли.

– Вот и ужин, – мрачно заметил Эрон, не отрываясь от котла. – А я уж думал, жевать придётся одну вашу тревогу.

Инара медленно выдохнула, разжимая пальцы.

– Пожалуй, добавлю мясо в свою чашу.

– Я запомню этот горн, – хрипло сказала я, чувствуя, как усталость наконец берёт верх над адреналином. – Но кабан – определённо вкуснее.

Лиян вернул кинжалы в ножны, не проронив ни слова. Лишь подмигнул, и впервые за этот вечер уголки его губ дрогнули в подобии улыбки.

Ночь пахла дымом, жареным мясом и чем-то незнакомым, чужим. Но в ней было место и отдыху. Пока Эрон разделывал тушу с точностью мясника, а костёр трещал, отбрасывая тёплые блики, я смотрела на спящего Каэля. Его рука под повязками, тусклая метка на коже… Покой был обманчив. Он ушёл. Но дверь осталась приоткрытой.

Глава 3

Мы выбрались из леса на закате. Деревня лежала внизу, в долине, прижавшись к излучине реки, точно стая тёмных птиц, собравшихся на ночлег. Низкие, приземистые дома под крутыми крышами из дранки поблёскивали в косых лучах уходящего солнца, будто впитывая его последнее тепло. Кровли свисали почти до земли, образуя глухие тенистые карманы; на коньках замерли резные драконьи головы, выцветшие от непогод, но всё ещё не утратившие грозной вытянутости.

Тонкие струйки дыма тянулись из каменных труб, растворяясь в медном мареве. Воздух был густ и обманчиво сладок: пахло дымом, свежим хлебом, копчёной рыбой и влажной, оттаявшей землёй. Обещание уюта, тёплого очага и простой человеческой жизни – всего того, чего так не хватало после долгих недель скитаний.

Мы оставили таррэнов пастись на лугу у опушки, а сами двинулись вниз по мощённой щебнем дороге. Камень хрустел и скрежетал под сапогами, и каждый звук отдавался в натянутой тишине. Каэль шёл впереди, чуть в стороне. Его левая рука, туго перетянутая бинтами, была прижата к груди – мёртвый, забытый груз. Он не издавал ни звука, но в его сдержанной походке читалась стальная, почти звериная решимость. Даже измождённый, он смотрел так, будто видел на шаг дальше и знал то, о чём остальные лишь смутно догадывались.

Тишина в деревне не наступила – она изменилась, загустела. Приглушённый гомон и стук топоров затихали по мере нашего продвижения. На спину лёг тяжёлый, недобрый взгляд. Женщина с плетёной корзиной ягод инстинктивно прижала её к себе, словно опасаясь грабежа. Двое мальчишек у колодца замерли, сжав в пальцах верёвку. Шёпот, резкий вздох, притворно-равнодушный поворот головы, торопливое исчезновение за низкими дверными косяками. Это не был открытый страх – скорее, густая, липкая настороженность, будто мы были не людьми, а предвестником чумы.

Краем глаза я заметила, как Лиян замедлил шаг – его внимание приковали тёмные глазницы окон, в глубине которых угадывалось движение. Инара бросила короткий взгляд через плечо, и её пальцы на миг сомкнулись на рукояти кинжала у пояса. Эрон лишь сдвинул густые брови, но промолчал.

В центре, на вытоптанной каменной площади, путь преградил мужчина. Высокий, с плечами, словно обтёсанными топором и лицо в глубоких морщинах, будто треснувшее старое дерево. Серебристые волосы стянуты в тугой узел, а глаза цвета потускневшей стали были пусты и холодны. Без удивления. Без приветствия.

Мы остановились.

– Ар-Кеат… – его голос прозвучал глухо. – Зачем вы пришли?

– Мы всего лишь ищем крова и пищи, – голос Каэля был спокоен, но я уловила в нём ту же ледяную струю, что сковала моё собственное горло. Его это задело. Задело глубже, чем он покажет.

– Вы опоздали.

– Опоздали?.. Мы не знали, что были званы.

– Были, – его голос не дрогнул, но каждое слово падало с весом камня. – Когда пала деревня Гарелли, мы отправили за вами. Дважды. Мы взывали к вам, словно к Богам. Но не было ни ответа, ни шага, ни тени. Только мертвые люди.