17 секунд

Сержант Токарев погиб героем, и этой информации его матери хватит. Некоторых вещей лучше не знать. Денис убедился в этом окончательно, когда сам начал жить с подобным знанием. Его не высверлишь из головы, не накроешь тряпкой, чтобы не видеть во сне, никуда от него не сбежишь, сколько таблеток ни пей…

Во двор впорхнула девчонка с рюкзачком и в наушниках. Пританцовывая, она набрала код и скрылась в подъезде, махнув длинными смоляными волосами. Денис не успел разглядеть её лица – она прошла не слишком близко и к нему не обернулась, он видел лишь её профиль, но у него возникло смутное дежавю. Знакомая? Может, дочь кого-то из бывших сослуживцев? Да нет, девчонке лет семнадцать на вид – слишком много для дочки его товарищей и слишком мало для того, чтобы знать её откуда-то ещё.

И тут его словно ножом пырнули – в один из самых болезненных рубцов его памяти.

Вагон метро. Чудовищная жажда. Пояс шахида. Вокруг гражданские… Не работает проклятая кнопка связи с машинистом, не работает! Множество проводков, но дёрнуть нужно за какой-то один… За этот? Или тот? Они оба подходят, и Денис теряется. И вдруг…

Бледная кожа, выбившиеся из-под шапочки чёрные пряди. И веснушки на тонком, почти совсем ещё детском лице, пусть сейчас оно совершенно не по-детски сурово. Девчонка бросилась к нему и выдернула нужный проводок, когда Денис уже решился дёрнуть за другой. Он бы убил их всех, а она – спасла. Но откуда она знала? И эти веснушки – так странно, при чёрных-то волосах…

Одер никому не рассказал, что за проводок дёрнул не сам. Тем более никто из свидетелей ничего толком не видел. Говорили, какая-то школьница в последний момент бросилась бежать, но упала – прямо к ногам Дениса. Хорошо, что не сбила его, иначе вдруг он не успел бы обезвредить бомбу…

В какой-то момент Денис решил, что действительно так всё и было, проводок выдернул он сам, и то, что это сделала она, ему просто показалось. Ничего удивительного для тогдашнего его состояния. Может, и сейчас она ему померещилась? Спутал, обознался?

Зазвенело разбитое стекло, выдёргивая Дениса из ступора, во двор вылетела табуретка. Следом из окна первого этажа, спиной вперёд, вывалился мужчина в форме. И бахнул взрыв.

***

Кайя возвращалась домой почти приплясывая. В наушниках играл новый альбом A-ha. Предыдущий ей нравился больше, но в этом была звучащая сейчас «Dragonfly», идеально подходящая к окончанию школьных экзаменов. Кайя, как только её услышала, решила, что теперь просто обязана сдать их на отлично, чтобы можно было в полной мере насладиться моментом – и этой песней. И вот, экзамены позади, сегодня стали известны результаты: пятёрки, – звёзды сошлись!

Она обожала, когда находилась музыка, так здорово подходящая по настроению и её ощущениям к ситуации, причём находилась вовремя, чтобы этот момент можно было прожить под саундтрек – словно эпизод хорошего фильма.

Песен, подходящих под ту или иную, ещё не случившуюся, ситуацию, попадалось немало, но большинство из них ждали своего момента напрасно – он так и не наступал. Сегодня повезло: всё сложилось просто изумительно!

Нырнув в прохладный полумрак подъезда, Кайя с наслаждением вдохнула с детства любимый запах: нагретых бетонных ступеней, металлической двери, старой штукатурки и лёгкой подвальной затхлости. Вот уж где машина времени! Вдохнёшь, и без всяких неприятных последствий для организма тут же окажешься в прошлом. И не семнадцатью секундами ранее, а двенадцатью-тринадцатью годами!

Почему-то так в подъезде пахло только летом, в другое время года Кайя не чуяла в воздухе ничего похожего, поэтому не упускала случая вдохнуть поглубже запах детских воспоминаний. Но сейчас к нему примешивалось что-то мерзкое, отдававшее металлом на языке – словно лизнул старые качели. Фу.

Трек закончился, когда Кайя открывала дверь. Она вытащила из ушей наушники и оставила их висеть на шее.

– Дедуль, я дома! – крикнула, сбрасывая в прихожей кеды и рюкзак.

Дед сегодня ушёл на поминки кого-то из сослуживцев, но обещал не задерживаться и, судя по отсутствию его тапочек на месте, уже вернулся. Но почему-то не отвечал.

– Дедуль!

Дед крепко спал на кухонном диванчике при полном параде, только без ботинок.

– Ох, – вздохнула Кайя огорчённо и сочувственно.

Так уснуть он мог только крепко выпив, а значит, на душе у него безжалостно скребли кошки, хоть вчера, утюжа брюки перед мероприятием, он бодрился.

– И чем так воняет?.. – пробормотала Кайя, открывая кухонную форточку пошире…

Что-то грохнуло позади неё, ударило в спину – словно несущимся на безумной скорости матрасом, подхватило, перевернуло. Вокруг зазвенело, кожу в нескольких местах обожгло, дух из груди выбило.

Кайя обнаружила себя лежащей на животе, приподнялась на локтях. Под пальцами почему-то был асфальт, вокруг – ослепительный свет и оглушительный звон. Она оказалась на улице, позади неё дымился наполовину осыпавшийся подъезд, а их кухонного окна, из которого она вылетела, не осталось и в помине.

Кайя попыталась закричать, но не успела – накатившая паника сдавила горло и грудь, вывернула суставы, раздробила кости и выкинула её в прошлое, в пока ещё целую прихожую, пропитанную металлической вонью.

«Газ! – мелькнуло в голове Кайи. – Так пахнет газ!»

Она бросилась на кухню, уже не разуваясь и не снимая рюкзак.

Ноги подкашивались, воздуха не хватало, голос, как всегда при переходе, пропал, и она не могла позвать деда. Оставалось лишь тормошить его, словно сумасшедшей, чтобы поднять с дивана к окну – тогда есть шанс, что их обоих выбросит взрывной волной на улицу.

Дед просыпаться не хотел – отмахивался от Кайи и что-то ворчал. И она не успела – вновь хлопок, звон стекла и чувство ободранной кожи от удара об асфальт. Вдохнуть было невозможно и, кажется, невозможно будет встать, но Кайя, превозмогая себя, обернулась на дом и увидела то же, что и в первый раз…

И всё повторилось: она вновь в прихожей, вот только боль в костях и суставах ещё сильнее, ноги и руки слушаются хуже, а перед глазами от удушья плывут тёмные пятна.

Она бросилась на кухню, схватила деда за руки, даже не пытаясь его разбудить, и волоком потащила с дивана к окну. Он оказался тяжёлым, словно трамвай, что-то мычал, но не просыпался.

Кайя запнулась за табуретку, наткнулась бедром на стол. Упала стоящая на нём ваза с подвядшей сиренью, выплеснулась вода – и попала деду в лицо. Он поморщился и, кажется, начал приходить в себя, но всё происходило медленно, слишком медле…

Взрыв, и Кайю толкнуло уже не в спину, а в бок и грудь. Спиной она разбила окно и вывалилась на асфальт. Не могла ни дышать, ни пошевелиться, но её рука всё ещё сжимала дедову ладонь. Получилось?!

Она с трудом приподняла голову и увидела дедово запястье с подаренными на какой-то юбилей часами, манжет его рубашки и рукав кителя, обрывающийся кровавыми ошмётками. Кайю выкрутило, как бельё во время отжима – до хруста костей, и проволокло на семнадцать секунд назад – словно про битым стёклам.

Она едва держалась на ногах и видела всё как сквозь воду. Из звуков – лишь страшный свист где-то в голове от отчаянных попыток сделать вдох.

Оказавшись на кухне, Кайя сразу налетела на стол, но уже умышленно, чтобы опрокинуть вазу прямо на спящего на диване деда. У неё получилось, и дед, возмущённо отплёвываясь, подскочил на диване, но всё ещё не проснулся. Она схватила непривычно тяжёлую табуретку и через боль швырнула её в окно. Стекло разлетелось вдребезги, как и дедов хмельной сон.

– Ты чего?!

Кайя рванула его к себе за обе руки, и он нетвёрдо поднялся на ноги, оказавшись у окна. И тогда она, собрав последние силы, толкнула деда в грудь.

Последнее, что Кайя увидела – слетевший с его ноги во время кульбита через подоконник шлёпанец…

***

Денис рухнул на землю, закрыв голову руками. Посыпались обломки, застрекотали автоматные очереди. Сердце оборвалось, когда он понял, что безоружен. Как такое случилось?!

Денис перекатился под машину, попытался оглядеться и оценить ситуацию, но не увидел ни своих, ни боевиков. Зато неподалёку перед ним лежал незнакомый подполковник – Одер видел его плечо с погоном и блеск медалей на груди. Убит? Ранен?

Мгновением позже к телу подползла девочка…

Гражданская! Какого чёрта?!

Денис рванул из-под машины, чтобы увести её из-под обстрела. Добежал, пригибаясь к земле, схватил её за локоть, чтобы поднять на ноги. Но когда увидел её побледневшее веснушчатое лицо в обрамлении растрёпанных чёрных прядей, что-то в его голове щёлкнуло.

Он на мгновение замер, пытаясь понять, действительно ли слышит автоматные очереди или они ему мерещатся. Взрыв совершенно точно был единственным, при бомбёжке такое исключено. Значит… Одер изо всех сил старался держаться сознанием за то, что действительно видит и слышит, и стрельба словно отслоилась от остальных звуков, продолжая тарахтеть только в его голове. Он огляделся – быстро, но цепляясь внимательным взглядом за каждую деталь, не позволяя себе видеть то, чего нет.

Москва. Двор. Частично обвалившаяся пятиэтажка. Раненый подпол… Настоящий?

Это не бомбёжка, нет. Теракт? Покушение?

Денис рухнул на колени рядом с раненым, сдёрнул с себя ветровку и пихнул в руки девчонке. Подполковнику пропороло стеклом ногу. Неудачно пропороло – хлестало будь здоров, и скорую ждать, конечно, бессмысленно.

– Ты цела? – гаркнул Денис девочке.

Она в ужасе уставилась на него, хрипло хватая ртом воздух, и кивнула.

– Хорошо. Слушай меня. – Он расстегнул ремень и, выдернув его из шлёвок, в несколько резких движений наложил раненому жгут. Тот застонал, на секунду приходя в сознание. – Вон моя машина, видишь? – Денис показал девчонке на свой жигуль. – Поедем в больницу, скорую ждать долго. Идти сможешь? Открой заднюю дверь!

Он отработанным движением взвалил подпола на плечи и понёс к машине. Запихнул на заднее сиденье.

– Давай к нему! – крикнул девочке, садясь за руль, и, не успела она захлопнуть дверь, газанул.

Глава 2

Кайю никогда не швыряло в прошлое столько раз подряд. Но и так сильно она ещё не паниковала. Её первой мыслью, когда она вновь и вновь видела разрушенный дом, была мысль о том, что дед погиб под обломками. Следом накрывала небывалая по своей силе и скорости паника и отбрасывала её на семнадцать секунд назад. Каждый следующий переход давался всё мучительнее, и в какой-то момент Кайя подумала, что умрёт в этой бесконечной петле – попросту откажет сердце.

Она запуталась, сколько перемещений уже произошло. Казалось, что с десяток. И когда она после взрыва наконец увидела деда на асфальте, раненого, но живого, вновь чуть не вылетела в прошлое: так испугалась уже не дедовой смерти, а нового перехода и того, что второй раз вытащить деда у неё не получится.

В этот раз паника на её измученный организм наваливалась медленней, и Кайя изо всех сил старалась предотвратить перемещение, успокоиться, хотя бы дышать, но… Она поняла, что её вновь неотвратимо утягивает назад, пусть уже гораздо медленнее – потому что сил не осталось совсем. И в этот раз она не сможет абсолютно ничего, даже доползти до кухни. Впрочем, она уже ничего не может: внутренняя темнота сжирала внешний мир, и он скукоживался, словно подожжённый пластик.

Кайя никогда не могла сопротивляться перемещениям, получалось лишь продержаться в настоящем чуть дольше, если стараться особенно отчаянно. Может, сейчас она хотя бы протянула достаточно времени и переместится в момент, когда уже подняла деда с дивана? Тогда есть шанс…

Кайя закрыла глаза, не в силах больше противостоять засасывающей её тьме, но вместо жуткой, выворачивающей кости боли перемещения почувствовала, как кто-то схватил её за локоть – крепкой, уверенной ладонью, ставшей вдруг той незыблемой твердью, за которую Кайя впервые в жизни смогла удержаться в настоящем. Она вскинула лицо, но смогла увидеть только силуэт схватившего её мужчины: перед глазами всё рябило и искажалось, словно по воздуху, как по воде, шли круги.

Мужчина упал на колени рядом с её дедом, сунул ей в руки свою куртку, в которую она вцепилась с отчаянием утопающего. Из дедовой ноги выплёскивалось густое и чёрное, будто кто-то внутри него резко сдавливал переполненную бутылку без крышечки.

Мир вновь дёрнулся, как тронувшийся поезд, в ушах Кайи с новой силой запульсировал жар, но подкатывающее перемещение вновь оборвал незнакомец.

– Ты цела? – крикнул он ей, и Кайя, уже на полшага заступившая в пасть чудовищу, вернулась. – Хорошо. Слушай меня.

Он как будто знал какой-то секрет, который не знала даже Кайя. Говорил именно те слова и именно таким тоном, какие удерживали её в настоящем. Или просто приглушали, отгоняли подальше подступающий ужас? Ведь нет паники – нет и перемещения.

«Говори! Говори!!!» – мысленно взмолилась Кайя.

– Вон моя машина, видишь? – продолжал он. – Открой заднюю дверь!

Кайя нырнула на заднее сиденье – к деду, сваленному туда бесформенной тряпичной куклой. Он постанывал, и только поэтому казался живым, но смотреть на него было страшно. И Кайя не смотрела. Она хотела сжать его ладонь, но по-прежнему сжимала куртку незнакомца, сама того не замечая. Её взгляд бешеной белкой метался по салону, ища, за что можно удержаться, и нашёл искомое в зеркале заднего вида, в котором отражались глаза водителя.

Грудь изнутри немыслимо жгло от недостатка воздуха, и Кайя старалась дышать. Получалось скверно и слишком громко. Глаза в зеркале заднего вида отвлеклись от дороги и посмотрели на Кайю.

– У тебя астма?

Говорить она не могла, поэтому просто замотала головой.

– Что-то болит?

Болело всё, абсолютно всё, но не из-за взрыва, поэтому Кайя вновь замотала головой.

– Ясно. Это просто шок. Дыши медленней. Сосредоточься только на этом.

Да знает она, всё это знает! Вот бы оно ещё помогало!

– Давай вместе: вдо-ох! Вы-ыдох… Вдо-ох!.. Слышишь меня? Вы-ыдох. Ещё раз: вдо-ох!

«Говори! Говори! Только не замолкай!»

До больницы добрались быстро: незнакомец лихачил, как сумасшедший, и среза́л путь какими-то дворами и подворотнями. Навстречу им попалось несколько скорых с сиренами.

– По нашему адресу поехали, – прокомментировал незнакомец. – А мы их опередили.

Кайя имела представления об экстренной медицине только по фильмам, и вставшая перед ней во весь рост действительность, конечно, сильно отличалась. Никто не спешил к ним ни с носилками, ни даже с креслом на колёсиках. Незнакомец затормозил у главного входа, бросил ей: «Вылезай!» и, взвалив на себя деда, потащил его в больничный холл.

– Двери! – крикнул он Кайе, взбираясь по лестнице, и та, обогнав его, открыла входную дверь.

Подумала, что уж внутри, когда их заметят, персонал засуетится и всё пойдёт как надо. Но не тут-то было! Тётка в белом халате, дежурившая за обшарпанной стойкой, подняла на незнакомца с висящим на его плечах дедом абсолютно невозмутимый взгляд густо намалёванных перламутрово-синими тенями глаз и на его краткий чёткий запрос ответила с меланхоличной ленцой, предварительно шумно вздохнув:

– Ну а чего вы ко мне его несёте? Это нужно в травму – выйти от нас и с левого торца соседнего здания второе крыльцо, там доктор вас примет. Полис-то при себе?

– Какой, на х-р, полис, у него венозное кровотечение, зовите врача! – рявкнул незнакомец.

Тётка в лице не изменилась, но голос в ответ повысила, словно объясняла глухому и недалёкому:

– Мужчина, я что сделаю? Здесь вам не приёмный покой, а отделение плановой хирургии! Идите в травмпункт!

У Кайи от отчаяния засосало под ложечкой, но незнакомец никуда не пошёл.

– Ну тогда я сам что-нибудь сделаю, раз вы не можете! – сказал он, свалив деда с плеча прямо на пол. Потом схватил трубку стоящего перед тёткой на стойке дискового телефона и принялся яростно набирать номер. – Пусть Юрий Леонидыч разберётся, что у него здесь за бардак, почему подполковника с венозным кровотечением за полисом отфутболивают!

– Это вы что себе позволяете?! – Тётка подпрыгнула со своего стула и ухватилась за витой телефонный шнур. – Прекратите сейчас же! Какой ещё Юрий Леонидыч?

– А вы много Юриев Леонидовичей[1] знаете?!

– Да я вообще никаких… – начала тётка и вдруг осела обратно на стул, выпустив телефонный шнур. Её пухлая рука с ярко накрашенными ногтями нащупала рычаг и оборвала звонок, а голос, когда она заговорила, вновь привстав со своего места, звучал уже заискивающе-елейно, пусть и нетвёрдо: – Не надо Юрия Леонидовича беспокоить, мы сейчас сами всё порешаем, вы только не волнуйтесь! – Она с завидным для своей комплекции проворством выскочила из-за стойки. – И что ж вы товарища подполковника на полу-то положили, молодой человек, вон же стульчики есть, – махнула она вглубь холла. – Подождите, сейчас врач с каталкой придёт! – и поспешила куда-то длинным коридором.

– Быстрее давай! – прикрикнул ей вслед незнакомец, а сам посмотрел на оцепеневшую Кайю уже совершенно не тем, каким смотрел на тётку, а тёплым и ободряющим взглядом и, подмигнув, сказал: – Всё с твоим папкой хорошо будет, не дрейфь!

Кайя хотела возразить, что это не отец, а дед, но говорить после перемещений всё ещё не могла, поэтому из горла вырвался лишь натужный скрежет, а потом её вдруг повело во все стороны сразу, будто кто-то смазал её ладонью, словно меловой рисунок со школьной доски.

Она очнулась на кушетке в кабинете, похожем на процедурный, от резкого запаха нашатыря. С трудом разлепив веки, увидела размытый силуэт склонившейся над ней докторши, а за ней – незнакомца, который привёз их в больницу. На его плече висел на одной лямке её оранжевый рюкзак, поверх был небрежно накинут белый халат.

– Как себя чувствуешь? – спросила Кайю докторша. – Что-нибудь болит?

Кайя покачала головой и хотела встать, но докторша удержала её за плечо:

– Осторожно, не делай резких движений. Голова кружится?

– Немного… Где дед?

Голос вернулся, это уже радовало.

– Пульс ещё высоковат, – докторша приложила к запястью Кайи прохладные пальцы. – Серьёзных повреждений у тебя нет, ссадины твои обработали, но у тебя шок. Я вколю тебе лёгкое успокоительное и отпущу, подождёшь дедушку в холле, он сейчас на операции. Не волнуйся, – опередила она вопросы Кайи, – с ним всё будет хорошо.

Она отошла, зазвякала ампулами на хромированной этажерке и вернулась со шприцем в руках.

– Как тебя зовут?

– Кайя… Катерина Герц.

– Катя, ты помнишь, что случилось? – спросила докторша, вводя в вену Кайи иглу.

Кайя наблюдала, как лекарство неспешно поползло из шприца в её тело.

– Я вернулась домой, – сипло начала она, слова до сих пор давались с трудом. – Ещё в подъезде почувствовала запах газа… Прошла на кухню к деду… Потом – взрыв…

– Их выбросило в окно на первом этаже, я был у машины во дворе и видел, – подал голос незнакомец.

Докторша бросила использованный шприц в железную ванночку.

– Сколько тебе лет, Катюша? Нужно кому-то позвонить, – она замялась, – ну, из старших? Чтобы приехали.

– Мне восемнадцать, – слишком быстро ответила Кайя, испугавшись, что её, несовершеннолетнюю, отправят в какой-нибудь приёмник, пока опекун временно недееспособен. Тем более звонить ей было некому…

– Тогда посиди пока в фойе. Скажи, если почувствуешь себя хуже или что-то понадобится. К дедушке тебя позовут, когда закончится операция, и его переведут в палату. Может, всё же кому-нибудь позвоним? Сейчас тебе не стоит оставаться одной.

– Я посижу с ней, – вмешался незнакомец и протянул Кайе руку, помогая встать с кушетки.

…Его ладонь была широкой и тёплой. Кайю ещё слегка штормило, и он придерживал её бережно, но твёрдо.

– Катерина, значит? – улыбнулся он.

– Кайя, – рассеянно поправила она. – Мне так привычнее.

Успокоительное начало действовать, и в её голове повисла лёгкая дымка.

– А вы?

– Денис.

– А отчество?

Доковыляв до фойе, Кайя села на один из соединённых друг с дружкой стульев и, подтянув колени к груди, обхватила их руками. В голове стало совсем медленно и вязко, захотелось свернуться калачиком и стать невидимкой.

– Давай без отчества, ладно? – усмехнулся Денис, положив её рюкзак на соседний стул и присаживаясь рядом. – Что я, академик, что ли, чтобы ко мне на «вы» и погромче.

Кайя слабо улыбнулась и посмотрела на Дениса.

– Спасибо вам… за помощь.

Он пожал плечами: не за что, мол.

– Извини, если напугал тебя ещё больше. Но надо было как-то активировать ту тётку, а то так бы и бегали с твоим дедом по кабинетам.

Кайя промолчала. Пристроив подбородок на колени, она уставилась во включенный на противоположной стене телевизор. Звука не было, но бегущая строка в срочном выпуске новостей сообщала о взрыве в одной из московских пятиэтажек, причиной которого, предположительно, стала неисправность газовой плиты. Денис не напугал её – обморок стал последствием множественных переходов, но объяснять это она, конечно, не стала. Вместо этого спросила:

– А кто такой Юрий Леонидович?

– Кто?

– Юрий Леонидович. Ну, вы звонили…

– А! – усмехнулся Денис. – Шевченко. Действующий министр здравоохранения.

Кайя удивлённо на него взглянула.

– Вы знаете телефон министра?

– Нет, конечно. Я блефовал.

– Но вы же набирали номер…

– Первые попавшиеся цифры. Только – тс-с-с! – Он заговорщически улыбнулся и слегка толкнул её плечом. – Теперь нас связывает общая тайна, так что прекращай мне выкать, – проговорил, таинственно понизив голос.

Кайя улыбнулась в ответ и перевела взгляд обратно на телевизор, по которому уже шла какая-то реклама. Денис выглядел лет на тридцать пять – слишком взрослым, чтобы ей переходить с ним на «ты», но спорить она не стала. И что-то было в нём неуловимо знакомое, но что?..

Какое-то время они молчали.

– Вы не обязаны со мной сидеть, – сказала Кайя, не отрывая взгляд от экрана. – Вы и так сделали для нас очень много.

– У тебя есть куда идти?

– Угу.

– Врёшь, – без малейшего укора или обличительных ноток в голосе сказал Денис. – И то, что тебе восемнадцать, тоже соврала.

Кайя повернула к нему лицо, пристроив на коленку вместо подбородка скулу. В другой момент она бы, наверное, испугалась, но лекарство делало своё дело, и она, совсем сомлевшая, просто ждала, что же будет дальше. А Денис смотрел на неё не с покровительственным сочувствием, как, бывает, смотрят взрослые, а с пониманием и участием.

– Мне семнадцать, – почти шёпотом сказала Кайя. – Кроме деда у меня никого нет, и я не хочу попасть в какой-нибудь детдом, пусть даже временно.

В лице Денис не изменился, но его тёмно-серые глаза стали ещё темнее. И где же она могла видеть их раньше?..

– Не сдавайте меня, – попросила Кайя, и вышло как-то совсем уж беспомощно.

– Ну да, именно для этого я и спросил, – вздохнул Денис и отвёл взгляд.

Кайя ещё не успела подумать, как ей быть и хотя бы где переночевать – близких подруг у неё не водилось, а дедовых знакомых она толком не знала. Но уж лучше провести ночь на скамейке в парке, чем попасть в детдом. У неё есть немного денег, и повезло, что был с собой паспорт – лежал в рюкзаке ещё с экзаменов. А дед уснул, не снимая кителя, так что его кошелёк и документы тоже должны остаться при нём – во внутреннем кармане, где он обычно их носил. Хотя бы документы восстанавливать не придётся. А тем, кому не стоит знать её настоящий возраст, можно соврать, что её паспорт остался в уже несуществующей квартире…

Денис поднялся на ноги.

– До свидания, – безучастно попрощалась Кайя, хотя в глубине души ей не хотелось, чтобы он уходил. – И ещё раз спасибо.

– Я сейчас вернусь, – ответил Денис. – Только договорюсь, чтобы тебе разрешили ухаживать за дедом в палате круглосуточно.

– Не тратьте время. В больницы в неприёмные часы никого не пускают и исключений не делают.

Это Кайя знала по собственному опыту.

– У меня же есть телефон министра здравоохранения, – усмехнулся Денис. – А он генерал-полковник, отчего бы ему не знать твоего деда лично? – и пошёл прочь по полутёмному зеленоватому коридору.

Она проводила его взглядом, не веря в успех предприятия. У него ничего не получится, и он уйдёт. Не вернётся, даже чтобы об этом сказать. Да и не должен. Он ничего им не должен, он и так сегодня сделал для них с дедом очень много, слишком много, а ведь совершенно посторонний человек… И где же она могла его видеть?..

Не в силах больше противиться накатившей дремоте, Кайя смежила веки.

Она проснулась от лёгкого похлопывания по плечу. Открыв глаза, увидела стоящего перед ней Дениса с её рюкзаком в руках.

– Там к твоему деду уже разрешили, – сообщил он.

Кайя вскочила на ноги – видимо, слишком резко: её ощутимо повело в сторону.