Достопочтенное общество искателей основания. Краткая история двухтысячелетнего недоразумения

Ирония средневековой философии в том, что, пытаясь укрепить веру разумом, она продемонстрировала неспособность разума обосновать что-либо окончательно. Каждое доказательство требовало принятия недоказанных предпосылок. Каждый аргумент упирался в «это очевидно» или «так говорит Аристотель» или, в крайнем случае, «так угодно Богу».

Схоласты построили величественные соборы мысли – сложные, красивые, поражающие воображение. Единственная проблема: фундамент оказался не более прочным, чем у их античных предшественников. Просто теперь на зыбком основании стояла гораздо более тяжёлая конструкция.

Барон Мюнхгаузен мог бы гордиться средневековыми философами. Они не просто пытались вытащить себя за волосы – они построили сложнейшую систему блоков и рычагов, чтобы сделать это более эффективно. Что механизм принципиально не мог работать? Детали, господа, детали.

Наследие средневековья – это тысячи томов, где блестящие умы с поразительной изобретательностью избегают простого признания: основания нет, и апелляция к Богу это не решает, а просто переносит проблему на один уровень вверх. Если Бог – основание всего, то что является основанием Бога? Себя самого? Поздравляем, мы вернулись к логическому кругу, только теперь он освящён и окаждён.

Впрочем, не будем слишком строги к средневековым мыслителям. В конце концов, они делали что могли с тем, что имели. А имели они Аристотеля, Библию и непоколебимую веру в то, что правильное сочетание этих ингредиентов даст философский камень основания. Что эксперимент провалился? Ну что ж, негативный результат – тоже результат.

К концу средневековья стало ясно: нужен новый подход. Может быть, вместо того чтобы искать основание наверху, в божественной сфере, стоит поискать внизу, в человеческом разуме? Эта блестящая идея ляжет в основу философии Нового времени.

Спойлер: там тоже ничего не найдут. Но искать будут с удвоенным энтузиазмом.

Глава III. Новое время: Эпоха героического самообмана

В которой европейские джентльмены с похвальным упорством демонстрируют, что образование и здравый смысл – понятия взаимоисключающие

Если античность можно простить за юношеский энтузиазм, а средневековье – за религиозное рвение, то Новое время не имеет оправданий. Эпоха разума, научная революция, триумф математики… И что же делают философы? Правильно – ищут основание с удвоенной энергией. Как если бы изобретение телескопа заставило астрономов искать край плоской Земли с помощью более совершенных инструментов.

Особенно трогательно, что это происходило параллельно с настоящими научными открытиями. Пока Ньютон формулировал законы механики (не утруждая себя вопросом об их метафизическом основании), философы героически пытались обосновать возможность познания вообще. Результат предсказуем: физика построила паровой двигатель, философия – очередной воздушный замок.

Но какие замки! Архитектурные шедевры чистого разума, барочные соборы дедукции, готические шпили трансцендентального! Жаль только, что все они, подобно творениям известного Барона, висят в воздухе, поддерживаемые исключительно силой убеждения своих создателей.

§1. Декарт: «Я мыслю, следовательно, я запутался»

Методическое сомнение, или Как потерять мир и не найти себя

Рене Декарт – армейский офицер, ставший философом (что объясняет его тягу к порядку и дисциплине в мышлении) – решил начать с чистого листа. Похвальное намерение! Усомнимся во всём, говорит он, и посмотрим, что останется. Методическое сомнение – прекрасная идея, если не считать одной детали: сомневаться во всём, используя разум, это как пилить сук, на котором сидишь, предварительно усомнившись в существовании дерева.

«Но постойте,» – восклицает Декарт, – «я не могу сомневаться в том, что я сомневаюсь!» Cogito ergo sum – я мыслю, следовательно, существую. Браво! Нашли основание! Правда, возникает скромный вопрос: откуда уверенность, что из мышления следует существование? «Это самоочевидно,» – отвечает философ. Ах, самоочевидно… Тот самый критерий, который мы только что отвергли вместе со всем остальным.

Представьте себе человека, который решил проверить надёжность лестницы, последовательно отпиливая ступеньки снизу вверх. Добравшись до последней, он торжественно объявляет: «Вот она, единственная надёжная ступенька!» То, что она висит в воздухе, его почему-то не смущает.

Врождённые идеи: Философский преформизм

Обнаружив себя (поздравляем!), Декарт сталкивается с проблемой: как от «я мыслю» перейти к внешнему миру? Решение элегантно в своей произвольности: врождённые идеи! Бог, благой и не-обманщик, вложил в нас правильные представления о мире. Почему Бог не-обманщик? Потому что идея Бога включает совершенство, а обман – несовершенство. Почему этой идее можно доверять? Потому что она врождённая. Почему врождённым идеям можно доверять? Потому что их вложил Бог…

Даже Арно, современник и в целом симпатизирующий критик, деликатно заметил, что это рассуждение несколько… как бы это сказать… круговато. Декарт ответил тремястами страницами разъяснений, которые, если их внимательно читать, сводятся к «нет, вы не поняли, это не круг, это… спираль». Восходящая, разумеется.

Дуализм: Когда одной проблемы недостаточно

Но истинный шедевр картезианской мысли – это дуализм субстанций. Есть res cogitans (вещь мыслящая) и res extensa (вещь протяжённая). Они абсолютно различны, не имеют ничего общего, но каким-то образом взаимодействуют. Как?

«Через шишковидную железу!» – объявляет Декарт с видом фокусника, достающего кролика из цилиндра. Почему именно шишковидная железа? Потому что она одна не парная в мозгу. Логика безупречна: для связи двух субстанций нужно что-то единичное. То, что проблема взаимодействия просто переносится внутрь железы, философа не беспокоит. В конце концов, это же железа! Маленькая. Там всё проще.

Принцесса Елизавета Богемская, с которой Декарт состоял в переписке, задала невинный вопрос: «Как непротяжённое может двигать протяжённое?» Декарт написал ей несколько писем, в которых с галантностью французского джентльмена и изобретательностью философа объяснял, что женскому уму трудно постичь такие материи. Принцесса, обладавшая не только титулом, но и умом, вежливо прекратила переписку. Первая жертва картезианского дуализма.

Картезианский круг: Геометрия абсурда

Современники Декарта быстро обнаружили главную проблему его системы, получившую название «картезианский круг». Чтобы доказать надёжность ясных и отчётливых идей, Декарт апеллирует к Богу. Чтобы доказать существование Бога, использует ясные и отчётливые идеи. Это как барон Мюнхгаузен, который… впрочем, вы поняли аналогию.

Декарт отвечал на это возражение с завидным упорством до конца жизни. Его ответы можно резюмировать так: «Это не круг, потому что… потому что это не круг». Иногда он добавлял, что cogito не нуждается в божественной гарантии, оно самодостоверно. Но тогда почему другие ясные идеи нуждаются? «Потому что cogito особенное». Чем особенное? «Тем, что не нуждается в обосновании». Диалог слепого с глухим о цвете музыки.

§2. Спиноза: Геометрия заблуждений

Этика в теоремах: Когда форма важнее содержания

Барух (или Бенедикт, в зависимости от вашего отношения к латинизации) Спиноза – шлифовщик линз, что символично для философа, пытавшегося придать кристальную ясность мутным водам метафизики. Его решение проблемы основания блестяще в своей наивности: если изложить философию в форме геометрических теорем, она автоматически станет такой же достоверной, как геометрия!