Гендерное превосходство

Борис Калошин

Гендерное превосходство

Пролог. Эпоха обманутых богов

Наш мир – древний механизм, отсчитывающий тысячелетия, и человечество было его сердцем. Испокон веков это сердце билось в простом, предсказуемом ритме двух гендеров. Мужчина и женщина. Воин и хранительница очага. Этот дуализм был фундаментом, на котором возводились и рушились империи, рождались религии и совершались великие открытия. Человечество всегда стремилось вперёд, к звёздам, к познанию, но его путь был тернист. Тысячелетние застои, вызванные войнами, политическими интригами и оковами рабства, раз за разом отбрасывали нас назад.

Но даже в самые тёмные времена всегда находились титаны – люди, чьи идеи, словно молнии, пронзали мрак невежества. Они меняли мир, создавая невообразимые для своего времени вещи, делая открытия, граничащие с магией. Ходили легенды об учёных, опередивших свою эпоху на десятилетия, чьи чертежи и формулы были невыгодны мировым элитам и потому сгорали в огне вместе со своими создателями. Разум, ставший двигателем прогресса, оказался обоюдоострым клинком. Эволюция могла вести как вверх, к вершинам созидания, так и вниз, в бездну саморазрушения.

К началу XXI века человечество, пресытившись миром и достатком, заскучало. По планете прокатилась волна радикального самовыражения, отчаянный поиск идентичности, который писался на самой плоти. Тела покрывались татуировками, не оставляя ни сантиметра чистой кожи. Лица и плоть пронзал холодный металл пирсинга, под кожу вживлялись пластины и шарики, превращая людей в подобие демонов из древних легенд. Цвет глаз меняли на хищный, звериный, белки заливали чёрной тушью. Появились и первые скромные импланты, упрощавшие жизнь – NFC-модули в ладонях для быстрой оплаты, – но это было лишь начало. Люди хотели отличаться от серой массы, быть похожими на пришельцев, мутантов, мифических существ.

Другие же вели войну не с обществом, а с собственной природой. Непризнание своего пола, когда-то считавшееся болезнью, превратилось в знамя. Мужчины ложились под нож хирурга, чтобы избавиться от символов своей маскулинности, женщины пришивали их. Сообщества ЛГБТК+ захватывали умы Европы и Америки, превращаясь в мощную политическую силу. Дети, впитывая новую норму, следовали примеру взрослых. Девочки создавали себе образ сорванцов, мальчики облачались в женские одежды, и в их хрупких умах сеялся хаос, который калечил их на всю оставшуюся жизнь. К 2023 году насчитывалось уже более семидесяти двух официально признанных гендеров, и этому безумию не было видно конца. Каждый хотел быть особенным, и в погоне за этой особенностью половина планеты сошла с ума.

И тогда, в 2056 году, на сцену вышла та, кто должен был стать богиней этой новой эпохи. Реалта Стивенсон, криптотриллиардерша из списка богатейших людей планеты, была одержима идеей трансформации. Она жаждала стать чем-то большим, чем человек, и наняла для этого гения и изгоя – японского антигенетика Кассару Джимаши. Кассара был светилом в мире генетики, но его неортодоксальные и пугающие эксперименты с человеческим геномом привели к ужасным, хоть и по-своему удачным, последствиям. Научное сообщество отлучило его от работы, и лишь обещание навсегда покончить с исследованиями спасло его от тюрьмы.

Реалта нашла его и предложила то, от чего он не смог отказаться: неограниченное финансирование, самое передовое оборудование и целую корпорацию на острове Харт у побережья Северной Америки. Кассара был воодушевлён. На острове, словно храм новой веры, возвели гигантское здание в виде скрещенных символов мужского и женского начал. В 2059 году всё было готово. Лучшие учёные мира получили места в этом престижном научном центре, а общество, измученное поисками себя, с нетерпением ждало его открытия.

В ноябре 2059 года двери корпорации, получившей гордое имя “Genus Praestantia” – «Гендерное превосходство», – распахнулись. Записей было так много, что пришлось ввести отбор по статусу. Первыми, разумеется, стали самые богатые и знаменитые. Стареющие миллионеры, почуяв возможность продлить свою жизнь на пару десятков лет за счёт смешения генетики, выстроились в очередь.

Первые, самые жуткие опыты, были проведены в замурованных подвалах острова ещё до открытия. Подопытными были заключённые, смертельно больные, продавшие свои тела ради вознаграждения для их семей. Большинство экспериментов закончилось чудовищным провалом, и их результаты навсегда остались гнить в подземных лабораториях. Но после тысяч попыток Кассара добился своего. Он научился смешивать ген человека со всем живым, что существовало на планете.

Первый официальный опыт был проведён на самой Реалте. Её ДНК смешали с геном полосатого анемона. Через неделю инкубации у неё на голове выросли живые, подвижные щупальца, менявшие цвет в зависимости от настроения. Видео этого преображения, выложенное в сеть, взорвало мир. За первые часы его посмотрели семь миллиардов человек. Одни пророчили человечеству скорый конец, другие называли это величайшим эволюционным скачком в истории.

К 2063 году Америка была наводнена гендерами – людьми-мутантами. Так же туда съезжался народ со всего мира. Операции проходили успешно, но породили новую зависимость, схожую с наркотической. Сделав одну модификацию, люди жаждали следующей. Сама Реалта к этому времени смешала в себе гены более ста различных существ. Она превратилась в пугающее и одновременно прекрасное создание, похожее на кальмара с крыльями бабочки и восемью конечностями. Эти сверхлюди стали считать себя высшей кастой, новым, совершенным видом.

Но это было лишь начало конца. Величественное здание “Genus Praestantia” стало колыбелью апокалипсиса.

Глава 1: Иной мир.

– Эй, Игорь! Проснись, мы прибыли.

Голос вырвал меня из тяжёлой, вязкой дрёмы. Веки были свинцовыми. В ушах всё ещё стоял гул турбин, но теперь он был другим – тихим, затухающим. Самолёт сел.

– Игорь, хорош дрыхнуть! Нас ждут командующие!

Это был Остин Зиммерман, мой напарник. Типичный американский морпех, каким его рисуют в кино: гора мышц, квадратная челюсть и обезоруживающая улыбка. Впрочем, он был достаточно сообразителен и блестяще владел русским сленгом после стажировки в России.

– Ост, не ори, – прохрипел я, разминая затёкшую шею. – Сколько у нас времени до заседания? – Сорок минут. Машина уже ждёт во Внуково. Отвезёт прямо в Белый дом. Там сегодня весь мировой совет в сборе, жаждут услышать наш отчёт. Хотят знать, что за чертовщина там творится.

Я на секунду прикрыл глаза, и перед внутренним взором снова встали картины разрухи и кошмарные образы. – Жаль, что нам почти нечего им рассказать, – задумчиво произнёс я. – Кроме того, что мы едва унесли оттуда ноги. – Да уж, а о некоторых подробностях лучше и вовсе умолчать, – усмехнулся Остин, но в его глазах не было веселья. – Согласен, – меня передёрнуло. – И смешно, и страшно.

В 12:40 мы уже стояли в холле правительственного здания. До начала заседания оставалось десять минут. В животе урчало от голода – почти сутки без еды. Но сначала долг. О знаменитой столовой Белого дома можно будет подумать и после.

Мы вошли в огромный актовый зал, залитый светом софитов. За длинным столом уже сидели главы государств, генералы и их советники. На галёрке роились журналисты. Я ненавидел такие мероприятия. Отчитываться перед толпой политиков, каждый из которых преследует свои цели, было хуже, чем идти в бой.

Когда мы с Остом направились к трибуне, сотни голов и десятки камер повернулись в нашу сторону. Зал затих. Говоривший в этот момент спикер закончил свою речь и произнёс: – А теперь, благодаря нашим отважным разведчикам, мы наконец сможем узнать хотя бы часть правды о том, что произошло на американском континенте. Прошу вас, господа, вам слово.

Мы подошли к микрофону. Я сделал глубокий вдох. – Приветствую вас, уважаемые лидеры, – начал я, стараясь, чтобы мой голос звучал твёрдо. – Неделю назад наш отряд из двух человек был отправлен с миссией на территорию бывших США. Наша цель – провести разведку, выяснить масштабы катастрофы и, по возможности, её причины. То, что мы там увидели, повергает в парализующий шок.

Я сделал паузу, обводя взглядом застывшие лица в зале. – Эти создания повсюду. Они бродят по разрушенным городам, имитируя подобие жизни, но при этом уничтожая всё вокруг. За всё время пребывания там мы не встретили ни одного выжившего человека. Но мы видели, как люди превращаются в… них. Мутация происходит прямо на глазах, тело меняется, обретая нечеловеческий облик. И что самое странное – несмотря на то, что изначально модификации были индивидуальны, теперь большинство новых тварей похожи друг на друга, словно солдаты одной армии. Мы столкнулись с двумя основными видами существ. Сейчас мой напарник покажет вам запись с галокамеры.

На гигантском экране под потолком появилось изображение. – Сразу предупреждаю, – добавил Ост, – зрелище не для слабонервных. И это лишь малая часть того, с чем нам пришлось столкнуться.

Запись началась. Камера показывала вид от первого лица. Разрушенная улица Кларенс-авеню. Остовы сгоревших машин, разорванные тела людей и гендеров, не успевших завершить трансформацию. Тишина, нарушаемая лишь нашими шагами. Вдруг из-за угла доносится странный, влажный, шуршащий звук. На записи видно, как Ост осторожно заглядывает за угол и застывает, оцепенев. В зале повисла напряжённая тишина.

Камера сфокусировалась. В центре кадра было существо, лишь отдалённо напоминавшее человека. Его грудная клетка была разорвана, а рёбра, вывернутые наружу, двигались, словно живые конечности, и этими костяными отростками оно сшивало воедино части разных тел. Голова существа была голым черепом, по которому струилась тёмная кровь. Оно было настолько поглощено своим жутким делом, что даже не заметило нас.

Запись прервалась. По залу прокатился гул отвращения, многие отвернулись или закрыли глаза. – Мы назвали его Демиург, – продолжил я, когда шум стих. – За неделю мы встретили ещё одну такую особь. Думаю, их там десятки. Второй вид был менее омерзительным, но гораздо более агрессивным. Заснять его мы не смогли, он сразу бросился в атаку.

Я кивнул Осту. – Мы назвали их Бэйбхеды, – сказал он. – Представьте себе двухметрового младенца-переростка с раздутым телом и непропорционально маленьким, злобным детским лицом. Они невероятно сильны и тупы. Их там сотни. Они сбиваются в стаи, блокируя улицы. За неделю мы смогли зачистить лишь один квартал.

В зале снова поднялся шум. Споры, угрозы, панические выкрики. Президент Китая спросил о территории поражения. На экран вывели карту. Очаг охватывал почти весь континент. Кто-то предложил нанести ядерный удар, но возражения о тысячах выживших, которые всё ещё могут быть там, охладили пыл. После часа ожесточённых дебатов представитель Индии внёс предложение, на котором все и сошлись: отправить на континент ещё десять разведывательных отрядов по семь человек в разные точки. Нужно было собрать больше информации, прежде чем принимать роковое решение.

Отчёт был окончен. Мы с Остом спустились с трибуны и направились в столовую. Это была самая вкусная еда в моей жизни.

После доклада нас разместили в люксе отеля неподалёку от Белого дома. Возвращение в цивилизацию было похоже на кессонную болезнь. После недель, проведённых в мире, где единственными звуками были вой ветра, наши собственные шаги и предсмертный хрип чудовищ, шум Москвы оглушал. Белоснежные простыни казались неестественными, горячая вода в душе – непростительной роскошью, а вкус настоящей еды – почти забытым чудом. Мы с Остом почти не разговаривали в тот вечер. Слова были не нужны. Мы сидели у панорамного окна, глядя на бесконечный поток огней внизу, и каждый думал о своём. Мы были здесь, в безопасности, но часть нас навсегда осталась там, в руинах Кларенс-авеню, рядом с разорванными телами и безмолвным ужасом Демиурга. Я спал как убитый, провалившись в темноту без сновидений, едва моя голова коснулась подушки.

Пробуждение было резким – в девять утра зазвонил служебный телефон. Командование, видимо, решило дать нам выспаться. Нас немедленно вызывали обратно, чтобы дать новые инструкции. Всё было просто: через два дня новый вылет. На этот раз в составе усиленной международной команды из семи человек. А пока – два дня абсолютной свободы. Два дня, чтобы вспомнить, за что мы сражаемся, или чтобы попытаться забыть, от чего мы бежим.

У нас с Остом не было семей, так что план родился сам собой: первый день – сгореть дотла в огнях ночной Москвы, второй – собирать себя из пепла.

Мы отправились в самый модный клуб столицы, “SpySPY”. Это было место, где реальность стиралась. Неоновые лучи пронзали клубы ароматного дыма, оглушительный бит заставлял вибрировать кости, а воздух был пропитан запахом дорогих духов, элитного алкоголя и синтетических удовольствий. Вокруг нас были красивые, беззаботные люди, чьей главной проблемой был выбор коктейля. Они жили в мире, который мы защищали, но для нас они были словно инопланетяне. Я чувствовал себя призраком, наблюдателем из другого, более жестокого измерения.

Ост выбрал другой путь. Он нырнул в этот гедонизм с головой, пытаясь утопить в нём свои воспоминания. С его внешностью голливудской звезды и американской улыбкой ему не потребовалось и часа, чтобы уединиться в VIP-комнате с какой-то длинноногой блондинкой. Перед этим он закинулся парой таблеток экстази. «Так ощущения острее, старик», – подмигнул он мне. Я же просто решил напиться, методично заливая в себя ирландский виски в баре и наблюдая за этим карнавалом жизни.

Около двух часов ночи, когда алкоголь уже приятно отуманил сознание, я вышел на танцпол. Где-то в бурлящей толпе завязалась потасовка. Я не обратил бы внимания, если бы она не начала смещаться в мою сторону. Двое здоровенных парней, не поделив что-то с местной гопотой, начали раскидывать всех вокруг с профессиональной жестокостью. Один из них, огромный азиат с лицом, высеченным из камня, похожий на бурятского борца, толкнул меня в спину.

Инстинкт сработал быстрее мысли. Я не отлетел, а сгруппировался, провернулся на пятке и, развернувшись, с короткого, хлесткого выпада всадил ему кулак точно в подбородок. Он пошатнулся, удивлённо глядя на меня. Он был огромен, но мой удар он почувствовал. Его приятель, светловолосый гигант с харизматичным лицом скандинавского Бога, тут же ринулся ему на помощь. В его движениях не было пьяной ярости, только холодный расчёт. Но прежде чем он успел до меня добраться, сбоку в его челюсть прилетел мощный удар – это Ост, оставив свою пассию, присоединился к веселью.

Драка была недолгой, но невероятно яростной. Это была не потасовка, а столкновение четырёх профессионалов. Мы двигались в тесном пространстве танцпола, уворачиваясь и нанося короткие, точные удары. Я видел, как норвежец двигается – никакой лишней суеты, идеальный баланс, молниеносные блоки. Он был бойцом экстра-класса. Через пару минут прибежала охрана с электрошокерами и угомонила всех, выпустив в нас по несколько разрядов. Нас с Остом, впрочем, почти сразу отпустили, вежливо, но настойчиво усадив в машину и отправив в отель. Видимо, статус миротворцев давал некоторые привилегии.

Следующий день был адом. Голова раскалывалась. Весь день мы провалялись у телевизора, изредка выбираясь за едой, пытаясь вернуть своим телам подобие функциональности. А наутро за нами, чётко по расписанию, прибыл правительственный автомобиль.

В отдельном кабинете главнокомандующего по международным миссиям нас уже ждали. Через пару минут в кабинет вошли они – те самые двое парней из клуба. Мы узнали друг друга мгновенно. В воздухе повисло тяжёлое, неловкое молчание. Никто из нас не ожидал такой встречи.

– Что ж, знакомьтесь, – прервал тишину командор, и в его голосе слышались стальные нотки. – Это ваши напарники на следующую миссию. Свайн Нордсон и Балта Улзытын. О вашей потасовке в клубе мне известно. Надеюсь, это ребячество не повлияет на выполнение задания государственной важности.

Я первым шагнул вперёд и протянул руку. Свайн, норвежец, усмехнулся – не весело, а скорее с иронией, – и крепко пожал её. Его рукопожатие было как стальные тиски. Балта, бурят, помедлил, его взгляд был холоден и непроницаем, но он тоже ответил на рукопожатие. За мной последовал Ост, стараясь выглядеть максимально дружелюбно. Затем в комнату вошли ещё трое наёмников – тихие, угрюмые ребята, чьи лица не выражали ничего, кроме готовности к работе.

Когда нас всех представили друг другу, в кабинет без стука ворвался молодой аналитик в очках. Запыхавшись, он выпалил: – Сэр, спутник засёк аномальную активность! Трижды за последние несколько дней все Гендеры на континенте, в зоне видимости тепловизоров, одновременно замирали на несколько секунд. Мы не знаем, что это, но… – Но это значит, что у них есть система управления, – закончил за него командор, и его глаза блеснули. – Возможно, коллективный разум. Или оружие, способное их контролировать. Это первая зацепка за всё время. Первая потенциальная уязвимость.

В кабинете повисла тишина. Эта новость меняла всё. – Это действительно важно, – сказал я. – Если мы сможем понять, как это работает, мы сможем использовать это против них. – Именно поэтому ваша миссия приобретает первостепенное значение, – кивнул командующий. – Я сообщу об этом остальным отрядам. А теперь готовьтесь. Вылетаете через час.

Мы вышли из кабинета уже не как случайные собутыльники или противники в драке. Мы были командой. Неуклюжей, собранной из осколков, не доверяющей друг другу, но командой. Мы молча шли к взлётной полосе, и каждый думал об одном и том же. Там, в мёртвых землях, нас ждёт не просто хаотичная орда монстров. Нас ждёт враг, у которого есть разум. И, возможно, у этого разума есть выключатель.

Полёт проходил в гнетущей тишине. Семь человек, запертые в гудящем чреве военно-транспортного самолёта, были чужими друг другу. Мы – я и Ост – несли на себе груз увиденного, свежую рану от потери первой команды и призрачную надежду, что в этот раз всё будет иначе. Свайн и Балта, наши невольные союзники по клубной драке, держались особняком; в их профессиональной выдержке читалось недоверие. Остальные трое наёмников были просто тенями, солдатами удачи с пустыми глазами, для которых эта миссия была лишь очередным контрактом. Мы были не командой, а летучим отрядом из осколков, и хрупкое перемирие могло рухнуть в любой момент.

Когда рампа самолёта с шипением пошла вниз, в салон ворвался воздух нового мира. И он был отвратителен. Густой, тёплый, он нёс в себе приторно-сладкий запах гнили и незнакомых, мутировавших цветов. Это был парфюм первобытной, чуждой экосистемы, выросшей на костях человеческой цивилизации. Мы стояли на окраине Ривер-Роуд. Вокруг, насколько хватало глаз, простирались скелеты зданий, утопающие в буйной, неестественно-зелёной растительности. Тишина была абсолютной, мёртвой.

Из грузового отсека мы выкатили наш главный козырь – матово-чёрный, полностью бронированный электровнедорожник. Его бесшумный ход и футуристические очертания выглядели здесь, посреди разрухи, как артефакт из другого мира. Он был символом нашей хрупкой, технологической веры в победу над этим первобытным хаосом.

Первым делом мы развернули две самонадувающиеся палатки с припасами в укромном месте, среди развалин старого склада. Джет, сделав прощальный круг, ушёл в облака, и его гул растаял. Мы остались одни.

– Итак, – начал я, разворачивая карту на капоте внедорожника. – План простой. Разделяемся на три группы, прочёсываем местность в радиусе двух километров. Нужно убедиться, что здесь безопасно, и найти место для постоянного лагеря. – Принято, – кивнул Свайн, проверяя свой автомат. Но один из той троицы наёмников, угрюмый мужчина со шрамом на щеке, шагнул вперёд. – А с чего это ты командуешь? Мы все здесь на равных условиях. – Мы здесь уже были, – спокойно ответил Ост, вставая рядом со мной. Его массивное телосложение само по себе было весомым аргументом. – И у него послужной список побольше вашего. Хочешь выжить – просто слушай. – Меня не интересует твой послужной список, – вмешался Балта. Его голос был спокоен, но твёрд, как сталь. – Меня интересует субординация. Кто официально назначен командиром этого отряда?

В воздухе повисло напряжение. Это была не просто проверка авторитета, а столкновение двух разных подходов: моего, основанного на опыте, и их, основанного на уставе. – Официально, – сказал я, глядя Балте прямо в глаза, – командира нет. Есть задача. И у меня есть опыт выживания именно в этом аду. Если у кого-то есть план лучше – я готов выслушать.

Балта молча смотрел на меня несколько секунд, оценивая. Затем едва заметно кивнул. – План логичен. Мы подчиняемся.

Я разделил сектора. Свайн и Балта пошли на северо-запад, троица наёмников – на северо-восток, а мы с Остом – на север. За нашей спиной была река, что немного упрощало задачу.

Дома в нашем направлении были разрушены почти до основания. Пейзаж чистейшего постапокалипсиса. Пройдя несколько кварталов, я заметил почти уцелевшее двухэтажное здание с выцветшей надписью «Амбулатория». Отличная находка, если там остались медикаменты или стерильные бинты.

Дверь была заперта изнутри, забаррикадирована чем-то тяжёлым. Обойдя здание, Ост заметил приоткрытое окно на втором этаже. – Подсади.

Я сцепил руки в замок. Ост, используя их как ступеньку, мощно оттолкнулся, ловко зацепился за подоконник, подтянулся и исчез в тёмном проёме. – Твою мать… – донёсся изнутри его приглушённый, полный отвращения голос. – Что там? – Лучше тебе самому увидеть. Прыгай, я тебя подтяну.

Забравшись внутрь, я понял его реакцию. Комната была разгромлена, но не это привлекло наше внимание. В дальнем углу, в куче старого тряпья и осколков, лежало нечто. Это было тело, вывернутое наизнанку, словно неудачный экспонат из анатомического театра сумасшедшего. Сквозь переплетение мышц и органов проглядывали кости, а на том месте, где должна была быть голова, находился обнажённый, влажно поблёскивающий мозг. И он слабо, едва заметно пульсировал.

– Оно живое, – прошептал я, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. Ост молча достал свой массивный штык-нож. Он не стал медлить. Короткий, точный удар в серую, дрожащую массу. Существо беззвучно дёрнулось всем телом, из какого-то отверстия вырвался тихий звук, похожий на вздох облегчения, и оно замерло навсегда.

Мы обыскали всё здание, но не нашли ничего, кроме перевёрнутой мебели. И когда мы уже собирались уходить из последней комнаты на первом этаже, Ост, сделав шаг назад, наступил на неприметный кусок картона на полу. Раздался треск, и он с криком провалился вниз.

– Живой?! – крикнул я, в панике подбегая к зияющей в полу дыре. – Да, только задницу отбил, – донеслось снизу эхо. – Что за яма… тут… туннель.

Я посветил фонарём вниз. Ост стоял на дне неглубокой ямы, из которой в темноту уходил узкий лаз, в который можно было протиснуться лишь ползком. И в этот момент из глубины туннеля донёсся быстрый, скрежещущий, многоголосый звук. Словно сотни ног одновременно скребли по бетону. Что-то приближалось, и приближалось стремительно.

– БЛ***, ДАЙ РУКУ! БЫСТРЕЕ! – заорал Ост, его лицо в свете моего фонаря исказилось от ужаса.

Я рывком вытащил его из ямы, и в ту же секунду из темноты лаза выметнулось чудовище. Плоское, сегментированное тело гигантской многоножки, усаженное десятками дёргающихся глаз прямо на лапах, венчала изуродованная человеческая голова с полностью красными, налитыми кровью белками. Оно раскрыло рот, из которого вырвался нечленораздельный визг, и ударило по нам гибким хвостом, увенчанным ядовитыми шипами.

– СУКА! – вырвалось у меня. Я вскинул винтовку и дал длинную очередь по хвосту. Тварь взвизгнула и отступила, инстинктивно прикрывая голову передними лапами. Ост, придя в себя, открыл беспорядочный огонь по её многочисленным глазам. Один из выстрелов достиг цели. Существо заверещало от боли и ярости, и следующим, молниеносным ударом хвоста отшвырнуло Остина в коридор. Удар пришёлся в бронежилет, но сбил ему дыхание и выбил оружие из рук. Ткань на броне была рассечена, словно японской катаной.

Я дал ещё одну очередь по глазам, и чудовище, забыв об осторожности, бросилось прямо на меня. Отпрыгнув в сторону в последнее мгновение, я всадил весь оставшийся магазин ему в основание черепа, в затылок. Тяжёлая туша с грохотом рухнула на пол, в сантиметрах от меня. Мы тяжело дышали, адреналин гудел в ушах.

– Откуда они только берутся… – прошептал Ост, поднимаясь на ноги. – С больной фантазией такое не придумаешь.

Мы покинули проклятую амбулаторию и ещё два часа бродили по руинам в поисках ночлега, пока не наткнулись на целую трансформаторную будку. Крепкие бетонные стены и тяжёлая металлическая дверь, которую можно было запереть изнутри – идеальное убежище. Внутри было пусто, если не считать остатков костра и трёх лежанок из тряпья. Кто-то жил здесь до нас.