Бывший. Будь счастлив, если сможешь

Лера Вербина

Бывший. Будь счастлив, если сможешь

Глава 1

Полина

Сегодня ничто не предвещало катастрофы.

И все-таки она разразилась – я встретила Марка.

Он исчез из моей жизни два с половиной года назад, и я больше никогда не должна была встречаться с «этим подлецом», как его называет дед!

…Утро началось обычно. Я пришла в школу, отвела три урока у пятиклассников и два – у одиннадцатых. Потом разбирала ошибки с отстающими, принимала отчеты у двоечников, заполняла электронный дневник.

Наконец, убедившись в очередной раз, что дети не знают и не любят русский язык и литературу, собрала тетради с домашними работами и отправилась домой.

Я шла по нашей тихой улочке, мимо старых одноэтажных домиков, мимо новых дорогих коттеджей, но не смотрела по сторонам – я и так знаю эту улицу и эту дорогу наизусть, я здесь родилась и выросла.

Шла и думала о том, что Антошке уже год и девять, у него день рождения совсем скоро, а я до сих пор не решила, что ему подарить.

Денег-то у меня мало совсем – откуда им взяться у молодой учительницы с небольшим стажем?

Мне так хочется порадовать своего ребенка… но ту железную дорогу, возле которой он завис несколько дней назад в Детском мире, я, конечно, не потяну.

Я недавно водила его в Детский мир, чтобы купить на весну легкую курточку, а ребенок увидел это гудящее чудо, которое бегало по рельсам, раз за разом повторяя свой сложный маршрут, и буквально замер от восхищения.

Ох, я бы с радостью купила ему всё, что он хочет, но…

Судьба бывает очень ироничной дамой. Антошка ведь не только мой сын, но еще и сын Марка Шереметьева.

А Марк Шереметьев – не просто богатый человек, он неприлично богатый человек.

Только мы в нашей семье копейки считаем, пока Антошкин отец сорит деньгами направо и налево.

Ведь я скорее буду голодать и умру в нищете, но никогда, ни при каких обстоятельствах, даже под страхом смертной казни не расскажу Марку, что у него есть сын!

Впрочем, мы же не голодаем. Да, на учительскую зарплату особенно не пошикуешь, дед и бабушка – давно пенсионеры, но мы, конечно, не голодаем. И у Антошки есть всё самое необходимое.

А то, что нет и не будет очень крутой железной дороги… это вообще не трагедия.

Может быть, я куплю ему железную дорогу поменьше и попроще, когда-нибудь потом, когда у меня появятся лишние деньги.

Правильно бабуля говорит: ребенок еще слишком мал, ему всё равно, с чем играть, с дорогим поездом или с деревянной палочкой, найденной на улице…

Я поймала себя на мысли, что снова думаю о Марке, и тут же отругала себя за это. Такой человек, как Марк Шереметьев, вообще не заслуживает, чтобы я о нем думала!

Я продолжала шагать по дороге, не глядя по сторонам, потому что там совершенно нечего было разглядывать, и почти уже дошла до дома, а потом…

У меня вдруг появилось странное ощущение, что на меня кто-то смотрит. Я замедлила шаг, повернула голову.

И увидела Марка.

И умерла.

***

Он стоял, прислонившись к большому черному внедорожнику – машина была припаркована прямо напротив нашего дома, только на противоположной стороне улицы. Скрестив руки на груди, Марк стоял и смотрел на меня.

Он как будто давно стоял там и ждал меня. Ждал, когда я приду.

Я наконец опомнилась и бросилась вперед. До калитки – всего несколько метров. Я ведь почти дома, я не хочу разговаривать с этим человеком, я успею сбежать…

Марк отлепился от своей машины и помчался наперерез. Ну, можно было ожидать, что так просто он не отстанет.

У самой калитки он все-таки догнал меня. Как скала, врос в землю у меня на пути. Сунул руки в карманы, окинул нечитаемым взглядом с головы до ног.

У меня сердце билось так, что, наверное, Марку было слышно.

– Здравствуй, Полина, – сказал он. – Как давно мы не виделись, правда?

Я молчала.

– Даже не поздороваешься? – наигранно удивился он.

– Зачем ты приехал? – разозлилась я.

Господи, ну зачем! Зачем он только приехал? Я уже знала, чувствовала, что ничего хорошего от этой встречи мне лучше не ждать.

– Скажи, у тебя есть ребенок? – спросил Марк.

Вот. Вот оно. Самое страшное. Сцена, которая снилась мне в кошмарах целых два с половиной года.

– Откуда ты знаешь? – прохрипела я.

Марк повернул голову, посмотрел через калитку.

Забор вокруг нашего дома сплошь порос диким виноградом, сквозь него не видно, что там, во дворе. Но с калитки бабуля всегда срезает эти заросли, чтобы не мешали. А сама калитка сварена из сетки и кусков арматуры.

Сквозь нее всё очень хорошо видно…

Видно мальчика в новенькой желтой ветровке, который качается на качелях. Мы недавно купили ему самые простые качели – сиденье со спинкой, – и дед привязал их веревками к толстой низкой ветке старой яблони.

Антошка очень любит эти качели и часто просит его покачать. Вот и сейчас он качается и довольно смеется, а рядом на стуле сидит моя бабушка и время от времени подталкивает качели, чтобы не останавливались.

Марк снова посмотрел на меня. Я опустила взгляд.

– Чей это ребенок?

Меня колотило. Я чувствовала, как дрожат руки, как я вся трясусь с головы до ног. В панике, в страхе, в ужасе… Марку заметно?

– Ребенок мой.

– Вижу, что твой.

Да, на первый взгляд кажется, что Антошка очень на меня похож.

Копна светлых кудрей, широко распахнутые серые глаза, маленький носик, который он вечно морщит – совсем, как я. Но если отвлечься от того факта, что у Шереметьева волосы темные и карие глаза, если внимательно посмотреть на Антошкино лицо…

Нос у него будет правильной формы, прямой, как у Марка – я в этом уверена. И скулы со временем будут четкие, как у Марка – просто сейчас это неочевидно из-за обычной детской пухлощекости.

А еще от Марка ему достался подбородок с ямочкой. И глаза у Антошки, хоть и серые, но уже темнеют, вокруг зрачка наметился неровный карий ободок…

Но Марк, конечно, не мог бы разглядеть все эти детали отсюда, издалека.

– А еще чей? – снова заговорил он. – Может, мой?

– Нет, – отчеканила я на удивление твердым голосом.

В глазах у Марка что-то мелькнуло, но сразу погасло.

– Тогда кого же ты осчастливила? – равнодушно спросил он. – Того придурка физрука, конечно?

Можно было ответить «да». Самый простой вариант, чтобы он отвязался.

– А разве я должна перед тобой отчитываться? – спросила я вместо этого.

Господи, как же я его ненавижу!

И как странно, что у меня еще есть силы стоять тут и разговаривать с ним. Небрежно. Почти, как он. Только сердце продолжает выпрыгивать из груди.

– Отчитываться? Вообще-то, должна, если есть хоть малейшая вероятность, что это мой ребенок.

– Я уже сказала, что он не твой!

Марк скрипнул зубами.

– Сколько ему? Если он мой сын, ему должно быть почти два года.

– Ему полтора.

Это вранье. Самое настоящее вранье, потому что Антошке уже год и девять. И Марк, конечно, его отец, только он об этом никогда не узнает.

Много раз за два с половиной года, что мы не виделись, я представляла себе эту сцену. Я знала, что Марк, увидев рядом со мной Антошку, обязательно спросит: «Это мой сын?»

Я заранее знала, что совру.

Понимала: мне будет страшно, что он не поверит, от волнения у меня будут трястись руки, меня будет бросать то в жар, то в холод, но я совру. «Этот подлец» Шереметьев не должен узнать, что у него есть сын.

– Пол-то-ра… – насмешливо протянул он. – Выходит, ребенок был зачат уже после того, как мы расстались. Быстро ты… впрочем, неудивительно. Передавай мои поздравления физруку.

Я молчала. Кипела от ярости. «Этот подлец» разговаривает со мной так, как будто не он меня предал и бросил! Как будто не он разорвал наши отношения и женился на другой!

– Уходи, – прошептала я, стараясь не замечать, как сжимается от боли сердце. – Уходи, пожалуйста. Не хочу ни видеть тебя, ни разговаривать с тобой. Ты мне противен. Не забудь передать привет жене.

Он усмехнулся, молча кивнул и, помедлив еще мгновение, все-таки направился к своей машине. А я открыла калитку и направилась во двор.

– Мама! – крикнул мне издалека Антошка.

Где-то там, за калиткой, у меня за спиной, с ревом сорвалась с места машина. Я не стала оборачиваться.

Глава 2

Полина

Сегодня после уроков Вадим пригласил меня в ресторан. В каком-то крутом московском ресторане должен состояться вечер джазовой музыки, будут мирового уровня исполнители. Вадим сказал, что столик удалось забронировать с трудом. И посмотрел на меня чуть ли не с мольбой: дескать, ты же не откажешься?

Я не отказалась. Хотя понимала: это будет не просто выход в свет, чтобы приятно провести время с другом и послушать музыку.

Нет, Вадим наверняка воспользуется поводом и снова позовет меня замуж.

Он четыре раза звал меня замуж. Первый раз – когда я еще не была знакома с Марком, а самого Вадима знала всего несколько месяцев. Я окончила вуз и устроилась работать в школу. Вадим тоже работает в нашей школе, он физрук. Он почти сразу стал за мной ухаживать, а потом позвал замуж. А я отказала, потому что не могу воспринимать его иначе, чем друга.

Потом у меня случился внезапный роман с Марком, закончившийся моим разбитым сердцем. Впрочем, благодаря Марку у меня есть Антошка, мое ненаглядное солнышко и смысл жизни. Так что, наверное, можно сказать, что в этом неудачном романе с миллиардером я все-таки не потеряла, а приобрела.

За время моей беременности Вадим делал мне предложение еще два раза. Проявлял благородство, предлагая записать будущего ребенка на себя. Четвертый раз он позвал меня замуж, когда Антошке исполнился год.

Внутренний голос подсказывает мне, что сегодня в ресторане он сделает это в пятый раз.

А я, как всегда, откажу ему. Вадим – мой друг, но он рассчитывает на большее. Только я это большее дать не могу.

Когда я пытаюсь ему всё объяснить, он улыбается и отвечает, что я просто еще не готова. Но он не торопит меня и будет ждать столько, сколько потребуется.

Вадим не понимает, что я никогда не буду готова. Из-за проклятого Марка Шереметьева я теперь ни с кем сойтись не смогу. Наши с Марком отношения, хоть они и в прошлом, продолжают мучить меня. Эти отношения проехались по мне катком. Время лечит, но почему-то не в моем случае.

«Этот подлец» Шереметьев еще и разбередил мои раны, когда заявился к нам три дня назад и начал спрашивать, кто отец Антошки. После такого внезапного появления я до сих пор в себя прийти не могу.

Тем не менее, я не стала отказываться от ресторана и джазовой музыки. В конце концов, это, наверное, неплохой способ переключиться и выкинуть из головы горькие мысли о человеке, который вообще не заслужил, чтобы я о нем думала.

– Вадим приглашает меня сегодня в ресторан, – сказала я дома.

– Конечно, иди! – хором воскликнули бабушка с дедом.

– Вадим – хороший мужик, положительный, – добавил дедушка. – Не то что этот подлец! Всё жду, когда Вадик тебя замуж наконец-то позовет…

Я вздохнула. Дед просто не знает, сколько раз уже меня звали замуж. Я своим не рассказывала, чтобы не огорчать. Всё равно же не соглашусь, а они переживать начнут, что совсем себя похоронила, «а ведь ты еще молодая девчонка, тебе всего двадцать шесть!»

– Погуляйте там с Вадиком как следует, об Антошке не беспокойся, – сказала бабуля. – Ты молодая девчонка, тебе гулять надо, а ты совсем себя похоронила, ох…

Я поцеловала их обоих и побежала переодеваться. Вадим сказал, что заедет за мной в семь.

***

До Москвы добрались за полтора часа. Вадим запарковал машину в квартале от ресторана, неловко объяснив, что перед самим рестораном может не найтись места для парковки. Я закивала головой – да-да, всё правильно… Хотя дело было, конечно, не в парковке. Просто Вадик стесняется своих очень стареньких жигулей и понимает, как убого он будет выглядеть на фоне роскошных автомобилей.

В каком-то смысле мы оба с ним сегодня пускаем пыль в глаза. Вадим приоделся в костюм с галстуком, хотя всегда ходит в обычных джинсах и футболках. На мне – темно-синее платье до колен из струящейся ткани, с длинным рукавом и открытой спиной. Платье очень стильное и очень хорошо сидит, а то, что я купила его в секонде – оно было совсем новое, даже с сохранившейся этикеткой, – так об этом вовсе никому и не надо знать.

Ресторан оказался роскошным. Я подумала, что Вадим сошел с ума, решив пригласить меня в заведение такого уровня, и что он оставит тут половину зарплаты, если не всю.

Официант проводил нас к нашему столику в конце зала, далеко от сцены, хотя ее и отсюда было неплохо видно. Мы заказали ужин. Чтобы не разорять Вадима, я выбрала самый недорогой салатик и чай – сказала, что я совсем не голодная, честно-честно. Себе Вадим заказал какое-то мясо без гарнира – и, кажется, он тоже ориентировался, в первую очередь, на цену.

Концерт еще не начался, гости потихоньку приходили, рассаживались за свои столики. Мы болтали с Вадимом о пустяках, о коллегах в школе, о планах на лето. Настроение у меня, как ни удивительно, и в самом деле было прекрасное. Я украдкой разглядывала платья дам за соседними столиками и с облегчением понимала, что мое выглядит ничуть не хуже.

Всё шло хорошо, и я уже успела поверить, что сегодня у меня и в самом деле получится отвлечься и хоть немного повеселиться.

А потом за одним из столиков – далеко, почти у самой сцены, – я увидела Марка с девушкой в великолепном платье.

Марк смотрел на нас с Вадимом во все глаза.

Глава 3

Полина

Не знаю, сколько времени мы так играли в гляделки.

Вадим не замечал Марка, потому что сидел к нему спиной. Спутница Марка не замечала нас, она сидела спиной к нашему столику. Один раз она обернулась, как будто заинтересовавшись, на что так пристально смотрит Шереметьев, и я узнала в этой ухоженной блондинке его жену. Должно быть, ничего особенного она не увидела и снова отвернулась.

А вот мы с Марком видели друг друга прекрасно.

Я пыталась на него не смотреть.

И не могла не смотреть.

Взгляд, который я старательно отводила в сторону, то и дело, словно намагниченный, возвращался обратно.

И каждый раз, когда я бросала взгляд на Шереметьева с женой, убеждалась, что он тоже на меня смотрит.

Внимательно, почти неотрывно. Напряженно.

Я тут же снова отводила взгляд, улыбалась Вадиму, смеялась над его шутками, скорее всего, невпопад. На сцене шел концерт, музыканты играли прекрасно… ну, наверняка прекрасно, но я их почти не слышала. Слышала только какой-то невнятный шум и пыталась справиться с ощущением, что кто-то забил мне гвоздь в сердце, а еще… что карие глаза Марка Шереметьева прожигают меня насквозь.

– Выходи за меня замуж, – сказал Вадим.

– Что? – растерянно спросила я.

– Полина, ты знаешь, я давно люблю тебя. И уже много раз предлагал тебе выйти за меня замуж, но ты всегда отказываешься. Я готов ждать столько, сколько потребуется. Просто очень хочу видеть тебя счастливой, заботиться о тебе и об Антошке… Я так мечтаю, что когда-нибудь ты мне ответишь «да», что ты будешь согласна…

Жена Марка протянула руку и приложила ладонь к его щеке. Он перевел на нее взгляд, улыбнулся.

– Да, Вадим, согласна, – решительно сказала я.

Он буквально расцвел. На его лице было счастье, немного недоверия, ликование, триумф – всё сразу.

А я понятия не имела, зачем ему это сказала. Не назло же Марку Шереметьеву?

Нет, конечно. При чем здесь вообще Марк? Марк давно в прошлом, я про него не думаю и думать не собираюсь. И даже больше не смотрю в его сторону! Пусть улыбается своей жене и наслаждается своей богатой жизнью, пусть будет счастлив, мне не жалко совершенно, потому что для меня он – пройденный этап!

Но неужели я правда собираюсь замуж за Вадима? Черт, сказать-то сказала, а сама даже представить себе этого пока не могу.

Но, с другой стороны, надо уже определиться, наверное? Сколько можно мучить мужика и держать его во френдзоне?

Вадик ведь и правда очень хороший человек. Положительный, как говорит дедушка. Надежный. Опора в жизни. Я уверена, что Вадим никогда не предаст меня и никогда не предпочтет мне другую. И к Антошке он относится, как к родному сыну. Так чего же еще мне надо?

Любви нет? Страсти нет? Ну, в любовь и страсть я уже наигралась. На всю жизнь обожглась, спасибо, больше не хочу.

Вадим вдруг встал и, продолжая счастливо улыбаться, обошел столик.

Наклонился, обнял меня.

И поцеловал.

В первую секунду реакция была… захотелось его оттолкнуть. Этот поцелуй застал меня врасплох, он не был мне приятен, а был даже, пожалуй, противен. Но я вовремя опомнилась, обняла Вадима за шею и вяло поцеловала его в ответ.

Раз согласилась замуж выйти, не отказываться же теперь от поцелуев.

Зато он человек хороший, надежный и положительный. Не то что «этот подлец».

И всё же я разорвала поцелуй, отстранилась от Вадима.

– Люди смотрят, – пробормотала я.

– Пусть смотрят, – улыбнулся в ответ Вадик. – Знаешь, мне сейчас хочется выйти на сцену, отобрать микрофон и прокричать на весь мир, что ты согласилась…

– Не стоит! – нервно улыбнулась я.

Он еще раз чмокнул меня в щеку, потом все-таки сел на место и тут же взял мою руку в свою.

А я машинально бросила взгляд на Марка Шереметьева. И вздрогнула – такое у него было жуткое выражение лица.

Как будто он сейчас кого-нибудь убьет. Например, Вадима.

Наши с Марком взгляды, конечно, пересеклись. Пару секунд мы снова неотрывно смотрели друг на друга, а потом он что-то быстро сказал жене, встал… и направился к нашему столику.

Пока я в ужасе хлопала глазами, не зная, что делать, он уже подошел к нам.

Вадим обернулся, увидел его и помрачнел.

– Неужели ты?

– Я, физрук, я. Узнал старых друзей, решил подойти, хоть поздороваться… – Он перевел взгляд на меня: – Здравствуй, Полина. Позволишь?

– Нет, – быстро сказала я.

– Поздно, – улыбнулся Марк, выдвинул свободный стул и сел.

– Какого черта тебе надо? – слегка повысил голос Вадим.

– Остынь, физрук, не кричи, – отмахнулся от него Марк. – Ты мешаешь людям слушать прекрасную музыку.

Я стиснула кулаки. Что за кошмарная ситуация? Во время концерта действительно нехорошо, просто неприлично устраивать сцены, пытаясь выпроводить Шереметьева обратно за его столик. А сам он как будто и не собирается уходить – развалился на стуле, перевел злой взгляд с меня на Вадима. Покрутил ладонью тонкий стакан, из которого я пила минералку.

– Итак, физрук, тебя можно поздравить, ты стал отцом?

– Я? – спросил Вадим.

Меня бросило в холодный пот. Вадик знает, что я еще два с лишним года назад приняла решение скрывать от Марка ребенка, но я не успела предупредить его сейчас, чтобы он подыграл!

– Да, стал отцом, – добавил Вадим, и я едва не застонала от облегчения.

Господи, какое счастье, что он так быстро сориентировался!

– Я стал отцом, – уже увереннее повторил Вадим. – А что, мажор, ты завидуешь?

– Завидую, пожалуй, – спокойно согласился Шереметьев. – Давно хочу сына, но пока не получается.

Не получается! Если бы он знал…

– Я только не понимаю, физрук, что же ты до сих пор не соизволил жениться на матери своего ребенка? Почему Полина живет с бабкой и дедом?

– Оставь нас в покое, мажор, – прошипел Вадим. – Наши с Полиной отношения тебя не касаются.

Да, я ждала этого вопроса и боялась его. Поверит ли Марк, что Вадим – отец Антошки? Нетрудно выяснить, что мы не женаты, что я живу с бабушкой и дедом…

– Мы с Вадиком были в ссоре, – сказала я, не придумав ничего более убедительного. – Но сейчас уже помирились.

– Если тебе так интересно… – с триумфом в голосе объявил Вадим, – то я как раз сегодня сделал Полине предложение. И она его приняла.

Дзынь!

Это разбился тонкий стакан, из которого я еще недавно пила минералку, и который Марк внезапно с силой сжал в кулаке.

Глава 4

ДВА С ПОЛОВИНОЙ ГОДА НАЗАД

Марк

Отец пригласил меня к себе рано утром на серьезный, как он сказал, разговор. Как раз через три недели после своего инфаркта.

Я тогда еще не знал, что этот разговор всё изменит. Что я поеду выполнять неожиданную просьбу отца. Что я встречу Полину и помешаюсь на ней. Что моя жизнь разделится на до и после.

Нет, тогда я еще ничего этого не знал. Просто приехал к отцу. Я и так, конечно, приезжал в больницу почти каждый день, а когда его выписали, часто заскакивал к нему домой, проведать и узнать у нанятой медсестры о его самочувствии – сам-то он может и не удосужиться рассказать мне о новых тревожных симптомах.

Но хоть мы и виделись с отцом почти каждый день, никаких «серьезных разговоров» он со мной до сих пор не заводил. Я забеспокоился – вроде идет на поправку, неужели все-таки накрутил себя и впал в уныние?

– Вот что, Марк, – заговорил отец, как только я взял стул и сел напротив его кровати. – Мне надо рассказать тебе кое-что очень важное. Раньше я не рассказывал, потому что не был уверен, как ты отреагируешь… Да я и сам узнал всего два месяца назад. В общем…

Отец замолчал, завозился в постели – то ли устраивался поудобнее, то ли просто время тянул. Прикрыл глаза, явно собираясь с духом.

– Пап, если тебе сложно о чём-то говорить, то и не говори, – сказал я. – Тебе нельзя волноваться. Давай ты сначала поправишься, а уж потом…

– А вдруг «потом» не будет? – перебил меня отец.

– Ты же знаешь, врачи дают очень хорошие прогнозы.

– Да что они понимают!

Отец вяло махнул рукой. Помявшись еще с полминуты, наконец добавил:

– Марк, у тебя есть… брат.

Я обалдел.

– Кто?

– Брат.

– Какой еще брат?

– Единокровный.

– И что это значит – единокровный?

– Это значит, что у меня есть еще один сын. Не от твоей мамы. От другой женщины.

Ну, привет. Приехали, называется. Я смотрел на него, совершенно потрясенный, и не знал, что сказать.

– Он в Подмосковье живет, – продолжал отец. – А какой город, я забыл, но адрес у меня записан. Зовут его Степан. Тьфу. Мамаша была – дура дурой! Если бы я знал о его существовании, ни за что не позволил бы сына Степкой назвать! Ну что это такое, в самом деле? Степа-а-ан! Так в школьной классике всегда лакея зовут, правда? А барин кричит ему: «Степа-а-ан!» Разве можно было назвать так потомка графа Шереметьева?

– Ты не граф. – Я вздохнул. – Хватит уже.

– Наверняка мы в родстве с ними! – привычно возразил отец.

– Ты знаешь, что нет. – Я закатил глаза. – Мы не имеем никакого отношения к графскому роду. Их потомки живут в Париже. Их фамилия пишется без мягкого знака: Шереметевы. А твоя фамилия пишется с мягким знаком: Шереметьев. Пап, я тебе уже сто раз это объяснял, когда ты наконец поймешь?

– Не знаю и знать не хочу, – буркнул отец. – Подумаешь, мягкий знак. Паспортистка ошиблась. А так-то мы с ними в дальнем родстве.

Очень хотелось хлопнуть себя ладонью по лбу. В этом вопросе отец просто непрошибаемый. Втемяшил себе в голову, что он потомок графа, и носится теперь с этой идеей, как курица с яйцом. Переубеждать бесполезно, хоть я и знаю, что это полная чушь. Хочется человеку быть благородных кровей, что поделаешь. Меня вот Марком назвал, потому что «это звучит благородно». Ну да, все-таки не Степа-а-ан.

Кстати, спасибо, отец, за такой подарочек.

– Пап, я так и не понял. Ты не знал, что у тебя есть… э-э-э… внебрачный сын?

Отец замялся, отвел взгляд.

– Не знал я. Марк, правда, не знал. Много этих девок было, после того как с мы с твоей мамой развелись. Да кто их упомнит! Что я, следить должен за всеми потом? Ну переспал с какой-то… где-то… А оно вишь как повернулось…

– То есть, мать этого Степана не рассказала тебе, что родила.

– Нет! Если б я знал, думаешь, позволил бы сына не пойми кому растить? Забрал бы себе! Шереметьев должен расти в доме Шереметьевых!

– А сейчас ты как узнал?

– Так померла она. Эта, как ее… Зойка, что ли. Или Зинка. Мамаша, в общем, Степана. А он несовершеннолетний еще. Шестнадцать ему, вроде. И родственников никого, кроме старой бабки, нет. Его в детдом хотели определить, но бабка у себя оставила. А два месяца назад пришла ко мне. Говорит, так, мол, и так, меня зовут Анастасия Ивановна Спиридонова, Зойка моя померла, внук без отца растет. А я старая уже, пенсия маленькая, а он оболтус, я его одна растить не потяну. Ты папаша, ты и помогай.

– И ты… вот так сразу… – поразился я отцовской доверчивости.