Гендерное превосходство

Скрим замолчал, его взгляд стал пустым. – Но он ошибся. Она сработала. Ровно наоборот. Сигнал не подчинил гендеров. Он вызвал каскадный сбой в их нестабильной ДНК. Все, кто носил в себе схожие гены животных, начали мутировать в единый подвид. Так появились Бэйбхеды. Так появились Грейдеры. Так появились все те сто с лишним видов тварей, что теперь бродят по этой земле. Профессор невольно нажал на спусковой крючок апокалипсиса.

Мы слушали, затаив дыхание. Это было чудовищно. – А ты? – спросил Ост. – Какое твоё место во всём этом?

Скрим посмотрел на него, и в его глазах появилась странная, отстранённая боль. – В момент, когда первая волна ударила и весь персонал главной лаборатории начал корчиться в муках трансформации, в самом глубоком подвале комплекса, в секретном секторе, сработала аварийная система. Одна из десяти криогенных капсул открылась. Моя.

В бункере повисла мёртвая тишина. Я, Ост, Свайн и Балта как по команде вскочили на ноги. Руки сами легли на рукояти пистолетов. Воздух наэлектризовался. Десять капсул. Эксперимент. Он был одним из них.

Скрим даже не шелохнулся. Он просто сидел, глядя на нас снизу вверх своими уставшими глазами. – Успокойтесь, – сказал он без тени страха. – Если бы я хотел вас убить, я бы не стал тратить на вас тот единственный выстрел. Я бы просто дал грейдеру сожрать вас.

Он выдержал паузу, давая нашим взбудораженным нервам немного остыть. – Я не помню ничего до того, как открылась капсула. Первое, что я увидел, – это лицо Профессора. Он был в ужасе. Он схватил меня за руку и просто прошипел: «Надо уносить ноги!». И потащил меня, едва стоящего на ногах, к аварийному туннелю. Он спас меня. Позже он объяснил, что мы, те, кто был в капсулах, – это «Проект Ключ». Десять подопытных с уникальной генетической структурой, устойчивой к любым внешним воздействиям. И я – единственный, чья ДНК оказалась полностью невосприимчива к управляющим волнам Кассары. Именно поэтому Профессор спас меня. Он сказал, что я – ключевое звено. Наш единственный шанс всё исправить.

Мы медленно, нехотя, опустили оружие и сели на свои места. Мир снова перевернулся. Этот парень, наш проводник и спаситель, был не просто выжившим. Он был живым оружием. Невольным спасителем.

Скрим, видя, что мы готовы слушать дальше, продолжил. Он рассказал о том, что стало с остальным человечеством. О том, как обычные люди, не подвергшиеся генной модификации, под действием первой волны превратились в безмозглых «пустышек». О тех, кто выжил и основал поселения, превратившись в жестокие банды, вроде рейдеров, охотящихся и на гендеров, и на людей. Он рассказал о невероятных биомеханических технологиях Кассары – летающих машинах со щупальцами, гигантских червях-метро, способных рыть туннели на километровой глубине. В доказательство он показал нам свой накопитель. Нажав на него в определённых местах, он выпустил тонкие, живые щупальца, которые начали извиваться в тусклом свете фонаря.

– ТВОЮ МАТЬ! – в один голос выдохнули мы.

– И последнее, что вы должны знать, – сказал Скрим, и его голос стал предельно серьёзным. – Кассара выжил. Профессор думает, что он нашёл и ввёл в себя какой-то новый, уникальный ген, который не только защитил его, но и дал ему невероятные силы. Он стал мощнейшим телепатом. Он больше не нуждается в антеннах, чтобы управлять теми, кто рядом. Но его цель – восстановить сеть. Построить новые вышки и снова подчинить себе весь континент. И с каждой новой волной, которую испускают его антенны, все гендеры эволюционируют. Становятся сильнее, умнее, опаснее. Мы не просто боремся с последствиями катастрофы. Мы участвуем в гонке вооружений. И мы проигрываем.

Он закончил. В маленьком, засыпанном песком бункере повисла тишина, наполненная осознанием всей чудовищной правды. Мы смотрели друг на друга – пятеро солдат из старого мира и один невольный спаситель из нового. Мы пришли сюда за информацией, но получили нечто большее. Мы получили знание о том, что наша война гораздо масштабнее и отчаяннее, чем мы могли себе представить. И теперь мы были частью этой войны. До самого конца.

Тишина, наступившая после рассказа Скрима, была тяжелее, чем грохот любой битвы. Мы сидели в тусклом свете аварийного фонаря, и каждый из нас пытался осмыслить новую, чудовищную реальность. Мир, который мы знали, был ложью. Война, которую мы вели, была лишь мелкой стычкой на окраине настоящего поля боя. Мы были не солдатами, а слепыми котятами, заблудившимися в доме, полном тигров.

Эту гнетущую тишину прорвал резкий, электронный треск. Он исходил от голокарты, лежавшей на коленях у Скрима. На синем экране вспыхнул символ входящего вызова, и из динамика раздался искажённый помехами, но отчётливо старческий голос: – Мальчик мой, ты где? Ты смог достать данные?

Мы все вздрогнули. Это был он. Профессор. Призрак, гений, невольный архитектор этого ада. Скрим на мгновение преобразился. Вся его напускная жёсткость, вся усталость ветерана исчезли. На его лице проступило выражение, которое я видел лишь у молодых солдат, получающих весточку из дома – смесь облегчения, радости и глубокой сыновней тревоги.

Он поднялся и отошёл в самый тёмный угол нашего убежища, отвернувшись от нас, чтобы дать себе иллюзию приватности. Мы не слышали слов Профессора, но мы слышали ответы Скрима, и по ним можно было восстановить весь диалог. – Да, Профессор, данные у меня… – начал он тихо. – Нет, я не один. Не беспокойтесь, они свои… Солдаты, миротворцы. Они помогли… Да, я знаю, что это риск, но у них приказ! Если они не вернутся с информацией, их командование… они сожгут здесь всё! Вы же понимаете! Мы должны дать им шанс убедить их… Да. Я всё им рассказал. Им можно доверять. Я им доверяю.

Пока Скрим говорил, я смотрел на своих людей. На их лицах была сложная смесь эмоций. Но в глазах каждого я видел одно и то же. Долг. Наша миссия была – собрать информацию. И мы только что получили сведения, способные изменить ход истории. Оставаться здесь, даже с «ключевым звеном», было бы предательством. Дезертирством. И это гарантировало бы то, чего так боялся Скрим – огненный шторм, который поглотит этот континент вместе с виновными и невинными. Я посмотрел на Балту. Он молча кивнул. Он думал о том же. Мы были солдатами. А у солдат есть приказ.

Когда Скрим закончил разговор и вернулся к нам, я уже принял решение. – Мы возвращаемся, – сказал я твёрдо. – Эта информация… она должна быть в штабе. Немедленно. Это наш единственный способ остановить их от нажатия на кнопку.

Скрим посмотрел на меня, и на его лице отразилось отчаяние. – Мужики, просьба. Можете как-то это объяснить своему командованию? Если им что-то не понравится, не нужно сейчас взрывать материк. Есть надежда спасти оставшихся людей и всё в округе, просто нужно немного времени.

– Скрим, – я подошёл к нему и положил руку ему на плечо. – Мы будем сражаться за эту отсрочку. Мы напишем в отчёте всё, что ты рассказал. Мы будем доказывать, убеждать, биться головой о стену. Но решать будем не мы. Решать будут генералы и политики, которые сидят в стерильных кабинетах за тысячи километров отсюда. Для них этот континент – просто заражённая территория на карте. Мы можем дать им факты, но мы не можем дать им мужества.

– Эх. Печально, – выдохнул он. – Ну а сможете хотя бы мне потом сообщить? – Голубя отправить? – попытался пошутить Ост, но шутка повисла в тяжёлом воздухе. – Нет, голубя в полёте сожрут, – на полном серьёзе, задумчиво ответил Скрим.

Он порылся во внутреннем кармане своего плаща и достал маленький, гладкий предмет, похожий на беспроводной наушник. – Вот, держи, – он протянул его мне. – Это один из трёх. Их у нас с Профессором всего три.

Я с благоговением взял устройство. Оно было лёгким и тёплым на ощупь, словно живое. – Это квантовый коммуникатор. Он работает вне зависимости от расстояния и помех. Связь мгновенная. Если захочешь связаться со мной, прикоснись три раза вот к этому месту, – он показал на небольшой выступ на краю наушника. – Но я прошу тебя, Игорь. Никогда, ни при каких обстоятельствах, не отдавай его своему командованию. Они захотят его разобрать. Понять, как он работает. Они его уничтожат. А это – наша единственная связь. Моя и Профессора. Поклянись, что сохранишь его.

Это был невероятный жест доверия. Он отдавал нам треть своего мира, свою единственную связь с единственным родным ему существом. – Клянусь, – твёрдо сказал я.

– Договорились, – кивнул Скрим. – Ладно. Через пару часов я в путь. Мне нужно возвращаться к Профессору с данными. Здесь мы попрощаемся. Буду ждать от вас информации.

Следующие два часа мы провели в почти полном молчании. Битва снаружи окончательно стихла, сменившись жуткой, неестественной тишиной. Мы перезаряжали оружие, проверяли снаряжение, пили воду. Каждый думал о своём. О том, что ждёт нас дома. О том, что ждёт Скрима здесь. О том, что ждёт весь этот проклятый мир.

Когда на востоке небо начало едва заметно светлеть, Скрим поднялся. – Мне пора. Никаких долгих прощаний. Никаких рукопожатий. Мы просто смотрели друг на друга – пятеро солдат из прошлого и один призрак из будущего. Он кивнул нам, развернулся, подтянулся и выскользнул через люк в предрассветную мглу. Его фигура на мгновение мелькнула на гребне и растворилась. Он ушёл.

Мы остались одни. Четверо. В тесном, пыльном бункере, посреди мёртвого континента. В моём кармане лежал артефакт из другого мира, а на наших плечах – судьба нашего собственного. Наша новая миссия началась. Дорога домой.

Рассвет над мёртвой землёй был серым и безрадостным. Мы выбрались из нашего подземного убежища и огляделись. Поле боя было усеяно трупами Гендеров и дымящимися остовами броневиков рейдеров. Битва, гремевшая здесь несколько часов назад, стихла, оставив после себя лишь тишину и запах смерти. Победителей в этой бойне не было. Наш путь назад был долгим и молчаливым. Семь часов мы шли по растресканному асфальту, и каждый шаг отдавался в гудящей голове. Мы были выжаты до капли, физически и морально. Мир вокруг был всё той же враждебной пустыней, но что-то изменилось. Теперь мы знали имя нашего врага. Мы знали масштабы его замысла. И это знание давило сильнее, чем любая усталость. Мы пару раз натыкались на заблудившихся Бэйбхедов, бредущих по шоссе. Их устранение было коротким, деловитым и жестоким актом, не вызывавшим уже никаких эмоций, кроме глухого раздражения.

Каждый из нас был погружён в свои мысли. Я снова и снова прокручивал в голове рассказ Скрима, пытаясь осознать, что теперь делать с этой чудовищной правдой и как сдержать обещание, данное ему. Балта шёл, замкнувшись в своей непроницаемой броне молчания, но я видел, как его пальцы то и дело сжимаются в кулаки. Он переживал потерю Валька и своё нарушение приказа, которое спасло нам жизнь. Свайн тяжело ступал, придерживая свою обожжённую руку; боль от раны была ничем по сравнению с тем ментальным штормом, что он пережил. Лишь Ост, верный себе, пытался шутить, но его шутки звучали натянуто и тоскливо, как смех на поминках.

Наконец, мы увидели его – знакомый скалистый берег и медленное, свинцовое течение реки. Наша точка эвакуации. Ощущение близкого спасения было почти болезненным. Я установил спутниковую антенну и, скрестив пальцы, отправил кодированный сигнал. Через минуту пришёл ответ – короткий, пронзительный писк. Диспетчер принял сигнал. За нами вылетели.

Мы разложили горелку, чтобы вскипятить воду для чая. Этот маленький ритуал, частичка нормальной жизни, казался сейчас чем-то священным. Мы сидели на камнях, глядя на воду. – Ну что, парни, – первым нарушил молчание Ост. – Кто-нибудь хочет сюда вернуться? – Я бы вернулся, – ответил я, не раздумывая. – Чтобы помочь Скриму. То, что они с Профессором пытаются сделать… это единственный реальный шанс, который у нас есть.

Свайн и Балта мрачно покачали головами. – Не, – глухо произнёс Балта. – Такая смерть… она ужасна. Быть растерзанным, съеденным заживо, потерять разум… лучше уж пулю словить в любой другой горячей точке. Но не здесь. – Вот если бы не люди, которые тут ещё остались, да и сама природа… просто разнести всё это под кратеры, – задумчиво сказал Ост. Он встал и потянулся. – Пойду смою с себя эту грязь. Хоть на минуту почувствую себя человеком.

Он направился к реке. Мы трое молча проводили его взглядами. Это было такое простое, человеческое желание. И оно стало его роковой ошибкой.

Он стоял по колено в воде, смывая с лица и рук многодневную грязь. Мы уже слышали далёкий, едва различимый гул вертолётов. Спасение было близко. И в этот момент вода перед Остом вскипела.

Из глубины, без всплеска, словно выплывая из другого измерения, поднялась она. Гигантская, яйцеобразная капсула из коричневой, лоснящейся органики. По её бокам медленно извивались два длинных, похожих на усы, отростка-антенны, а спереди, на месте окна, была мутная, запотевшая плёнка, похожая на катаракту на глазу левиафана.

Ост замер, его лицо исказилось от ужаса. Он развернулся, чтобы бежать, чтобы крикнуть, но было поздно. Верхняя часть капсулы с мягким шипением откинулась, как крышка шкатулки. Внутри, в стерильной белизне, стоял он. Кассара. Его тело было облачено в белоснежный халат с прорезями для шести гибких, мощных щупалец, заменивших ему руки и ноги. Его лицо было спокойным, почти безмятежным, как у хирурга перед операцией. – Вот тебя-то я и возьму, – произнёс он гортанным, лишённым эмоций голосом.