Два выстрела

Эйми Райт

Два выстрела

Пролог.

Я смотрел на нее и восхищался. Смотрел, как моя девочка храбро идет на встречу нашей непростой судьбе. Адель Берни была великолепной и необыкновенной. Для кого-то она была лишь прохожим, на которого они не обращали внимания в суете жизни, идя за своим собственным счастьем, для какого-то объектом насмешек или ненависти, для кого-то примером для подражания, для кого-то – просто фоном: одногруппницей, соседкой, знакомой, а для меня она стала особенной. Той, благодаря которой я научился жить, та, кто показала мне истинный путь и смысл жизни. Как слепого за руку привела меня к правде. Каких- то пять лет назад я бы не поверил, что скатился до своего нынешнего положения. Но тот я и не знал, что однажды стану… стану другим человеком. Что смогу подняться выше собственных страхов и слабостей, увидеть мир не таким, каким его показывали мне раньше, а таким, каким он есть на самом деле. Она помогла мне открыть глаза и найти опору там, где раньше я видел только глупость. С ней я перестал быть тем, кто просто существует, и стал тем, кто по-настоящему живёт. Адель вручила мне учебник по жизни и показала, где Учитель. И я пошел, чтоб добиться ее расположения, а сам упал на колени перед Ним и получил, то, чего на самом то деле не достоин. Спасение от зла и того лицемерного мира, где жил десятки лет, наивно считая себя лучше. А возвратился к моей милой Адель уже другим. Тем, кто бы мог ее вести и наставлять. И она с улыбкой отдала мне управление, и за все отведенное нам время только поддерживала, хотя такая сильная девушка по идее бы пыталась лезть вперед. Но она была мудрее. Нет, она не стала моей рабыней, но была ЗАмужем и очень важной частью меня.

Я научился любить мир, даже когда он не отвечает взаимностью. Научился находить счастье даже тогда, когда жизнь висит на волоске и вот-вот оборвётся. Я научился видеть прекрасное в простом: в небе, раскрашенном рукой великого Художника всей вселенной, в травинке, покрытой блеском утренней росы. Я стал замечать то, что раньше проходило мимо меня. Смех ребёнка, который бежит навстречу ветру. Шорох листвы, будто сама земля разговаривает с тобой тихим голосом. Слёзы на лице старика, который прощается с чем-то дорогим, и в этих слезах – не только боль, но и светлая благодарность.

Я понял: в каждом мгновении спрятан смысл, и жизнь не измеряется ни успехами, ни поражениями – только сердцем, которое ты вкладываешь в неё.

Я научился не бояться темноты, потому что в ней особенно ярко виднеется свет. Я научился верить, что в хаосе есть порядок, в боли – рождение силы и рост души, а в этой святой любви агапе – ответы на вопросы, которые я никогда не мог сформулировать.

Я думал я свободен, но был рабом самого себя. Но сегодня, имея ориентир, я могу бороться. Эта война длинною в жизнь. Я не стану совершенным, но теперь могу приблизиться к этому.

Адель тоже никогда не была идеальной, парой слишком грубой, слишком резкой, будто в общем мир обязан ей извинениями, а в частности я. Иногда срывалась на тех, кто пытался приблизиться, и выглядела, тогда как ураган, сметающий всё на пути, пытаясь защитить себя. Наверное, развернись моя жизнь по-другому – я бы ненавидел ее. Презирал бы до конца своих дней, так и не узнав, что в этих искрящихся борьбой глазах можно утонуть.

До встречи с ней я не знал, что можно влюбиться в человека не за то, что он нежный, а за то, что он настоящий. За то, что говорит «нет», когда все ждут «да». За то, что не молчит, когда больно, а рушит все. Моей судьбой стала не та, кого выбирают – а та, в кого влюбляются против воли. Та, кого боятся потерять, даже не успев назвать «своей». Не девушка с милой улыбкой и скромной натурой, а та, чье сердце вечно отбивалось от ритма этого мира. И этот ритм не был дисгармоничным. Я не заметил, как и сам стал под него подстраиваться, желая защитить эту хрупкую драгоценность. Хотя и знал, что она далеко не беззащитна.

С ней нельзя было спокойно существовать. Она всегда жила на грани. Всегда была или слишком громкой, или слишком молчаливой. Её эмоции не помещались в рамки – и, кажется, даже время не справлялось с ней, а порой она не справлялась сама с собой.

И знаете, что еще? Я полюбил её не вопреки всему этому. А за это. И я выбрал её. Выбрал сто раз. И выберу снова, если нужно. В каждом времени. В каждом мире. В каждой жизни. Она величайший подарок, и грани ее характера идеально совпали с моими.

Полюбил ее за каждый острый угол. За каждый раз, когда она говорила: «Я справлюсь», и справлялась, и за каждый раз, когда она не справлялась, кусая руки до синяков и плача от выгорания и бессилия. За силу, которую она прятала за сарказмом. За ранимость, которую она не могла не ненавидеть, ни любить, ни принять, ни избавится. Я любил ее любой, порой она раздражала, но не за что в жизни, я больше не оставлю эту девушку.

Я лучше умру под руку с ней, чем без неё.

Потому что с Адель всё не просто – никогда не было. И никогда не будет.

Но именно в этом и есть её магия.

Потому что любовь – это не только спокойствие. Это доверие. Это принятие. Это помощь друг другу. Это, когда она укрепляет меня заботой, а я защищаю ее своей любовью. Это когда рука об руку проходите все испытания, как бы сложны они не были. Это Адель Берни. Я учу ее не поддаваться эмоциям, она учит меня гореть. Я – её покой, она – мой импульс. Я умею укрощать бурю, она – зажигать искру. Мы даём друг другу то, чего раньше не хватало. Мы разные – в этом и сошлись. Вместе мы стали цельными. Отделились от семей и стали одной плотью. А нить втрое скрученую, нелегко порвать.

Я выбрал идти с ней до конца. Пусть даже это был наш последний путь – другого я бы всё равно не выбрал.

И всё же, во всем этом безумии я чувствовал странное спокойствие. Наверное, так и должно быть – когда стоишь перед чем-то по-настоящему важным, зная, что отстаиваешь правду.

Мы шли рядом – шаг в шаг, дыхание в дыхание.

Без слов. Без сожалений.

Словно всё уже сказано.

В груди билось не сердце – пульс времени. Оно шло на убыль.

Но мне не было страшно.

Все правильно.

Путь указывал свет в моей груди.

И тот не путь назад и не бегство вперёд.

Это завершение – красивое, как выстрел в тишине.

Первый был тогда. Второй – сейчас.

Глава 1.

Мы всегда думаем, что сами управляем дорогой. Что жизнь в наших руках, что мы всесильны: стоит захотеть – и всё будет по-нашему. На деле же мы лишь движемся в потоке, и встречные линии пересекаются тогда, когда это им уготовано.

Мы строим планы, расписываем по минутам день, пишем сценарии, убеждаем себя, что держим руль крепко. Мним, что мы здесь короли, решающие свою судьбу и судьбу всего вокруг. И каждый думает, что именно вокруг него вращается планета, что только он может поменять её траекторию. И чем сильнее мы цепляемся за свои карты и маршруты, тем чаще жизнь смеётся, сворачивая туда, где мы и представить не могли поворота. Стоит признаться: иногда наша дорога – всего лишь ниточка в большом узоре, который ткёт кто-то выше нас. И именно там, где мы теряем терпение, где злимся на задержку или случайность, нас обходит беда, которую мы даже не увидели.

И это уже величайшее доказательство существования Бога. Хотя… нуждается ли Он в доказательствах? Мне кажется – нет. Порой на мир нужно взглянуть глазами ребёнка, чтобы понять всю суть.

Однажды люди перестали гнаться за недосягаемым – за тайнами звёздного неба, за непостижимыми силами, что движут Вселенной, – а остановились и задумались: почему вещи падают? Почему ломаются под тяжестью друг друга? И так величайшая наука – физика – обрела совершенно другой смысл. Люди поняли простые вещи, и только потом смогли объяснить сложные законы. С Богом так же.

Сначала мы ищем Его в чудесах, в громах и молниях, в необъятности космоса. Говорим: «Покажи нам знамение» или «Сойди с креста». Но это всё не нужно. Чтобы понять, что Бог есть, нужно не с пеной у рта кричать «докажи», а просто оглянуться. И, может, тогда придёт осознание: вот оно – в дыхании ребёнка, в капле росы, в добром слове. Осознав простое, человек открывает для себя и великое. Ведь именно в простоте скрыта глубочайшая тайна: Бог не где-то далеко, а рядом, в самом бытии. Но мы не хотим видеть. Наши сердца окаменели и очерствели, поэтому мы становимся слепыми.

С каждым веком люди становится все более жестокими. Сегодня нормой стало обманывать, лицемерить, бросать тех, кого любим, предавать… Но у каждого из нас остается выбор: следовать современным нормам или найти истину и следовать ей.

Думая обо всём этом, я окончательно успокоилась. Гнев, сковавший поначалу моё сознание, отошёл. На меня по-прежнему кричал черноволосый мужчина, сопровождая свою речь фразами типа: «Права, видимо, купила, курица безмозглая?!» и бурно жестикулируя. Подъехавшие минут пять назад сотрудники полиции пытались унять его, вероятно беспокоясь, что он влезет в драку даже с девушкой. Я смиренно ждала, сев на капот своей машины, наблюдая за размеренно спускавшимися с неба снежинками на землю, полностью сознавая свою вину. Наверное, вождение никогда не было моим. ДТП с материальным ущербом, выезд на встречную полосу в запрещённом месте, и, кстати, повторное. Но, слава Богу, в прошлый раз обошлось без аварии: я просто попала на камеру и заплатила штраф. А вот второй случай…

Я сама ещё не до конца осознала, как это произошло, растерялась. Кочка, которую по непонятным причинам не заметила, рефлекс, поворот руля – и вот я несусь по встречке, а впереди автомобиль. Мне несказанно повезло, что тот самый кричащий мужчина быстро среагировал и, затормозив, съехал на обочину. Однако касательное столкновение всё же произошло. Его гнев можно понять, осудить его за такую бурную реакцию я не могла. Что-то внутри так и манило ответить на оскорбления в свой адрес, и часто я не могу справиться с этим желанием, но… сейчас я не позволила себе даже думать об этом.

– С правами, девушка, можете попрощаться года на полтора, – сказал, подходя ко мне, инспектор ГИБДД.

Разговаривал он тягуче, медленно, растягивая слоги, словно весь мир подождет, пока он договорит. Впрочем, это не особенно раздражало.

Я кивнула.

– Права-то купила? – уже с улыбкой повторил он вопрос вопящего оскорбления в мой адрес пострадавшего в аварии.

Полицейскому явно было весело. Ну хоть кто-то сохраняет оптимизм. Инспектор явно не испытывал ко мне ненависти. На самом деле я была ему благодарна за шутки. Чуточку солнышка и тепла сейчас не помешают.

– Нет, просто растерялась, – улыбнувшись в ответ, сказала я.

– Какая-то ты слишком спокойная, – садясь рядом на капот, произнёс инспектор. – Обычно при таких авариях все взвинченные, нам и наше настроение портят. А от тебя, девочка, прямо и веет покоем. Почаще в аварии попадай.

– Ближайшие полтора года не попаду, извините.

– Точно-точно, – рассмеялся и мой собеседник, открывая папку с документами.

– Так, покажи-ка мне, девочка, купленное водительское удостоверение, СТС, страховку.

– Да не купленное оно, – покачала я головой, отталкиваясь от машины и идя к дверце водительского места.

– Все вы так говорите, – наигранно погрозил инспектор мне пальцем с лёгким прищуром.

Все документы были в норме.

– Пусть всё и обошлось достаточно хорошо, но нарушение – есть нарушение. Сейчас составим протокол административного нарушения. Окончательное решение будет вынесено судом, о дате и месте которого вас уведомят. Всё ясно?

– Да.

Оформление заняло около полутора часов. В 9 вечера нас отпустили. Мужчина, и по совместительству водитель второй пострадавшей машины, успокоился, но злобно посматривал на меня. Но я всё равно подошла к нему. Полицейские тут же насторожились. Драки им не нужны.

– Простите, – просто, но искренне сказала я.

Я не питала себя иллюзиями, что сердце брюнета растает и он простит. Но я была виновата в аварии и, хотя бы ради своей совести, должна была извиниться.

– «Простите»? – сквозь зубы повторил за мной мужчина. – Издеваешься?

– Нет.

– Не нужны мне твои извинения, дура. Права купленные, а машинка-то такая дорогая – я догадываюсь, откуда, – с желчью выплюнул мужчина.

Я кивнула, не собираясь спорить. Хотя последняя фраза полоснула ножом по моей гордости.

Не видя больше смысла разговора, я развернулась и пошла обратно к машине.

– Эй, животное, – окликнул меня тот, – держись подальше от дорог, а то в асфальт замурую.

– Что за угрозы, гражданин, – как-то даже лениво вмешался сотрудник полиции, – мне это внести в протокол? Если с госпожой Адель Берни что-нибудь случится, вы будете главным подозреваемым.

– Госпожой? Какая из неё госпожа? Так, шавка. Сил моих на вас всех нет. Кругом идиоты. – Брюнет пнул колесо своей же машины.

Я снова промолчала. Не было сил отвечать. Хотелось уже домой. Родители ждут. Как назло, сел телефон – дозвониться, наверное, не могут.

– И как мне эвакуатор вызывать? – пробормотала я себе под нос, покачав головой, чувствуя, как ноги превращаются в вату от усталости.

– Да не обязательно, – услышав меня, ответил инспектор. У него как будто ко мне отцовский инстинкт родился за это время. – Машины рабочие, только чуть помялись, но на ходу. Можешь до дома доехать. Аварийку включить не забудь.

– Спасибо.

И вот наконец я поехала домой, оставляя весь ужас позади. Мы ещё встретимся. В суде, где я полностью признаю свою вину.

Весь день меня преследовало плохое предчувствие. Словно я шла не по привычной солнечной дорожке, а потерялась в тумане. И, казалось бы, вот – интуиция не подвела, и после аварии беспокойство должно пройти. Но оно не проходило. Лишь сильнее вцеплялось ледяными пальцами в душу. Всё вокруг было мрачным. Необъяснимо тёмным, будто затишье перед грозой. Да, даже ДТП – лишь затишье. Моя душа так и предчувствовала: что-то случится. Но до головы ещё не доходило.

Еще 40 минут дороги и передо мной возвысилась многоэтажка, что я привыкла называть своим домом. Оставалась только подняться на третий этаж в уютную трехкомнатную квартирку. Ступая по серым ступенькам, я преодолевала то один пролет лестницы, то другой. На стенах, стандартно выкрашенных в зелёный цвет, виднелись различные надписи, которые кажется я успела выучить наизусть. А одна из лампочек вот-вот перегорит. Она перемигивалась со звёздами, едва видными за окном подъезда.

У моего отца был свой бизнес, который с каждым годом рос. Для всех было загадкой, что такая семья живёт не в центре города в одной из лучших квартир, а предпочитала простую пятиэтажку, окружённую другими зданиями. "Чем неприметнее дом, тем спокойнее будет наша жизнь" – часто повторяла мама с грустной, но такой доброй улыбкой, когда я спрашивала ее об этом, наслушавшись сплетней соседей.

Раньше я не понимала ответа мамы и до меня не доходил его смысл, даже сейчас осторожно ступая по бетонным плитам, не задумывалась о значении тех слов, но правда сама нашла меня значительно позже и при не самых радостных обстоятельствах. Много лет спустя.

Я открыла входную дверь так аккуратно, как могла, чтоб никого не разбудить, если вдруг они спят. Однако в доме не было тихо, едва я переступила порог дома услышала женский вскрик, а затем какие-то шорохи. Я замерла. Атмосфера была очень странной, леденящей кожу…

Я прислушалась на пару секунд к тишине, а затем аккуратно и медленно, так чтоб пол не скрипел, показалась в комнате мамы с папой. Поссорились что ли, не могу же папа ударить маму?.. Это не в его принципах. Он не такой, нет.

Было темно. И тьма казалась по особенному злой. Мрак – символ ужаса, тайны и страха. И этот страх парализовал меня, ноги приросли к полу. Пусть глаза не успели привыкнуть к отсутствию света, я разглядела, то что разбило мне сердце, поменяла сюжет жизни, и отобрало право на стопроцентное счастье. Оборвало и часть души.

Вот и гроза… То, что казалось чем-то далёким и невозможным, постигло меня. То, что всегда было лишь историей, выдумкой и просто сюжетом фильма или книги.

Я забыла, как дышать, не могла пошевелиться, ведь над самыми близкими и родными мне людьми возвысился ужасающий мужчина с ножом в руках. В его ногах лежала мама в кровавой луже.

Моя мама… Любимая, единственная.

Та, что была неотъемлемой частью моей жизни дарила заботу и любовь. Мама – та в чьей любви усомниться нельзя, это преступление против семьи и природы.

На кровати лежал отец. Побитый и только потом убитый. Он пытался защитить маму, я уверена. За это и поплатился. Отец всегда бы бросился защищать маму, не важно имел бы он шанс изначально. Он бы отдал свою жизнь ради того, чтобы продлить ее на пару секунд. За это мама и полюбила папу, она не ошиблась в нем. С виду злой и страшный человек, но преданный и добрый внутри. Таких, как он раскрывают не сразу.

Лица родителей еще не успели побледнеть и, если бы не открытые глаза и ранения, они бы вполне могли сойти за спящих людей.

Я тяжело сглотнула, воздуха катастрофически перестало хватать. Ловя кислород ртом, я пыталась прогнать ведение. Но нет. Это все происходит в реальности. Здесь на полу моя мама. Там на кровати мой отец. А вот стоит их убийца – его силуэт вырезался из мрака, а профиль освещался холодным светом луны. Серебристое сияние ложилось на резкие черты лица, подчеркивало скулу, обрисовывало линию носа с горбинкой. Казалось, сама тьма отступила, чтобы показать мне его, – чужого, страшного, но до пугающей ясности видимого.

Захотелось впиться ногтями в его лицо и выколоть глаза, оставить шрамы, чтоб ему было больно, также как мне. Чтоб он вопил, так, как моя душа в этот момент. Чтоб по его вискам стекала кровь также, как по моим щекам слезы. Я не должна ненавидеть его, ненависть делает хуже мне, но не могла ничего поделать с мыслями и образами, пролетающими в моей голове. Я не знала, кто это. Не знала, почему он… сделал это. Виноваты ли мои родители в происходящем или это просто моральный урод, которому нравится убивать.

А ты сама-то выживешь?

Я не могла пошевелится с призрением и страхом смотря на громадного мужчину. Руки поледенели. Он стоял ко мне боком – плечи и бёдра развернуты в сторону, корпус не шевельнулся, будто в камне; руки свисали по сторонам, но были напряжены. А затем как в замедленной сьемке его голова медленно повернулась ко мне – движение было отделено от туловища, плавное и намеренное, как будто поворот выполнялся только глазами и шеей, а всё тело оставалось неподвижным. Его взгляд неторопливо и сфокусировался прямо на мне – холодный, неизменный, было в нем что-то нечеловеческое, заставившее меня затаить дыхание.

Жуткая растерянность и чувство бессилия били наотмашь. Захотелось молча умереть, обнимая коленки.

– Адель…– прошептал мужчина, которого я возненавидела всем своими существом. Его голос станет символом всего самого ужасного и грязного, злого. – Ади. Вот ты где.

Он протянул ко мне руку, она была вся в крови, в крови моих родителей.

Я замотала головой и попятилась, понимая… Я следующая. В голове я тотчас стала молится Богу, чтоб он сохранил меня от этого зла.

«ГОСПОДИ» – вопило все мое существо. «ПОМОГИ, МОЛЮ»

А достойна ли я этой помощи, если секунду назад представляла, как сама убиваю этого мужчину? Кто тут зло?

Совесть обожгла моя сознание. А чем я лучше? Что за лицемерие, Ади? Убивает он – моральный урод, убиваю я – борец за справедливость? Разве мы бы не сделали одно и тоже? Не важно – хороший или плохой человек – он имеет право жизнь и не мне решать, сколько ему осталось.

А ему было все равно.

А мне нет. И я ответственна за свои мысли и действия, а не за его.

Раскаянье и внутренняя борьба привели меня в чувства, и я, продолжая молиться, рванула назад, ударившись плечом порог входной двери, запнувшись о разбросанную обувь. Я постоянно бросала ее у входа, а мама ругала меня за это. Но больше она уже никогда не упрекнет меня за мою неряшливость… Я выбежала на лестничную площадку. Тяжёлые шаги сзади свидетельствовали о погоне. Немедля не секунды, я побежала вниз, переступая сразу по 3-4 ступеньки. Каждое мое неловкое движение грозило стать последним, едва я споткнусь и покачусь по бетону, разбивая голову. Но я не могу умереть.

А быть может позволить судьбе убить меня, тогда я скорее встречу родителей?

Я как можно быстрее отогнала ужасные мысли, твердя себе, что они бы этого не хотели. Так что я буду бороться до последнего. Смерть конечно когда-нибудь заберет меня, но точно не сейчас.

Тем временем я уже выскочила на улицу. Все происходящее было мутным и неестественным, будто я смотрю на все со стороны через мутную пленку. Носки сразу промокли, едва коснулись до снега. Морозный ветер ударил в голову, не покрытую шапкой, руки сразу озябли. Я споткнулась. Упала, руки уперлись в колючий покров. Колени обнял холодный снег. Тело катастрофически нуждалось в тепле, но головой я этого не осознавала. Я просто поднялась и метнулась дальше.

Я бежала, бежала, бежала… Сзади чувствовала присутствие мужчины. Его скорость гораздо быстрее моей, но я компенсировала свою медлительность отличным знанием окружающего мира. Этот двор я знала лучше убийцы… Все-таки родилась и выросла здесь. Пусть он и не отстает от меня, бежит по пятам… Но возможно я смогу запутать его бегая по кустам. Или отобьюсь от него ненадолго, а сама спрячусь в подвале или за тем же самыми кустами. Я знала, где лучше повернуть, чтоб отбиться или где срезать путь, когда резко уйти вправо или влево. Мозг работал и работал, а душа отсутствовала. Она окаменела, но я знала, как только опасность уйдет, чувства выплеснуться наружу. Расчетливость пройдет, и уступит место скорби.

От бега легкие жгло. В горле застрял кислород. А я снова споткнулась, на этот раз упала лицом в снег. Этой заминки хватило, чтобы догнать меня.

Все? Конец?

Бежать смысла не было. Я перевернулась и уперлась на локти, уставилась на моего будущего убийцу.

Неужели я больше не увижу солнца и лета? Не возьму ни одной книги в руки? Не обниму подругу? Неужели больше не пожалуюсь на то, как надоело сидеть на очередной лекции. Не открою перед сном Библию? Неужели…

Почему ты сегодня забираешь меня, Господи? Неужели мой час настал? Прошу, я не хочу умирать. Но если на, то воля твоя… Прости меня грехи, за то, что я так и не смогла преодолеть в себе. Спасибо за эти 19 лет прекрасной жизни. И за то, что в один прекрасный летний день ты показал мне свое лицо и свою любовь, за то, что назвал своим дитя, не взирая на мою не совершенность.

Мужчина навис надо мной, занесён руку, но не опускал. По его скулам заиграли желваки. Он кусал губы, морщился, закрывал глаза, открывал… Кажется у него внутри шла настоящая война

Убивать свидетеля или нет? Пощадить или забрать жизнь?

Заминка поселила в моем сердце крохотную надежду.

А затем мужчина резко выпрямился. Он прикрыл глаза и выпустил нож из рук. Оружие беззвучно упал в объятия снега. Убийца потер переносицу и возвёл голову к небу.

Я тем временем продолжала снизу-вверх смотреть на него, тяжело сглотнув и продолжая наблюдать за этими странными действиями.

– Не могу, – прошептал мужчина, и отпрял от меня будто ему дали сильную пощечину.

– Я не могу, – повторил он, в его голосе звучала вина за слабость.

За то, что он не смог меня убить…

Через пару перед он уже скрылся от моих глаз, оставляя лежать в холодном снегу.

Живую…

Спустя несколько дней.

Ветер гладил мои волосы, будто пытался успокоить… Все что было во мне, кажется, я выплакала за прошедшие дни. Я не понимала, почему убийца пощадил меня. Да и так ли это важно? Он отобрал у меня родителей… Хотя и нужно быть благодарной. Но получалось плохо.

Вот они, родные лежат в двух, стоящих рядом, гробах. Бледные лица, закрытые глаза, чистые одежды. Это уже не люди. Просто оболочки когда-то живых душ. Лишь пустые сосуды, в которых больше не теплится дыхание. Но сердце не хотело мириться с этим. Казалось, стоит протянуть руку, позвать их по имени – и они откроют глаза, улыбнутся, как раньше. Невыносимая мысль о том, что этих голосов больше не услышать, жгла изнутри, и мир вокруг рушился, становясь чужим и холодным.

Слёзы подступали к глазам, но даже они не приносили облегчения. Каждая капля будто впитывала боль, но не отпускала её, а возвращала снова и снова. Хотелось кричать, рвать воздух, лишь бы заставить тишину ответить. Но в ответ – только глухое молчание, тяжёлое, как камень на груди.

А ещё странно было ощущать себя живым рядом с мёртвыми. Они – неподвижные, холодные, словно восковые фигуры, а вокруг -тлюди, которые дышат, моргают, шевелятся. И это несоответствие разрывает изнутри: как будто между тобой и ними стоит тонкая, невидимая грань, и ты понимаешь, что однажды окажешься по ту сторону.