AR-KEAT и дочь Белого Корня. Книга первая цикла «Северный Предел»

– Встанем здесь, – сказал Талгар, и в его привычной сдержанности я уловила ноту настороженности. Он свернул к реке, где вода текла медленно, тягуче, и казалась неестественно чёрной, бездонной.

Распрягли лошадей. Талгар занялся костром – он работал спокойно и уверенно, будто делал это тысячи раз. Треск сучьев и ровное дыхание коней немного успокаивали, но напряжение в воздухе не исчезало, а лишь сгущалось. Казалось, сам лес притаился и наблюдает.

Я подошла к воде, наклонилась, чтобы зачерпнуть пригоршню, и застыла. Отражение вело себя не так. Волны шли не от моей руки, а из глубины, медленно и вязко, будто вода превращалась в чёрную смолу. Подняла голову, огляделась – вокруг царила тишина, лишь костёр трещал за спиной, отбрасывая на воду беспокойные блики.

Но в реке… я была не одна. Рядом с моим силуэтом проступило другое лицо. Не лицо – искажённая пародия на меня. На месте глаз зияла пустота, губы были стёрты в тонкую черту, а волосы стекали вниз чёрными, липкими прядями, словно пытаясь дотянуться до меня сквозь поверхность.

Я остолбенела. Отражение подняло руку на мгновение раньше, чем я смогла пошевелиться, будто именно оно диктовало мои движения. Вода забурлила. В глубине зашевелились другие тени – вытянутые, безликие, затонувшие в бездне. Они не двигались, но я чувствовала их взгляд – пронзительный, леденящий.

«Лирель…» – прозвучало у меня в голове моим же голосом, но беззвучно.

Я отпрянула так резко, что поскользнулась на мокрых камнях и упала. Ледяные брызги хлестнули в лицо, видение исчезло. Передо мной была лишь река – чёрная, бездонная, как сама Глубь. Сердце колотилось, рвалось из груди. Оно знает. Оно знает, что я иду.

– Лирель! – Голос Талгара вернул меня к действительности. Он подбежал с факелом в руке; пламя яростно рвалось в темноту. – Что случилось?

Я с трудом поднялась.

– Она… смотрела на меня. Та… другая я. – Голос срывался, меня била мелкая дрожь.

Талгар нахмурился, поднёс факел к воде. Огонь осветил лишь пустую, тёмную гладь.

– Не подходи к воде одна, – сказал он твёрдо, без колебаний. – Иди к огню.

Он не стал ждать, развернулся и зашагал прочь, к нашему лагерю. Я бросила последний взгляд на чёрную гладь, всё ещё чувствуя на себе бездушный взгляд своего отражения, и дрожа поплелась за ним. Тепло костра встретило меня сначала как слабый намёк, а затем обняло горячим, живительным воздухом. Я опустилась на колени прямо на землю, протянув к пламени окоченевшие руки.

Обняла себя, пытаясь согреться. Сидя у костра, смотрела на пламя и думала о нелепости своего положения. Дочь Дома Белого Корня, воспитанная среди шёлков и древних книг. Та, что училась языкам и этикету. Теперь – грязная, испуганная, затерянная в краю, где самые страшные сказки оказываются былью.

Я провела руками по лицу – кожа бледная, тонкая, нос прямой, губы такие узкие, что иногда казались невидимыми. В каштановых волосах запутались хвоинки. Дорогая замшевая куртка была в грязи и потёртостях, а мягкие шерстяные штаны-гетры и тонкая рубаха пропитались запахом дыма и влажной земли. Сапоги из тончайшей кожи теперь насквозь промокли и покрылись налётом от дорожной пыли.

– Ты выглядишь так, будто увидела мертвецов, – прокомментировал Талгар, садясь напротив.

– Почти, – ответила я.

Я хотела что-то добавить, но в этот миг из непроглядной темноты леса донёсся хруст. Чёткий, сухой, как щелчок кости под ногой. Затем – ещё один. Талгар резко вскинул голову и мгновенно замер. Вся его старая, подсушенная фигура напряглась, словно пружина, сжатая за долю секунды. Из уставшего проводника он вмиг превратился в сторожевого ястреба – неподвижного, но видящего всё. Шаги приближались – медленные, размеренные, целенаправленные. Звук шёл словно из тоннеля, хотя вокруг нас была сплошная стена деревьев.

Костёр затрещал тревожнее, и пламя внезапно опало, будто кто-то высасывал из него жизнь.

– Это оно? – выдохнул Талгар.

– Нет, – тихо ответила я. – Оно само не ходит. Оно смотрит. И ждёт, – мелькнуло у меня в голове, и я почувствовала, будто то самое отражение из реки сейчас стоит у меня за спиной.

Лес расступился, и в свете костра возникло Оно. Сухое, жилистое тело в блестящей натянутой коже, под которой пульсировали тусклые, больные огни. Непропорционально длинные лапы заканчивались изогнутыми крючьями острыми, как бритва. Вместо морды – костяной клюв, а под ним тонкая щель рта, из которой доносился звук, похожий на скрежет стали по стеклу.

– Что это?.. – старик едва шевелил губами.

– Хищник. Клесс, – выдохнула я, сжимая ладонь на рукояти ножа. – Его сюда вытолкнуло. Такие, как он приходят туда, где Чрево уже коснулось земли.

Я никогда не встречала их, но читала описания в летописях Искательниц. На картинках они выглядели иначе, чем наяву.

Чудовище подняло голову, устремив на меня слепые глазницы. Оно моргнуло, и в глубине впадин вспыхнул жёлтый свет – иллюзия, обман зрения. Я знала: Клесс не видит. Он слышит. Чувствует. Ощущает страх, как запах крови. Огонь костра дрогнул, будто задыхался под его незрячим взглядом. Я сделала шаг назад, и холодная игла пробралась под кожу.

Талгар рванул к мешку.

– Замри! – крикнула я, и голос предательски сорвался. – Если дальше побежишь, оно почует движение и догонит.

Существо двинулось вперёд. Его свист стал выше, тоньше – словно натягивалась струна, готовая лопнуть. Я метнулась к своей сумке, пальцы дрожали так, что я едва развязала тесёмки. Нащупала кожаный мешочек с рунами Белого Корня – маленькими пластинками, вырезанными из корней того самого дерева, что дало имя нашему Дому.

Высыпала руны на землю. Они разлетелись веером и начали двигаться сами, повинуясь невидимой силе. Щёлк. Щёлк. Символы складывались в древний знак. Талгар смотрел на это, сжимая свой нож, и в его глазах читалось одно чистое недоумение.

– Что ты делаешь?!

– Читаю, – коротко бросила я, вставая на колени. Руны продолжали свой танец. Последний щелчок – и центральная пластинка заняла своё место.

Символ был ясен: жилы.

Удар в них остановит Клесса.

– Нужно целиться в его жилы! – крикнула я.

Старик посмотрел на меня, как на безумную, ещё крепче сжав рукоять ножа.

– Ты в своём уме? Оно в три раза больше нас! Нам его не одолеть! Нужно уходить!

Но я знала – бежать бесполезно. Клесс повернул голову на звук его голоса и рванул. Я схватила из костра обугленный прут и, когда существо пронеслось мимо, со всей силы вонзила его в пульсирующую светящуюся жилу на боку. Но кожа оказалась прочнее, чем думалось. Древесина с противным хрустом вошла лишь наполовину. Клесс взвыл и изогнулся, пытаясь достать до меня клювом, а затем рванул в сторону, сбивая меня с ног.

Я ударилась о землю, и мир уплыл в туманную дымку. Сквозь нарастающий звон в ушах услышала хриплый крик Талгара. Едва подняв голову, увидела, что торчащий из бока Клесса прут тлеет, разъедая края раны. Существо, обезумев от боли, развернулось, нацеливаясь на меня. И в этот момент старик, отбросив весь свой страх, сделал то, на что я уже не была способна – он метнулся вперёд и изо всех сил всадил свой нож по рукоять в другой бок, и попал прямо в жилу.

Раздался не визг, а короткий, сухой хлопок – будто лопнул натянутый пузырь и свет в жиле погас. Тело Клесса дёрнулось в чудовищном спазме, замерло на секунду в воздухе и рухнуло наземь, тяжело и нелепо, как брошенная тряпичная кукла.

Мы долго стояли, вживаясь в наступившую тишину. Опустившись на колени, я начала собирать руны обратно в мешочек. Они снова были холодны и безжизненны, будто их сила иссякла.

– Что это было? – хрипло спросил Талгар. – Эти… палочки?

– Руны Белого Корня, – ответила я, чувствуя, как предательски дрожат мои руки. – Их вырезали из корней древнего дерева. Оно погибло тысячи лет назад, но его корни всё ещё связаны с памятью земли. Руны не врут и не утешают – они показывают правду. Но только тому, кто умеет её читать.

Талгар посмотрел на то, что осталось от Клесса, и покачал головой.

– А если бы они сказали, что победить нельзя?

– Тогда они бы показали, как выжить, – тихо ответила я, хотя и сама почувствовала холод от его вопроса.

Они никогда не подводят, – подумала я, затягивая шнурок мешочка.

Ночь прошла на удивление спокойно. После того как тело Клесса растаяло в холодной траве, оставив лишь едкий, горький запах, мы с Талгаром больше не подкидывали дров и почти не разговаривали. Тишина леса была не пустой – в ней чувствовалась настороженность, будто сама земля затаилась и ждала, сделаем ли мы следующий шаг. Я спала урывками, прислушиваясь к каждому шороху, и только рассвет принёс слабое облегчение.

Утром, когда туман ещё стелился по земле лохмотьями, мы отправились дальше. Лошади шли бодро, их копыта глухо стучали по промёрзшей, жёсткой дороге. Лес медленно редел, открывая вид на поросшие вереском холмы и чернеющие вдали скалы, чьи вершины терялись в низких свинцовых облаках. Я смотрела на этот суровый Север и вдруг спросила:

– Кто они, Ар-Кеат?

Талгар молчал так долго, что я уже подумала – не услышал. Но он лишь медленно выдохнул белую струю пара, словно решал, с чего начать.

– Они – древний северный род. Стражи. Жили здесь задолго до того, как первые из наших предков пришли на эти земли. Не маги и не боги, но и не совсем люди. Сильнее нас: выносливее, быстрее, острее чувствуют. Залечивают раны, которые убили бы любого из нас, и знают, как выжить там, где обычный человек не продержится и дня.

– Они похожи на нас? – я не отводила взгляда от его лица, выискивая малейшую тень неискренности.

– Внешне – да, – кивнул Талгар. – Но ты сразу поймёшь, что они другие. Кожа у них холодная, как речной камень на рассвете, и плотная, будто высечена из гранита. Глаза… особенные. Будто в них светится уголёк или отражается лёд. И почти у всех – татуировки или метки на теле. Каждая что-то значит. Это их летопись – история их силы и то, через что они прошли.

– Ты хочешь сказать, что они живут вечно?

– Не вечно, но дольше нас в разы, – он чуть приподнял плечо, словно ему и самому было трудно в это поверить. – Сотни лет. А иные, говорят, и тысячи. Не бессмертные, но с возрастом становятся только сильнее и мудрее. Они видели такое, что нам и не снилось.

– Ты встречал их раньше? – слова сорвались с губ сами, прежде чем я успела обдумать их.

Он кивнул, и в его взгляде мелькнула тень прошлого.

– Было время, я потерял всех, кого любил. Скитался, не понимая, зачем живу. И однажды забрёл в самую глубь Севера. Нашёл их… Или они нашли меня. Не знаю. Они не говорили со мной, пока я не научился молчать и слушать. И тогда один из них подошёл и сказал: «Люди слышат только то, что не хотят забыть. Всё остальное – исчезает.»

Я хотела спросить больше, но Талгар поднял руку, призывая к тишине. Его взгляд устремился вперёд, к скалам, где туман сгущался, принимая странные, почти живые формы.

– Норваэль, – произнес Талгар, и его голос прозвучал так глухо, будто само ущелье отозвалось на это имя.

Мы въехали в ущелье, и мир сжался до узкой щели между двумя древними стенами скал. Оно возникло внезапно, словно земля раскололась здесь в незапамятные времена и так и осталась разбитой. Отвесные каменные громады нависали над тропой, безжалостно сжимая её в тиски. Воздух стал тяжёлым, влажным и отдавал холодным железом, а древнее дыхание камня – пылью веков и влажным мхом – пропитало всё вокруг. Гулкое эхо, вторившее каждому шагу наших лошадей, было похоже на недовольные вздохи самой теснины, возмущённой нашим вторжением.

Я невольно вжала голову в плечи под давлением этой немой каменной ярости. Казалось, эти великаны, покрытые шрамами-трещинами и клочьями лишайника, лишь на мгновение замерли, чтобы в следующий раз обрушиться. Взгляд выхватил движение на одном из уступов – тень метнулась в сторону, заставив сердце болезненно сжаться. Но это был лишь обман света и камня, причудливый выступ породы.

Ветер скользил меж скал, холодными пальцами касаясь шеи, будто шепча забытые слова. На миг мне явственно послышался голос матери: «Не смотри вглубь камней. Они видят». И я резко тряхнула головой, отгоняя наваждение.

– Держись ближе, – тихо бросил Талгар.

Зачем я здесь? – пронеслось в голове, но ответ был горьким и давно знакомым.

Внезапно ущелье раскрылось. Скалы расступились, открыв небольшую площадку, со всех сторон окружённую обрывами и чёрными еловыми зарослями. Впереди, в дымке наступающих сумерек, застыли несколько силуэтов – высоких, недвижимых, будто высеченных из самого гранита.

– Ар-Кеат, – прошептал Талгар, будто боясь нарушить здешнюю тишину, пропитанную древней, незнакомой силой.

Я сжала поводья так, что кожаные перчатки затрещали. Мы продвигались вперёд всё медленнее, а сердце колотилось всё громче, отдаваясь в висках. Здесь даже воздух был другим – вязким, обжигающе ледяным.

Когда мы остановились у края площадки, один из силуэтов шевельнулся. Это был мужчина, выше Талгара на две головы, с железной осанкой воина и тёмными волосами, собранными в короткий практичный хвост. Его карие глаза, в которых отражались языки пламени далёкого костра, смотрели на меня холодностью льда. Когда мы приблизились, я разглядела сложные татуировки, опоясывающие его руки и шею – это были не просто узоры, а ряды ритуальных отметин, и каждая, казалось, хранила свою историю.

Он сделал шаг вперёд, и весь лагерь замер, повинуясь незримому приказу. Талгар обернулся ко мне, его лицо было серьёзным:

– Это Каэль. Здесь его слово – закон. Он видит куда больше, чем говорит.

Я лишь кивнула, стараясь скрыть подступающий страх, но внутри всё сжалось в тугой комок. Каэль лишь резко вскинул подбородок, указывая на свободное место у костра.

– Sarn. (Сарн) – Садитесь.

Я вопросительно посмотрела на Талгара.

– Он сказал, чтобы мы садились, – коротко пояснил старик и повёл свою лошадь в указанном направлении.

Я последовала за ним, отчётливо чувствуя, как взгляды Ар-Кеат буквально прожигают мне спину, словно ледяной ветер Норваэля.

Слева от костра, чуть в стороне, тренировалась высокая худая женщина с коротко остриженными тёмными волосами. Она оттачивала движения с длинным луком, и стрела за стрелой с глухим звуком вонзались в деревянный столб. Её движения были выверенными и смертельно грациозными, как у хищной птицы, выслеживающей добычу. Когда я проходила мимо, она медленно обернулась и задержала на мне свой взгляд. Её серо-синие глаза были точной копией замёрзшего озера – красивые, но бездонные и холодные.

– Vi solk et? (Ви сольк эт?) – Ты знаешь, куда идёшь?

Её голос был тихим, но резким, как свист рассекаемого воздуха. Я замерла, не понимая ни слова.

Талгар бросил на меня короткий оценивающий взгляд:

– Инара. Следопыт. Она редко тратит слова попусту.

Я кивнула в знак приветствия, но Инара уже отвернулась, вновь натягивая тетиву. Казалось, я была не более чем тенью, мелькнувшей на её пути.

Внезапно костёр треснул громче обычного. Я вздрогнула, но сразу поняла – это не огонь, а чьи-то намеренно тяжёлые шаги. Из тени выступил вперёд мужчина с массивным телосложением и тяжёлым, испытующим взглядом. Его потёртая кожаная безрукавка, сплошь покрытая зарубками, почти сливалась со множеством шрамов на мощных руках. Лицо – суровое, с острым подбородком и короткой щетинистой бородой, будто вырубленное топором из цельного куска гранита. Он остановился прямо напротив меня и уставился, не моргая, будто видел насквозь. Его зелёные глаза наверняка заметили мою дрожь, и учащённый пульс.

– Kher et? Miren saan draar. (Кхер эт? Мирен саан драар.) – Кто она? Она пахнет страхом.

Я перевела взгляд на Талгара, чувствуя, как ладони становятся влажными внутри перчаток.

– Спрашивает, кто ты… Говорит, от тебя страхом пахнет, – без эмоций перевёл старик. – Не бойся. Это Эрон, – спокойно сказал Талгар. – Он всегда говорит то, что думает.

Эрон лишь едва заметно кивнул, оценив меня последним взглядом, и прошёл мимо, устроившись у костра. Там он принялся делать рукоять своего топора, и звук дерева слился с треском огня. Стало ясно – этот человек с одинаковой лёгкостью мог починить свой инструмент или сломать любого из нас, даже не дрогнув.

Последним из тени вышел мужчина, почти не вооружённый. На нём был тёмный плащ, плотно облегающий плечи и скрывающий фигуру. Мне пришлось запрокинуть голову, чтобы встретиться с его взглядом – он был на голову выше меня.

Его шаги были мягкими, текучими, как у тени, скользящей по земле. Он остановился так близко, что я почувствовала тепло его дыхания. Лёгкая улыбка скользнула по его губам, и он медленно провёл взглядом от моих глаз к волосам, будто изучал меня, как древний свиток. Его собственные волосы, чёрные как смоль, были собраны в небрежный узел, от которого по вискам и на лоб спадали несколько прядей, обрамляя смуглое лицо с высокими скулами. Глубокий, узкий разрез его глаз, в которых играли отсветы пламени, лишь усиливал это впечатление.

– Et vel miren. Miren tahr. (Эт вел мирен. Мирен таар.) – Она красивая. Её душа говорит правду.

Я удивлённо вскинула бровь, ожидая перевода от Талгара, но старик лишь хрипло хмыкнул:

– Лиян. Не пытайся понять его с первого раза. Он любит путать.

Мы устроились у костра, но напряжение не спадало. Каэль так и остался стоять в полумраке, недвижимый, подобно глыбе, высеченной из самой ночи. Свет от пламени скользил по контурам его фигуры, выхватывая из тьмы резкие скулы и твёрдые, напряжённые мышцы шеи.

– Tahr na kaar. Na seal. (Тахр на каар. На сеал.) – Мы знаем, что правила были нарушены. Жертвы не было, – слова Каэля прозвучали приговором, тяжёлым и окончательным.

Я не понимала смысла, но ледяная интонация не сулила ничего хорошего.

– Har Lirèl. Tahr et Dar Norveth. Kaar tor et? (Хар Лирель. Тахр вел Дар Норвэт. Каар тор эт?) – Мы знаем, кто она. Это Лирель из Дома Белого Корня. Зачем ты привёл её сюда? – продолжил он, и его взгляд, острый, как лезвие, впился в Талгара.

– Na sel miren. Et kaar draar. (На сел мирен. Эт каар дар.) – Нам не нужна её помощь. Они всё это заварили, – Эрон шумно выдохнул и поднялся. Его широкая тень качнулась, заслонив на мгновение огонь.

Он шагнул вперёд, держа топор в опущенной руке так естественно, будто тот был продолжением его тела. Голос его был тих, но в нём звенела сталь. Пламя дёрнулось, и глубокие тени на его лице сдвинулись, превращая лицо в маску живой угрозы.

Даже не понимая слов, было понятно: моё присутствие здесь – как заноза.

Талгар медленно поднялся во весь рост.

– Vel ha’rak, et draar. Miren solk kaar et. Na miren – na seal. (Вел ха’рак, эт драар. Мирен сольк каар эт. На мирен – на сеаль.) – Вы не справитесь. Она знает, как запечатать эту тварь. Без неё – не выйдет, – возразил Талгар, глядя на Каэля.

Инара коротко и резко рассмеялась. В этом звуке не было веселья – лишь одна сплошная насмешка, сама по себе, говорящая яснее любых слов: смешно, нелепо, жалко. Она повернулась, опуская лук, и её холодный взгляд упёрся в меня. В нём плясала не радость, а жёсткая, точная насмешка охотницы, видящей слабость добычи.

– Vel vi solk? Et sel thin.. (Вел ви сольк? Эт сел тхин.) – Помочь нам? Она же тощая.

Она склонила голову набок, точно ястреб, разглядывающий дрожащего воробья. Уголок её губ чуть дрогнул.

– Na.Et miren vaar kelth. Miren kaar seal. Et miren vaar klesaan. (На. Эт мирен ваар кельтх. Мирен каар сеаль. Эт мирен ваар клесаан.) – Нет. Она многое знает. Я уверен, она поможет. Её знания – ключ к тому, чтобы загнать зло обратно, – твёрдо парировал Талгар, поднося руку к сердцу. Он смотрел только на Каэля, зная, где здесь настоящая власть.

Каэль лишь хмыкнул, его лицо оставалось каменным. Он отошёл к старой ели, на мгновение положил ладонь на шершавый ствол и что-то прошептал, словно советуясь с деревом. Затем развернулся ко мне. Его взгляд был тяжек, как приговор. В его руке внезапно оказалось чёрное копьё с зазубренным, матовым наконечником – оно возникло так стремительно, что глаз не успел уследить за движением. Это не было волшебством – просто движение его было столь быстрым и неуловимым, что оружие будто само материализовалось у него в руке. Каэль опёрся на древко, подчёркивая вес своих следующих слов.

– Serai vi. Et khal en. Miren saan kelth. (Серай ви. Эт кхал эн. Мирен саан келтх.) – Хорошо. Она пойдёт с нами. Надеюсь ей хватит храбрости.

Талгар едва заметно кивнул, и в этом движении читалась не радость, а глубокая усталость. Мои глаза метались по лицам стражей, безуспешно пытаясь понять, что меня ждёт. Взгляд умоляюще остановился на старике.

– Теперь ты пойдёшь с ними, – тихо сказал он.

Лиян ухмыльнулся, будто понимал, о чём говорит Талгар.

– А ты? – голос мой дрогнул, выдав страх. – Я не понимаю их! Как мы пойдём вместе?

– Ты будешь одна. Я не страж, как они. Не учёный наблюдатель, как ты. Я всего лишь старик, умеющий держать серп. Моё место – в Гленмире.

Я кивнула. Не от согласия, а от бессилия. Каэль отвернулся, его фигура мгновенно растворилась в тени, видимо разговор и правда был окончен.

Талгар сделал шаг ко мне и наклонился так, что слова прозвучали лишь для меня одной:

– Слушай внимательно. Ты научишься. Поймёшь. И запомни главное: они не прощают слабости.

Он не сказал «ошибок» – и от этой точности стало ещё холоднее.

Мои губы сжались в тонкую нить. Лиян всё так же наблюдал за мной. Его тёмные, прищуренные глаза будто читали то, что я сама старалась забыть.

Эрон, не отрываясь, водил точильным камнем по лезвию топора. Огонь костра отражался в стали – кусочек живого пламени в его руках. И мне вдруг показалось, что он видит меня, не поворачивая головы. Просто… чувствует.

– Solk ven draar. Na selth. (Сольк вен драар.) – Уйдём на рассвете. – Сказала Инара, опустив лук.

Я уставилась в огонь. Он не осуждал и не жалел. Талгар сунул мне в руку сухарь и полоску вяленого мяса. Я взяла и лишь тогда заметила, как дрожат пальцы. Жёсткая пища царапала горло, а внутри всё сжималось от холода и одного-единственного вопроса: справлюсь ли?

Глава 2

Меня разбудил пронизывающий холод, заставивший ёжиться каждым мускулом. Костёр догорал, оставив после себя лишь горсть багровых углей, отдающих остатки тепла неровными, прерывистыми волнами. Воздух был густым и влажным, пропахший дымом, хвоей и… чем-то съестным, от чего в животе неприятно засосало.

Приподнявшись и отряхнув сбившийся плащ, окинула лагерь взглядом. У потухающего огня сидел Эрон. Неожиданно – он готовил. Над треногой висел котёл, из которого поднимался густой пар, пахнущий копчёным мясом, кореньями и горьковатыми травами. Неспешно помешивая варево, он подбросил щепоть чего-то тёмного, и похлёбка тут же ответила сердитым, живым бульканьем.

Я невольно втянула носом манящий аромат, и желудок предательски заурчал.

Талгара нигде не было видно. Он ушёл до рассвета, как и говорил. Лиян сидел под навесом из еловых лап и с видимой ленью точил кинжалы. Но в его расслабленных движениях сквозила смертельная точность. Рядом с ним на кожаном плаще лежали с десяток отточенных кинжалов, поблёскивавших в косых лучах утреннего солнца. Он поднял один из них, повертел на свету и тихо произнёс:

– Sae’nol (Саэ’нол) – Шёпот ночи.

Я замерла, пытаясь понять, с кем или с чем он говорит.

– Ser mor tal Sae’nol… Nira kel et thal. — (Сэр мор таль Саэ’нол… Нира кель эт таль.) – Я зову их Шёпотом ночи… Потому что ты даже не поймёшь, что уже мёртв.

Он резко поднял на меня взгляд. Всего на долю секунды его глаза вспыхнули алым – и тут же потухли, став обычными. Лиян усмехнулся уголком рта и снова принялся за своё занятие.

Я вздрогнула от внезапных шагов позади. Инара подошла бесшумно, подобрала с земли какой-то металлический инструмент из разложенных вещей Лияна, покрутила в пальцах и убрала за широкий пояс. Затем поправила высокий сапог и бросила:

– Mir lun draar. Et sai nerel. – (Мир лун драар. Эт сай нэрэль.) – Ты её напугал. Она чуть не сбежала. Она хрипло рассмеялась и направилась к котлу. Нагло зачерпнув ложкой прямо из кипящего варева, Инара глотнула, обожглась и тут же выплюнула.

– Vel sai kel? Ser mir et doraan! – (Вэл сай кэль? Сэр мир эт дораан!) – Что ты делаешь? Видишь же – оно ещё не готово! – возмущённо крикнул Эрон, делая шаг в её сторону.